В Управлении Х. Сборник рассказов

Люська, тоже в форме, с тщательно налаченной причёской встречала ветеранов на КПП и провожала их к главному зданию, где сдавала с рук на руки Сигову. Тот в мятом кителе и одолженной парадной рубашке на два размера больше вёл ветеранов в актовый зал на втором этаже, где было велено собирать их до начала банкета. Старики, соскучившиеся по общению, громко переговаривались друг с другом, вспоминая бывших коллег и службу. Сигов в роли эскорта был вежлив и услужлив, в перерывах между проводами ветеранов пощипывал Люську за тощий зад и травил с вездесущим комендантом Тырковым похабные анекдоты. Тырков на мероприятии отвечал за стулья и зал, успел хлебнуть спонсорской водки, обозвать её сивухой и материл коммерсов за дешёвое бухло. Все ветераны, согласно списку, составленному Жабовной, пришли. Оставив в актовом зале дежурные уши для стариковских баек в виде Люськи, Сигов обосновался в столовой.

Здесь уже буднично сидела на стуле в углу возле большого мутного аквариума медсестра и читала ироничный детектив в мягкой обложке. Сигов поздоровался. Медсестра не ответила и продолжила читать. Сигов уважительно покосился на увесистый медицинский чемодан, стоящий рядом с её стулом и отошёл.

Приехал Хряков с гармонистом и двумя певцами из ведомственного ансамбля. У певцов были красные лица и кителя с золотыми аксельбантами. Гармонист, скромной пенсионной внешности подполковник, единственный из всех не разогревался водкой перед выступлением и был печален. Хряков дежурно шутил на тему похорон и грузил Сигова насчёт своей родственницы, которую хотел пристроить в управление. Сигов беспроблемно кивал и обещал содействие, одновременно придирчиво осматривал зал столовой, блюда и неодобрительно косился на стоящие на музыкальном центре стопки активно разогревающихся певцов.

Все ждали генерала.

Он вместе с Максудсултаном Мардангамидовичем, начальником Сигова и ещё пятью начальниками управления пришёл на сорок минут позже и так как без него никто и не думал начинать, то ветераны просидели в актовом зале больше часа. Потом, наконец, их пригласили в столовую и те с шумом повалили в двери.

Генерал, полный, одутловатый, в парадном кителе с тремя рядами планок медалей, ругал пробки (он ехал с возложения тех самых черных гвоздик), потом произнёс шумную и горячительную речь, заявив, что ветераны – это наше всё, и что мы все сейчас тоже на войне. Все дружно зааплодировали. Генерал добавил про труды и заботы управления Х и все принялись пить и закусывать.

Сигов, Люська, Жабовна, Тырков и прочая челядь стояли в стороне и рулили девочками-официантками. В дело пошли картошка, салаты и котлеты. Осетинская водка полилась в стопки. Завертелись колёса колбас.

За генеральским столом затянули песню, и Сигов понял, что пора запускать гармониста и певцов.

Те исполнили «Катюшу», «День Победы» и несколько фронтовых песен, потом перешли к песням из старых советских фильмов. Раскрасневшиеся от выпивки и воспоминаний ветераны громко и фальшиво подпевали. Генерал гудел довольным оконьяченным басом. Начальник Сигова подхватывал окончания фраз патриотичным тенорком. Даже Максудсултан Мардангамидович бубнил что-то песнеобразное в густые чёрные усы.

Жабовна со смехом отбивалась от старичка, который пытался усадить её на колени. Люська, резиново улыбаясь, выслушивала очередную историю очередного ветерана про былое. Сигов незаметно от Люськи заигрывал с маленькой официанткой-армянкой и попутно косился на генеральский стол, проверяя не нужно ли чего.

Потом пошли танцы. Бабки и дедки бодро отплясывали, а Сигов, с замиранием сердца следил за их движениями на скользком кафеле. Сегодня кадровик чуть не навернулся на нём, но ветераны держались на удивление устойчиво. В пляс пошёл и генерал. С грацией накофеиненного медведя, вытянув обе руки вверх он ритмично топтался на месте и мотал лысой красной головой.

Колонки грохотали патриотичным и победным. Начальники и ветераны отплясывали, дозаправлялись напитками и едой, и снова плясали. Старики произносили длинные тосты, перечисляя начальников, при которых они служили, ругая нынешние времена. Один дед расплакался, рассказывая как он сорок лет подряд заходил в двери управления.

Пробанкетив уже три часа кряду народ и не думал расходиться. Еду всю уже съели и генерал, пьяно матерясь, велел нести хоть что-нибудь. Принесли бутерброды. Водки, слава богу, хватало. Расцелованный ветеранами генерал сиял. Начальник Сигова мутно глядя на кадровика довольно показывал испачканный в салате большой палец вверх. Максудсултан Мардангамидович, утомившись, заснул. Сигов и Тырков вывели того под руки из столовой и сгрузили в его же кабинете на кожаный диван.

Вернувшись в столовую, Сигов понял, что торжественный банкет подходит к концу. Нализавшиеся не слабее ветеранов певцы зятянули «На безымянной высоте». Печальный трезвый гармонист скорбно аккомпанировал. Начальник Сигова немигающим взглядом смотрел на пустую тарелку перед собой. «По ходу спит,» – подумал Сигов. Генерал, закрыв глаза и обнявшись за плечи с двумя ветеранами, отчаянно боролся с гравитацией и клонился к земле.

Сигов опрокинул рюмку осетинской и поморщился – прав Тырков – действительно сивуха. Из закуски оставался только хлеб, но кадровик не ел с утра и был несказанно рад и ему.

За генералом пришёл его водитель. Вместе с Сиговым они погрузили генерала на заднее сиденье служебного BMW и водитель повёз того домой.

Это стало сигналом общего окончания банкета. Оставалось только выгнать всех старичков. Те, несмотря на отсутствие еды и водки, продолжали упорно сидеть и трендеть.

Сигов шепнул Хрякову, что пора заканчивать. Хряков, на правах единственного оставшегося не совсем пьяного руководителя, согласно кивнул. Сигов подал знак Люське. Люська засуетилась и начала таскать из столовской подсобки одинаковые синие пакеты. В каждом из них была бутылка той же осетинской водки, палка колбасы, банка оливок, батон белого хлеба, шпроты и пара апельсинов.

– Ну и на прощание, всем подарки! – громогласно объявил красный усатый Хряков.

Ветераны повскакивали с мест и загомонили ещё громче. Выстроились на выходе из столовой в очередь.

Сигов подавал Хрякову пакеты, а тот вручал их каждому уходящему ветерану. При этом жал руку и многозначительно улыбаясь говорил:

– До встречи, до СКОРОЙ встречи.

Тырков, накидавшийся халявной водки, изображал пантомимой процесс закапывания лопатой и смехоподобно гыкал.

Проводив пьяных и галдящих ветеранов до газели, Сигов с Люськой долго махали вслед отъезжающей машине, из которой доносилось пение и звуки скручивающихся водочных крышек.

От плохой водки у Сигова заныло в животе. Он устало поплёлся к себе в кабинет. Люська зацокала следом.

– Шеф очнулся, собирается домой на машине ехать, – сказала по ходу движения Люська в сутулую спину Сигова. – Я волнуюсь за него. Он же пьяный.

Сигов, не оборачиваясь махнул рукой:

– Не впервой. Доедет. Сама-то как?

Сигов даже немного притормозил и изобразил участие.

– Да ничего. Устала только.

– Ты это, отдыхай тогда. И завтра можешь на часок-другой попозже приходить. Отоспись там.

– Я думала мы.., – разочаровано начала Люська, но Сигов уже шагал дальше.

«Главное – не оборачиваться», – подумал Сигов.

Люська проводила его взглядом. Потом её окликнули. Официантка протягивала ей кнопочный мобильный телефон, потерянный в зале столовой кем-то из ветеранов.

В кабинете Сигов, морщась от изжоги, плеснул себе в кружку остатки чая, выпил залпом, заел найденным огрызком шоколадки. Ехать домой не хотелось. Он убрал со стола монитор и пару держателей для папок, достал из шкафа свою старую армейскую шинель, расстелил на столе и, поджав ноги, улёгся. Сон пришёл мгновенно.

Он, одиннадцатилетний пацан, закатав штанины, шагал по залитому весенним паводком лугу. Вода холодила ступни, мягкая трава щекотала. Он бесцельно водил ногами в прохладной тёмной воде, смотрел на колебания травинок, на своё отражение и был отчего-то совершенно счастлив.

Старый воин – мудрый воин

На строевом смотре вдруг обнаружилось, что у прапорщика Лысенко отсутствует хуй.

– Что значит отсутствует?! – заорал проверяющий, капитан Зыкин.

Старлей Елисеенко тупо пожал плечами – мол сами смотрите.

Зыкин глянул.

Хуя действительно не было.

И, что странно на лице прапорщика Лысенко отсутствовали какие-либо следы угрызений совести по поводу поставления начальника в неудобное перед всем строем положение.

Представив себе широкое, как карта Российской Федерации, лицо полковника Иродова, визжащее в истерике (как так у вашего подчиненного хуя нет?!), капитан Зыкин обреченно заматерился.

– Где хуй?! – видя замешательство капитана, выпалил старлей Елисеенко в лицо прапорщику.

Тот неуверенно замялся на месте.

– Куда дел, гнида? – продолжил ор старлей.

– Нету, – развёл руками прапорщик.

Позвонили кадровику Сигову.

Так и так мол.

Нету.

Сигов на том конце провода долго думал, курил, кряхтел, потом посоветовал написать рапорт на командующего округом, составить совместно с Лысенко акт об отсутствии хуя, а с прапорщика-гниды взять объяснительную. А пока немедля доложить полковнику. И повесил трубку.

Зыкин понял, что квартальной премии ему не видать и набрал Иродову. Тот был недоступен.

– Как чует, тварь. Как жареным запахнет – хер свяжешься с ним, – пробормотал капитан.

«Старый воин – мудрый воин» – уважительно подумал о полковнике старлей Елисеенко.

Зыкин совсем загрустил.

Елисеенко предложил:

– А давайте скажем, что он есть.

– Кто? – спросил сквозь невесёлые думы Зыкин.

– Хуй, – бодро так ответил Елисеенко.

– То есть как? Его ж нету.

– А и хуй с ним, что его нету. Нам-то что. Скажем, что был.

Зыкин призадумался: «А, что если и вправду?»

– А Сигов? – вспомнил про кадровика Зыкин

– Что Сигов?

– Сигов-то знает!

– Да и хуй с ним. Скажем что есть и всё тут.

– А если проверят?

– Так вот пусть вот они и составляют акт и рапорта пишут, – торжествующе закончил старлей.

– Далеко пойдёшь, – похвалил подчиненного Зыкин и гаркнул на прапорщика:

– Заправиться! Встать в строй!

«И впрямь, – подумал капитан Зыкин – Четыре года до пенсии, а тут хуйня эта с хуем сваливается. Так и попереть могут. А за что? За хуйню какую-то».

– Прапорщик Лысенко запомните, – громко и четко огласил Зыкин. – У вас всё нормально и всё, слышите, ВСЁ есть! Доложить, как поняли.

– Так ведь… – неуверенно заикнулся прапорщик.

– ВСЁ ЕСТЬ!!! – взревел Зыкин.

– А… да… так это… точно… да, – испуганно заблеял Лысенко. Если б можно было он сейчас заполз в угол, съёжился бы там до размера молекулы и ждал бы – авось пронесёт.

– Нехуй хуй раскидывать! – продолжил беситься Зыкин. – Вот сам как знаешь и разбирайся! А я из-за тебя строгач получать не намерен!

Капитан отозвал старлея в сторонку и шепнул:

– У остальных-то всё нормально?

Елисеенко пожал плечами – хуй его знает. Хорошо б проверить – мож заразно.

Зыкин кивнул.

– Слушай все! – скомандовал он. – Кроме прапорщика Лысенко. Достать… – Зыкин замялся. – Достать …пенисы.

«Тьфу, блядь, словцо-то пидорское какое», – скривился капитан.

Строй зашевелился, залязгал бляхами.

У сержанта Абанишвили оказалось то же.

Зыкин готов был расплакаться.

– Где? – жалобно мяукнул он, махнув ладонью на пустые чёрные заросли.

Абанишвили просипел что-то похожее на «нэмогузнат».

«Пидоры, – озлился на всех Зыкин. – Это ж надо 4 года, не года даже – годочка до пенсии и нате! По губам».

– Надо звонить полковнику, – выдохнул, как бы даже сочуствующе, старлей Елисеенко.

– Хорошо сказал. Не тебе звонить же, подставляться, а мне, – зло сказал Зыкин и грустно, обреченно протянул что-то среднее между «дааа» и «бляяя». В финале затухающей гласной зазвонил телефон.

Зыкин вздрогнул, глянул на экран мобильного и снова вздрогнул.

– Полковник, – быстро пробормотал он и приложил трубку к уху.

– Да, тарищ плко… Что? Есть сюда быстро!

Капитан Зыкин медленно опустил телефон.

– К себе зовет, – в тишине произнёс он. – Сука, проболтался кто что ли? Когда, блядь?

Елисеенко поддерживающее пожал плечами: мол, хуй знает когда?

– Ладно, – сказал Зыкин и уже на ходу кинул старлею – Никого не уводи, стойте здесь ждите.

Елисеенко вяло отозвался – «есть».

По дороге к административному корпусу капитан Зыкин усиленно пытался придумать такую версию событий, чтоб выгородить себя.

«Полкан знает всё, знает, кобель старый. Старый воин – мудрый воин», – со смесью уважения и злости думал Зыкин.

Может сказать, что это Елисеенко во всем виноват. Ну, недосмотрел там или… Хотя, Елисеенко-то что? Всё равно на меня свалят. Я ж ответственный за воспитательную в подразделении. Блядь, за что ж так меня?

С этой невесёлой мыслью Зыкин вбежал в помещение штаба. Кивнув дежурному, оторвавшемуся от игры на мобильнике, он преувеличенно бодро поскакал по лестнице наверх. Перед кабинетом Иродова оправился, постучал.

Никто не отозвался.

Постучал ещё раз, погромче.

То же.

Приоткрыл дверь и звучно, но одновременно просительно сказал «разрешите?».

В глубине кабинета слышалась возня.

Зыкин просунул голову в дверь, позвал:

– Тарищ полковник.

– Иди сюда гондон! – отозвался Иродов.

Зыкин покорно шагнул.

– Это, блядь, что?!

Рука полковника указывала на…

Капитан сначала не понял, просто ошалело смотрел. На плоском красном с залысинами лбе Иродова торчал…

– Хуй! Вот что это! – обозначил проблему Иродов.

«Это Абанишвили, – определил Зыкин. – У Лысенко-то поди попроще был».

– А как это? – решил сыграть под дурачка капитан.

– Хуяк это! Это я у тебя спросить хочу! – неистовствовал полковник. – Там сбоку твой телефон написан!

Толстый палец Иродова ткнул в место написания так, что оно болтнулось вбок.

Зыкин придвинулся и глянул: аккуратно пропечатанные цифры один в один совпадали с номером его мобильного.

«Times New Roman. Шрифт 14, – пронеслось в голове капитана. – Всё по нормам 135-го приказа о документационном обеспечении. И интервал одинарный».

– А а а? – Зыкин пытался придумать вопрос, чтобы оттянуть время расправы. Захотелось заползти в угол, съёжиться там до размера молекулы и ждать – авось пронесёт.

– Чё аааа? Снимай, блядь, это всё! – взорвался Иродов. – Быстро! Я пробовал – не отдирается.

– Может в медчасть? – робко предложил Зыкин. – Мало ли? Инфекция.

И кивнул на причинное место Абанишвили на вид совершенно естественно росшее из полковникова лба.

– Как, блядь, я с этой хуйнёй из кабинета выйду, мудак?! Тащи давай! – скомандовал Иродов.

Зыкин, преодолевая брезгливость – грузинский всё таки – взял двумя пальцами и слегка подёргал.

– Сильнее тащи, идиот! Дери его! – свирепо зарычал Иродов.

Капитан Зыкин схватился двумя руками и потянул.

Полковник, совсем побагровев, замычал, упираясь руками в стол.

Зыкин вскрикнул и разжал ладони.

– Чего?! – прохрипел Иродов.

– Он того, – ответил Зыкин и показал пальцем.

Полковник схватил маленькое зеркало и посмотрел. Вид эрегированного члена посреди его лба не вызвал в нём положительных эмоций.

Иродов заголосил не своим голосом, ухватил его обеими руками и стал неистово дергать во все стороны.

– Сука! – наконец выдохнул он, прекратив безнадёжное сражение. – Что ж такое? За что мне… хуйня эта? – тяжело дыша, сокрушался он. – Уйду… на пенсию…в пизду…

– Рапорт бы, – решил поддержать командира дельным советом Зыкин – На имя командующего округом. И акт с объяснительной тоже.

Иродов обреченно махнул рукой. Он всё ещё тяжело дышал, развалясь в кресле.

От внезапно мелькнувшей мысли Зыкин напрягся.

– Там это, тарищ полковник, – начал он. – Есть и ещё один. Ну, должен быть.

Иродов округлившимися от ужаса глазами уставился на капитана.

Зыкин видел как в замедленной съёмке нижняя тяжелая челюсть полковника Иродова отходила книзу, губы складывались в сложные геометрические фигуры и орущий мат готов был потоком вырваться наружу. Но в последней фазе отлаженный механизм дал сбой.

Полковник поперхнулся, закашлялся, вытянул язык.

Немного левее кончика прилепился маленький, как детский поплавок…

– Лысенковский! – выпалил капитан.

На душе Зыкина стало отчего-то радостно и легко. Будто он снова стал пацаном восьми лет и в деревне погожим летним днём сидит на дереве и лопает яблоки.

– Точно он! – весело ткнул пальцем капитан. – И на этом телефон мой! Только шрифт Arial.

Иродов заголосил, всё больше носом, как перегревшийся чайник, замахал руками.

Зыкин захохотал и щелкнул ногтем по достоинству Лысенко.

Иродов схватил служебный телефон, вдавил несколько клавиш.

На том конце провода громко представились: Сигов, слушает!

Иродов замычал, потом презрев брезгливость втянул язык и истерически зашепелявил:

– Фпафите!! Ляяя!!!

В штабе начался переполох.

Набежал народ. Иродова увезли на скорой.

Зыкина увели. Тот ничего не соображал. Очнулся он уже в кабинете морально-психологической подготовки. На стене висела карта органов человеческого тела. Распотрошенное туловище было похоже на космический корабль.

«Точно, на корабль, – подумал Зыкин. – И чего я раньше не замечал?».

– Разделают они нас вот как там нарисовано, – раздался голос рядом.

Зыкин обернулся.

Рядом сидел с кислым видом старлей Елисеенко.

– Говорил же надо было сказать, что так и было с хуем этим. А теперь вот…

Елисеенко умолк.

Зыкин, не понявший ни слова, кивнул.

– Корабль, – сказал он. – И маленькие в нем приземляются.

Зыкин, улыбаясь, указал на багровые, с прожилками лёгкие. И изобразил космический турбинный гул – «уууу!»

«Вона как, – подумал Елисеенко. – Под психа косить решил. И то верно. С психа чего возьмёшь? Старый воин…»

Старлей уважительно хмыкнул. Потом подошёл к плакату, присел на корточки, вытянул руки в стороны, растопырил пальцы и во всю силу лёгких некурящего человека заголосил: «УУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУ!!!»