90-е: Шоу должно продолжаться – 7

«Вполне возможно, что я сейчас нахожусь на тусовке чьей-то мечты», – подумал я, заняв освободившуюся табуретку, бывший хозяин которой поднялся, чтобы пойти отлить.

На кухне разговор шел о музыке, как водится. О настоящей философии, о высокой миссии рока, о жизненных позициях. Иногда все говорили разом, иногда замолкали, и тогда голос кого-то одного начинал звучать громче и авторитетнее.

Среди других-прочих выделялся один человек. С бородой, волосами до плеч и хитрым прищуром светлых глаз. Когда он говорил, все замолкали, я бы даже сказал, заглядывали ему в рот. На этой кухне он был явно доминирующей персоной.

Я попристальнее вгляделся в его лицо. Кто же ты такой, мужик? Я не шибкий знаток персоналий русского рока, но этот перец явно ведь кто-то знаковый…

– Ах да, Сеня! – вдруг произнес этот товарищ, перебивая длинную путаную речь светловолосого субтильного парнишки в очках. Обращался он к Сэнсей. – Ты же просил, я сделал! Давай отдам, пока не забыл!

Парень… Хотя скорее мужик, конечно. По моим прикидкам лет сорока, наверное. Хотя мне все еще сложно было как-то определять на глаз возраст в девяностые. В двадцать первом веке в массе своей люди выглядели моложе, или, скажем так, ухоженнее. А здесь – все смешалось. Еще по Новокиневску заметил. Болтаешь с мужиком, думаешь, что ему уже под полтос, судя по седине и глубоким морщинам. А потом он оговаривается, в каком году закончил школу, и ты понимаешь, что ему всего-то тридцатник. Обратные ситуации случались довольно редко. Ну да, стресс слома эпох, много омерзительной выпивки, постоянный дым коромыслом… Создавалось впечатление, что рокерская и прочая неформальная тусовка делится строго на два типа – совсем молодые пацаны, которые выглядят как вчерашние школьники. И предпенсионного вида старики. Как будто первые в какой-то момент волшебным образом превращаются во вторых.

Впрочем, никого подобный феномен не смущал, общались все друг с другом приблизительно одинаково. Ну, за исключением неких знаковых фигур, которым все заглядывали в рот.

И один из которых как раз вернулся из коридора. В руках он держал большой квадратный конверт виниловой пластинки.

– Оооо, благодарствую, Андрей! – Сэнсей поднялся со своего табурета и обнял мужика с пластинкой. Ага, значит, Андрей. Я напряг память, пытаясь вызвать оттуда всяких знаковых Андреев-суперзвезд. Не, бесполезняк. Реально, не такой уж я и знаток. Казалось, что вроде неплохо знаю русский рок, но вот на этой конкретной тусовке понял, что вообще ни хрена не знаю. Так, по верхушкам. Бутусова от Гребенщикова на вид отличу, конечно, но вот кто там у кого играл на клавишах или басухе, хрен его знает. Кто такой Дуче, например, козырявший в кепке а-ля солист AC/DC? Никогда его не видел, даже не представляю, где он играет.

Меж тем пластинку начали передавать по рукам, кто-то понимающе цокал языком, кто-то хвастался, что успел такую урвать в свое время.

На конверте было русскими буквами написано «Лед Зеппелин». Сам конверт был светло-коричневый, будто сделанный из драных обоев. А в центре – обычное такое фото в рамке какого-то дядьки в плаще и шляпе, с тростью. На фоне угла не то дачи, не то вообще детского садика. А, стоп. Вот это лицо мне было даже знакомо.

Это был Дмитрий Шагин из «Митьков». Один мой близкий приятель творчеством этих ребят увлекался, да и меня подсадил. Но какое отношение имеет «митек» Шагин к Цеппелинам вообще?

Я перевернул альбом. «Продюсерский центр рок-н-ролльных приходов Единой евангелическо-лютеранской церкви России» – прочитал я. Надо же, сюр какой! В удивительную я все-таки эпоху попал. Мир вокруг напоминал рваный калейдоскоп, складывающий реальность в причудливые и диковатые картинки.

Я снова перевернул конверт. Заметил то, что с самого начала не бросилось мне в глаза. Логотип, похожий на роспись. АнТроп. В овальном росчерке.

И вот тут что-то такое в моей голове забрезжило.

Андрей. Пластинка. АнТроп.

Да, всяческих персоналий питерского рока я знал плоховато, конечно… Я снова посмотрел на этого бородатого длинноволосого Андрея, которому, пожалуй что, повезло с генетикой, так что ему действительно лет сорок, на которые он и выглядел.

Скорее всего, это не просто Андрей. Это Андрей Тропилло. Даже не отец-основатель, а божество питерского рока. Хотя правильнее было бы сказать ленинградского. Это именно его стараниями творящие в подвалах и подворотнях пацаны превратились в суперзвезд и монстров рока. С настоящими виниловыми пластинками. И это в Советском Союзе, еще даже до перестройки… Черт, а зря ведь я не интересовался всей этой кухней раньше! Знал бы подробности, не сидел бы сейчас с видом барана бычащего на новые ворота!

Проснувшись утром, я сделал для себя два вывода. Во-первых, очень верным оказалось решение закрыть свою спальню на ключ. Это была единственная комната, у которой имелся замок, и мы с Евой немедленно ее оккупировали. Она была маленькой, так что Астарот не стал возникать, и они с Кристиной заняли комнату побольше. Но вот конкретно сейчас я оценил свою предусмотрительность. Мы с Евой ушли спать часа в четыре ночи, когда часть народа уже срубилась, а градус алкоголя перевел важные и умные дискуссии в многократное повторение одних и тех же фраз. Забавно, но я отсек, что этот самый Андрей Тропилло, за которого я зацепился максимально пристально, с бухлом поступал как и я же – ходил везде со стаканом или бутылкой, чокался, громко приветствовал распитие. Но практически не пил.

«Ангелочков» из центра внимания довольно быстро сдвинули, они на этой тусовке были едва ли не самыми молодыми. Да, Сэнсей в начале сказал, какие они прекрасные и замечательные. Все покивали, похлопали Астарота по плечу. Кто-то выдал ценный совет, что нефиг гнить в том Мухосранске, откуда они приехали, нужно все бросать и перебираться сюда. Потому что именно здесь творится история рока. И буквально на этом их звездный час закончился, потому что сцепились московские и питерские рокеры, начали выяснять, кто круче и кто на стену пИсает выше.

Ну а во-вторых, убедился в очередной раз, что тусовки такого рода практически везде одинаковы. В меру бесполезное времяпровождение. В принципе, понимаю, почему они по юности нравятся, появляется в пылу философского трепа ощущение причастности к чему-то великому, будто ты вот тут, прямо за столом, заставленным бутылками дешевого бухлишка, вершишь судьбы мира и попираешь столпы мироздания.

А еще, кокретно здесь, в Питере, возникало такое чувство, что все это – конспиративная квартира диссидентов, который все время оглядываются и ждут, что вот-вот у подъезда… Ох, нет, конечно же! У какого еще подъезда? У парадной, конечно же! Скрипнет тормозами черный воронок, и оттуда выскочат злые дяди в серых костюмах и повяжут всех засевших тут вольнодумцев. За вольнодумие.

Интересно, откуда взялось? Рассказы и байки я внимательно слушал, и вроде как не особо тут рокеров и щемили. Как сказал тот же Андрей Тропилло, если кого и вязали, то скорее за фарцу или хулиганство, но никак не за музыку…

Хотя может я нафантазировал больше. И это на самом деле была не оглядка на дверь в страхе репрессий. А они просто ждали, может еще какие гости подгребут и присоединятся к разговору…

Я повернул собачку замка и вышел наружу. Прошелся по квартире. Мда… О поле, поле, кто тебя усеял мертвыми костями? Спящие тела обнаружились практически везде, даже в тех местах, где вроде бы их быть не должно. Например, пришлось выволочь одно тело из туалета, потому что патлатый товарищ, идентифицировать которого я не смог, уснул, трогательно свернувшись клубочком вокруг унитаза. Еще и протестовал, что я вырываю белого друга из его нежных объятий. Ну как, протестовал? Так, мычал что-то нечленораздельно. И даже не проснулся.

В комнате Астарота с Кристиной кроме них самих, спящих на кровати прямо в одежде, нашлось еще два человека. Один спал рядом с ними на кровати, а второй – на прикроватном коврике. И так везде. На кухне, в гостиной, в коридоре. В коридоре вообще спало трое. Кажется, они перед сном попытались играть в царя горы на куче обуви, но уснули прямо в процессе борьбы.

«Странно, что никто не подрался, – подумал я, глядя на себя в зеркало в ванной комнате. – И еще странно, что тут никто не уснул».

Впрочем, думаю, дело было в том, что привел всех этих ребят Сэнсей. А он у нас товарищ подчеркнуто-миролюбивый. Вот и друзья у него такие же. Когда бухие, только трындеть начинают громче, а в драку никто не лезет.

– Ты куда-то собираешься уходить? – сонным голосом спросила Ева, появляясь в приоткрытых дверях ванной.

– Ефть офно фело… – сказал я, фыркнул, достал зубную щетку изо рта и повторил. – У меня есть одно дело, думаю сгонять туда до концерта.

– Оно тайное или? – прищурилась Ева.

– Тоже хочешь немедленно сбежать? – засмеялся я. – Нет, не тайное. Если хочешь, пойдем со мной. Заодно зайдем в какое-нибудь кафе и позавтракаем. Я жрать хочу, а у нас на кухне из еды, кажется, только линолеум.

– Тогда я за тобой в очереди, – Ева закрыла дверь и оставила меня один на один с моим отражением.

Мы нашли кулинарию близ Пяти углов, выпили там по стакану так называемого кофе и съели по паре бутербродов. А когда вышли на улицу, прикупили на десерт тулумбы, на ларек с которой наткнулись почти у самого метро. Ночью кто-то говорил про это кушанье. И не просто говорил, а восхищался и называл чуть ли не символом новой свободы. А кто мы такие, чтобы этой самой новой свободе сопротивляться? Несмотря на то, что символом ее оказалось очередное жареное в масле тесто.

Адрес Гены, с которым мне поручил пообщаться Василий, находился неподалеку от метро Петроградская. Прикинув по времени, я решил, что до четырех часов дня мы должны успеть. В четыре нужно было явиться в «Юбилейный», выступать «ангелочки» должны были в дневной части фестиваля. Так себе история, конечно, но претензий к Сэнсею у меня не было. Мы выступаем, и это главное. Выступаем на не то, чтобы большом, ввиду зимнего времени, но на весьма увесистым по составу участников фестивале.

Пришлось немного поблуждать вокруг метро, разбираясь, как между собой соотносятся улицы, и что это еще за номер дома такой странный. В конце концов мы нашли нужный дом. Стоял

он во дворе другого дома, окружающего его со всех сторон. Дверь нам открыла высокая худая девушка. Не спрашивая. Я постучал, и дверь сразу распахнулась.

– Вам чего? – медленно, будто в полусне проговорила девушка, запахивая здоровенный махровый халат явно с мужского плеча.

– Мы ищем Геннадия, – сказал я. – По нашим сведениям, он должен проживать по этому адресу.

– А, понятно, – сказала девушка и отступила, освобождая нам путь. – Проходите!

Квартира разительно отличалась от той, которую сдала нам на растерзание бабуля с вокзала. Нет, она тоже была просторной и с высокими потолками, но если «наша» квартира представляла собой иллюстрацию расхожего выражения «бедненько, но чистенько»… Ночная вечеринка рокеров сделала ее менее чистенькой, конечно, но я это исправлю. И «ангелочков» заставлю принять в этом живейшее участие. А вот квартира Геннадия была оформлена в стиле «цыганский шик». Даже лепнину под потолком не поленились покрыть позолотой. Бархатные шторы, ковры, вазоны с фикусами. На стенах – головы оленей, кабанов и чучела хищных птиц, раскинувших крылья. Пузатые пуфики, вычурные диваны на гнутых ножках, снова ковры… Мы шли следом за девушкой, уверенно петлявшей по сложному лабиринту комнат и коридоров. Ева бросила на меня вопросительный взгляд, я в ответ пожал плечами. Особыми подробностями меня Василий не снабдил, так что я понятия не имел, что мы увидим.

– Сядьте вон там, на диване, – сказала девушка, когда привела нас в просторную и – о чудо! – практически пустую комнату. Там стоял только тот самый довольно скромный диван, на который она нам указала, мольберт и стул антикварного вида с высокой спинкой. Сама же девушка уверенно направилась к подоконнику и распахнула окно. Халат соскользнул с ее плеча, обнажая грудь. Впрочем, это обстоятельство никак не смутило девушку. Холодный воздух от окна ее тоже никак не побеспокоил. Она достала из кармана халата сигареты и зажигалку.

– Не говорите Генке, что я курила, когда он придет, – без интонаций и не глядя на нас, сказала девушка. – Он считает, что дым может как-то его краскам повредить. Вбил себе в голову, что он великий художник, представляете?

– Все с чего-то начинают, – дипломатично пожал плечами я.

– А ты на картину-то посмотри, волосатый, – фыркнула девушка и выдохнула дым на улицу. Правда, с потоком холодного воздуха он весь немедленно вполз обратно.

Я встал и подошел к мольберту. Ну… В изобразительном искусстве я, конечно, так себе эксперт… Было понятно, что на холсте существо женского пола. И что девушка голая. И еще держит в правой руке яблоко. А в волосах – что-то желтое, по всей видимости, цветок.

– Сиська? Сиська! – вполголоса пробормотал я. – Фрукт? Фрукт…

– Это ты вчера звонил, да? – спросила девушка. – Из какой-то дыры приехал, какие-то концертные дела обсуждать?

– Да, это я звонил, – кивнул я. – Красивая фотография.

Фотка в уголке мольберта была и правда красивая. На ней была эта самая девушка. Она сидела на том самом высоком стуле, скрестив ноги и протягивала в камеру яблоко. И желтый цветок в распущенных волосах. Надо же, читерство какое – сфотографировать натурщицу и срисовывать с фотографии… Не знал, что художники так делают.

– Красота – страшная сила, – фыркнула она, выбросила окурок за окно, закрыла его и помахала руками, разгоняя дым. – Ты смотри, как бы Генка твою подружку не убедил ему позировать…

– Звучит как угроза, – усмехнулся я.

– Угроза и есть, – сказала девушка, поправив халат. – Ты же говорил, один придешь, зачем бабу с собой приволок?

– Я вроде не с вами разговаривал, – пожал плечами я.

– Здесь спаренные телефоны, так что я все слышала, – ответила девушка.

– Да вы не волнуйтесь, мы все равно послезавтра уезжаем, – вежливо сказала Ева.

– Знаю я вас таких, – дернула плечом девушка, и халат снова сполз. – Сначала скромно на уголке дивана посидишь, а на самом деле на чужое место нацелилась, да?

– Вов, она вообще нормальная? – шепотом спросила Ева.

Я пожал плечами.

– Или это у вас шифр такой? – подозрительно прищурилась девушка. – Сговаривались что-то про концерты обсуждать, а на самом деле ты приехал ему смотрины устраивать, да?

– А скоро Геннадий придет? – полюбопытствовал я.

– Понятия не имею, он за догоном убежал, – скривилась девушка. – С вечера квасил, под утро вермут закончился.

На другом конце квартиры раздался какой-то шум.

– Да вот он и приперся, легок на помине, – хмыкнула девушка.

____________________

От автора.

У Рафаэля Дамирова и Валерия Гурова вышел второй том "БОКСЕРА"!

Пожилой тренер по боксу погибает и оказывается подростком в далеком 1976-м. Как осуществить свою мечту, и выступить на Олимпиаде-80? В прошлой жизни не получилось, но теперь он готов взять реванш и сделать все правильно.

На первый том скидка: https://author.today/work/351980

Глава 5

К этому моменту я ожидал чего угодно – запойного забулдыгу с сизым носом, квадратноголового нового русского в малиновом пиджаке или… На самом деле, варианты у меня закончились, но появившийся на пороге комнаты человек сумел меня удивить.

Он был похож на Арамиса, лицо такое изысканное и одухотворённое. На плечи спадали ухоженные длинные волосы. Одет он был в пестрый блестящий халат из+под которого выглядывала атласная полосатая пижама. Почему-то обрадовало то, что в его одежде не было каких-нибудь индийских элементов. Если бы были, то он напоминал бы сектанта. Он же выглядел как аристократ. Прямо без балды, настоящий такой аристократ. Ну, в моем представлении, разумеется. Я видел достаточно много людей богатых, но «носить» свое богатство изящно умели единицы. Обычно или выпячивали, бравируя каждым жестом «Смотрите, сколько у меня бабла!» Либо наоборот стеснялись, рядились в бедьненькое и любили в этом заявляться в дорогущие магазины, потроллить продавцов. А вот такая гармония, как этот самый Геннадий, встречалась мне в жизни раза, может, два или три. Кстати, имя Геннадий вообще никак не подходило этому сэру. Ну какой он, к чертям собачьим, Геннадий? Генкой должны звать свойского мужика, рубаха-парня из соседнего подъезда. А вовсе не этого чуть утомленного праздным образом жизни аристократа…

– День добрый, – после короткой паузы произнес хозяин квартиры.

– День… – фыркнула девушка, имени которой я так и не узнал за время нашей беседы. И закатила глаза.

– Владимир, верно? – учтиво спросил Геннадий, окинув меня чуть рассеянным взглядом. Потом перевел взгляд на Еву. И на нее он смотрел гораздо внимательнее. – Может быть, нас представят?

– Ева, – улыбнулась моя девушка и протянула руку.

– Чрезвычайно польщен! – Геннадий поцеловал протянутую руку. Пакет, с которым он пришел, многозначительно звякнул. – Сударыня, а вы не хотели бы мне попозировать? У вас такое удивительное лицо…

– Начинается… – прошипела девушка.

– Марианна, ну как тебе не стыдно, у нас же гости! – с ленцой и легким укором произнес Геннадий. – Лучше сообрази что-нибудь на стол, прояви уважение.

– Я тебе толковый словарь подарю когда-нибудь, – Марианна дернула плечом и встала, халат снова сполз куда-то в район талии. Она забрала из рук Геннадия пакет и стремительно вышла из комнаты.

– Вы ее извините, пожалуйста, – развел руками Геннадий. – У нее с самого утра дрянное настроение.

– Это ничего, случается, – пожал плечами я. – Может быть, перейдем к нашим делам?

– Делам? – гладкий лоб Геннадия покрылся морщинами. – Ах да, делам…

– Мне ваш адрес дал Василий из Новокиневска, – сказал я. – Он сообщил, что у вас была договоренность и…

– Да-да, – поморщился Геннадий и махнул рукой. – Я помню Василия. Все собирался ему позвонить… Простите, а вы насколько хорошо его знаете?

– Хм, сложный вопрос, – я поднял глаза к потолку. – Мы знакомы несколько месяцев. И немного вместе работали. А что?

– Владимир… – задумчиво проговорил Геннадий. – Честно говоря, я удивлен. Потому что ожидал увидеть скорее Эдуарда…

– Эдика? – удивился я.

– Он мне звонил четырежды за последнюю неделю, – сказал Геннадий. – Тоже ссылался на Василия и… Честно говоря, я не очень понял, чего именно он хотел, но когда вы позвонили…

«Вот говнюк», – подумал я.

– Эдика я, конечно, знаю, – кивнул я. – Но о его полномочиях не в курсе. Возможно, у него какие-то другие планы.

Черт, у этого Геннадия такая заразительная манера говорить, что я волей неволей начал под нее подстраиваться. Отстой. Я тряхнул головой.

– Послушайте, Геннадий, – сказал я. – Давайте я не буду ходить вокруг да около. Василий хочет сотрудничать с вами на предмет концертов в Новокиневске и области. И попросил меня в некотором смысле ваше соглашение освежить. И вот я здесь. Этот разговор имеет смысл продолжать?

– Ох… – Геннадий потер лоб. Потом посмотрел на Еву. Потом – на распахнутую дверь. – Марианна, у тебя все готово?

Ответа не последовало. Только стук посуды, как будто ее на стол швыряли, а не расставляли.

– У меня есть правило – никогда не обсуждать важные дела на голодный желудок, – сказал Геннадий. – Так что предлагаю нам всем переместиться за стол и приобщиться к кулинарному искусству Марианны. Еще раз прошу за нее прощения, она бывает излишне резка и неприветлива, но у нее, поверьте, золотое сердце.

Геннадий вышел из комнаты, мы с Евой встали, и девушка ухватила меня за рукав.

– А он точно бизнесмен? – прошептала она. – Вообще не похож…

– Мы же в Питере, – пожал плечами я. – Тут все странные.

Завтрак оказался довольно обильным. И, похоже, являл собой логичное продолжение ужина. Во всяком случае, все эти блюда вряд ли золотосердечная Марианна успела приготовить за те несколько минут, которые у нее были. Кроме того, сырная корочка на мясе была слегка «уставшей».

Подчиняясь правилам хозяина, пока мы ели, я не переходил к деловым разговорам и, в основном, вежливо поддакивал хозяину квартиры. Который говорил много и охотно. И о себе, разумеется. Он сообщил, что вся эта пошлая роскошь, которую мы можем наблюдать, досталась ему от родителей. Отец – дипломат, мать – пианистка. Но оба они в прошлом году покинули Россию и осели в Италии. Потому что давно мечтали. А сам Геннадий этих всех шелковых диванов и бархатных портьер не одобряет, но избавиться от этого рука не поднимается. Много говорил о своем детстве, о том, что играет на четырех музыкальных инструментах и говорит на четырех языках. И вообще цифра четыре в его жизни знаковая.

Я не очень внимательно слушал. Ровно настолько, чтобы не терять нить повествования, но не запоминать подробности. Больше всего забавляло во время этого рассказа следить за выразительным лицом Марианны. На каждый эпизод из жизни Геннадия она корчила очередную гримаску, а когда он поворачивался к ней моментально возвращала лицу невозмутимый вид. Через пару бокалов я глянул на вычурные часы, декорированные парой весьма корпулентных барышень, одетых в розовое. Мда, если дело так пойдет и дальше, то мы рискуем опоздать к началу концерта.

Я попытался снова инициировать деловой разговор. И опять безуспешно, потому что в этот момент Геннадий вдруг решил поведать нам о своем новом призвании. Ну, о есть о том, как он решил стать гениальным художником.

Лицо Марианны стало скучающим. Тут она заметила, что я на нее смотрю. Хм, интересно… А что, если… Я подмигнул девушке и понимающе развел руками.

Взгляд Марианны вдруг стал цепким.

– Владимир, а вы умеете чинить гардины? – перебила вдруг велеречивую речь своего не то мужа, не то бойфренда девушка.

– Зависит от степени поломки, – хмыкнул я.

– Пойдем, – она вскочила и ухватила меня за рукав. – Вы тут пообщайтесь пока, Ева, вы ему главное позировать не обещайте, а то пожалеете потом.

– Марианна, ну как ты можешь, в самом деле! – укоризненно покачал головой Геннадий.

– Отстань, – отмахнулась Марианна, увлекая меня за собой к одной из дверей гостиной. – Ты уже неделю ничего с этим сделать не можешь! Может хоть этот гость с руками из нужного места.

Марианна затащила меня в спальню и захлопнула дверь. Судя по голосу Геннадия, опешил он ненадолго. И снова начал вдохновенно вещать о призвании, высказывании творца и его коллегах из эпохи возрождения.

– Давай, – сказала Марианна, резко повернувшись ко мне.

– Так что у вас надо починить? – сказал я, оглядывая новую комнату. Она была под стать всему остальному – бархатные портьеры с золотыми кистями, кисейный балдахин над широченной кроватью, толстенный узорчатый ковер… Единственным диссонансом во всем этом дворцовом великолепии было постельное белье, как попало смятое на кровати.

– Ничего у нас не сломано, – поморщилась Марианна. – Давай телефон своего Василия и рассказывай, что там у вас за дела.

– Я в неподходящее время пришел? – понимающе усмехнулся я.

– Ну да, – кивнула девушка. – На него находит временами. На неделю или две. Иногда на месяц. Сейчас он часа два будет разоряться на тему своих гениальных художеств, и только потом скажет, что больше ему неинтересно заниматься концертами, бла-бла-бла.

– Но при этом ему все еще интересно? – уточнил я.

– А ты думаешь, кто-то его эти художества будет покупать? – криво усмехнулась Марианна, вытащила из кармана халата пачку сигарет и закурила. – А без денег он заскучает и снова начнет делом заниматься.

– Ясно, творческая личность, – кивнул я и полез в карман за записной книжкой. – Понимаю, что я так себе авторитет, но за Василия я ручаюсь, с ним очень приятно работать, он один из самых честных и порядочных людей. Ну, из предпринимателей, разумеется.

– А тебя-то как в компанию предпринимателя занесло? – она окинула меня недоверчивым взглядом. – Ты школу-то давно закончил?

– А я талантливый, – подмигнул я. – Однажды проснулся и понял, что концертная деятельность – это мое призвание. Стоп-стоп, не надо делать такое лицо! Я просто с оказией здесь оказался. Мои ребята выступают на «Невских берегах», а Василий мне доверяет, вот и попросил заскочить пообщаться. Вот телефон Василия. Ну и вот мой, на всякий случай.

– Ага, – Марианна взяла бумажку и посмотрела на нее долгим взглядом. – Новокиневск… Даже не знаю, где это. Забей, я вообще плохо географию знаю. Слушай, Владимир… Блин, как же меня задрала эта высокопарная речь! Вова, давай так. Если Генка очухается в ближайшую неделю, то он сам позвонит. А если нет, то я тебя наберу, и мы вместе что-нибудь придумаем, лады? Ты же не страдаешь этой херней, что дела можно вести только с мужчинами?

– Ничуть, – я покачал головой и протянул руку. Марианна уверенно ее пожала. Халат снова сполз с плеча, обнажая грудь. К зрелищу я уже успел привыкнуть, но еле сдержался, чтобы не фыркнуть. Где только не приходится заключать сделки! Очень по-питерски получилось – пафосная спальня и полуодетая девица с сигаретой в руке.