скачать книгу бесплатно
Япония по контракту
Людмила Фионова
Героиня книги – русская женщина-физик, приехавшая по контракту в японский университет. Её работа с японскими коллегами, открытия, сделанные ею дома, в магазине, в больнице, на улице, в повседневной японской жизни – это содержание книги. В ней – жизнь японского университета, заботы преподавателей и студентов, будни и праздники японского города, отношения между жёнами и мужьями, родителями и детьми, радости молодожёнов и печали уходящих на пенсию стариков. В этой книге – путешествия по Японии, случайные встречи на заводе, в мастерской ремесленника. Беседы со священником, художником, лесорубом, журналистом. Размышления об успехах и трудностях современной Японии, об удивительном для иностранца японском менталитете, о нелёгких поисках взаимопонимания между людьми, принадлежащими к двум различным культурам.
Посвящаю с благодарностью и любовью
моим родителям
моему мужу
моим японским и русским друзьям –
героям этой книги
Вечерним вьюнком в плен я захвачен…
Вечерним вьюнком
В плен я захвачен… Недвижно
Стою в забытьи.
Басё
Эта книга – заметки о жизни русской женщины в Японии. Я назвала эту женщину просто "она". Может, потому, что по-японски "`онна" значит "женщина". Русская женщина, ослеплённая, восхищённая, впервые увидела Японию… А потом был год её жизни в этой стране. И восхищение сменилось изумлением – и это – великая Япония? Разочарованием. И желанием понять – кто же ты, Япония? Что ты? Так появились эти заметки.
Я писала о себе. О своей работе в японском университете, о своих друзьях – японцах и иностранцах, что жили рядом со мной, и о людях случайных, встретившихся на улице, в магазине, в больнице. Я записывала свои беседы с японским профессором и рабочим, с журналистом и священником, с лесорубом и художником, с учительницей и зеленщицей. С мужчинами, женщинами, детьми… Со студентами и уходящими на пенсию стариками. Так сложилась эта книга. В ней нет ни капли вымысла, а только живые люди, их истинные поступки и слова. В ней нет того, что есть Япония для иностранца, – нет сада камней, чайной церемонии, икэбаны. Окружавшие меня японцы редко бывали в таких местах. Они ходили на работу и в магазин, сидели в очереди к врачу, растили детей, ухаживали за стариками… И я вместе с ними ехала утром в переполненном автобусе, а вечером возвращалась в обычный японский дом, готовила такой же, как у соседей, ужин и так же, как они, засыпала на татами.
В этой стране меня интересовали прежде всего не музеи и храмы, а обитатели, люди. И японцы, словно чувствуя это, благодарно откликались, показывали, рассказывали, объясняли… Они радовали меня и злили, вызывали восхищение и боль, удивляли. Я запоминала трудные имена своих новых друзей, вникала в их проблемы, в их жизнь. В конце концов, я стала лучше понимать их и решила этим пониманием поделиться. Мне показалось – тот, кто узнает то, что узнала я, легче поладит с этой странной страной. У него не будут округляться от изумления глаза, как у меня когда-то, и не станет закипать кровь там, где ей вовсе не стоит кипеть.
Я писала и думала – почему Япония? Почему я пишу именно о ней? Я была во многих странах. Но эта взяла в плен сразу, сперва ослепив восторгом, потом скрутив почти ненавистью. Япония – сильная страна. Она держит своих подданных железной рукой и пришельца притягивает, затягивает, пытается подавить своей волей, поставить в свой строй. От неё трудно спастись, даже уехав. Япония не оставляет однажды увидевшего её. Догоняет книгами. И возомнивший себя свободным беглец садится за стол, чтобы вернуться в эту страну, склониться перед её властью. Много написано о Японии. Может, потому, что веками скрытая от мира, Япония была другой планетой, а потом родиной экономического чуда, "страной восходящей йены"? И в книгах о ней люди видели пособие "Как стать миллионером"?
Эта книга – ещё один взгляд на Японию. Взгляд русский, но по-японски внимательный к мелочам. Взгляд сегодняшний, но подкреплённый старинными японскими сказками, пословицами, трёхстишиями хайку. Мне показалось – они помогают лучше понять нынешнюю Японию, и я рассыпала их по написанному мной, как прелестные пёстрые камушки… Я старалась писать по-русски чётко. Но в конце концов многие главы обрели двойные заглавия. Наверное, потому, что так велит Япония, где любое сказанное слово можно толковать и так, и сяк, и под углом в сорок пять градусов. Но прямо – никогда…
Глава I
Японское чудо
Цветы сурепки вокруг.
На западе гаснет солнце,
Луна на востоке встаёт.
Бусон
Прощание с Родиной (Ищите Шинканзен!)
Сначала покинул траву…
Потом деревья покинул…
Жаворонка полёт.
Басё
Небо над белыми кочками облаков становилось всё светлее – самолёт летел навстречу солнцу, на восток. Она ехала в Японию работать. Её должность называлась красиво и гордо – приглашённый профессор. Приглашал её Хидэо Кобаяси, давний друг. В восемьдесят восьмом, когда в Москве вышла её книга, она решила послать несколько экземпляров за рубеж коллегам – физикам. Американец промолчал, приняв дар, как должное. Француз прислал коротенькое "мерси". Из Японии пришло длинное письмо.
– Я хочу познакомиться с Вами, – писал доктор Кобаяси.
Она пригласила Кобаяси в Москву.
– Вы такая тоненькая! – Он удивлялся он и широко разводил руками, показывая ожидаемые габариты русского профессора. – А я думал, Вы такая… – Кобаяси улыбался и всё хвалил: метро, Москву, её лабораторию, её семью. И гордился: – Я – первый японский учёный, который сумел пробиться через железный занавес! Мы должны установить более тесные контакты.
Они встречались на конгрессах в Париже, в Риме, переписывались. Осенью девяносто четвёртого Кобаяси написал ей, что стал профессором и первым иностранным гостем своей новой лаборатории хочет видеть её. И попросил прислать бумаги. Накануне Нового Года он позвонил.
– Мне удалось получить контракт для Вас! На целый год!
– Это как новогодний подарок, Хидэо! – воскликнула она.
Она так и воспринимала стремительно приближающуюся к ней Японию – как подарок. Условия контракта были потрясающие.
– Вы известный профессор, – говорил Хидэо. – В нашей стране Вам положено…
Ей была положена большая зарплата, большая квартира… И билет в бизнес-классе, который прислали из Токио. У себя дома ей полагалось только удовлетворение от любимой работы. Академия наук своих сотрудников не баловала.
– Заграничный паспорт Вам надо получить у начальника, – сказали ей в иностранном отделе Академии.
Должно быть, начальнику отдела нравилось проходить к своему рабочему месту сквозь строй профессоров – у дверей его кабинета всегда толпилась очередь. Для поддержания очереди начальник использовал простенький приём – назначал свидание на утро, а сам являлся ближе к вечеру. И всех желающих принять не успевал. Она попала в кабинет на третий день. В пять вечера начальник с лицом озабоченным и брезгливым явился перед одуревшим от ожидания народом и исчез у себя в кабинете. В приоткрытую дверь желающие могли наблюдать, как он любовно устраивает на вешалке пальто, как заботливо причёсывает редкие волосы…
– Не знаю, успею ли я рассмотреть Ваш вопрос, – встретил её начальник и принялся рыться в неряшливой куче бумаг на своём столе. – Она, стиснув зубы, пыталась промолчать. – Так, значит, едете… – процедил начальник едким, скрипучим голосом. – Ну что же, езжайте. А на обратном пути прихватите для меня что-нибудь эдакое симпатичное. – И он милостиво протянул ей документы.
– На обратном пути я к Вам не зайду, – твёрдо сказала она, на всякий случай крепко прижав к себе паспорт.
Начальник ошалело глянул на неё поверх очков и прекратил приём.
Стюардесса то и дело выходила из-за занавески, предлагая водички, кофе, вина. В пустом салоне бизнес-класса было всего двое пассажиров – она да сладко посапывавший во сне пожилой японец. Сжалившись над уставшей от напрасных забот девушкой, она попросила чего-нибудь поесть. Омлет был синего цвета. Должно быть, цвет происходит от каких-нибудь чудесных японских специй, – разнежено подумала она и беспечно проглотила первый кусок. Вкус тухлого яичного порошка вернул её к действительности. Забирая нетронутый омлет, стюардесса долго извинялась и на обед, заглаживая вину, принесла лосося и икру. Запивая фрукты белым вином, она смотрела на быстро приближающуюся землю – самолёт подлетал к Токио. Она достала французские духи, новенькие, ещё не распечатанные, с трудом вытащила пробку… В магазине, где она покупала духи, пробку так и не удалось открыть, и продавщица клялась, что сделано это специально, чтобы запах лучше сохранился. Пахнуло дешёвым одеколоном. Легко справившись с обидой, она улыбнулась помчавшейся за окном японской земле – самолёт совершил посадку в Токио.
Международный аэропорт Нарита был абсолютно пуст: эскалаторы, резиновые дорожки, движущиеся по длинным переходам, и даже поезда мгновенно развозили образовавшийся народ по нужным местам. Едва прибыв в багажный зал, она обнаружила, что на транспортёре уже крутятся чемоданы её рейса. Она была в Японии! В стране, где всё устроено прекрасно, совершенно! Она без проблем купила сразу два билета – на экспресс Нарита-Токио и на поезд, идущий в город на севере Хонсю, где жил Хидэо: кассир легко понял её английский. В вагоне на электронном табло загорались точки, отмечая пройденное поездом расстояние. Рядом с точками вспыхивали названия городков, мимо которых проносился экспресс Нарита-Токио. Под электронной схемой бегущей строкой мелькали новости на двух языках: японском и английском. На электронных часах прыгали цифры, отсчитывая время, оставшееся до прибытия в Токио: три минуты, две, одна… Приехали!
У выхода с платформы контролёр отобрал у неё билет – без билета никого не выпускали. Она стояла среди кишащего людьми содома центральной станции Токио, запутанной, как лабиринт. Здесь сходились железнодорожные пути, тоннели метро, десятки выходов и переходов…
– Я мог бы приехать в Токио встретить Вас, если Вы захотите, конечно, – писал ей в Москву Хидэо.
В письме было слишком много сослагательных наклонений. Она смутилась и ответила вежливо:
– Возможно, Вам не стоит ехать так далеко…
Теперь она свою вежливость проклинала. Хидэо ехать в Токио отказался "в соответствии с Вашими пожеланиями"… Правда, он обильно снабдил её советами:
– На пересадке в Токио ищите Шинканзен. Шинканзен или Синкансен, всё равно оба варианта далеки от японского произношения, связывают большинство важных японских городов, эти поезда развивают скорость до трёхсот километров в час, – писал в своём длинном заботливом письме Хидэо.
От иероглифов рябило в глазах, но ей предстояло разобраться в указателях, благо они имелись в изобилии. И на английском языке тоже. Но звали они вдаль, по лестницам, туннелям… А у её ног громоздились два чемодана, сумка, портфель, набитый книгами… Багажных тележек на центральной станции Токио не полагалось. Пришлось перетаскивать вещи по очереди, беспризорно бросая их и благословляя японскую честность. Руки ныли, пальто, такое лёгонькое для мартовской Москвы, душило, как ватное одеяло. А указатели безжалостно предлагали подняться вверх по пешеходной лестнице. На целых десять ступенек. Она в отчаянии оглянулась. Вокруг деловито сновали мужчины в щеголеватых костюмах и белых рубашках с плоскими чемоданчиками в руках и равнодушием во взоре. Она решила схитрить: спросить дорогу. В надежде, что спрашиваемый окажется джентльменом. Мужчина вежливо всё объяснил и даже показал направление – вверх по лестнице. И исчез. И тут же к ней подошла девушка. Кажется, это была единственная особа женского пола в толпе, в этот утренний час почти сплошь состоявшей из мужчин. Девушка улыбнулась, чётко выговорила по-английски:
– Я помогу Вам наслаждаться Вашим пребыванием в Японии!
И, подхватив портфель и сумку, пошла вверх по лестнице. Сразу решив, что японские женщины лучше японских мужчин, она собрала последние силы, прошагала десять ступеней с двумя чемоданами в руках и с облегчением бухнула их об асфальт платформы. Той самой, над которой светилось искомое – Шинканзен.
Асфальт был густо исписан цифрами. Преобладали дроби.
– Числитель означает номер вагона, а знаменатель – число вагонов в поезде, – охотно объяснил сосед по платформе.
Знаменатели были только двух сортов: восемь и двенадцать. Электронное табло расписания сообщило, что в прибывающем поезде будет восемь вагонов. Значит, у дроби 4/8, где она помещалась, остановится четвёртый вагон. Но для неё эта информация интереса не представляла – её билет, как билет на электричку, годился на любой сегодняшний Шинканзен, идущий на север, в любой вагон, на котором написано "Без резервации". Входя в вагон, пассажиры беспечно бросали чемоданы на специальных полках у дверей. Она вздохнула с облегчением. Под её ногами лежал безупречно чистый серый ковёр, новый серый бархат кресел серебрился, прохладный запах свежести выплывал из кондиционера… За окнами поплыли невнятные ряды маленьких домиков большого Токио, разделённые чёткими восклицательными знаками небоскрёбов. Она скинула пальто, огляделась. Японский народ, ну совсем как русский, едва усевшись, стал деловито разворачивать еду. Только вместо крутых яиц и копчёной колбасы на столиках явились пластмассовые коробочки, похожие на деревянные. Люди сняли крышки, и вагон превратился в цветник. Дивные узоры из рыбы, мяса, креветок, овощей располагались на белоснежном фоне варёного риса. Запахло сложно, незнакомо, вагон наполнили лёгкие щелчки – пассажиры разрывали перемычки, соединяющие деревянные палочки для еды. Быстренько побросав мясо-рыбно-рисовую красоту себе в рот, народ потянулись в тамбур к ящикам, принимавшим красивый мусор, оставляя вагон опрятным, нарядным.
Автомат бесшумно открыл стеклянные двери, пропустив непрерывно кланяющихся контролёров в серых форменных мундирах – честность японских граждан воспитывали неустанно. Вслед за контролёрами в вагон вошла тоненькая девушка в розовом платьице. Она низко поклонилась и повезла по проходу яркую, как клумба, тележку, забитую пёстрыми пакетами с чем-то неведомым. Просьбу продать кофе розовая красавица встретила улыбками, поклонами, сама открыла перед пассажиркой столик, закрыла стаканчик кофе крышкой, завалила его ворохом пакетиков – сахар, сливки, ложечка, салфетки… А печенье пахло странно – водорослями. Она была в Японии! Невероятная толчея городов близко подступала к железнодорожному полотну. Дома выскакивали из-под самых колёс поезда, лепились к дороге так тесно, что можно было рукой коснуться балконов, уютно пестревших толстыми перинами. Короткие промежутки полей сменялись новыми селеньями. И только задник мелькающих картинок оставался неизменным – полоска синих гор провожала поезд, рвущийся к северу.
Здесь многому придётся научиться!
Звонко лает пёс
На захожего торговца.
Персики в цвету!
Бусон
За окном медленно проплыли три больших иероглифа на розовой кирпичной стене вокзала, один из них напоминал дом со сломанной крышей, а все вместе они обозначали название города. Кое-как вытащив чемоданы, она увидела Хидэо, быстро шагавшего к ней по платформе. Она протянула было руки, чтобы его обнять – они всегда здоровались так, когда встречались в Париже, в Риме, в Москве… Но он отстранился. Сказал сухо:
– Я ждал Вас целый час.
А она думала – он извинится за то, что бросил её одну с чемоданами в Токио, она даже приготовила вежливую фразу в ответ. Фраза не понадобилась.
– Пересадка заняла слишком много времени… – забормотала она.
Получалось – извиняться приходится ей. А Хидэо снисходительно извинения принимал. Незнакомый Хидэо – суровый, холодный. Из-за его спины выступила невысокая, худенькая женщина.
– Моя жена Намико, – коротко представил её Хидэо и, взяв один чемодан, быстро пошёл по платформе, не особенно интересуясь, поспевают ли за ним тяжело нагруженные женщины. Изрядно убежав вперёд, он обернулся, бросил весело:
– Я всегда быстро хожу! Намико всегда отстаёт! – И не убавил шагу. Их маленькая кавалькада в точности соответствовала старинному японскому правилу: женщина должна следовать за мужчиной, не наступая на его тень.
Эскалатор спустил их с высокой эстакады, по которой ходил Шинканзен, в здание вокзала. Она мгновенно забыла холод встречи – таким ослепительным было то, что ей открылось. Сияло всё: люстры, облицованные серым мрамором стены… Полированный каменный пол, как зеркальный пруд, отражал колесницы на золочёных колёсах. Под красными балдахинами покачивались в поклонах блестящие черные головки юных красавиц, предлагавших прохожим нечто пёстрое, яркое… И надобно было немного остыть, чтобы осознать, что это – просто продавщицы, торгующие с тележек сувенирами и дорожными обедами. С трудом оторвав взгляд от ослепительного сияния, она с ужасом заметила исчезающую далеко впереди спину Хидэо. И бросилась догонять.
В здании вокзала плотными рядами теснились киоски, магазины. Хидэо почему-то свернул в один из них. Она покорно пошла следом, недоумевая, что за странная фантазия – пойти за покупками с багажом? Намико уловила её недоумение, показала рукой куда-то в дальний конец торгового зала.
– Наша машина там! А другого пути на автостоянку нет!
На полках красиво расположилось нечто диковинное, японское – невиданные вещи, неведомая еда. Прохладный ветерок кондиционеров приносил то свежие запахи морского побережья, то ванильные ароматы французских кондитерских. Пушистые ковры и тихая музыка превращали звуки движущейся толпы в приятный уху мелодичный шорох. Вокзал, как сверкающая витрина, не оставлял сомнений, что ей посчастливилось прибыть в процветающую страну. В конце длинного ряда полок оказался лифт. Он привёз их на крышу вокзала, на автостоянку. Не новая уже, но свежая от хорошего ухода Тойота, притормаживая, съехала по спиральному спуску и бесшумно полетела по идеально гладкому асфальту. Сияние станции сменилось сверканием проспекта – небоскрёбов, витрин, неоновых реклам… Заметив её восхищение, Хидэо улыбнулся.
– Конечно, наш город провинциальный, но он не так уж мал – миллион жителей. И довольно красив. И чист, потому что у нас мало промышленности, зато много университетов. Но, конечно, у нас не Токио, всё скромно.
– Да что Вы, Хидэо! Ваш город прекрасен! – воскликнула она.
Она была счастлива. Хидэо и Намико улыбались.
– Мы с женой уже сняли квартиру для Вас, – её благодарности Хидэо прервал сообщением странным: – Но там пока нельзя жить! Там пусто. Сдавать меблированные квартиры в Японии не принято. Поэтому сегодня Вы должны купить всё необходимое для жизни, завтра Вам это доставят. А на первую ночь я заказал для Вас гостиницу.
Хидэо протянул ей два аккуратных конвертика. В одном был список вещей, которые ей полагалось купить в первый день, в другом деньги.
– Мои, личные, я даю Вам взаймы на эти покупки!
Перед отъездом из Москвы она потратила изрядную часть своих сбережений, чтобы купить доллары и явиться в чужую страну достойно. Она решила было отказаться от предложенного займа, но, увидев цифры, надписанные на конверте, передумала: таких сумм у неё не было. Сыграть роль обеспеченной иностранки не получилось. Япония – дорогая страна.
Коридорный отнёс её чемоданы в номер и удивлённо посмотрел на горстку мелочи, протянутую иностранкой на ладони. Выбрав одну монетку, он поклонился и быстро удалился, оставив её в недоумении, – монетка была в десять йен. Стаканчик кофе в поезде стоил сто. Спустившись в вестибюль, она похвалила скромность коридорного. Супруги Кобаяси переглянулись, улыбнулись:
– В Японии не берут чаевых! А десять йен коридорный взял просто для того, чтобы не обидеть Вас, иностранку, которая не знает японских обычаев, – Намико объясняла спокойно и привычно, словно заранее зная: иностранцы в Японии всегда беспомощны и нуждаются в поддержке.
– Едем в магазин, – приказал Хидэо, – сначала надо купить футонг!
Как же это произнести: футонг, футон или фтонг? Трудное слово! Но очень нужное, потому что футонг – это постель: большое стёганое одеяло и толстый матрац с узенькой подушкой. На четвёртом этаже универмага, куда привела её Намико, она выбрала самый дешёвый футонг.
– Этот с синтепоном, – сказала Намико. – Шерстяные лучше.
Но шерстяные стоили почти втрое дороже, а ведь даже за синтепоновый ей пришлось отдать бумажку с четырьмя нулями, десять тысяч йен – по сегодняшнему курсу обменного пункта в Нарите – сто долларов. Намико заполнила бланк, который выдала кассирша.
– Завтра Вам доставят футонг домой, за это с Вас взяли лишние пятьсот йен. Мы, японцы, никогда не носим сами крупные вещи, их привозит магазин.
– Всё в порядке? – встретил их с улыбкой Хидэо.
Он оставался в машине просмотреть какие-то бумаги. Даже в субботу он работал. Согласно списку, заботливо составленному Хидэо, кроме футонга ей предстояло купить стол со стульями, холодильник и газовую печь.
– Я всё спланировал! Всё продумал, – горделиво улыбнулся Хидэо, – Вы не потратите слишком много денег! Я отвезу Вас в комиссионный магазин.
Магазин на узенькой улочке на глухой окраине напоминал лавку старьёвщика. Хидэо сам взялся выбирать мебель, переставляя обшарпанные стулья, передвигая облупленные столы. Наконец под грудой какого-то хлама он отыскал большой массивный стол и удовлетворённо сообщил:
– Этот годится! На случай землетрясения.
В своей жизни ей приходилось покупать разные столы: для работы, для еды… Стол для землетрясения она приобретала впервые.
– При первых толчках надо залезть под стол с подушкой на голове, – объяснил Хидэо.
Он даже попытался заставить её прорепетировать. Должно быть, только отсутствие подушки вынудило его отказаться от этой затеи. Столу с толстой доской столешницы и массивными ногами предстояло спасти ей жизнь, приняв на себя падающий потолок. Прочность стола извиняла его недостатки: отклеившуюся фанеровку, въевшуюся грязь.
– Ничего, стол почистят перед тем, как везти к Вам, – отверг возражения Хидэо и добавил строго: – Я отвечаю за Вашу безопасность!
Перепачкав пылью костюм, Хидэо ворошил старые железки, выбирая подержанную газовую плиту. Вечерело. За окнами запорхали снежинки. Из неплотно прикрытых дверей потянуло ледяным сквозняком. Пожилая хозяйка магазина с пухлым плоским лицом, смешно семеня ногами в коротких широких брюках, пошла зажигать круглую газовую печь. Отблески синеватого пламени странно шевелились на пожелтевшей бумаге ширм. От висевших в углу кимоно тянуло запахом плесени. Вокруг неё жил мир странный, нереальный. Она бродила между полок, слегка касаясь пальцами лаковых подносов, маленьких чашек с блёклыми хризантемами… Она была в Японии! Наконец Хидэо выбрал последнее – маленький холодильник. Ей осталось только заплатить непрерывно кланяющейся хозяйке. Сумма почти в точности совпала с тем, что оставалось в конверте.
– О, я всё подсчитал, – гордо улыбнулся Хидэо.
Он заботился о гостье, не жалея времени и сил! Она поблагодарила Хидэо от всей души и с наслаждением забралась в машину – там было тепло.