Стервам слова не давали

 Филя недобрым взглядом окинул спутницу, зло оскалился, потянулся за бутылкой, но та вовремя успела ухватить её в свои цепкие ручки.

– Не дам, пока не выслушаешь. – Попыталась противостоять одиночному рывку за бутылкой Машка, но не рассчитала, завалилась на спину и оказалась придавлена тяжёлым мужским телом.

– Я уже всё забрал, – победно покрутил в руках добытую в схватке бутылку Филя, – поэтому слушать просто не вижу смысла.

– Ага, поэтому подвываешь под её любимую песню?

– Это и моя любимая песня, так что не угадала.

– Ну и ладно. И не стоит она этого. Завязывай. Курение – зло, пьянству бой!

– Не начинай… – Филя наполнил бокал, полурастаявшие кубики льда, постукивая о края стекла, поднялись наверх.

– А что тут начинать? Ни кожи, ни рожи, одни претензии и недовольства. Зря я на неё надеялась, оказалась ничем не лучше твоих шлюх.

– Не начинай! – Предостерегающе рыкнул Филя, скрипнул зубами и даже выпить не смог, так напрягся.

– Давай, ты ещё заступись за неё. Всё ей дал, всё! Проблемы её решал за свой счёт, никакой благодарности не видел, а как только высказал условие, так она, видите ли, обиделась. Стерва!

– Машка, или ты закрываешь рот, или можешь идти дальше. Я не хочу ничего слышать. Тем более о Ларисе. Тем более плохого.

– Да-а? А про то, что она за своего мексиканца замуж выходит, тоже не интересно? А ты здесь страдай… пей, кури, можешь ещё и колоться начать, кому это всё нужно, ей? Да она и забыла как звать тебя.

– Врёшь! – Схватил он девушку за предплечье, не контролируя силы и подтянул к своему лицу настолько близко, что можно было видеть черноту его глаз.

– Да ты совсем с катушек слетел с ней. Было бы из-за кого. – Обиженно отвернулась Машка, потирая покрасневшую от хватки руку. – И врать мне незачем, это не я сказала.

– А кто?

– Демьяныч звонил, рассказал новости.

– Охренеть! Я же сказал ему не приближаться! Какого?..

 Филя тут же протрезвел и вся его пьяная улыбка слетела с губ, пальцы уверенно щёлкали по кнопкам телефона, пока не пошёл гудок.

– Демьяныч, ты? – Прорычал Филя.

– Гоша, что-то случилось?

– Ты у Ларисы был?

– Был.

– Она сказала, что выходит замуж?

– Сказала.

 Отдышавшись, Филя опомнился.

– А подскажи-ка мне дорогой, что ты у неё забыл? – Притворно ласковым голоском начал он и понял, что Демьяныч на том конце покрылся липким потом, оттого и молчал. – Я всё ещё жду.

– Давай при встрече поговорим, а?

– Боюсь, при встрече я сделаю как раз то, что и обещал, когда просил к моей женщине не приближаться! – Не контролируя эмоций, Филя повышал голос.

– Да вы там сначала разберитесь кто и с кем. Она вообще говорит, что знать тебя не знает и ничего между вами нет.

– Что?!

– Вот и я о том же. Лариса твоя кашу варит, а ты только и делаешь, что на людей бросаешься. Всё, точка.

 И бросил трубку.

– Да сделку он скоро заключает, в которой ты обещал выступить гарантом. – Подсказала притихшая Маша. – А ты в запой ушёл, вот он и хотел подсуетиться, подтолкнуть Ларису к «правильному» решению.

– А правильное решение это у нас что? – Вжал голову в плечи Филя, хитро и опасно улыбнулся.

– Вернуться к тебе и больше не рыпаться, пока не прогонишь.

– Так, понятно. А, позволь узнать, ты об этом откуда знаешь? Я имею в виду, что он хотел, что ему предстоит, и причём здесь я… – Принялся сухо перечислять.

– Всё очень просто. Вчера, когда состоялся этот у них разговор, Демьяныч так и понял: не видать ему новых партнёров, как своих ушей, позвонил мне, проконсультировался, так сказать, поделился новостями, а так же сетовал, что будет со всеми, когда об этой свадьбе узнаешь ты. Все ведь знают, что ты с катушек слетел из-за Ларисы.

– Даже так? Что ещё про меня говорят?

– Я не собираю сплетни, я говорю то, что вижу сейчас и сама. Вот ты здесь песенки слушаешь, сидишь тут, страдаешь, а всё почему?

– Почему?

– Потому что не хочешь сделать первый шаг. Не знаю там, извиниться или надавить, предложить компромисс, рассмотреть варианты. Вам двоим лучше сидеть и обижаться на жизнь и судьбу, чем собраться и обсудить, что делать дальше.

– Какая ты у нас умная. – Филя откинулся на ножку барной стойки, прислоняясь к ней спиной. С превесёлым видом разглядывал свою давнюю подругу так, словно видит впервые. – Советы даёшь, учишь нас, неразумных. Сапожник без сапог! – Выкрикнул напоследок, отворачиваясь.

– Я, в отличии от вас, не делаю вид оскорблённой натуры и не прячусь в нору. Я решаю проблему, разговариваю со своим мужчиной.

– Да говнюк он, а не мужчина!

– Не переводи тему! Мы сейчас о тебе. Так вот, я разговаривала с Ларисой… И не смотри так, мы подруги и… – Глядя как округляются и ещё больше чернеют Филины глаза, Маша непроизвольно попятилась. – И было это до того, как она заявила о свадьбе, вот! Ты сам тогда просил меня поговорить с ней и знаешь что?

– Что? – Бросил с вызовом.

– Ты сам во всём виноват! Ты изначально позиционировал себя как серьёзно настроенного мужчину, а потом остался недоволен, что она влезла в твою жизнь… Как же так?

– Всё не совсем так. – Пошёл он на попятную, словно объясняя.

– А как? Скажи ещё, что хотел реакцию её проверить. – Маша тряхнула волосами, сдула выбившуюся волосину с лица, обняла колени руками и снова вернулась взглядом к Филе. – И что это ещё за история с тем, что ты не попытался её удержать?

– Давай так: не с тобой я это буду обсуждать.

– А с кем? С Ларисой скоро обсуждать будет поздно. Я слышала, они уезжают.

– Она никогда не уедет, не бросит свой ресторан, тем более сейчас, когда является его равноправной совладелицей.

– Так в себе уверен? – Маша с насмешкой потрясла свою сумку и вытащила из общего скопища вещей лист бумаги формата А4. – Владелец сети ресторанов не только в Мексике, но и в Америке, кофеен, закусочных, звания и регалии оставлю при себе, но суть в том, что один ресторан он смело может пожертвовать на растерзание своей возлюбленной. Ты так не считаешь?

– Это бред. Откуда? Да я видел его… – Перехватывая листы и вглядываясь в мелкие буквы нетрезвым глазом, бурчал под нос Филя.

– Марата попросила узнать, он узнал. Поэтому никакой это не бред. А насчёт того, что ты его видел… так, не все кичатся своим положением.

– Она не может уехать. Не может!

  Маша лишь поджала губы и неловко пожимала плечами, сказать на это ей было нечего. Филипп молча о чём-то сосредоточенно думал, глядя на зашторенное окно, иногда закрывал глаза и едва заметно улыбался, тогда можно было уловить еле ощутимое тепло, исходящее от него.

– В общем, если ты не хочешь, чтобы она уезжала, а я знаю, что этого ты не хочешь, тебе придётся сделать первый шаг.

– Ты права. – Вдруг опомнился Филипп и резко подскочил на месте. От такой его прыти, Маша немного растерялась и на пару секунд зависла. Думала, что ещё много времени понадобиться на то, чтобы донести до этого твердолобого себялюбца смысл происходящего. И всё говорило лишь об одном: он принял решение, а значит, у Ларисы теперь не остаётся выбора.

 Филя отправился в ванную, плеснул ледяной воды себе в лицо, чтобы хоть как-то освежить двухдневный запой, мокрой пятернёй расчесал и уложил тёмный волосы, удивляясь, как быстро они отросли. На пороге подтолкнул вперёд тормозившую девушку, на скорую руку выбрал обувь, которая, как оказалось, идеально сочеталась с его внешним видом, вышел из квартиры сам и вытащил за руку Машу.

– Ты знаешь, где она сейчас? Который час? Наверно, уже в ресторане? – Суетился Филя в поисках часов, вглядывался в мелькающие за окном автомобиля витрины, то и дело водил напряжёнными ладонями по коленям, разглаживая чёрные джинсы не первой свежести.

– У неё сейчас мастер-класс с Матео.

– ???

– А что ты хотел? Он времени зря не терял. – Пробубнила на неозвученный вопрос и продолжила всматриваться в дорогу. – И вообще, обвинил человека бог знает в чём, накричал, а у неё с ним ничего и не было.

 Филя недовольно усмехнулся и прожигал взглядом дыру в старой подруге.

– И не нужно пытаться убить меня взглядом. Да, я разговаривала с Ларисой по этому поводу и знаешь, что? Она посмеялась мне в лицо. Она не изменяла тебе и не собиралась. А то, что у неё сейчас, случилось сейчас. Просто парень оказался не промах, не дал девушке заскучать. И вообще, он моложе тебя, красивее, характер у него мягче и денег больше. Не понимаю, между чем и чем Лариса ещё выбирает.

– Так она ещё не выбрала? – Зло поддел Филя, заводясь от одной только мысли о другом мужчине рядом с любимой.

– Мне не отчиталась!

 Дальше ехали молча, Филя вспоминал всё то немногое, что их связывало и не мог твёрдо обозначить ни одну причину, по которой стоит что-то менять в своей жизни ради Ларисы. Не мог назвать достаточное количество положительных качеств этой женщины, она не блистала красотой и не славилась покладистостью. Но одно он знал точно: она его, единственная, та, для которой, несмотря на отсутствие видимых и не видимых причин, хочется жить. Хочется делать её счастливой, терпеть несносный характер, бросить мир к её ногам ради одной лишь колкой улыбки, хочется, чтобы она блистала для него одного. Это любовь? Для Филиппа однозначно, да. Задолго до своих решительных действий он избавил Ларису не только от назойливых поклонников, которых оказалось больше, чем говорилось в сплетнях и с каждым приходилось встречаться лично и лично объяснять, почему эта женщина для них закрыта и подходить к ней не рекомендуется, но и от равных соперников. Больше всего подпортил нервы её любимый Лёня, который не давал никакого конкретного ответа, а лишь дерзил и язвил, только с ним не получалось наладить контакт, понять, кто перед тобой и что он значит в жизни твоей любимой. Всё оказалось проще, чем представлялось и Лёня был действительно другом, верным, заботливым, который просто оберегает покой женщины, значащей для него больше, чем можно сказать на первый взгляд.

День, когда Лариса перестала отвечать на телефонные звонки, исчезла из ресторана без объяснения причин, не один раз снился в кошмарных снах. Филипп тогда бросил дела, которые ещё с утра казались неотложными и вернулся в город, поиски по знакомым не дали успеха и только когда Марат позвонил и предупредил о странном телефонном разговоре, можно было сделать предварительные прогнозы. Смотреть на Ларису тогда было невыносимо, сложно понять, почему её, слабую, ранимую, каждый пытается обидеть и уколоть, сделать больно, нажимая на заведомо известные точки. Эдик тогда сделал не первую, но последнюю ошибку на пути их дружбы и совместного дела.

Потом были мирные несколько недель, те самые, когда её обществом можно было наслаждаться, угнетало только одно: понимание, что без неё будет хуже, чем с ней. Точнее, не так, с ней было хорошо, даже слишком, чтобы забыться и плыть по течению. Филя, наоборот, старался сопротивляться, уходить в сторону, не привязываться, потому как в отношения до гробовой доски не верил. Его начальный план быть не просто любовником, а единственным мужчиной стал трещать по швам в тот момент, когда почувствовал, что для этого придётся признать её как свою единственную женщину, но вот на это сил и терпения не хватило. Лариса была темпераментна, самодостаточна, слишком свободолюбива. Она не хотела уступать даже в самой мелочи, а Филя чувствовал, что готов простить и принять такую её позицию, сдаться, попасть под её влияние, и это было ударом ниже пояса самому себе. Тем самым ударом, который он не перенёс и идиллия стала рушиться, рассыпаться по крупицам. Лариса была везде и во всём, особенно она не хотела расставаться с его мыслями. Он в ней растворялся, рядом с ней забывал обо всём. С другой же стороны, она была той самой женщиной, рядом с которой легко. Отдавала себя всю в постели, наслаждалась и дарила наслаждение, она была независима финансово и Филя точно знал, что деньгами он её не удержит. Умела ненавязчиво проявить заботу, которая так его раздражала и сделать вид, что ничего не было. Сам же он был человеком жёстким, прямолинейным, не терпящим возражений и только Ларисе удавалось выбивать твёрдую почву из-под ног. И пришло всё к тому, что, услышав её предложение расстаться, предложение неожиданное, не желаемое, явно необдуманное с и целью понять значимость в жизни партнёра, он согласился. Нет, не так, он специально унизил напоследок, чтобы больше не было поводов для встреч, знал, что маленькая гордая птичка не простит и не поймёт, не знал лишь о том, что жизни без неё больше нет. Несколько дней как в прострации, когда не важно, что происходит с тобой, что происходит вокруг тебя. Когда в толпе ищешь знакомый взгляд с укором, язвительную улыбку, а закончилось всё банальной попойкой.

– Здесь останови. – Прохрипел осипшим голосом, указывая на стояночное место рядом с цветастой вывеской магазина.

– Тебе зачем? – Проследила за взглядом Маша и нехотя остановилась.

– Пять минут.

 Через оговоренные пять минут Филя появился на пороге магазина и Маша поняла, что заварила кашу, которую придётся расхлёбывать не ей. Почему-то в этот момент она видела перед собой того самого Матео, о котором много слышала, но которого так и не узнала. Весь рассказ о лихом красавце от начала и до конца был блефом, а теперь ему грозило столкнуться не просто с русским мужчиной, а с ревнивым русским самцом-собственником, который за своё готов порвать, и вот как раз сейчас, на подходе к машине, продемонстрировал свою готовность к битве.

– Поехали, там, за углом, есть небольшой магазинчик, не забудь притормозить. – Раздал он новые указания, проигнорировав пытливый, удивлённый и, вместе с тем, испуганный взгляд.

 В его голове всё перемешалось, перепуталось. Количество выпитого напоминало о себе, несколько бессонных ночей сделали своё дело, а подначивания лучшей подруги не прошли бесследно. Он уже знал, что будет делать, не знал только реакции на эти действия одной рыжеволосой занозы, от которой сейчас зависит, сложить ему голову или идти с ней гордо поднятой, глядя поверх толпы. Во втором магазине он задержался чуточку дольше, чем в первом, причины были весомые, результат того стоил. Через полтора часа уже подъезжали к местному дому культуры, где толпился народ, зеваки, вперемешку с местной прессой, освещающей это событие.

Глава 18

 Десяток человек, желающих в первом ряду увидеть наглядную демонстрацию искусства приготовления пищи с блокнотами в руках обступили нас с Матео со всех сторон, из-за чего не прекращалось ворчание старого седовласого режиссёра, снимающего мероприятие для заказчика. Множество вопросов, множество ответов, от последних уже заплетался  язык и нервы скрутились в один большой пучок. Я точно поняла, что не могу быть учителем, я могу быть только творцом, поэтому этот опыт станет для меня первым и последним. Я не люблю пояснять, что и для чего делаю и, уж тем более, толковать, на какой период крышку мы снимаем, на какой плотно прикрываем, всё должно идти так, как должно и никак иначе. Сложная, замысловатая поговорка, которой меня научили ещё в училище, та, которую я спрятала далеко в свой багаж знаний и не спешила доставать, сейчас была единственной умной мыслью, приходившей в голову. Меня раздражал яркий свет и порой казалось, что лучше бы он оказался светом в конце тоннеля. Матео же, наоборот, плескался в лучах славы, с гордостью демонстрировал, что выходит из-под его волшебных рук, помогал мне комментировать, так как за те несколько лет, что мы не виделись, здорово изучил русский язык.

Я не сразу поняла, почему всеобщий гул прекратился, так как слишком увлеклась украшением основного блюда, ещё что-то бормотала себе под нос, улыбалась полученному результату, поправляла последние штрихи и когда, наконец, подняла голову, отметила, что что-то определённо пошло не так.

Затишье сменили редкие перешёптывания, люди ворочали головами, пытаясь найти причину всеобщей паники, я с двойным азартом влилась в их чудную компанию и тоже несколько раз крутнула головой. Но вскоре моя шея неприятно хрустнула, и с адской болью в ней, это неблагодарное занятие пришлось бросить. Неловко растирая затёкшие мышцы, заметила, что толпа понемногу расступается, и вскоре моему взору явился образ мужчины, мужчины моей мечты, моей тайной и явной страсти. Филя стоял в нескольких метрах от импровизированной кухни, немного помятый, потрёпанный, но в своём виде настолько сексуальный, что в пору заскулить, пасть к его ногам, и весело подрыгивать ножкой, когда он почешет ушко. Признавая поражение своего изначально проигрышного ультиматума, я улыбнулась на всю ширину рта, если бы правила приличия позволяли, то помогла бы губам, растягивая их пальцами, хотя они и без того справлялись.

Чёрные джинсы и чёрная шёлковая рубаха, в разрезе которой видна смуглая после лета кожа, волосы вздыблены, губы поджаты, демонстрируя полную собранность и решительность. Вокруг мощной шеи вьётся толстая золотая цепь, которую обычно не видно из-за ворота сорочки, голова немного задрана кверху, отчего создаётся впечатление, что Филя вот-вот сообщит о цели визита, но он молчал. Опомнившись, я перестала глупо улыбаться, опустила взгляд и невероятным усилием воли смогла снова поднять его, но уже на Матео, только вот мою радость мужчина явно не разделял. Бледный (если можно так сказать о типичном мексиканце), он стоял с приоткрытым ртом и выпученными глазами, руки неловко опустились и почему-то теребили фартук, перепачканный в брызги томатного соуса. Он перевёл на меня неверящий взгляд и на смеси русского и английского спросил?

– Лари, детка, твой мужчина пришёл меня убивать?

– Что за глупости, с чего ты взял? – Натурально возмутилась я: откуда такое самомнение? Филя пришёл ко мне и ни с какой другой мыслью мириться я не собираюсь. Снова всмотрелась в любимое лицо, но от улыбки воздержалась.

– Может, с того, что в его руке устрашающая цепь, а смотрит он на меня как маньяк на жертву?

– Сдался ты ему, он на меня… Что?!

 Еле-еле оторвав взгляд от тёмных глаз, от трёхдневной щетины, и от припухлых губ, которые когда-то безжалостно терзали моё тело, я присмотрелась внимательнее и теперь во всём внешнем виде моего мужчины не находила ничего привлекательного. То есть он привлекателен, бесспорно, даже в своей агрессии, но… Он вооружён и очень опасен! Горящий взгляд, который действительно направлен на Матео, опасный прищур, желваки на скулах, и, как и прежде, плотно сомкнутые губы, которые иногда приоткрываются, чтобы выпустить грозный рык. Красивое мощное тело обтянуто чёрной тканью, мышцы на руках перекатываются, выдавая напряжение. На правый кулак намотана цепь металлического цвета, толстые звенья которой не поддаются никакому осмыслению, свободный её конец свисает почти до колена и иногда покачивается в хаотичном порядке. Покачивания эти совпадают с гулом человеческого дыхания. Все смотрят на Филю и ожидают зрелища, я ничего такого видеть не хочу.

– Лари, скажи, что это не то, о чём я подумал.

– Это не то, о чём ты подумал. – Беззаботно и слишком быстро отмахнулась я и Матео теперь не только побледнел, но и позеленел.

 Согласитесь, странная реакция для мужчины, хотя… если учесть, что участвовать в разборках он не нанимался и на мою моральную поддержку не рассчитывал, понять его можно.

Когда, наконец, гляделки в нашем трио подошли к концу, Филя сделал первый шаг и всепоглощающий ужас сковал моего партнёра по кухне и теперь он даже не разговаривал, а лишь завороженно наблюдал за приближением мужчины. В конце зала я заметила хрупкую женскую фигурку, по бегающему виноватому взгляду, направленному на меня, поняла, что без неё тут не обошлось. «Что мне делать?» – спрашивала я Машу взглядом, так как спугнуть Филю громким голосом и усложнить своё положение не хотела. «Откуда я знаю?!» – возмущённо отвечала она мне, но ко взгляду добавляла жестикуляцию в виде неопределённо пожимаемых плеч и широко растопыренных пальцев рук. Когда людской гул, под который передвигался Филя снова стих, я перевела взгляд с Машки и отчётливо понимала, что пить «Боржоми» поздно: он стоял передо мной, немного втянув голову в плечи и выжидающе смотрел.

– Лари, что мне делать? – Подал голос Матео и зал ухнул.

 Я же вдруг ощутила прилив бодрости и сил, плюс, подкреплённая мыслями, что если не прибил никого сразу, то и опасаться не стоит, состроила возмущённое выражение на лице, скрестила руки на груди и приняла вызывающую позу.

– Можешь отойти в сторону, мне сейчас будут в любви признаваться.

 Уверенно заявила я, а Филя невесело ухмыльнулся, замахнулся и с грохотом водрузил тяжёлую цепь прямо на столешницу, стряхивая её с кулака. Из кармана джинсов достал небольшую коробочку и без лишних колебаний поставил её передо мной в раскрытом виде, позволяя внимательно рассмотреть кольцо, находившееся внутри. Ух… Ничего подобного я не видела, но и радоваться почему-то не получилось, я внутренне подобралась, зажалась и, судя по нехватке воздуха, задержала дыхание. Пару раз перевела плавающий взгляд с Фили на кольцо и обратно, неуверенно моргнула, упёрлась обеими ладонями о гладкую поверхность и медленно выдохнула. Никого сейчас рядом не было: я и он, только его глаза и только его немой вопрос.

– Примешь? – Не выдержав паузы, которая явно затянулась, тихо спросил Филипп и сжал кулаки до хруста в костях.

 А я, вместо того, чтобы пустить слезу, обрадоваться и носить любимого на руках, чувствовала какую-то пустоту. Всплыли в воспоминаниях его слова и символическая цепь, о которой он говорил, теперь материализовалась и лежала передо мной неподъёмным грузом. Обида, заславшая глаза, не дала воспринимать этот жест, как добровольную сдачу, а проводила логическую связь: я и моё присутствие в его жизни – неподъёмный груз цепи. Поэтому, тряхнув рыжей гривой (которая так неудачно была спрятана под поварской колпак), и упрямо поджав губы, я посмотрела ему прямо в глаза и потянула рукой пару звеньев свободного конца цепи.

– Не коротковата ли? – Чувствую, лицо моё в сарказме с гримасой перестаралось, но исправить ничего не могу, стою.

– В самый раз.

 И снова затянувшееся молчание, которое, опять же, первым не выдерживает Филя.

– Я знаю, что виноват и если тебе от этого станет лучше, то ты должна знать: никто не сможет мне тебя заменить. Я впервые прочувствовал, как это, быть вдалеке от человека, который тебе небезразличен.

– Небезразличен? Отличная характеристика. – Скрестила руки на груди и слишком поздно поняла, что таким образом лишилась надёжной опоры в виде стола, приткнулась к нему бёдрами.

– Я люблю тебя. Я хочу, чтобы ты стала моей женой. Я хочу детей от тебя и хочу, чтобы слово «семья» у меня ассоциировалось только с тобой.

– Не слишком ли много «хочу»?

– Я не смогу изменить того, что сказал и что сделал. – Выдохнул, отведя взгляд в сторону. – Я могу только извиниться за свои слова, был не прав. Просто не знал, что теряю, отдаляя тебя.

– Что, не нашлась подходящая замена?

– Ты для меня одна. Только ты и нет других женщин.

– Научился красиво говорить? Можешь ведь, если захочешь! – Продолжала я свою экзекуцию, ловко вертя в руке малюсенькую коробочку с кольцом неземной красоты, на самом деле, в этот момент, мечтала только о том, чтобы подошёл размер, уверена: другого такого нет.

– Ты же знаешь, что слова это не моё, по крайней мере в том, что касается чувств. Мне легче подарить цветы, дорогую побрякушку, исполнить любой каприз, только бы не говорить того, чего нет. С тобой всё иначе… Ты… ты просто заменила мне весь мир, стала моим центром, моей главной целью.

– Когда исполняется одна мечта, мы следуем за другой. – Поумничала я.

– Останься со мной, ты не пожалеешь.

– Я и так не жалею. Не люблю возвращаться назад.

– Тогда идём вперёд. Только вместе со мной. Я не могу без тебя.

– Филипп…

– Короче! – Тут же прикрикнул Филя, понимая, что с мной по-хорошему нельзя – как маленький ребёнок, сажусь на шею. – Не знаю, что ты себе придумала, но я тебя не отпущу. Уже никогда. Ты упрямая – я упрямее, можешь не проверять. Ты уйдёшь отсюда только со мной и это последнее слово. Идём домой и можешь говорить мне всё, что хочешь, и я готов подписаться под каждым пунктом обвинения, потому что действительно виноват. И я готов ответить за каждую минуту, которую ты сожалела о нашей встрече и никто не станет на моём пути! Ларис, прошу тебя…

– Филипп Аркадьевич просит? – Устало, не в силах слушать признания сильного мужчины, который готов прилюдно отказаться от этой силы ради чего-то, что раньше не признавал.

– Я люблю тебя. Лариса, ты выйдешь за меня замуж?

– Ты сделал мне больно…

 Одними губами прошелестела я, устав разыгрывать из себя гордую и независимую женщину. Я слабая и я тоже люблю, поэтому никогда не смогу сказать ему «нет».

– Я хочу сделать тебя счастливой.

– Ты хочешь, чтобы я сейчас расплакалась? – Опустив глаза и хлюпая носом, шаг за шагом сдавала оборону.