banner banner banner
Медведь
Медведь
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Медведь

скачать книгу бесплатно

– Ты всегда один, – сказала она после того, как он прилег рядом, считая удары своего сердца. Отвык совсем, что ли, от таких нагрузок? – В поселке говорят, что никого не любишь. Это правда?

– Нет, – ответил он.

– Почему тогда не заведешь себе женщину?

Он подумал, что вопрос очень непростой – самому бы с ним определиться по-честному…

– Наверно, потому что женщина не дворняга, чтобы ее заводить.

Она помолчала немного, потом кивнула:

– А хочешь, я к тебе приду жить. Ты мне нравишься. Не бойся, мне много не надо. Уйдешь в тайгу, а я тебя ждать буду, никого к себе не подпущу. Хочешь?

Херувим, слушая этот разговор, наверно, уснул от скуки. А может, свалился с крыши, держась за живот. Виктор взял девушку за руку и спросил:

– Тебя как зовут?

– Лера.

– Откуда родом?

– Из Шиверы.

– Там учиться негде?

Она пожала плечами.

– А зачем?

– Пропадешь ты здесь.

– Другие не пропадают, почему я пропаду? – В ее глазах вдруг зажегся упрямый огонек.

– Другие тоже пропадут – кто-то раньше, кто-то позже.

– А ты сам?

– И я тоже. Все.

Девушка подняла голову над подушкой и осмотрела комнату. Заметила на краешке стола стопку книг, единственную пустую бутылку, стоящую на подоконнике, и произнесла:

– Странный ты… Не такой, как другие.

На этом, собственно, разговор и закончился. Виктор пользовал девчонку всю ночь, так что она иногда даже испариной покрывалась. Наверно, это было для нее в диковину, но наутро он положил на стол рядом с ней десяток купюр по тысяче рублей. Она торопливо спрятала деньги в бюстгалтер, потом оделась и напоследок сказала:

– Все-таки зови меня, когда скучать будешь. Ненасытный ты, но мать говорила, такие далеко пойти могут, если голова на плечах имеется.

– Думаешь, еще не потерялась? – усмехнулся Виктор.

– Если и потерялась, то не из-за меня. Женщину тебе надо хорошую, чтобы мозги вправить.

Она оказалась не такой пустышкой, как Виктору подумалось вначале. Возвращаясь из своих таежных походов, он иногда встречался с нею еще, но воспоминания о прошлой жизни почти не тускнели со временем – возможно, потому, что теперь это было его единственной ценностью. Привкус таких встреч напоминал сладость горелого сахара – с горчинкой в конце.

Удивительно, но с годами боль утихла. Она уже не жгла его, как газовой горелке по живому, а вначале теплилась в грудине, при каждом удобном случае раскаляясь – так что впору яичницу жарить. А потом вовсе угомонилась – или нырнув так глубоко, что и не достать, или понемногу растворившись в мелькании дней и насущных забот.

А на смену ей пришла мечта хоть на секунду взглянуть на Галю, перекинуться с нею одним словом. Не для того, чтобы просить невозможного – для покоя в душе. Он так любил ее даже сейчас, что давно простил разрушение семьи (язык не поворачивался сказать – предательство), и единственным его желанием стало, чтобы у нее все было хорошо.

Встречая свой восьмой сибирский новый год в поселке – как всегда, в одиночестве, за пустым столом, – он поднял за это тост.

В тот же вечер к нему пришла Лера и, ни слова не говоря, стала выкладывать на стол какие-то тарелки с салатами и пакеты с шикарно пахнущими беляшами. Она нарядилась к празднику, нацепив бесформенные и скорее всего самодельные украшения из золота, узнав цену которым, светские красавицы из центральной зоны России могли бы испустить дух от зависти. Даже сапожки на ней были с каблуками! Ее ладная фигурка неторопливо сновала вокруг стола, а Виктор неожиданно для себя ощутил что-то вроде благодарности.

– Слушай, – сказала она, закончив накрывать на стол. – Мне тебя жалко. Пропадешь ведь раньше всех.

Он улыбнулся: память в девчонки была цепкой. Ей бы выучиться да профессию нормальную получить.

Это вечер вышел самым насыщенным за последние годы. Они выпивали какую-то бурду, на всякий случай хранившуюся у Виктора в кладовке, и неплохо провели время до рассвета.

– Я приготовила все сама, – сказала Лера, то ли хвастаясь, то ли напрашиваясь на комплимент.

– Здорово получилось, – честно признался Виктор. Он уже отвык от домашней кухни. Образ жизни приучил его к простоте и функциональности в выборе блюд.

– Правда?

– Уже не помню, когда врал в последний раз.

– Так ты ни с кем не разговариваешь! Люди от тебя шарахаются.

Виктор немного призадумался, но потом решил, что это простое преувеличение.

– Скажешь тоже!

– Ты же медведь! Так тебя все и называют. Не веришь? – В этот раз, похоже, она насмехалась над ним, и Виктор принял игру.

– Медведь, говоришь? А вот я тебя сейчас заломаю!

– Ой, ли, догони вначале!

Она снова стала кружить вокруг стола, а он – ловить ее. Ловкости ему было не занимать, поэтому до кровати добрались быстро. Впрочем, тут свою роль сыграло и врожденная бабья хитрость Леры, которую Виктор чувствовал с каждой их встречей все явственнее. Ощущал всем нутром, а противиться – не противился. Что с него было взять, по большому счету? Деньги? Он был к ним равнодушен, потому что ничего, кроме продуктов, не покупал. Однажды приобрел подержанный внедорожник и старенький холодильник, да и то пожалел потом: все равно с апреля по октябрь в тайге бродит. А кроме накоплений в банке, ничего у него не было. Разве что еще сердце разбитое.

Утром, когда он по привычке хотел вытащить свой кошелек, девушка взглянула на него немного сердито и произнесла:

– Дурак же ты! – А потом ушла, прихватив грязную посуду.

После таких слов Виктор почувствовал себя немного виноватым, но на другой день вместо того, чтобы найти Леру и извиниться, собрал вещи и отравился в тайгу. Лес лечил и его хандру, и недомогания. Он служил средством от всех болезней.

Ближе к лету девушка пришла к нему еще раз. На этот раз она была настроена как-то решительно, и Виктор невольно залюбовался блеском ее глаз. Они могли быть красивыми, особенно, когда Лера сердилась.

– Возьмешь меня с собой?

– Баба в лесу – к неприятностям, – напомнил он ей всем известную примету. – Золото от женщин прячется.

– Зато я намывать могу не хуже любого мужика! – с вызовом сказала она.

– Где же научилась?

– С отцом ходила с пяти лет.

– Что же тогда в поселке делаешь?

Она помолчала, оценивая выражение его лица – не смеется ли, потом отозвалась:

– Женщине одной в лесу плохо. Мы все-таки созданы не для этого.

– Ох, ты! А для чего? – Виктор действительно хотел пошутить, но девушка ответила на полном серьезе:

– Чтобы вам уют создавать, балбесам. Если в поселке живете – то здесь. А если в тайге – то там.

За окном уже вовсю звенела капель, и пахло весною. Природа просыпалась, а вместе с нею оживали и люди – нехотя, со скрипом.

Он посмотрел ей в глаза.

– Слушай… Не доводилось нам как-то по душам поговорить. – Виктор вздохнул, как перед прыжком в холодную воду. – В общем, живет в одном далеком городе женщина…

– Знаю, – кивнула Лера. – Ты ее любишь, хотя не видел уже много лет. Но ведь я не прошу никого забывать, просто хочу быть рядом.

И он согласился, впрочем, ни разу об этом не пожалев. Не потому, что не было повода. Если захотеть, найти его всегда можно было. Палатку теперь пришлось брать двухместную, провизию тащить в два раза больше. Его одиночество оказалось разбавленным постоянным присутствием еще одного человека – ненавязчивым, но требующим к себе внимания.

Лера действительно умела делать все, что требовалось от старателя. Лотком работала ловко, будто родилась с ним в руках. Ее гибкие пальцы в два раза быстрее Викторовых выбирали каменные крошки, очищая золотой песок. Пока он бродил по ручью, подыскивая новое местечко для работы, разводила огонь и варила обед. Из топора могла приготовить что-нибудь необычное, в дело шли и грибы, и ягоды, которыми тайга богата. Даже чай заваривала особо – целым сбором. Виктор по этому поводу никогда не заморачивался. Есть лимонник и – слава Богу. У Леры в дело шел и чабрец, и листья черники, брусники, малины, смородины, а ближе к осени даже плоды рябины. Как женщина, она ничего не требовала – похоже, сама отдыхала от своей прежней работы. За два месяца расцвела – куда морщины подевались! От нее будто диким медом запахло. Для мужика запах очень соблазнительный, только Виктор не особо на него западал: понимал, что неспроста это с ним происходит. Умом своим бабьим – не очень далеким, но бьющим без промаха по ближней цели – наверняка рассчитывает девка, что к хорошему быстро привыкают…

Откровенничать с ней не стремился, потому как разобраться в себе – дело хитрое, а при пересказе это иногда выглядит сущей глупостью. У каждого свои заботы и свой скелет в шкафу. Она, похоже, и не стремилась о нем узнать больше: устраивало то, что видела своими глазами. Да и о себе тоже рассказывать не любила. Считала, что ничего особенного в ее жизни не было, многие молодые девчонки сейчас так живут. Времена настали тяжелые, возможно, тяжелее, чем в девяностых. Тогда хотя бы китайцев столько вокруг не мелькало, тайга чище была, и зверя больше водилось. Имелись места, куда даже охотники забредали раз в пятилетку. Староверы там жить любили. Сейчас и те пропали – то ли на Алтай ушли, то ли растворились среди прочего люда.

Золота они набрали втрое против обычного. Виктор удивленно качал головой, когда паковались в обратный путь. Деньги поделили поровну – в этом отношении он за годы не изменился: предпочитал жить по совести. Впрочем, была еще одна причина. Не хотел он в долгу оставаться перед Лерой. Понятно, что одна бы она никогда столько песка не намыла, но ведь работала на равных, а иногда и сверх того – ночами. Если без принуждения – в тайге это тоже немалого стоит.

Вернувшись в поселок, против ожидания, разошлись они по углам, и увиделись лишь недели через две. Виктор вообще никуда из «берлоги» не выходил, а она, кажется, домой ездила, родителей повидать. Встретились в торговой лавке, думала – может, позовет ее к себе жить, только не позвал. Снова закрылся в своей ракушке, и никого ему для полного счастья (или несчастья – с какой стороны посмотреть) было не нужно.

Вот так прошла еще одна зима. Лера устроилась на комбинат, работала там по сменам, свое прежнее занятие забросила. Хотя мужики по привычке пробовали подбивать под нее клинья, дала понять, что с прошлым покончила. Народ вокруг подобрался догадливый, сразу стали женихаться – девка-то сочная, а в последнее время вообще цветет розою, но она и этих отшивала без разбора.

Однако Виктор в такие подробности не вдавался, жил затворником, в зиму лишь несколько раз выбирался на неделю-другую в тайгу. Что он там делал, никто не знал. Может, ручьи новые с золотишком искал, может, просто сущность свою звериную тешил. Но слава удачливого старателя за ним закрепилась прочно. Мужики острили между собой, что нужно отправить следом какого-нибудь паренька, чтобы дорогу до места проследить, но тут же на полном серьезе прозвучало: «Поймает – закопает в лесу, не найдешь!» На этом дело и заглохло.

В марте она снова пришла с просьбой взять ее с собой, когда надумает в тайгу податься. Ему самому показалось, что в этот раз согласился быстрее. Было тем более удивительно, что за последние пять месяцев три раза только встречались, а переспали вообще один. То ли нужна она ему, то ли нет… Медведь!

А у Виктора вдруг на душе заныло. Но – причина в этот раз была совсем иная. Давно он чувствовал, куда ветер дует. Задумала его Лера, если не нытьем, то катаньем заиметь. Может, последнее словцо не совсем удачное, но суть вещей отражало точно. И – чего уж там сомневаться! – при его нелюдимости выходило, что одна ему дорога остается: сломаться, как девочке. Но только в том случае, если на жизнь свою он положит большой надгробный камень. А с этим он пока не решил. Не то, чтобы надоело ему бытьё таежное, но чувствовал, что начинает внутри что-то шевелиться. Большое, требующее выхода. Может, душа оживала, может, предназначение жизненное для себя лазейку искало. Что ни говори, у каждого оно имеется, только норовят люди махнуть на него рукой или закопать поглубже, чтобы не тревожило и спать не мешало.

Нельзя сказать, что не нравилась ему Лера. Хозяйственная девка, научившаяся выживать там, где городской мужик, чтобы не сдохнуть, из жил вылезать вынужден. С бытом справляется умело, да и вообще не дура. Мало начитана, рассказы у нее все больше о родных – зато молчать умеет, как никто другой. Нет в ней позерства, особого стремления к деньгам. Просто по-бабьи хочет прицепиться к кому-нибудь, и из всех окружающих выбрала его. И мало ее волнует, что где-то там, в далеком городе центральной полосы, имеется некая особа, по которой сохнет мужик вот уже десять лет.

С удивлением обнаружил Виктор, что сам теперь думает проще. Мысли сделались короткими, слова – более точными, потому что привык обходиться минимумом.

И вот этим самым минимумом попытался объяснить себе, что делать дальше. Благодарность Лере за ее участие могла бы вылиться во что-то большее, но неожиданно вмешалось чувство вины. Только понять оказалось трудно – перед кем же он винился. То ли перед своей цепкой памятью, то ли перед совестью, проснувшейся не ко времени. Мол, чего девку охмурять, когда дорожит совсем другой?

И мучил его этот вопрос долгие несколько месяцев. Как гордиев узел. Жили они с Лерой в лесу почти как семейная пара. Ночами она сама иногда к нему приставать начала: видела, что хочется ему тепла, а ступор какой-то не позволяет признаться. И расслабляться он, кажется, стал по-настоящему.

Но однажды не выдержал. Весь обед угрюмо промолчал, а потом вдруг махнул рукой и сказал в сердцах:

– Не могу я так больше!.. Тошно мне.

– Почему? – Впрочем, по всему походило, что Лера понимала его лучше, чем он – себя, а вопрос задала больше, чтобы заполнить паузу.

– Не по-людски получается.

Она посмотрела на разведенный огонь и потом перевела взгляд на Виктора. А в ее глазах поверх настороженности будто продолжало полыхать пламя.

– Поедешь в город?

– Так будет лучше, – кивнул он. – Иначе опять стану себя самого есть.

– Езжай, пока тепло. Дороги безопаснее.

Вернулись они в поселок до срока – в начале августа, а там нашла его телеграмма от сестры о том, что умерла мать. Вопрос о поездке теперь решился сам собой. Дождался Виктор понедельника, когда банк будет работать, снял часть денег и кое-каких сувениров у местных стариков накупил – племяшам. Остальные подарки решил в крупных городах приобрести: выбор больше да и дешевле получится. Потом сходил на почту и отправил телеграмму сестре, что выезжает. Больше ничего писать не стал, решил, что обстоятельства разъяснит на месте.

Лера пришла, когда он уже садился в машину. Положила на пассажирское сиденье узелок, от которого сразу пирогами в салоне запахло, и сказала:

– Отвык, наверно?

– Есть маленько, – признался Виктор.

– Береги себя, не торопись.

Он положил в багажник последнюю сумку со сменной одеждой и сел за руль. Мотор загудел ровно и радостно: будто чувствовал, что путь предстоит неблизкий.

– Если надумаешь, возвращайся. Я в поселке остаюсь до следующего лета, – произнесла Лера. Она стояла в простом деревенском платье, плохо вязавшихся с ним красных туфлях и смотрела на него немного напряженно – может быть, хотела услышать заверение, что обязательно вернется… Нет, вряд ли. Знала, что ничего такого не ответит. Просто готовилась к долгому ожиданию.

– А потом? – Он спросил без всякого умысла. В голове почему-то мысли сделались неуклюжими, как щенок на дереве.

– В центр подамся. Поступлю на заочный.

– Это серьезно? – удивился Виктор.

– Решила, что правильно ты говорил про профессию-то. Всю жизнь в тайге не проведешь.

– Твой дед с тобой поспорил бы…

– Он жил в другое время. И был мужик.

Машина прогрелась, и огни на ее передней панели напомнили Виктору о той жизни, в которую он сейчас стремился окунуться – яркой, как новогодняя мишура.

– Спасибо за пироги.

Она кивнула и убрала с дверцы ладонь, которую он так и не пожал на прощание.