скачать книгу бесплатно
– Росс, они установили залог в девяносто миллионов туманов, это – двенадцать миллионов семьсот пятьдесят тысяч долларов.
– Двенадцать миллионов?
– Точно.
– Как же, черт побери, это случилось?
– Росс, я полчаса разговаривал по телефону с Ллойдом Бриггсом, пытаясь понять это, но дело-то в том, что для Ллойда это тоже непостижимо.
Перо замолчал. Предполагалось, что сотрудники «ЭДС» должны давать ему ответы, а не задавать вопросы. Гейден был не настолько глуп, чтобы позвонить, не осведомившись предварительно обо всем в мельчайших подробностях. Перо не собирался именно сейчас выуживать из него что-то еще. Гейден просто не владел информацией.
– Вызови в офис Тома Люса, – приказал Перо. – Позвони в Госдеп в Вашингтоне. Эта история – вопрос первостепенной важности по сравнению со всем остальным. Я не хочу, чтобы они оставались еще хоть минуту в этой проклятой тюрьме!
* * *
Марго навострила ушки, как только услышала произнесенное слово «проклятая»: для мужа было чрезвычайно необычно употреблять крепкие выражения, в особенности в присутствии детей. Он вернулся из кухни с застывшим лицом. Его глаза голубизной напоминали арктические воды и излучали такой же холод. Ей был знаком этот взгляд. Это был не просто гнев: муж не принадлежал к числу людей, напрасно расходовавших свою энергию на проявление дурного нрава. Этот взгляд излучал несгибаемую целеустремленность. Он означал, что Росс решил сделать нечто и свернет горы, чтобы добиться этого. Марго увидела эту целеустремленность, эту силу, когда впервые встретила его в Военно-морской академии в Аннаполисе… неужели это случилось двадцать пять лет назад? Это было то качество, которое выделяло его из толпы, отличало его от человеческой массы. О, Росс обладал и другими качествами – он был сообразителен, весел, мог приманить птицу слететь к нему с дерева на руки, – но то, что делало его исключительным, была его сила воли. Когда у него появлялся этот взгляд, вы не могли остановить его точно так же, как нельзя остановить железнодорожный состав, катящийся по наклонной с горы.
– Иранцы засадили Пола и Билла в тюрьму, – сообщил он.
Мысли Марго тотчас же переключились на их жен. Она была знакома с обеими уже много лет. Рути Чьяппароне была невысокой безмятежной улыбающейся молодой женщиной с копной светлых волос. Она выглядела легкоранимым существом, пробуждавшим у мужчин желание защитить ее. Рути определенно примет все это близко к сердцу. Эмили Гейлорд была более стойкой, по крайней мере с виду. Худощавая блондинка Эмили излучала жизнерадостность и энергию, она бы наверняка захотела сесть в самолет и отправиться вызволять Билла из тюрьмы. Разница между двумя этими женщинами проявлялась и в их одежде: Рути выбирала мягкие ткани и нежные очертания; Эмили предпочитала шикарный стиль и яркие краски. Эмили было присуще скрывать свои страдания.
– Я возвращаюсь в Даллас, – заявил Росс.
– На улице буран, – предупредила его Марго, глядя на снежные хлопья, вихрями несущиеся по склону горы. Она знала, что тратит слова впустую: ни снег, ни лед не остановят его теперь. Ее мысли уже забегали дальше: Росс не сможет долго усидеть за столом в Далласе, пока двое из его работников томятся в иранской тюрьме. Он не поедет в Даллас, подумала Марго: он поедет в Иран.
– Я возьму машину с полным приводом, – бросил он. – Я еще успею на самолет в Денвере.
Марго подавила свои страхи и широко улыбнулась.
– Езжай осторожно, ладно? – умоляюще попросила она.
* * *
Перо пригнулся за рулем своего «Дженерал моторс сабербан», правя со всей возможной осторожностью. Дорога была покрыта льдом. Снег налипал на нижнюю часть лобового стекла, сужая поле деятельности «дворников». Он пристально уставился на дорогу впереди. Денвер находился на расстоянии 106 миль от Вейла. У него было достаточно времени для размышлений.
Перо все еще кипел от злости.
Причиной было не только то, что Пол и Билл сидели в тюрьме. Они попали в тюрьму потому, что поехали в Иран, а поехали в Иран, потому что туда отправил их Перо.
Иран беспокоил его уже в течение многих месяцев. Однажды, проведя бессонную ночь в думах о событиях в этой стране, он отправился в офис и заявил: «Давайте эвакуировать их. Если мы поступаем неправильно, наши потери составят всего стоимость трехсот или четырехсот авиабилетов. Займитесь этим сегодня же».
Это оказалось одним из тех редких случаев, когда его приказ не был выполнен. Все – и в Далласе, и в Тегеране – мешкали. Не сказать, что он винил их в этом. Если бы Перо проявил твердость, сотрудники были бы эвакуированы в тот же самый день; но он дал слабину, а на следующий день затребовали паспорта этих двоих.
Во всяком случае, он был в большом долгу перед Полом и Биллом. Перо ощущал особый долг привязанности к людям, которые поставили на карту свою карьеру, поступив на работу в «ЭДС», когда та была еще начинающей компанией, боровшейся за свое место на рынке. Много раз он находил подходящего человека, с ним проводил собеседование, заинтересовывал его и предлагал ему место только с тем результатом, что, поговорив со своей семьей, этот кандидат приходил к выводу: «ЭДС» слишком мала, слишком молода, слишком подвержена риску.
Пол и Билл не только пошли на риск – эти ребята буквально бились головой об стену, дабы карта, на которую они поставили, выиграла. Билл спроектировал базовую компьютерную систему для управления программами «Медикеэр» и «Медикэйд», которые, будучи использованными теперь во многих американских штатах, создали основу бизнеса «ЭДС». Он работал с утра до вечера, проводил недели вдали от дома и в те дни вынуждал свою семью перемещаться по всей стране. Пол проявил не меньшую преданность делу: когда в компании работало совсем мало людей, а с деньгами было туго, ему пришлось выполнять работу трех системных инженеров. Перо припомнил первый контракт компании в Нью-Йорке с «Пепсико» и Пола, идущего по Бруклинскому мосту в снегу, чтобы проскользнуть за ряды пикетчиков – завод бастовал – и приняться за работу.
Долг Перо состоял в том, чтобы вызволить Пола и Билла.
Его долгом было заставить правительство Соединенных Штатов обрушить весь вес своего влияния на иранцев.
Однажды Америка попросила у Перо помощи; и он положил три года своей жизни – и кучу денег – на кампанию в пользу военнопленных. Теперь Перо собирался просить Америку о помощи.
Его мысли вернулись к 1969 году, когда война во Вьетнаме была в разгаре. Некоторые из его друзей из Военно-морской академии были убиты или взяты в плен: Билл Лефтвич, необыкновенно душевный, сильный, добрый человек, погиб в бою в возрасте тридцати девяти лет; Билл Лоренс содержался в плену у северных вьетнамцев. Для Перо оказалось тяжело видеть свою страну, величайшую страну в мире, проигрывавшей войну из-за недостатка воли; и даже еще тяжелее видеть протесты миллионов американцев, не без основания полагавших, что война является неправедной и ее не следует выигрывать. Тогда, как-то в 1969 году, он встретил маленького Билли Синглтона, мальчика, не знавшего, есть у него отец или нет. Отец Билли пропал во Вьетнаме еще до того, как увидел своего сына: никоим образом нельзя было узнать, находился он в плену или погиб. Это была душераздирающая история.
Душевное волнение не ввергало Перо в скорбное уныние, но становилось призывом трубы к действию.
Он узнал, что отец Билли представлял собой далеко не единственный случай. Существовало множество, возможно, сотни жен и детей, которые не знали, убиты или просто взяты в плен их мужья и отцы. Вьетнамцы, утверждая, что они не связаны положениями Женевской конвенции, поскольку Соединенные Штаты никогда не объявляли войну, отказывались называть имена своих пленных.
Что еще хуже, многие пленные умирали от жестокости и пренебрежения. Президент Никсон планировал «вьетнамизировать» войну и выйти из нее через три года, но к тому времени, по сообщениям ЦРУ, половина пленных была обречена умереть. Даже если отец Билли Синглтона был жив, он может не дождаться возвращения домой.
Перо захотелось сделать хоть что-то.
«ЭДС» имела хорошие связи с Белым домом президента Никсона. Перо поехал в Вашингтон и поговорил с главным советником по зарубежной политике Генри Киссинджером. И у Киссинджера возник некий план.
Вьетнамцы утверждали, во всяком случае, с пропагандистскими целями, что они не были в ссоре с американским народом – только с правительством США. Более того, они изображали себя перед миром в образе маленького паренька в споре Давида с Голиафом. Похоже, они ценили свой облик в глазах общества. Представлялось возможным, думал Киссинджер, заставить их улучшить отношение к пленным и назвать их имена посредством международной кампании по опубликованию страданий пленных и их семей.
Эта кампания должна была быть профинансирована из частных источников и выглядеть совершенно не связанной с правительством, хотя на самом деле за ней осуществлялся пристальный надзор команды из персонала Белого дома и Госдепа.
Перо принял этот вызов. Перо мог устоять против всего, кроме вызова. Его учительница в одиннадцатом классе, некая миссис Дак, осознала это. «Как стыдно, – заявила миссис Дак, – что ты не такой хваткий, как твои друзья». Юный Перо настаивал, что он был таким же хватким, как и его друзья. «Хорошо, почему тогда у них отметки лучше твоих?» «Просто потому, что их интересует школа, а меня – нет, – объяснил Перо». «Любой может говорить мне, что они что-то могут, – сказала миссис Дак. – Но посмотри-ка, твои друзья могут добиться этого, а ты – нет». И это задело его за живое. Перо сказал ей, что все последующие шесть недель он будет круглым отличником. Он сделался круглым отличником не только на шесть недель, но и на остальное время своего пребывания в средней школе. Проницательная миссис Дак обнаружила единственный способ манипулировать Перо: бросить ему вызов.
Приняв вызов Киссинджера, Перо отправился на фирму Дж. Уолтера Томпсона, самое большое рекламное агентство в мире, и объяснил им, чего он хочет. Тамошние специалисты предложили подготовить в срок от тридцати до шестидесяти дней план, который через год даст некоторые результаты. Перо отверг эту идею: ему не терпелось начать все сегодня и увидеть результаты завтра. Он возвратился в Даллас и создал небольшую команду из числа руководящих сотрудников «ЭДС», которые принялись обзванивать редакции газет и размещать простые, незатейливые объявления, которые они сочиняли сами.
И почта начала поступать грузовиками. Для американцев, настроенных на ведение боевых действий, обращение с военнопленными показало, что вьетнамцы действительно были плохими парнями; а для тех, кто выступал против войны, тяжкая участь пленников была еще одной причиной для ухода из Вьетнама. Только наиболее ярые протестующие возмущались войной. В 1970 году ФБР известила Перо, что Вьетконг[4 - Вьетконг – партизанское коммунистическое движение, выступавшее против армии Южного Вьетнама.] приказал «Черным пантерам»[5 - «Черные пантеры» – члены воинствующей политической организации, созданной в США в 1966 году для борьбы за права чернокожих.] убить его. (На безумном исходе шестидесятых годов это не особо резало слух.) Перо нанял личных охранников. Вполне ожидаемо, несколькими неделями спустя шайка сорвиголов перелезла через забор, огораживавший семнадцатиакровый участок далласского владения Перо. Их принудили спастись бегством свирепые собаки. Семья Перо, включая его неукротимую мать, и слышать не хотела о том, чтобы он отказался от этой кампании ради их безопасности.
Его крупнейший рекламный трюк был пущен в ход в декабре 1969 года, когда он зафрахтовал два самолета и попытался вылететь в Ханой с рождественскими ужинами для военнопленных. Конечно, ему не разрешили приземлиться, но во время длительного новостного периода ему удалось создать огромную международную осведомленность об этой проблеме. Перо затратил два миллиона долларов, но счел, что услуги рекламного агентства обошлись бы во все шестьдесят. А заказанное им потом агентству Гэллапа исследование общественного мнения показало, что чувства американцев в отношении северовьетнамцев были в преобладающей степени отрицательными.
В течение 1970 года Перо использовал менее эффектные методы. Перед небольшими общинами по всем Соединенным Штатам ставились задачи проводить свои кампании по военнопленным. Они собирали деньги для направления людей в Париж, чтобы выступать там против делегации Северного Вьетнама. Они организовывали телемарафоны и строили копии клеток, в которых содержались некоторые военнопленные. Они посылали столько протестующих писем в Ханой, что почта Северного Вьетнама утонула под ними. Перо совершал агитационные поездки по стране, произнося речи везде, где его приглашали. Он встретился с северовьетнамскими дипломатами в Лаосе, прихватив с собой списки их людей, удерживаемых на юге, почту от них и фильмы об условиях их содержания. Он также привез с собой сотрудника агентства Гэллапа и вместе с ним сделал обзор опроса общественного мнения для северных вьетнамцев.
Кое-что или почти все сработало. Отношение к американским военнопленным улучшилось, до них стали доходить письма и посылки, а Северный Вьетнам начал называть имена. Более важным было то, что пленные узнали об этой кампании – от недавно попавших в плен американских солдат, – и эти новости чрезвычайно взбодрили их моральное состояние.
Восемью годами позже, направляясь в Денвер по снегу, Перо вспоминал другое последствие этой кампании, последствие, которое тогда казалось не более чем слегка раздражающим, но теперь могло стать важным и ценным. Реклама для военнопленных неизбежно значила рекламу для Росса Перо. Он достиг международной известности. Его запомнили в коридорах власти – и особенно в Пентагоне. Тогдашний надзорный комитет включал в себя адмирала Тома Мурера, тогдашнего председателя Объединенного комитета начальников штабов, Александра Хейга, тогда помощника Киссинджера, а ныне главнокомандующего силами НАТО; Уильяма Салливена, тогда заместителя государственного секретаря, а теперь посла США в Иране, и самого Киссинджера.
Эти люди помогут Перо проникнуть в правительство, узнать, что же происходит, и быстро оказать помощь. Он позвонит Ричарду Хелмсу, который в прошлом занимал должности как главы ЦРУ, так и посла США в Тегеране. Он свяжется с Кермитом Рузвельтом, сыном Тедди, который был замешан в государственном перевороте ЦРУ, вернувшем шаха на его трон в 1953 году…
«А вдруг ничто из этого не сработает?» – мелькнуло у него в голове.
В его правилах было продумывать все дальше, чем на один шаг вперед. Что, если администрация Картера не сможет или не захочет оказать помощь?
Тогда, подумал он, я сам вытащу их из тюрьмы.
Как мы будем действовать в таком случае? Мы еще никогда не занимались чем-то подобным. С чего мы начнем? Кто мог бы нам помочь?
Ему пришли в голову имена руководящих работников «ЭДС», Мерва Стоффера и Т. Дж. Маркеса, а также его секретарши Салли Уолсер, которые были ключевыми фигурами в организации кампании по военнопленным. Их хлебом не корми, только дай волю организовывать замысловатые мероприятия по всему полушарию, вися на телефоне, но… вломиться в тюрьму? А кто будет выполнять эту задачу? С 1968 года кадровики «ЭДС» отдавали предпочтение ветеранам вьетнамской войны. Начало этой политике было положено из соображений патриотизма, и она нашла продолжение, когда Перо обнаружил, что из ветеранов зачастую получались первоклассные бизнесмены. Однако мужчины, которые некогда были сухощавыми, подтянутыми, в высшей степени вымуштрованными солдатами, теперь стали обрюзгшими, потерявшими форму руководящими сотрудниками компьютерной компании, чувствовавшими себя более сподручно с телефоном, нежели с винтовкой. И кто составит план и возглавит налет?
Подыскать наилучшую кандидатуру для данной задачи было специальностью Перо. Хотя глава «ЭДС» принадлежал к числу наиболее успешных людей, самостоятельно приобретших состояние в истории американского капитализма, он не являлся ни крупнейшим экспертом по компьютерам в мире, ни блестящим сбытовиком, ни даже лучшим управляющим бизнесом. Перо был в состоянии превосходно проделать лишь одну вещь: подобрать нужного человека, снабдить его ресурсами, дать мотивацию, а затем возложить на него одного выполнение задачи.
Теперь, подъезжая к Денверу, он задавал себе вопрос: кто является лучшим спасателем в мире?
Затем он подумал о «Быке» Саймонсе.
О легенде армии США, полковнике Артуре Д. «Быке» Саймонсе кричали заголовки газет в ноябре 1970 года, когда он с командой десантников совершил налет на тюремный лагерь Сон Тей, расположенный в тридцати трех милях от Ханоя, в попытке спасти американских военнопленных. Налет был дерзкой и хорошо организованной операцией, но разведданные, на основании которых было построено все планирование, оказались ошибочными. Всех военнопленных уже вывезли ранее, и они больше не находились в Сон Тей. Всеобщее мнение сочло налет провалом, что, с точки зрения Перо, было совершенно несправедливо. Его пригласили на встречу с участниками налета на Сон Тей, ибо надлежало поднять их моральный дух заверением, что по меньшей мере один американский гражданин благодарен им за их отвагу. Перо провел сутки в Форт Брэгг в Северной Каролине и познакомился с полковником Саймонсом.
Пристально вглядываясь в лобовое стекло, Перо мог представить себе Саймонса на фоне снежных хлопьев: дюжий мужчина, ростом почти шесть футов, с бычьими плечами. Его седые волосы были по-военному коротко подстрижены, но кустистые брови все еще сохранили черный цвет. С обеих сторон его крупного носа к уголкам рта залегли глубокие складки, сообщавшие его лицу неизменно агрессивное выражение. У него была большая голова, большие уши, сильная челюсть и самые могучие руки, которые когда-либо доводилось видеть Перо. Этот мужчина выглядел так, как будто был высечен из цельной гранитной глыбы.
Проведя с ним целый день, Перо пришел к выводу: в мире фальшивок он является единственной подлинной вещью. В тот день и в последующие годы Перо многое узнал о Саймонсе. Наибольшее впечатление произвело на него отношение людей Саймонса к своему командиру. Этот человек напоминал Перо Винса Ломбарди, легендарного тренера «Грин Бей Пэкерс»: он внушал своим людям чувства, колеблющиеся в диапазоне от страха через уважение и восторг до любви. Полковник был импозантной фигурой и агрессивным командиром – он безбожно сыпал ругательствами и говорил солдату: «Делай, что я говорю, или я снесу твою чертову башку!» – но это само по себе не могло объяснить его полное владение сердцами скептически настроенных, закаленных в битвах десантников. За грубой внешностью скрывалась огромная внутренняя сила.
Любимым занятием тех, кто служил под его командованием, было усесться и рассказывать истории о Саймонсе. Хотя он обладал бычьей внешностью, его кличка произошла не от этого, но, по легенде, от игры, которой развлекались рейнджеры под названием «Бычий загон». Выкапывали канаву глубиной шесть футов и туда спускался один человек. Целью игры было узнать, сколько человек смогут вышвырнуть первого из канавы. Саймонс считал игру дурацкой, но его как-то уломали сыграть в нее. Чтобы вытащить его, потребовалось пятнадцать человек, и несколько из них провели ночь в госпитале со сломанными пальцами, носами и тяжелыми ранами от укусов. После этого его и прозвали «Бык».
Перо позднее узнал, что многое в этой истории было преувеличено. Саймонс играл в нее несколько раз; обычно требовалось четыре человека, чтобы вытащить его, и ни у одного не было сломанных пальцев. Саймонс просто был тем типом человека, о котором слагают легенды. Он заслужил преданность своих людей не проявлением бравады, но своим мастерством военного командира. Полковник был дотошен и бесконечно терпелив при планировании; осторожен (одним из его ходовых выражений было: «Это риск, на который нет нужды идти») и гордился тем, что приводил всех своих людей с задания живыми.
Во вьетнамской войне Саймонс провел операцию «Белая звезда». Он отправился в Лаос со 107 бойцами и организовал двенадцать батальонов из соплеменников Мао, чтобы бороться с вьетнамцами. Один из батальонов переметнулся на вражескую сторону, захватив в качестве пленников нескольких «зеленых беретов» Саймонса. Саймонс поднялся на вертолете и приземлился на огороженной территории, где расположился изменнический батальон. Увидев Саймонса, лаосский полковник вышел вперед, стал по стойке «смирно» и отдал честь. Саймонс приказал ему немедленно выдать пленных, в противном случае он вызовет авиацию, которая совершит воздушный налет и сокрушит весь батальон. Полковник выдал пленных. Саймонс вернулся из Лаоса через три года со всеми своими 107 бойцами. Перо никогда не проверял истинность этой легенды – она нравилась ему такой, как ее рассказывали.
Во второй раз он встретился с Саймонсом после войны. Перо арендовал отель в Сан-Франциско и устроил на уик-энд вечеринку для возвратившихся военнопленных со встречей с участниками налета на Сон Тей. Это обошлось Перо в четверть миллиона долларов, но вечеринка вышла на славу. Приехали Нэнси Рейган, Клинт Иствуд и Джон Уэйн. Перо никогда не забыть встречу между Джоном Уэйном и «Быком» Саймонсом. Уэйн со слезами на глазах пожал руку Саймонса и прочувствованно произнес: «Вы – на самом деле истинно тот человек, которого я играю в фильмах».
Перед торжественным проездом по улицам Перо попросил Саймонса поговорить с его парнями и предостеречь их от реагирования на демонстрантов.
– Сан-Франциско изрядно переусердствовал по части антивоенных демонстраций, – объяснил Перо. – Вы ведь выбирали ваших парней не за красивые глаза. Если один из них поддастся раздражению, он может просто свернуть шею какому-нибудь бедолаге и потом пожалеть об этом.
Саймонс обдал Перо долгим взглядом. Это было в первый раз, когда Перо испытал на себе взгляд Саймонса. Возникало такое чувство, как будто вы представляете собой величайшего дурака в истории. Он заставлял вас пожалеть о произнесенных словах. У вас появлялось желание, чтобы земля разверзлась под вашими ногами и поглотила вас.
– Я уже потолковал с ними, – заверил его Саймонс. – Проблем не будет.
В тот уик-энд и позднее Перо лучше узнал Саймонса и увидел другие стороны его личности. Саймонс мог быть чрезвычайно обаятельным, когда хотел этого. Он очаровал жену Перо Марго, а дети сочли его просто чудесным. С мужчинами он разговаривал на языке солдата, не гнушаясь безбожно сквернословить, но оказывался на удивление красноречив, выступая на банкете или пресс-конференции. В колледже он специализировался на журналистике. Некоторые его вкусы были просты – он ящиками читал вестерны и наслаждался тем, что его сыновья называли «музыкой супермаркетов», – но также он много читал и серьезной литературы и живо интересовался самыми различными вещами. Он мог разговаривать об антиквариате и истории с такой же легкостью, как о сражениях и оружии.
Перо и Саймонс, две волевые, властные личности, ладили потому, что не посягали на сферу деятельности друг друга. Они не стали близкими друзьями. Перо никогда не называл Саймонса по имени – Арт (хотя именно так поступала Марго). Подобно большинству людей, Перо никогда не знал, о чем думает Саймонс, пока тот не соблаговолит сказать ему об этом. Перо вспоминал их первую встречу в Форт Брэгге. Перед тем как подняться для произнесения речи, Перо спросил жену Саймонса Люсиль:
– Каков же на самом деле полковник Саймонс?
И она ответила:
– О, он просто большой игрушечный медвежонок.
Перо повторил это в своей речи. Участники налета просто повалились от смеха. Саймонс даже не улыбнулся.
Перо не знал, возьмется ли этот непроницаемый мужчина за освобождение двух сотрудников «ЭДС» из персидской тюрьмы. Был ли Саймонс благодарен за вечеринку в Сан-Франциско? Возможно. После этой вечеринки Перо профинансировал поездку Саймонса в Лаос на поиски пропавших без вести американских солдат, не возвратившихся вместе с военнопленными. Вернувшись из Лаоса, Саймонс заметил группе руководящих сотрудников «ЭДС»:
– Перо трудно отказать в чем-либо.
Въезжая в аэропорт Денвера, Перо задавался вопросом, все так же трудно по прошествии шести лет будет Саймонсу отказать ему?
Но такая возможность находилась далеко в конце длинного перечня. Перо предстояло вначале попробовать все другие варианты.
Он проследовал в терминал, купил билет на ближайший рейс в Даллас и нашел телефон. Перо позвонил в «ЭДС» и переговорил с Т. Дж. Маркесом, одним из его самых старых руководящих сотрудников, который был более известен как Т. Дж., нежели Том, поскольку в «ЭДС» работало множество Томов.
– Я хочу, чтобы ты нашел мой паспорт и получил для меня визу в Иран.
Т. Дж. ответил:
– Росс, я думаю, что это – прескверный замысел.
Если дать свободу Т. Дж., он был способен рассуждать до ночи.
– Я не собираюсь спорить с тобой, – оборвал его Перо. – Я уговорил Пола и Билла поехать туда и собираюсь вызволить их.
Он повесил трубку и отправился к выходу на рейс. С какой стороны ни глянь, Рождество оказалось паршивым.
* * *
Т. Дж. был несколько уязвлен. Как старый друг Перо, а также вице-президент «ЭДС», он не привык к тому, чтобы с ним разговаривали как с мальчиком на побегушках. Это была неизменная скверная черта Перо: когда тот разворачивал бурную деятельность, он наступал людям на ноги и даже не обращал внимания на то, что причинил им боль. Росс был замечательным человеком, но ни в коем случае не святым.
II
У Рути Чьяппароне Рождество также выдалось скверным.
Она проживала у своих родителей в доме, построенном восемьдесят пять лет назад, в юго-восточной части Чикаго. В эвакуационной спешке в Иране она забыла большую часть рождественских подарков, приготовленных для дочерей – одиннадцатилетней Карин и пятилетней Энн-Мэри, – но вскоре после прибытия в Чикаго отправилась за покупками со своим братом Биллом и приобрела другие. Ее семья приложила все усилия к тому, чтобы сделать рождественский праздник веселым. Приехали ее сестра и три брата, Карен и Энн-Мэри получили еще много игрушек, но все спрашивали о Поле.
Рути нуждалась в Поле. Слабая, зависимая женщина, пятью годами моложе своего мужа – ей исполнилось тридцать четыре года, – она любила его отчасти потому, что могла спрятаться за его широкие плечи и почувствовать себя в безопасности. За ней всегда присматривали. Будучи ребенком, даже когда ее мать отсутствовала дома, уйдя на работу, – обеспечивая прибавку к заработку отца Рути, водителя грузовика, – Рути находилась под присмотром двух старших братьев и сестры.
Когда она впервые повстречалась с Полом, тот не обратил на нее никакого внимания.
Она была секретаршей полковника; Пол трудился над обработкой данных для армии в том же самом здании. Рути обычно спускалась вниз в кафетерий за кофе для полковника, некоторые из ее подруг были знакомы с молодыми офицерами, она подсаживалась поговорить с ними, а Пол был там и не обращал на нее никакого внимания. Так что девушка некоторое время игнорировала его, а потом он внезапно пригласил ее на свидание. Молодые люди встречались полтора года, а затем поженились.
Рути не хотела ехать в Иран. В отличие от многих жен сотрудников «ЭДС», находивших перспективу переезда в новую страну восхитительной, она была чрезвычайно обеспокоена. Рути никогда не выезжала за пределы Соединенных Штатов – Гавайи были самой крайней точкой ее путешествия, – а Ближний Восток казался таинственным и пугающим местом. Пол повез ее в Иран на неделю в июне 1977 года в надежде, что ей там понравится, но ее сомнения не рассеялись. В конце концов она согласилась ехать, но только потому, что эта работа была так важна для мужа.
Однако, в конце концов, ей понравилось в Тегеране. Иранцы хорошо относились к ней, американская община там была сплоченной и компанейской, а безмятежное состояние души Рути обеспечивало ей возможность спокойно справляться с повседневными неудобствами, присущими жизни в первобытной стране, такими как отсутствие супермаркетов и сложности отремонтировать стиральную машину менее чем за шесть недель.
Отъезд получился странным. Аэропорт был набит до отказа, там скопилось невероятное количество народа. Рути узнала многих американцев, но большинство пассажиров принадлежало к числу спасавшихся бегством иранцев. Ей подумалось: «Я не хочу уезжать таким образом – почему вы выталкиваете нас? Что вы делаете?» Она покидала Тегеран вместе с женой Билла Гейлорда Эмили. Они летели через Копенгаген, где провели ночь в гостинице с незакрывающимися окнами: детей пришлось уложить спать в одежде. Когда женщины вернулись в Штаты, Росс Перо навестил ее и рассказал о проблеме с паспортом, но Рути на самом деле не поняла, что происходит.
Во время угнетающего рождественского дня – было так противоестественно праздновать Рождество с детьми без их папочки – из Тегерана позвонил Пол.
– У меня есть для тебя подарок, – известил он жену.
– Твой авиабилет? – с надеждой вырвалось у нее.
– Нет. Я купил тебе ковер.
– Очень мило.
Муж сообщил ей, что провел этот день с Пэтом и Мэри Скалли, что чья-то жена приготовила рождественский ужин, и он наблюдал, как чьи-то дети распаковывают свои подарки.
Через два дня она услышала, что у Пола и Билла на следующий день должна состояться встреча с человеком, задерживавшим их в Иране. После этой встречи им разрешат уехать.
Встреча была назначена на сегодня, 28 декабря. К середине дня Рути начала мучать мысль, почему пока что никто не позвонил ей из Далласа. Разница по времени между Тегераном и Чикаго составляла восемь с половиной часов, наверняка встреча уже завершилась. Теперь Пол уже должен паковать свой чемодан для возвращения домой.
Она позвонила в Даллас и поговорила с Джоном Найфилером, сотрудником «ЭДС», который уехал из Тегерана в июне.
– Как прошла встреча? – поинтересовалась она у него.
