скачать книгу бесплатно
4
Высадив девушку с гитарой, Виктор вырулил на дорогу и успел проскочить перекресток под «зеленый мигающий».
Город в своей старой части почти не изменился, только главный городской кинотеатр «Россия» переделали под маркет «Росси», и он высился в кучке своих сотоварищей меньшего размера. Здесь располагался так называемый Торговый Центр. Но, кроме ядра, имелись еще сотни других магазинов, как солнечные лучи, расходящиеся во все стороны по улочкам и переулкам: все первые этажи домом в округе продали под «нежилое», и от многообразия вывесок с названиями пестрело в глазах.
Гипермаркеты высились через каждые полкилометра, и даже участок леса, который прежде администрация города планировала окультурить, оказался полностью вырублен. На его месте яркими красками рекламных щитов выделялась убогая коробка «Карусели».
Свернув с проспекта к домам, Виктор проехал мимо двух новостроек, почти прилепившихся друг к другу. Одна только поднимала голову над жестяным забором, не дающим увидеть, что происходит за ним, а другая уже высилась над пустырем этажа на три-четыре и по форме напоминала очередную «коробку» – то ли поликлиника, то ли новый будущий магазин, определеннее не скажешь.
Сестра с мужем и двумя детьми жила в последнем подъезде панельной девятиэтажки. Виктор въехал во двор и увидел, что тот забит легковыми автомобилями. Свободных мест почти не оставалось, и пришлось прокатиться чуть дальше – туда, где имелась никем не занятая площадка. Он заглушил мотор и несколько секунд осматривал двор, вспоминая, каким тот был десять лет назад. Фактически, это был двор его детства, потому что родительский дом находился всего в сотне метров отсюда – за детским садиком.
Пока поддавался ностальгии, подошел какой-то мужчина лет тридцати – немного неряшливый и, по всему видно, наспех одетый.
– Эй, здесь машину не ставь! – сказал он, приблизившись к дверце.
– Почему?
– Это место моего брата.
– А где можно ставить? – Виктор спорить не собирался.
– Где хочешь, мне все равно. Но не здесь.
– Понятно.
Выходило, что тут каждый сам за себя. А если так, то где ни припаркуешься – обязательно найдется кто-нибудь недовольный. Поэтому Виктор просто выбрался из машины и направился к багажнику. Там, подхватив пару увесистых сумок, взвалил их на плечо, и захлопнул дверцы.
Все это время собеседник настороженно наблюдал за ним, дожидаясь, когда освободят его место. Поняв, что никто этого делать не собирается, крикнул:
– Подожди! – А когда Виктор повернулся, спросил удивленно: – Ты что, не будешь уезжать?
– Нет.
– У нас за такое дело колеса протыкают! – На этот раз мужчина говорил с угрозой.
– А у нас за такие слова закапывают в лесу.
Похоже, собеседника ответ озадачил. Он замолк на пару секунд, но потом снова выкрикнул – уже вослед.
– Что у тебя за номера? Это какая область?
– Иркутская, – ответил Виктор, не оборачиваясь.
– А ты к кому приехал?
– К Сафроновым.
– К Генке, что ли? – неизвестно чему обрадовался мужик.
– Точно.
– Он дома сейчас. – И потеплевшим голосом добавил: – Ладно, можешь стоять, если к Генке. Мы с ним кореша.
У подъезда на лавочки сидел старик с белой головой и внимательно посматривал на проходивших мимо жильцов. Одет он был в светлую рубашку с коротким рукавом, и его худые руки, отвыкшие от работы, опирались на палочку, замотанную синей изоляционной лентой. Дед показался Виктору каким-то щуплым и даже хрупким. В тайге многие носят бороды – возможно, это создает иллюзию дополнительного объема.
Остановившись возле двери, Виктор обнаружил, что она закрыта, а над дверью тусклым огоньком светится какой-то прибор.
– Домофон поставили, – сообщил старик обыденным голосом. – Теперь чужие не ходят. В какую квартиру нужно?
– В сто восемнадцатую.
– Прочитайте инструкцию, там буквы крупные.
Голос сестры прозвучал сильно искаженным, но Виктор понял, что номер набрал правильно.
Его встретили не очень радостно. Елена, вытерев руки об грязный фартук, обняла и поцеловала в щеку. Глаза у нее были усталые, и Виктору показалось, что за эти годы она постарела лет на двадцать. Лицо и лоб пересекали морщины, а краешки губ опустились немного вниз – будто у плачущего актера. Она немного пополнела, как бывает с женщинами к сорока годам, а прежде четко выраженную фигуру рассмотреть было почти невозможно: давно не глаженный мешковатый халат и фартук ее попросту скрадывали.
Геннадий вышел только через несколько минут, когда набежавшие дети волоком потащили обе сумки в комнаты.
– Здорово, зятек!
Вот он почти не изменился – такой же худой и низкий ростом, только лицо припухло немного. А когда говорил – рот кривил на сторону, будто хотел в следующую секунду сплюнуть. Под покрытой щетиной губой выделялся золотой зуб.
Они пожали друг другу руки, и ладонь его оказалась мягкой.
– Что-то не торопился ты к мамане-то, – усмехнулся Геннадий. – Забыл старуху.
– Занят был на вахте. – Виктор заранее продумал, что ответить на этот вопрос. – Вернулся в прошлую субботу. Телеграмму увидел – и сразу сюда.
– Наверно, есть хочешь? – озабоченно спросила сестра.
– Я там привез кое-что, посмотри в сумках, – кивнул Виктор.
– Накрывай на стол, – скомандовал жене Геннадий.
Когда один из ребят принес отцу две подарочные бутылки виски, тот брезгливо повертел их в руках и сказал:
– Лучше бы пять бутылок водки на эти деньги купил…С жиру вы там беситесь, что ли?
Виктор пошел в ванную, чтобы умыться, и увидел, что та полна замоченного белья. Стиральной машины нигде не было видно. Краны стояли те же самые, что и десять лет назад: похоже, лишних денег в семье не водилось.
Когда он вошел в зал, сразу обратил внимание на телевизор – черно-белый «Рекорд-345», ютившийся на облезлой тумбочке. Такую технику не производили, наверно, с конца восьмидесятых. Кроме него, здесь находился сервант тех же времен, наполненный не нужной никому сейчас хрустальной посудой, потертый диван с двумя креслами неопределенной расцветки, и книжный шкаф, в котором стопками лежали журналы «Новый мир» и «Моделист-конструктор». Между кресел стоял поломанный детский велосипед.
Виктор словно в юность вернулся. Впрочем, сразу же защемило сердце: ясное дело, что не от хорошей жизни все это барахло в доме содержится.
– Показывает? – спросил он, кивнув на телевизор.
– А чего ему будет? – хмыкнул Геннадий.
Когда сели за стол и разлили по первой рюмке, Елена как-то виновато посмотрела на брата и сказала:
– Ты не смотри, что у нас так бедно, Витя. Мы живем нормально.
Он кивнул и спросил первое, что приходит в голову в такой ситуации:
– Как у вас с работой?
Елена бросила быстрый взгляд на мужа, но тот как раз смачно закусывал соленым огурцом, купленным Виктором по случаю прямо на трассе.
– Плохо с работой. Никак не могу найти. В городе вообще трудно стало. Сейчас вот от собеса ухаживаю за двумя пенсионерами. Зарплата небольшая, зато не задерживают, как раньше бывало.
– Ей бы куда по сменам устроиться, – прожевав, кивнул Геннадий. – Чтобы ночные платили. Соседка вон по пятнадцать штук огребает, так еще лестницу моет.
– Я тоже мыла! – вспыхнул вдруг Елена. – Только нельзя мне, сам знаешь! – И, повернувшись к брату, пояснила: – Сыпь у меня от этого на руках появилась. Вроде бы и перчатки одевала, чтобы водой не мочить – все равно не проходила. Пришлось бросить.
– А к врачу обращалась? – спросил Виктор. Много он пропустил, отгородившись от всех в лесной глуши.
– Что толку! – Елена отмахнулась. – Говорят, что это от прежней работы. Я же на «Яве» десять лет первую сетку вырабатывала. Сплошная химия.
– Зато мама на пенсию скоро пойдет! – гордо заявил младший из ребят. Они чем-то походили друг на друга: оба белобрысых, с глубоко посаженными глазами и вздернутыми вверх носами. Их, Виктора с Еленой, порода.
Между тем Геннадий налил себе еще пару рюмок и выпил в одиночку.
– Слушай, ты к матери приехал или еще чего задумал? – Он откинулся на диване, и Виктор почему-то мысленно сравнил его с напившимся крови клещом.
– К матери.
– А то, вот какое дело… Квартира после нее осталась. Знаешь, небось?
Виктор кивнул.
– Нужна она нам позарез, сам понимаешь. В городе работы никакой, а жить на что-то надо. Ты там как устроился, нормально?
– Да ничего, не жалуюсь.
– Три комнаты-то есть? – Геннадий снова потянулся за стопкой, налил себе первому, потом, подумав, наполнил остальные.
– Есть.
– Вот! – В этот раз он обращался к жене, но приготовленным для закусывания огурцом ткнул в сторону Виктора. – Я тебе говорил. А ты: плохо там ему, плохо… Одному всегда лучше, потому что все для себя.
Немного погодя Геннадий обмяк и захотел прогуляться перед сном. Он взял с собой недопитую бутылку, кое-что из нарезанного в тарелках и пошел одеваться. Когда за ним закрылась дверь, Виктор посмотрел на сестру, и та, не выдержав этого взгляда, неожиданно заплакала.
Она была старше его на три года – ей должно было исполниться тридцать восемь, но сейчас напомнила ему пожилую мать. На похоронах отца та тоже плакала – беззвучно и горько, без всякой инсценировки, как иногда принято у старушек.
Виктор прямо через стол взял ее за руку, как делали они когда-то в детстве, и спросил, уже предчувствуя ответ:
– Тяжело, Ленусь?
– Ой, Витя, иногда хочется в петлю залезть! – Она вздохнула так, словно до этого боялась дышать, и ей только что разрешили.
– Генка?
– Он, ирод проклятый. – Вытерев глаза краешком фартука, сестра кивнула. – Я не требую от него никакой помощи, но хоть не мешал бы мне.
– Пьет?
– Не только. Первое время, как из тюрьмы вернулся, гордо так ходил, будто наградили его этим сроком, а не наказали. Ведь тогда много народа пересажали. У него, считай, все друзья отсидели – кто больше, кто меньше. Но говорил, что теперь нормально жить будем, он-то, мол, знает, как сейчас деньги делать. А вышло, что никто с ним связываться не стал. Вначале один бизнесмен из братков хотел набрать себе охрану, только проворовались они все. Продали дорогой видеомагнитофон – он их и выгнал. Проболтался без занятия целый год. Тут страсть у него новая появилась – в автоматы играть. Всю мою зарплату проигрывал. Если не успею я купить продуктов – к вечеру уже не на что становится. Приходилось подрабатывать – и уборщицей, и посуду мыть в столовой после банкетов.
– А сам работать не пробовал устроиться?
– Куда там! Не их это, барское, дело.
– У вас же холодильник другой был! – вспомнил вдруг Виктор.
– Обменяли его на старый, однокамерный. И телевизор тоже. Теперь вот черно-белый стоит. Да его и смотреть особо некому. Ребятишкам не даем – говорят, плохо влияет, а у меня времени нет. Генка иной раз напьется – новости глядит и правительство ругает.
– Все-таки пьет?
– А ты разве не видел? – Елена махнула свободной рукой и отвернула лицо. – Давно бы сбежала, только куда этих-то девать? – Он кивнула на копошащихся в углу детей.
– Может, со мной поедешь?
Сестра на секунду вспыхнула, будто свечка – перед тем, как потухнуть окончательно, потом снова вздохнула:
– Нет, Витя, тебе, я думаю, и без того несладко. Скажи честно: наврал про квартиру?
Сейчас было самое время живописать его райскую жизнь, но Виктор почему-то не захотел этого делать. Их отношения с Леной всегда держались на искренности, и не хотелось разрушать все одним лукавым словом.
– Наврал. Но живу отдельно.
– И семью не завел?
– Нет.
– Все у нас однолюбы в родне. Дед с бабкой шестьдесят лет вместе жили – ссорились, мирились, но не разбегались. Мать с отцом тоже пример хороший. Ты вон уже десять лет любишь эту дуру, а много ли вылюбил?
– А сама? – усмехнулся Виктор, впрочем, без всякой издевки.
– И я такая же. Поэтому не предлагай ничего, буду терпеть, пока силы имеются.
– А потом?
– А потом – суп с котом! – Она невесело улыбнулась и вдруг вспомнила: – Тебя, кстати, документы ее сразу нашли? О разводе.
Виктор пожал плечами:
– Не знаю, что и сказать. Примерно через месяц после письма.
