скачать книгу бесплатно
– Может, открыть окно? – спросил Дэйв.– Я могу, но тогда ты с утра будешь слышать, как гремят машины с мусором.
– Нет, просто не накрывай.
Дэйв кивнул и аккуратно отложил одеяло ниже ног Генри, а потом накрыл самую малость.
– Так нормально?
– Да,– ответил Генри.– Вообще-то, открой и окно, пожалуйста. Только наполовину. Я не боюсь шума.
– Ладно,– сказал Дэйв и пошел к окну.
После яркого света в ванной глаза Генри снова привыкали к темноте, но теперь было легче благодаря мягкому свечению ночника в прихожей.
Мальчик ясно видел Дэйва, когда тот раздвигал занавески в изножье кровати. Лунный свет лился внутрь, окутывая его прохладной синевой.
Когда Дэйв открыл окно, Генри увидел сзади него темную наблюдающую фигуру. Человек-тень вышел на лунный свет, и Генри отчетливо увидел лицо – двухцветные черты носа, скул, губ и подбородка. И глаза цвета серебряных монет.
В комнату ворвался прохладный ветерок. Дэйв снова сел на край кровати Генри.
– Я слышал, как ты говорил, сынок. Это… – Он осекся, но затем продолжил.– Это был твой папа? Папа снова здесь?
Генри смотрел на дядю, но не отвечал. Он увидел приближающуюся тень своего отца. Увидел, как темная рука потянулась к плечу Дэйва.
Генри крепко зажмурил глаза.
«Папа, нет!»
Когда мальчик открыл их, темная фигура исчезла, и Генри вздохнул с облегчением, благодарный, что отец вернулся внутрь, где ему самое место. Дядя Дэйв с любопытством наблюдал за Генри.
– Нет, дядя Дэйв,– ответил Генри и пожал плечами.– Наверное, просто странный сон.
Дэйв заметно расслабился, накопившееся напряжение спало с его плеч. Он выдохнул и улыбнулся.
– Тогда ладно. Давай, засыпай.
Дэйв встал и направился к двери, затем обернулся. Ночник горел позади него, теперь превратив в тень дядю.
– Ты же знаешь, Генри, твой папа любил тебя. И если он с тобой, это хорошо, это означает, что он все еще жив в твоем сердце. Ты ведь понимаешь?
Генри увидел темную фигуру отца, стоявшего в холле позади дяди, прислонившись спиной к противоположной стене и скрестив руки на груди. Под мерцающими серебристыми глазами изогнулась ухмылка.
– Понимаю,– тихо ответил Генри и отвернулся от двери, чтобы уснуть.
7
В другой части Либерти, той, что располагалась ближе к окраинам города, где наряду с канализационными и энергетическими заводами разрастались свалки, где телефонные столбы имели тенденцию наклоняться, а предприятия были преимущественно «закрытого типа» (конторы сантехников и стеклодувов, небольшие фабрики одежды, алкогольные магазины с решетками на окнах и металлообрабатывающие мастерские), располагалась полоса индустриализма, в конце которой красовалось грубое скопление трейлеров, прямо как ракушки на панцире черепахи. Если кому-то придет в голову посчитать, он насчитает пятьдесят трейлеров, расположенных в шахматном порядке рядами по десять, по бокам которых тут и там стояли еще несколько – все последующие вырастали на свободных клочках земли так же бессистемно, как дикие маргаритки.
Парк был обозначен при входе изогнутой металлической аркой со словами, которая тянулась от верха одной разрушающейся кирпичной стены до другой, а под ней проходила подъездная дорога с выбоинами. Именно под этой аркой однажды проезжал каждый из трейлеров в надежде найти свободное место, которое потом можно было бы назвать своим, устало обосноваться на отведенном прямоугольнике земли (разумеется, с оплатой за три года вперед) и поспать.
Вывеска гласила: «ОКНО НА МОРЕ». Каждая буква была вылита из твердого металла, давно проржавевшего от дождя и потускневшего от времени. Название врало; хоть море и находилось всего в шести милях от отеля, обнаружить его можно было только с вертолета. Через так называемое «окно» трейлерного парка можно было увидеть только несколько квадратных миль зарослей кустарника, покатую гору, большую часть года скорее коричневую, чем зеленую, и, в дальнем конце этого прекрасного пейзажа, юго-западный угол парковки «Уолмарта».
Один из таких разбросанных трейлеров был прижат к краю парка. Это место жители называли «баками» – вдоль низкой бетонной стены выстроился ряд больших металлических мусорных контейнеров. Когда-то яркие разноцветные баки давно стали единообразными и теперь походили на сбившихся в кучу ворон, окрашенных в серовато-черный цвет годами жестокого обращения со стороны людей, богов и зверей, переживших целое поколение мусора, воздействие любых погодных условий и реки собачьей мочи на ржавых стальных колесах.
Этот трейлер, напоминавший брошенный в грязь бежевый кубик лего, был домом Мусорного Томми Пэтчена, камнемета и хулигана.
Там родители Томми смотрели «Ночное шоу» и распивали пузырь бурбона «Эван Уильямс». Томми лежал в своей спальне в задней части трейлера, ближе всего к бакам, читал старый, потрепанный журнал «Хэви Метал», который одолжил ему Грейсон, и решал, подрочить ли на голую мультяшную цыпочку верхом на белом леопарде или дочитать комикс о космических мутантах, которые порабощали женщин Земли. Он как раз перелистывал страницы обратно к желанному изображению, когда что-то или кто-то трижды постучал – тук-тук-тук – в маленькое окно его спальни.
Томми слегка подпрыгнул от неожиданности и поднял глаза на окно. Оно было маленьким и открывалось горизонтально, а стекло было таким же искаженным и полупрозрачным, как в ванных придорожного мотеля. Оно находилось высоко, но не настолько, чтобы до него не смог дотянуться озабоченный семиклассник вроде Томми. У стены прямо под окном стоял ящик из-под молока, забитый стандартным набором подростка – комиксами, бейсбольными карточками, неиспользованными копилками – все это служило подспорьем. В грязи снаружи у окна стоял похожий ящик, в любой момент готовый для использования. Томми давным-давно освоил этот трюк с ящиками, когда ему нужно было залезть обратно в свою комнату посреди ночи (или ранним утром) после тусовки с парнями и пивом на дерьмовой заправке. Или, в редких случаях, после встреч с Бэтс, не совсем уродливой четырнадцатилетней соседкой, (которая, божежтымой, раньше была его няней), во время которых они целовались и играли пальчиками на той же упомянутой заправке, если девушке удавалось улизнуть из своего трейлера на другой стороне парка.
Сегодня Томми не планировал вылазку. Никто из парней ему ничего не говорил, поэтому ночным посетителем могла быть лишь Бетти «Бэтс» Маккиллен, непревзойденная няня. Томми приподнялся на затекшем локте, у него уже потекли слюнки при мысли, что это действительно Бэтс, и она вот-вот сделает ему первый минет, если он сможет ее убедить – и Господь свидетель, он давно пытался,– что это не страшный грех.
– Бэтс? – сказал он приглушенным тоном, чтобы не спалиться родителям.
Ответа не последовало, и Томми уже собирался вернуться к журналу, теперь уже твердо решив сначала подрочить, а потом почитать, когда снова раздался стук. Медленнее. Настойчивее. На этот раз парень даже разглядел руку через полупрозрачное стекло. Размытый кулак, представляющий собой черное пятно на фоне темно-синей ночи.
Тук. Тук. ТУК.
Томми скатился с кровати и осмотрел узкий коридор, ведущий в гостиную. Ему открывался вид на телевизор и половину Джея Лено в дурацком белом парике, исполняющего какую-то тупую сценку,– наверняка его родители откинулись на спинку дивана, потягивали дерьмовый виски и курили сигару. Он тихо закрыл дверь до щелчка, а потом на всякий случай запер. Они к нему не зайдут – никогда не заходили,– но если дверь заперта, они точно не станут пытаться. Пойдут в кровать, громко потрахаются и отключатся.
Возбужденный журналом и все больше думая о том, что, возможно, сегодня Бэтс наконец-то сдастся, Томми надел черную толстовку, поправил в зеркале прическу и отправился на разведку.
Он встал на изогнутый жесткий красный пластик и открыл окно.
– Бэтс?
Тишина.
Думая скорее либидо, чем мозгами, Томми высунул голову из окна, чтобы проверить, кто к нему пришел.
Массивная рука схватила его за волосы, пальцы были такими длинными, что обхватывали почти всю его голову. Рука дернулась, и парень начал кричать от боли – от страха – когда вторая грубая рука зажала его лицо.
С легкостью и быстротой, с какой вытаскивают винную пробку, Томми протащили через окно за голову и вытащили в ночь.
Он упал и сильно ударился о землю, из легких вышибло весь воздух. Не успел он среагировать, как что-то мощное надавило ему на живот, и быстрая череда ударов обрушилась на ребра с силой кувалды. Томми услышал, как в груди что-то хрустнуло, и он не мог дышать, не мог говорить. Не мог кричать. Боль была такой невыносимой, что работала похлеще новокаина, а рот открывался и закрывался, как у рыбы, выброшенной в речную грязь.
Он открыл глаза и на долю секунды увидел лицо нападавшего. Ужас и осознание пронзили его с такой силой, что он потерял всякую возможность мыслить рационально. Парень пробормотал несколько слов, среди которых могли быть «мама» и «помогите». Или, возможно, «прости».
Томми перевернули на живот. Грязь забилась ему в рот и глаза, а пронзительная боль от сломанной кости в груди вспыхнула, как от удара ножом. В мозгу что-то взорвалось. Невероятно большие руки схватили его за голову по бокам, и зазубренный валун вонзился в нижнюю часть позвоночника. Когда его голову оторвали от земли, позвоночник согнулся, и Томми понял, что массивное колено пригвоздило его к земле так, будто он был насекомым, приколотым к стене булавкой.
Томми подумал о девушке из журнала и ее белом леопарде… или это был тигр? Он представил, как скачет с ней верхом на этом тигре, держа девушку за обнаженную талию, и они убегают далеко-далеко…
Гигантские руки сжали, затем повернули с быстрой, дикой легкостью. Шея Томми хрустнула, как высохшая куриная кость.
Мальчик обмяк. Нападавший мгновение постоял, переводя дыхание, затем поднял тело и отнес к бакам, расположенным всего в нескольких ярдах. Там тело бесцеремонно выбросили вместе с мусором всего трейлерного парка. Утром его увезут на грузовике на свалку, где оно будет зарыто в землю, чтобы вечно лежать среди всеобщего хлама.
Из трейлера в прохладный ночной воздух просачивались звуки «Ночного шоу». Зрители громко смеялись.
8
Пока помойные крысы грызли кончики пальцев и мочки ушей остывающего тела юного Томми, другая потенциальная жертва бросилась спасать свою собственную проколотую иглой кожу, хотя и от совершенно другого хищника.
К счастью, мет, который Ричи выкурил час назад, предоставил его измученным мышцам достаточно химического адреналина, и он мчался по темному лесу достаточно быстро, чтобы удрать от преследователя. Струйки мерцающей в лунном свете слюны линиями тянулись от его нижней губы к груди потрепанной футболки. Парень захныкал, из его глаз хлынули слезы, влага смешалась с потом, который словно масло сиял бисеринками на лбу, висках и щеках. По пути Ричи потерял ботинок, и теперь его ноги тяжело били по влажной почве с асимметричным бум-плюх, бум-плюх, пока он убегал от монстра, потому что это был именно монстр.
Ричи успел его разглядеть.
Когда он заковылял подальше от лучей слабого огня из бака, чтобы посрать под деревом, как животное, то зашел слишком далеко, повернулся и понял, что заблудился. Ему было все равно; в лагере ничего не осталось. Горстка порошка, что они поделили между собой, давно закончилась, и Ричи не хотелось снова попасть в лапы этого жирного ублюдка Джерри, с которым он мирился только потому, что это его жена-шлюха отсосала дилеру за жалкие четверть грамма, которую они так жадно скурили. Нет, он беспечно бродил, а под конец упал на землю под сенью пахнущей ванилью сосны, где смеялся просто так и грезил о треснувших звездах, рассыпающих бриллианты.
Ричи пришел в себя через несколько минут, когда что-то твердое ткнулось ему в руку.
Затем в грудь.
Затем постучало по голове, будто резиновым молотком.
Парень резко сел, готовый дать отпор обидчику,– сразу сжавшись и готовясь к насилию из-за выработавшейся привычки после многих лет тяжелой жизни на улицах,– и обнаружил, что смотрит в большие желтые глаза. Тяжелые веки прищурились, будто существо изучало его. Оно поднялось с корточек, черные конечности раздвинули скользкую внешнюю оболочку, которая, подобно мягким круглым пластинам, прилипала к телу, закрывая вывернутую голову.
Ричи закричал, и когда тварь потянулась к нему, он отшатнулся, закричал еще раз, в панике бормоча какую-то чушь. После нескольких неудачных попыток он, наконец, встал на ноги. А потом развернулся в темноту и побежал.
Существо последовало за ним.
Иногда Ричи слышал, как оно приближается – то слева, то справа. Ему и в голову не приходило, что эта тварь, возможно, играет с ним, ведя к месту назначения. В гнездо. В пещеру для убийств, где лежали кости сотен жертв, сухие и хрупкие.
Он осмелился оглянуться в поисках, но дерганные, одурманенные наркотиками глаза не заприметили ничего, кроме армии серебристых деревьев.
И ни одного следа преследователя.
Ричи развернул лицо вперед как раз вовремя, чтобы увидеть, как низко свисающая ветка, толстая, как взрослая анаконда, метнулась к его глазам. На долю секунды он осознал, что обзор заслонил витиеватый узор коры, а затем его голова озарилась белым светом; раздался сильный хруст, когда переносица врезалась в ветку, и все еще двигающиеся ноги взметнулись вверх, из-за чего он вытянулся по горизонтали и рухнул на спину. Ричи застонал и заморгал, а когда поднес руку к лицу, то почувствовал, что нос слабо болтается, а кончик сдвинулся в сторону. Сломался. Внутренний скрежет смещающихся хрящей совпал с более глубокой, оглушительной болью, которая пронзила голову, пропитав и без того ослабленный мозг густым сиропом сотрясения мозга.
Позади хрустнула ветка, и в тело снова влился адреналин страха, на время расчистив мешающие мысли в мозгу, и этого хватило для экстренной выдачи соответствующих команд слабым, дрожащим конечностям: «Двигайся, твоюжмать! ШЕВЕЛИ ЗАДНИЦЕЙ, РИЧИ!»
Ричи зашевелился. Он поднялся на колени и пополз вперед, тяжело дыша, как собака, искривленный нос был плотно зажат, в голове стучало, как в барабанной бочке.
Парень продирался сквозь одни ветви, пригибался под другими и выбежал на небольшую поляну. Окруженный деревьями, он не увидел ни расчищенной дорожки, ни неоновой вывески с надписью «ВЫХОД». Осмелился взглянуть на луну – огромный глаз ночного неба, выпученный от ликования, наблюдал, как бедный, бездомный, зависимый от метамфетамина Ричи бежит, спасая свою жизнь. «Какого хрена ему нужно?» Парень почувствовал жар слез и подергивание губ, предвещавшие бурные рыдания. Он подавил эмоции, пытаясь собраться с духом. «Оно меня не достанет,– хныкал его разум.– Ричи ему не дастся!» Парень продрался сквозь очередной участок подлеска высотой по пояс и густого, как шиповник. Сломанная ветка вонзилась в ступню, проколов носок и кожу. Горячая молния пронзила ногу. Ричи снова упал и взвыл.
Щелк.
Его голова дернулась назад, чтобы осмотреть окружающие деревья.
– Оставь меня в покое, ублюдок!
Его крики были молитвой – то, что он проклинал, нельзя было так просто уговорить или отпугнуть. Ричи сделал несколько глубоких вдохов и попытался встать. Нога посылала сильные сигналы боли, но он мог на ней прихрамывать. Ковыляя вперед, он заметил, даже несмотря на панику, что почва как будто изменилась. Он посмотрел вниз и увидел, что прокладывает путь через полосу расчищенного леса, а земля была утрамбованной и гладкой.
«Твою мать! – завопил мозг от яростной надежды.– Это же гребаная дорога!»
Ричи проковылял еще несколько ярдов, деревья редели на его глазах, дорога изогнулась, и он увидел свое спасение. Затененное строение совсем неподалеку. Упрямый укол человечности, застрявший среди раскинувшегося, забытого богом леса.
Дом.
– Эй! Помогите мне! – попытался он закричать, но его лицо было так изуродовано, а страх настолько заполонил сознание, что с разорванных губ сорвалось невнятное: «Э! Пмхт ме!»
Ричи преодолел участок земли, отделяющий линию деревьев от дома, быстрым, хотя и с запинками, бегом. Позади себя он услышал какое-то движение. Ближе. Быстрее. Это нечто приближалось…
Заставляя себя не думать, не оборачиваться, парень перепрыгнул через три ступеньки на крытое крыльцо, позволив телу врезаться в дом. Он поднял кулак и постучал в дверь.
– Эй! – закричал Ричи, в горло залилась кровь, практически душа его. Он нагнулся, сплюнул кучу красной жижи на крыльцо и вытер дорожки от слюны голым предплечьем. Закашлялся, оперся щекой о дверь и хрипло пропищал: «Пожалуйста…» в плесневелую дверь.
Вернись к нему обоняние, Ричи почувствовал бы запах разложения. Запустения.
Постепенно кусочки головоломки соединились в его сознании. Он отступил на шаг и в ужасе уставился на дверь. Затем повернул голову, увидел заколоченные окна, расположенные в шахматном порядке вдоль фасада дома, и облупившуюся краску. Ричи присмотрелся к двери повнимательнее, пока паника перерастала в глубокий страх, и понял, что там висел ржавый замок на провисшей скобе между дверью и рамой.
– Заброшенный,– тихо сказал он, и в груди расцвел зародыш смирения. Впервые за много лет Ричи мыслил с абсолютной ясностью.
Деревья зашуршали.
Ричи повернулся. В кости просочился неподдельный ужас.
Повсюду были птицы.
«Воро`ны,– подумал он.– Или во`роны». Он так и не выучил хренову разницу. Земля была усеяна ими, как черной стружкой. Они прыгали, каркали и хлопали крыльями в его сторону.
Неподалеку, сразу за стаей птиц, из-за темных деревьев, густой завесы черных листьев, вышла фигура. Если бы он уже не знал, то мог бы принять ее за женщину в халате. Но Ричи увидел вблизи то чудовищное, невозможное, чем оно было на самом деле, и тогда смирился с правдой.
Здесь, под конец, пришло понимание. Ясное и леденящее душу.
Он постучал пальцем по ржавому висячему замку, запиравшему дверь заброшенного домика, и понял, что сделал именно то, чего от него хотели. Пока парень наблюдал, как существо движется к нему сквозь море птиц, как все они расступаются, словно Чермное море, давая проход существу, он мог бы поклясться, что оно выглядело довольным. Может, даже радостным. Так можно чувствовать себя после тяжелого рабочего дня; такой приятный треск открывающегося холодного пива и закат с видом на веранду – настолько же прекрасные и удовлетворяющие, как послевкусие от лучшего секса во вселенной.
«Вот только эта хрень не пиво собралась открывать»,– подумал Ричи, медленно спускаясь с крыльца, птицы враждебно каркали и освобождали ему путь. Существо провожало его своими золотистыми глазами, но в остальном оставалось неподвижным, остановившись в десяти футах. Ему было достаточно просто смотреть.
«Нет-нет-нет,– подумал Ричи, начиная шаркать вдоль фасада, готовясь скрыться за углом, если эта штука только даст ему такую возможность.– Нет, эта тварь хочет откупорить меня». Истерика клокотала в глубине его сознания, ведь какая-то часть понимала, что это правда. Знала, что он вот-вот умрет.
НЕТ! НЕТ! НЕТ!
Давно забытая часть разума Ричи бунтовала, та часть, которая, казалось, давным-давно потонула в тумане метамфетамина. Часть, которая все еще несла в себе желание выжить. Она закричала, и этот давно забытый крик придал Ричи сил, о существовании которых он и не подозревал.
«ЖИВИ! – визжал этот голос.– ВЫЖИВАЙ!»
Ричи бросил взгляд направо и увидел угол дома на расстоянии плевка.
– Не подходи! – крикнул он, а затем изо всех сил побежал.
Ричи завернул за угол, как хулиган, который вырвал сумочку у старушки, за которым гнались полицейские. Все вокруг него заполонилось хлопаньем крыльев и криками черных птиц, и он ослеп. Пальцы босой раненой ноги с хрустом врезались в шершавый бетонный выступ. Застрявший ноготь на ноге оторвался, а кость на большом пальце сломалась. Ричи вскрикнул и рухнул на землю, как ему показалось, уже в сотый раз за эту ночь.
Обливаясь потом и тяжело дыша, с бешено колотящимся сердцем, он сел и схватился за поврежденную ногу, умоляя о минутной передышке, потому что не знал, сможет ли продолжать.
Две вещи заставили его снова двигаться. Первая – наклонная двойная дверь подвала, возвышавшаяся на фут над землей, о которую он споткнулся, когда убегал. А вторая, гораздо более тревожная – скорость, с которой существо двигалось к нему по выбеленному луной, заросшему сорняками лугу. Птицы, почувствовав конец, все как одна поднялись в воздух, заслоняя лунный свет, открывая существу свободный путь к бедному, побитому Ричи.
«Так оно правда надо мной издевается»,– рассеянно подумал он, осознав это до конца, как только увидел истинную грацию и силу гибкого существа; оно ведь с легкостью могло настигнуть его в любой момент.
– Пожалуйста,– раздраженно закричал он; казалось, каждая часть его тела была сломана или окровавлена. Он подумывал сдаться, но его отравленные наркотиками органы взбунтовались от последнего выброса адреналина.
