скачать книгу бесплатно
Рэйвен шагнул навстречу и, склонив голову набок, не без интереса смотрел на создание, впервые на его памяти пожравшее душу ребёнка. Обычно эти твари не пожирают детей, потому что дети – слишком слабый сгусток материи, не пригодный для долгого существования в нём. Но эта сущность выбрала ребёнка. И скоро этой сущности понадобится другое тело для существования.
Что ж… Рэйвен с радостью предоставит ей своё.
– Долго ж я тебя искал, – губы проводника дрогнули в кровожадной ухмылке, – анафема. Прокажённая душа.
Глава 1
Мне холодно.
Этот холод не похож на тот, когда немеет тело, дрожат губы, а деревянные мышцы сводит тугими судорогами. Этот холод сравним со скользкими ледяными змеями, ленивыми, опасными, не знающими пощады. Они хватают за лодыжки, обвивают икры и бёдра, ползут по животу и, шипя, затягиваются тугой петлёй на шее, вонзая в плоть отравленные зубы.
Босые ступни бредут по острым камням, которые въедаются в кожу и с каждым шагом причиняют всё больше боли. Эта боль ломает тело, разрушает разум и становится причиной хриплого гортанного крика вырывающегося изо рта. Так мне кажется… что причина всему – боль. На самом деле… я не знаю что причина. Я просто не помню этого.
Падаю на колени, хватаю себя за волосы…
Ударяюсь руками о мелкие колючие камни, сжимаю их в ладонях, пока новая волна боли не заставляет меня заткнуться и судорожно втянуть в стонущие лёгкие воздух. Какой воздух? Тёплый, холодный, горячий, сырой?.. Ничего не чувствую. Не могу чувствовать. Не имею права. Лишена этой возможности.
Всё, что есть я – призрак в плену собственного разума.
Всё, что есть вокруг – чёрно-белая картинка, заевшее воспоминание, моя неизбежность.
Грязное свинцовое небо нависает над неспокойной гладью широкого озера окаймлённого густым кипарисовым лесом. Вершины деревьев тонут в небесной пучине, путаются в тягучих, как смола грозовых тучах и дрожат от порывов ветра, который с корнями пытается выдрать из чёрной земли их могучие стволы.
Гладь озера напоминает жидкую ртуть, отражая в себе грязно-серые небесные разводы. Неспокойная, тревожная гладь… Она зовёт меня подойти ближе, опустить ступни в холодную мёртвую воду и покориться течению.
Делаю шаг. Шатаюсь. Обхватываю себя руками, тихонько всхлипываю, до крови кусаю губу и ступаю по илистому дну. Длинные чёрные локоны, повинуясь порывам ветра, взметаются над головой, ударяют по лицу, бьют в спину, подгоняя. Иду на глубину, чувствую, как намокает одежда, липнет к телу, становится тяжёлой и тянет меня вниз, за собой.
Ветер хлещет по лицу, как скальпелем режет кожу, бросает в меня удары проливного дождя. Не знаю, о чём думаю. Не знаю, зачем это делаю. Не понимаю, что стало причиной…
Ухожу с головой под воду и позволяю себе камнем пойти на дно. Не сопротивляюсь. Не боюсь. Принимаю.
Вода хлещет в горло, лёгкие стонут, сжимаются и умоляют о кислороде. Глаза открыты и всё ещё смотрят сквозь мутную воду бушующего озера. Веки сдаются последними, чувствую, как они тяжелеют, медленно опускаются, готовые принять блаженную темноту. Лёгкие завершают свою борьбу, покоряясь. Сознание уплывает вместе с безвольным телом ударяющимся о дно.
Последнее, что чувствую – нестерпимую, острую, как лезвие раскалённого клинка волну боли, словно кто-то клешнями вцепился в плечи, сжал их стальными пальцами и безжалостно рванул в разные стороны, разорвав меня на две части.
Последнее, что вижу – ослепительную вспышку золотистого света. Такую яркую, что боль ударяет по глазам даже сквозь закрытые веки.
Последнее, о чём думаю… Хотела бы знать. Но я понятия не имею, о чём думала в последние секунды своей жизни.
Смерть настигает меня, цепкими пальцами хватая в ледяные объятия. Теперь я принадлежу ей. Теперь моё тело принадлежит земле. Теперь моя душа – собственность Лимба.
***
Задыхаюсь.
Заглатываю ртом воздух, переваливаюсь на бок, обхватываю шею руками и, прижав колени к груди, лающе кашляю. Хочу сплюнуть воду, которой в помине нет и не может быть ни в желудке, ни в лёгких и вовремя включаю рассудок, чтобы из-за очередного кошмара не выглядеть ещё большей дурой в глазах десятка очевидцев, наблюдающих за моими далеко не самыми изящными телодвижениями на бугристом полу пещеры.
Никак не могу привыкнуть. Уже тысячи раз видела сон о том, как тону в озере, а всё никак не могу проснуться без кашля и стонущих от нехватки кислорода лёгких. Подумаешь, каждую ночь вижу этот кошмар… В Лимбе этим никого не удивишь, если только он не новая душа застрявшая здесь. В Лимбе, все мы мертвы и все мы каждую ночь видим одно и то же – сон о собственной смерти.
И в Лимбе все заблудшие души давно к этому привыкли.
Видимо все кроме меня.
Кочевники, или как их некоторые вроде меня называют – торговцы-мародёры, всё ещё посмеивались с моего припадка, когда я поднялась на ноги и, виляя из стороны в сторону, направилась к выходу из пещер.
Терпеть не могу кочевников. Эти не особо приятные личности, если их вообще можно назвать личностями, обворовывают сектора фантомов, после того, как отряды мирных секторов забирают из них новые души, и скитаются по всему Лимбу впихивая своё барахлишко тем, кто в этом барахлишке нуждается. Ну, или выставляют на обмен, что пользуется б`ольшим спросом. Потому что, чтобы оплатить товар натурой усилий много не надо, да и ума тоже. Таким образом и клиент остаётся с товаром и торговец доволен.
Выбираюсь на улицу и, щурясь от слепящего солнца, бреду вниз по склону горы, подальше от пещер, подальше от торговцев, подальше от вовремя пресечённого позора – наклоняю голову и выблёвываю в траву весь вчерашний скудный ужин. И так практически каждый раз после сна. Со стороны наверняка выгляжу, как постоянно блюющая душа. Малоприятное зрелище.
Отхожу в сторону, упираюсь спиной в шершавый ствол дерева и сползаю на землю.
В воздухе всё ещё чувствуется прохлада после ночи безумного холода. В Лимбе всегда так: ночью либо жарко до запаха жареного мяса, в который превращаешься ты сам, либо настолько холодно, что внутренности обрастают ледяной коркой. Этой ночью со мной происходило последнее так что, несмотря на тёплые лучи восходящего над одним из заброшенных секторов солнца пытающегося прогреть мою загрубевшую кожу, зубы всё ещё стучат, а мышцы только-только начали отогреваться.
– Катари! – позади доносится взволнованный басистый крик Шоу, и я невольно прикрываю глаза борясь с раздражением. – Катари! КАТАРИ!!!
– Здесь я! – выкрикиваю, не поворачивая головы, и тяжело вздыхаю. Отбрасываю в сторону налипшие на лоб седые локоны, снимаю с запястья резинку и стягиваю волосы в пучок на затылке.
– Катари! – Шоу, поскальзываясь на траве, приземляется передо мной и недовольно смотрит из-под тяжёлых бровей. – Почему ушла? Почему ничего не сказала? Почему не разбудила меня?!
Снова вздыхаю, глядя в ясные, как лунная ночь глаза моего друга и верного спутника Шоу.
– Времени не было, – киваю в сторону, где на траве остался мой вчерашний ужин.
Вижу сквозь густую рыжую щетину, как губы Шоу недовольно поджимаются. Проводит огромной ладонью по стянутым в тугой хвостик медным волосам и отводит взгляд в сторону пещер.
– Я говорил, что идти с торговцами – плохая идея! – рычит недовольно. – Они… они…
– Шоу, – не даю закончить пылкую речь и опускаю ладонь на массивное плечо друга, чувствуя, как он всё ещё дрожит после ночных холодов. – Нам нужен был новый проводник через сектора, ты знаешь это не хуже меня. И что могло быть проще, как примкнуть к шайке торговцев, у которых и есть необходимый нам проводник?
Шоу приземляется на пятую точку, упирает лоб в кулак, качает головой и вздыхает. Знаю, ему тяжело принять это. Две недели назад наш проводник ушёл, предав нас. Он был наставником Шоу. И другом, как мы думали. Но недавно у нашего проводника, видите ли, «третий глаз» во лбу открылся и, прозрев, он отказался идти с нами дальше, сославшись на то, что устал и пора бы ему уже обосноваться в одном из мирных секторов и посвятить себя спасению новеньких душ. Таким образом, мы остались без проводника, а значит – без возможности находить окна ведущие в другие сектора Лимба. И дабы не застрять в каком-нибудь секторе в компании фантомов пришлось примкнуть к группе кочевников, которые приняли нас, хоть и не бесплатно, разумеется.
– Катари… – ясные зелёные глаза Шоу с печалью смотрят в мои.
– Я знаю, что ты хочешь сказать, – качаю головой. – Так что…
– Нет, Катари! – Шоу хватает меня за руку. – Ты же знаешь: я с тобой до конца, что бы ни случилось, и какое решение ты бы не приняла в следующую секунду. Я лишь… я лишь хочу, чтобы ты ещё раз подумала над тем, что мы делаем. Есть ли в этом смысл?
– Смысл? – с горечью улыбаюсь, до боли в глазах глядя на восходящее солнце. – Я не знаю, если ли смысл, Шоу. Но точно знаю, что выбора у меня нет. Сектор крика – единственное место, в котором есть ответы… для меня. И я должна найти этот сектор. Потому что это всё, что мне остаётся. А для того, чтобы найти сектор крика мы должны попасть в Лютый город, а для того, чтобы попасть в Лютый город…
– Нам нужен проводник, – обречённо качает головой Шоу и вдруг повышает голос, взмахивая рукой в сторону пещер: – Ты же знаешь, что говорят кочевники! Пойди, спроси у них! Сектор крика – одно из самых опасных мест Лимба. Самая тёмная, страшная, разрушительной силы материя схоронена там! Ты ищешь спасение, но найдёшь там лишь свою смерть. Катари…
Печально, но с теплотой улыбаюсь Шоу:
– Боюсь, умереть ещё раз у меня не получится, дружище.
– Ты знаешь, о чём я! Если в секторе крика погибнешь, переродишься в одном из секторов и забудешь, всё что успела узнать об этом месте. Забудешь меня, всё забудешь! Начнёшь сначала всю эту дрянь… Если вообще переродишься.
– Шоу… – мягко опускаю ладонь ему на плечо и неутешительно качаю головой. – Я в любом случае погибну. А сектор крика – маленький, но шанс.
– Эй, путники! – со стороны пещер доносится крик одного из кочевников. – Выдвигаемся!
Шоу сжимает челюсти, так что желваки бегают по скулам и зло смотрит в сторону пещер.
– Мы не путники, – цедит сквозь зубы, а я поднимаюсь на ноги, отряхивая ладони от сырой земли. – Больше не могу слышать, как нас сравнивают с этими убийцами и вандалами.
– Мы – путники, Шоу, – проницательно глядя другу в глаза, отвечаю с нажимом. – Для всех и для каждого, кто спросит. Ясно? Мы – путники.
– Эй, ну чего застряли?! Куда свалили? Заговор планируете? Чего обсуждаете? Вам нужно вообще в Лютый город, или как?
– Нужно, – выкрикиваю в ответ кочевнику и принимаюсь подниматься по склону. – Только пасть захлопни.
– Что?
– Классная пушка, говорю.
Высокий, худой, но жилистый мужчина передёргивает ствол винтовки и кивает на запад:
– Туда идём.
Это наш временный проводник. Проводник, который ходит с огнестрелом – редкость, однако. Но сейчас всё чаще встречаются те, которые больше доверяют сохранность своей души оружию, нежели собственным мыслям и материализации. Нэгмуд называл таких жалкими; не проводниками, а дерьмом собачим. Однако сам Нэгмуд оказался ни чем не лучшим, когда оставил нас с Шоу посреди заброшенного сектора, а сам пошлёпал обратно в Подземный город.
Конечно, Нэгмунда в отличие от меня не изгоняли. Чего вообще с нами попёрся?..
– До окна в следующий сектор часов пять пути! – объявляет проводник, ни к кому конкретно не обращаясь. – Так что лучше пошевеливаться, если не хотим застрять в секторе фантомов, а сектор фантомов – следующий и нам полюбэ надо его сегодня пройти! Эй, путники, шевелим булками!
– А с каких пор проводник-наёмник у кочевников считается главным? – бурчу себе под нос, презренно пялясь в затылок проводника.
– А с тех, что нынче проводников на всех не напасёшься, странная девочка, – отвечает мне старый кочевник, щуря один глаз. Он как лошадь запряжён в передвижную платформу на колёсах с двумя вместительными клетками на борту нагруженными различным хламом, и с явным усердием тащит конструкцию за собой. Ноги вязнут в рыхлой земле после прошедшего дождя, тугие вены вздуваются на старой покрытой морщинами коже, а руки от верёвок стёсаны в кровь. Однако недовольным старик не выглядит – очень даже позитивным.
– Не говори с ним, – одёргивает меня Шоу, хватая за локоть. – Старик сбрендил.
– Что он имел в виду?
– Это не наше дело, Катари.
– Проводники дохнут, как мухи. Ха! – каркающее смеётся старый кочевник нам в спины, и я отмечаю отсутствие у него во рту доброй половины зубов. Что значит – умер он таким же невзрачным; заблудшие души навсегда остаются такими, какими были в момент смерти.
Все за исключением меня.
– Слыхал, чертовщина какая-то творится в южных секторах Лимба, – продолжает говорить старик, хрипло посмеиваясь. – О прокаженных слухи ходят, мол плодиться они начали, как саранча. Заблудших пожирают…
– Ничему тебя жизнь не учит, – второй торговец отвешивает старику крепкий подзатыльник. – За любую информацию нужно платить! Чего треплешься?
– Да ладно тебе, Монти, – усмехается ещё один торговец, шагающий налегке и перекидывающий с одного уголка рта в другой длинную травинку. – Слухами земля полнится. А мы – не распространители слухов. Только фактов. И только с оплатой за них. А далеко не факт, что в южных секторах что-то творится.
– Кто-то убивает проводников, – каркающе добавляет старик. – А если не станет проводников, всем нам кранты! И кто же это могут быть? Уж не прокажённые, а?
– Харэ трепаться! – вновь гаркает на старика один из кочевников. – Я этих прокажённых ни разу не видел, да и желанием не горю! Так что заткнись и не зазывай беду!
– Прокажённые. Ха! – посмеивается кочевник с травинкой в зубах, выплёвывая слова, как куски скользкой зловонной грязи. – Видел как-то одну такую тварь…
– Трепло! – вставляет реплику проводник.
– Правда! Видел! – нагоняет его кочевник, выплёвывая изо рта травинку. – Страшная такая… тварина. Рот разорван, глаза – две чёрных пустых дыры, а язык длинный и раздвоенный, как у змеюки.
Проводник окидывает кочевника насмешливым взглядом:
– Да ты совсем идиот. Ни одна прокаженная душа так не выглядит. Это ты мне тварюгу какую-то фантомную описываешь.
– Ага, как же! – жестко смеётся кочевник. – Всё-то ты знаешь, да и ничего по сути! Никакая это не фантомная тварюга была, а самая настоящая анафе…
– Захлопнись! – проводник вдруг толкает кочевника в спину и тот летит на встречу с землёй, вспахивая её физиономией. – Совсем жизнь не дорога? На перерождение отправиться хочешь?! Говоришь, что знаешь, кто такие прокаженные и вот так просто называешь их по имени?!
– Да я… да я… Да что я такого сказал-то? – мямлит кочевник, утирая лицо рукавом крутки и оставляя на ней разводы грязи.
Проводник грозовым облаком нависает над кочевником, и пока остальные молчаливо наблюдают за разворачивающимся действием, угрожающе шипит ему в лицо:
– Не хочешь лишиться проводника и остаться здесь на корм фантомам, захлопни пасть и не смей больше разевать на тему прокажённых. Потому что мне, тупой ты кусок бревна, здесь эти твари не нужны. Так что не смей их звать, понял?!
Кочевник нервно сглатывает, тупит взгляд и нехотя кивает.
– Вот и хорошо, – проводник хлопает его по плечу и продолжает путь.
Тропинка круто уходит вниз по бугристому склону и все мы переходим на трусцу, в то время когда платформа ударяет старика в спину и буквально подбирает под себя, пока Шоу вовремя не хватается за клетки и замедляет её движение.
– Спасибочки, рыжик, – подмигивает ему старик.
– Что значит: что-то убивает проводников? – продолжаю разговор я, так как впервые об этом слышала. Видимо до меня слухи вообще никогда не доходят.
– Хрень всё это! – кричит проводник, адресуя мне скользкий, но чертовски самоуверенный взгляд. – Слушай этого старпёра меньше, путница! Никто и ничто нас не убивает!
– Конечно, не убивает, – гаркает старик. – Отправляет на перерождение ваши грешные душеньки, всего-то.
Один из кочевников вновь отвешивает старику подзатыльник и колени того подгибаются, ступни уходят в землю.
– Козлина, – ворчит тот, так что слышу только я. – А ты, небось, на пожарище побывала, а, странная девочка?
Невольно оглядываю свою одежду, затем отвожу взгляд на макушки деревьев вдали и коротко качаю головой:
– Не твоё дело.
Джинсовая куртка, белая футболка под ней и эластичные брюки сплошь покрыты дырами и чёрными разводами от копоти.
Старик прав – шмотки давно пора сменить, да только возможность никак не подвернётся, а пытаться выторговать что-то у кочевников в то время когда платить нечем – глупо. Если только натуру предлагать не собираюсь.
– Говорят, разорвало его, – доносится до ушей разговор кочевников шагающих впереди.
– Да ну! Не верю! Быть такого не может.
