Строки из потустороннего мира

Строки из потустороннего мира

Filevsky Vysheslav

© Filevsky Vysheslav, 2019

ISBN 978-5-0050-2598-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Vysheslav Filevsky

Строки

из параллельного мира

Рассказы, сказки, притчи

Белу-Оризонти 2019

Предисловие: параллельные миры

Люди предполагают, что миров рядом с ними множество. Но представляют их внешне отличающимися от того, что видят вокруг… Всё может быть… Но мой разговор о внутренних, духовных параллельных мирах…

Говорят, например, о расколотом обществе. Читаю, что пишут люди в Интернете. Они описывают различные, а то и противоположные восприятия одного и того же. – Это параллельные миры. Их плоскости не пересекаются. Поэтому убедить кого-то воспринимать иначе окружающее или прошедшее – невозможно. Но это почему-то никому не понятно. И люди бессмысленно ругаются, оскорбляют, ненавидят… Я долго думал, зачем… Все так глупы? – Едва ли. Скорее всего ругаться, оскорблять, ненавидеть, полагать, что все прочие дураки, приятно, не так ли?.. Прошу прощения за правду…

Приходят идеи и дробят человечество, увеличивая число параллельных миров. Человек, принесший зловредную идею, раскалывающую мир, считается великим, чуть ли не богом. Затем его идею вытесняет другая. И вот уж он преступник. И народы получают удовольствие, хуля его…

Наконец, и среди обычных людей выделяются особи с некоей своей из ряда вон выходящей правдой, то есть с личным параллельным миром, который всемирно зловредной идеей не становится. Кого-то из таковых людей признают гением, кого-то – умалишённым. Кому как повезёт…

Да, некоторые из идееносцев и в самом деле психически усечены. Но и они, и так называемые здоровые бытийствуют в своих параллельных мирах, где многое, а то и совершенно всё видится иначе…

Важно количество людей, живущих в схожих параллельных мирах. Побеждает правда того параллельного мира, в котором больше насельников. Они оказываются временно якобы правыми и навязывают своё видение мира всем прочим. Но на самом деле ошибаются все, и в то же время все правы…

Книга, что перед вами, написана жильцом как раз одного из параллельных миров. Он живёт в нём как будто один видит всё решительно не так, как принято и у большинства, и у представителей других параллельных миров. Развитие цивилизации представляется ему безумным следованием к разложению и самоуничтожению, правители видятся дворовыми хулиганами, а то и бандитами, научная деятельность – преступлением, имеющим целью обман природы (или Всевышнего), культура – факелом, разжигающим страсти, религии – частными духовными правдами, и так далее.

А можно ли добиться существования человечества в едином мире и тем уничтожить параллельные?.. – Автор считает, что да, такое может случиться прежде всего по воле Творящего сущее. Например. Деньги по сути Бог истинный для всех землян. Остальные боги лишь фиговые листки на чреслах Денег. Если люди отбросят лицемерие и честно признают это – будет счастливое единение…

Также духовному объединению способствуют телевидение и Интернет. Если всё человечество станет смотреть одну программу, его настроят на жизнь в одном духовном пространстве. И тоже все обретут счастье.

И наконец – искусственный разум… В этом смысле подлинное и совершенное счастье человечества, как представляется автору, наступит тогда, когда у всех «людей» уже не будет естественного мозга, а искусственные мозги одинаково выверят.

Сейчас же учёные разных стран соревнуются в создании устройств и технологий по управлению естественными мозгами, то есть работают над счастьем. И народы совершают странные поступки, не имеющие логического объяснения: выбирают своих врагов в руководители, почему-то ненавидят другие народы, и тому подобное…

Жилец параллельного мира Вышеслав Филевский предлагает из-за своего «зазеркалья» собственный путь к объединению человечества. В основе пути созданное Филевским исповедание выпестывания любви к Высшему и сущему в сердце души и благоговение пед ними. Исповедание (или религия, по-вашему) называется вышеславие. О нём можно прочесть в Интернете. Вышеславие ничему не противоречит, и могло бы объединить человечество куда совершеннее, чем избавление от души и внедрение искусственного разума у всех народов планеты. Однако, как видится, благословения великого Непостижимого на это нет. Пока, во всяком случае. Поэтому, судя по всему, вышеславие останется новой Утопией, прекрасной мечтой. Вот как она выглядит в виде рассказов, сказок и притч. Читайте.

Предначинательная притча

Мудрец всю жизнь копил знания и совершенствовался в умениях. Однако пришёл день, в который он понял суету приобретённого. Это случилось тогда, когда в сердце души его разгорелось пламя любви к Высшему и сущему. Мудрец понял огонь сей как Истину, поблагодарил Предвечное за приобретённые знания, опыт и, улыбаясь, расстался со знаниями и опытом. Примерно, как в школе: окончились уроки и кто-то очищает влажной тряпкой доски во всех классах. Мудрец так поступил, потому что сердечное пламя любви, а вовсе не знания, оказалось итогом жизни: смыслом его прихода на Землю. Мудрец попытался описать свой огонь, эту Истину, познанную им. Но оказалось, что слова человеческих языков не приспособлены для раскрытия небесной Правды. А обитатели бестелесных пространств общаются в духе… Так мудрец и горел одиноко сердцем души своей, пока Предвечное не понудило дух его расстаться с телом.

Русский газон

(История одной жизни)

Неподалёку от гостиницы жил-был газон. Его никто не садил – он сам вырос. В средней полосе везде ведь трава растёт… Вот и он…

Газон не был городским хлыщом. Он существовал естественно. В нём были и подорожники, и одуванчики, и даже несколько крапивинок… Но это не мешало ему наливаться жизнью и радоваться… Да, люди бросали в него пивные бутылки, обёртки и окурки. Однако, пусть и нечасто, но приходили рабочие, которые скашивали траву и забирали мусор в мешки…

Однажды ночью на газон заехал и встал приблудный грузовик. Под утро прошёл сильный дождь. И когда грузовик, желая продолжить путь, взрычал, то сразу выехать не смог. Потому что земля под газоном размякла, и грузовик забуксовал. Водитель, выматерив газон, поддал газу и выбрался… Обезображенный газон плакал. На его теле зияли колеи, в которых не было ни травинки…

Прошло дней десять. Рубцы, конечно, никуда не делись, но заросли молодой травой. Газон восстанавливался и привыкал к своему новому, уже не такому прекрасному облику. «Ну что же, – думал он, – на свете всякие газоны бывают. Главное – зеленеть и радоваться жизни». Заезжали на газон и другие машины, по счастью легковые. И он терпеливо сносил это. Тем более, что погоды стояли сухие.

А под конец лета пошли дожди… Однажды ещё издали газон заметил приблудный грузовик. И сердце его сжалось от страха… Да, он не ошибся. Грузовик встал именно на него. Водитель с шумом закрыл дверцу, плюнул на газон, помочился и пошёл в гостиницу… Газон поморщился. И – терпел: он был русским газоном. А у русских терпение в крови.

Утром же грузовик так разворотил газон, что ни о каком восстановлении в этом году речи уже идти не могло… «За что? – газон рыдал. – Почему люди не понимают мою красоту? Почему хотят, чтобы всё вокруг было безобразно?..» – Газон никак не мог понять глубокую терпимость людей к нечистоте. И он подумал даже, что они стремятся к ней. «А если мерзость так вот сразу не обретается, то люди создают её», – решил газон. И… отчаянная мысль наполнила его сознание: «Люди получают удовольствие от безобразия!»…

Газону стало очень гадко на душе. Он рыдал и ненавидел людей. С тем и глубоко уснул. Потому что пал и установился снег.

А весной, едва газон потянулся молоденькой травкой к солнцу в надежде закрыть ей свои телесные раны, пришли рабочие. Они засыпали его щебнем. Потом… Газон почувствовал, что его заставляли пить нечто ядовитое. – Это была битумная мастика. «Как же всё-таки жестоки люди», – стонал газон и… – терпел!.. Ему было уже всё равно, когда его засыпáли асфальтовой крошкой. И когда газон был почти в бессознательном состоянии его избили виброплитой…

Однако через время газон пришёл в себя и обнаружил, что на нём устроили автостоянку. «Ну что ж, – подумал газон, – значит, придётся жить, как есть. Судьба, видать, такова». И он боролся за жизнь. И даже не ругался, как душившие его рабочие. Слишком уж серьёзное было у него положение.

И – газон пошёл зеленеть вокруг стоянки!.. Водители уже не плевали в него, только бросали бутылки. Иногда мочились. А плевали теперь на покрытие. Асфальтовая крошка не переживала из-за таких пустяков. Она быстро укаталась, стала толстокожей и презирала корчившийся под ней газон за чувствительность.

А на газон попали споры шампиньонов. Газон любовался своими грибами – их никто не трогал. И примирился со своей новой жизнью… В самом деле, зелёная кайма с трёх сторон автостоянки была очень красивой. И газону было безразлично, что люди не понимают этого. «Они же не могут чувствовать», – жалел людей газон.

Часть Первая

Любовь к жизни

Тиликва

(памяти подруги)

Однажды во сне я купил дом в Австралии… Это был непонятный шаг, потому что в доме я не нуждался, тем более так далеко… Почему купил?.. В нашей бразильской квартире на карнизе в одном месте отошла краска. И обнажившийся кусочек стены явно напоминал контуры Австралии. Взглядывая в окно, я невольно всё время вижу его. Может быть, поэтому…

Время от времени сны возвращали меня в Австралию. Однако от ненужного приобретения я не избавлялся. Смирился. И даже стал ожидать очередного посещения зелёного континента. По здоровью мне тяжело летать. Поэтому путешествовал я морем…

Грустно, что теперь на дальние расстояния только летают. Да, это дешевле и быстрее. Но на склоне лет на всё начинаешь смотреть иначе. И хочется, чтобы некоторые вещи продолжались наоборот дольше и стоили дороже. Но думать о стариках – оно обременительно и скучно, я понимаю, тем более для людей бизнеса.

Корабли как транспорт существовать перестали. Поэтому я подсаживался на проходящий мимо нас туристский корабль в Рио-де-Жанейро. Он из Буэнос-Айреса приходит. И доплывал на нём до Сиднея… Пятьдесят четыре дня? – Ну и что… Эти большие корабли, как гостиницы. Кáчки нет, шведский стол, и на удивление тихо. Наверное, потому что большинство пассажиров – пенсионеры…

Почему я купил дом именно в Литгоу (Lithgow)? – Это объяснению не поддаётся вовсе. Но покупка оказалась не лишённой смысла.

От Сиднея – около ста километров в глубь континента. Прямо в порту я брал такси, это не дорого. А так транспорт там в основном до Катумбы (Katoomba). Катумба – туристское место, столпотворение, непереносимое для стремящего к уединению. Это про меня: я не переношу.

Голубые горы. Скалы Три сестры

Дорога живописная. Приходилось пересекать Голубые горы (Blue Mountains). Они начинаются прямо от границы Сиднея.… Красивое название, правда?.. Но там голубые не скалы, а лёгкая дымка, вызванная испарениями эвкалиптов, которая возникает довольно часто и держится долго. Если вам показано дышать взвесями эвкалиптового эфирного масла – это место для вас. Если вы мне приснитесь, уверен, мы сговоримся о цене дома… Продам…

Эвкалиптов действительно много. И – крупные древовидные папоротники… У некоторых в самом деле ствол, и таковые похожи на пальмы. Ну и мощный подлесок, особо не погуляешь…

Высотный перепад между уровнем долины и перевалом совсем небольшой. Поэтому Голубые горы они не столько горы, сколько сопки наподобие тех, что в бразильском штате Минас-Жерайс (Minas Gerais), где я живу во время бодрствования. Но, в отличие от нашей «серха» (serra), Голубые горы прорезаются глубокими каньонами. Некоторые по глубине чуть ли не соперничают с высотой самих гор…

Скалы отвесные, это красиво… Горы же разделяются вдоль рекой Кокс, замутнённой известняком. Название не случайно. Потому что близ Литгоу каменноугольные шахты… Кстати, «Минас-Жерайс» с португальского переводится, как «главная шахта»… Ну вот, я и понял, почему купил дом именно в этом месте: шахты – моя судьба. И дедушка был заслуженным шахтёром…

Вид на окраину Литгоу со стен Хассанс (Hassans Wals). Там как раз я дом и купил.

В моё отсутствие за домом присматривала полинезийка Шейла, в смысле она жила в нём и поддерживала дом в жилом состоянии. Шейле где-то лет 25. Она работала на швейной фабрике. В Шейле интересно то, что мы с ней не просто обходились без слов, а общались духом. Я вам скажу, что это лучший вид общения… Когда-нибудь люди откажутся от словесных языков, я верю, если не убьют сами себя раньше, конечно.

…Моим соседом в Литгоу оказался тоже пенсионер, бывший шахтёр – Томас. После смерти жены он потерял интерес к разговорам. Поэтому товарищи и соседи чурались его. И Томас искренне радовался мне, потому что я, с одной стороны, тоже не любил общаться словами, а с другой – мне доставляло удовольствие его молчаливое общество. Когда человек неприятный, разговоры составляют суть общения, особенно, если он раздражает… Странно, да?.. А когда приятный человек – разговоры только мешают наслаждаться общением духом.

Мы садились на террасе дома Томаса в кресла. Томас курил. А я смотрел на Стены Хассанс. Птицы иногда пронзительно вскрикивали, иногда красиво пели… На душу ложилось и то, и другое, потому что сидение с Томасом ласкало душу: было как-то по-особенному покойно, счастливо… Иногда я поворачивал голову и смотрел на Томаса. Он никогда не отвечал… Зачем отвечать, когда всё и так ясно? – Это суетно.

Томас любил смотреть вдаль. У него были серые глаза, которые, казалось, ничего не выражали. Наверное, именно поэтому их хотелось бесконечно разглядывать и не отрываться. Я угадывал в этих глазах бездну… – в хорошем смысле; подходил к её краю, бросался вниз и тонул. А потом вдруг таинственным образом снова оказывался в кресле и видел Стены Хассанс. Это было захватывающе… Когда Томасу надоедало сидеть и курить, он вставал и говорил одно слово:

– Поехали? —

И это всегда означало одно: мы едем в Уоллéми (Wollemi).

Уоллеми

Уоллеми – второй по размеру национальный парк Южного Уэльса. Он почти весь состоит из эвкалиптовых лесов. Никогда бы не подумал, но здешние эвкалипты имеют аж семьдесят разновидностей.

У Томаса был старенький трёхколёсный Харлей-Дэвидсон, с войны ещё. Раньше он на нём возил жену, которая на обычном мотоцикле ездить не могла… Она умерла. Теперь я…

Добраться до Уоллеми занимает где-то полчаса – и всё: лес, горы… Около одной из скал мы всегда едим. Тормозок собирала заботливая Шейла…

И вот здесь я и встретил её…

Прошу прощения, в те отдалённые времена я ещё не понимал язык пресмыкающихся, поэтому об имени не спросил. И назвал мою подругу сам для себя попросту – Ящерица…

Теперь о ней.

Итак, жила-была Ящерица. Она меня поразила прежде всего размерами – не меньше полуметра. У нас в штате таких точно нет… А считал я Ящерицу своей подругой потому, что встречал в каждый приезд и всякий раз вступал в духовное общение, если Томас по нечаянности не мешал..

Ящерица жила в трещине скалы. А днём сидела на её выступе. Он хорошо освещался и прогревался, становясь горячим, как песок на пляже. Ящерице это явно нравилось, и она то ли просто наслаждалась, то ли загорала на этом выступе. Но не так, как люди, а только на животе, чуть приподнявшись на передних лапах. Лицо её было повёрнуто в сторону солнца, но, по-моему, именно на него она не смотрела, а глядела куда-то ниже и в одну точку. Не знаю, то ли молилась, то ли стихи сочиняла… И в этом напоминала мне Томаса… Я смотрел на неё и улыбался…

Забудьте слова, отдайтесь Небу – и вы станете святым или духовным поэтом. И вас проклянут… Родственники – совершенно точно…

Когда я приходил, Ящерица поворачивалась и разглядывала меня с явным интересом, глядя, тоже не отрываясь. Язык ящериц человеческим ухом, как я потом узнал, не считывается. Тут особое умение нужно, какого у меня тогда не было. Поэтому не могу сказать наверное, но предполагаю, что она спрашивала меня о причине посещения. Я тоже смотрел на Ящерицу. Так что мы обменивались только долгими доброжелательными и изучающими взглядами… Можно сказать, что она не боялась меня, хотя, конечно, в руки бы не далась. А я и не пытался. Всё, что нравится, брать в руки не нужно…

Я старался оберегать покой Ящерицы. Поэтому приближался очень тихо и близко не подходил. Вскоре подтягивался и Томас, садился на камень, и мы молчали все трое. Полагаю, Томасу доставляло удовольствие молчаливое общение с родственной душой – с Ящерицей, в смысле.

Спустя время кое-как я научился бессловно объясняться с ящерицами по-ящерицки. И от уже состарившейся дочери моей Ящерицы узнал вот что… А дочь длила свои дни в той же трещине и на том же выступе…

Ящерицу-маму оказывается звали Тиликва (Tiliqua). Она жила беззаботно, счастливо и радовалась солнцу, молодости, лёгкости движений и видела всё в оранжевом свете… Это примерно то же, что у людей, видящих окружающее в розовом.

В урочную пору повстречался ей привлекательный ящер. Она не стала отказываться от встреч. Потому что, увидев её, ящер приоткрыл рот и…

То, что увидела Тиликва, поразило её в самое сердце: огромный язык. Этот язык перевернул всю её жизнь. У Тиликвы закружилась голова. И она поняла: это – любовь… – Она, как и люди, любовью называла половое влечение.

Что было бы с ней, если бы она могла различать цвета и увидела, что язык возлюбленного – синий!.. Представляю, я встретил бы прекрасную женщину и она, кокетничая, показала бы мне кончик синего языка… Я бы сошёл с ума и скорее всего двинулся бы за ней на край света, хотя и едва ли дошёл бы – умер бы по дороге от страсти…

Ночи не проходило, чтобы Ящерица не видела во сне медленно моргающие глаза своего возлюбленного, глядящие на неё в упор, и округлое окончание его языка с риской… Как же Тиликве хотелось, чтобы этот язык, эта риска коснулись её лица и ласкали бы его! Как желалось коснутся щекой его мужественной жёсткой щеки и целовать её… Тиликва видела это наяву и тихо стонала…

А в одну из ночей, когда луна только задумывала народиться, ящер бессовестно заполз в скальную трещину, в которой жила Тиликва, и властно обнял её… Как честная девушка Тиликва встрепенулась, надавала возлюбленному пощёчин и гневно показала пальцем на выход: «Вон!»

А ящер… То ли он размяк от пощёчин, то ли у него был вообще такой характер, а только он сидел и неподвижно и, как казалось Тиликве, умильно смотрел ей прямо в глаза. В них было столько страсти, что её не могла затемнить никакая ночь…

Тиликва начала в возбуждении ползать по своей норе взад-вперёд. В конце концов успокоилась. Cела подле ящера и они долго разговаривали о ничего не значащих вещах. Потому что дело было не в предметах общения, а в том, чтобы между бессмысленным содержанием разговоров, под видом речей невысказанно сообщить друг другу о своих чувствах…

Так они и объяснились. Ящер прикоснулся губами к губам Тиликвы. Она не стала отворачиваться. Их языки начали любовное общение. Затем ящер обнял и облизал Тиликву. Она легко ответила на объятие. А потом они, почувствовав тела друг друга и, возбудившись, – возлегли.

Тиликва знала, что этого делать нельзя, потому что потом она может понести, и её вольной жизни придёт конец. Но обниматься оказалось настолько сладко, что она поняла: разумом жить глупо. Это для учёных.

Ящер прижал её своими шпорами на лапах к каменному полу – и она отдалась… Чему? Ящеру ли, движению сердца? Подчинилась ли голосу природы, этому зову вечно продолжающейся Жизни? – она не знала, но отдалась и подчинилась.

На следующую ночь ящер пришёл снова. Он лизал Тиликву и любил… А кода они устали, Тиликва вдруг засмеялась. Ящер удивился.

– Я же не знаю даже, как тебя зовут, – сказала Тиликва.

– Синеязыкий, – ответил ящер. – А какое это вообще имеет значение? —

В самом деле, какое? Не все ли души одинаковы?.. Да, привлекает как будто тело, какой-нибудь синий язык. Но это не любовь, а влечение к синему языку. Синий язык вполне может почернеть и отвалиться. А влечение может перейти в любовь, но часто ли такое случается? Не чаще ли оно переходит во влечение к кому-то другому?..

Влечение Синеязыкого, как и у людей, быстро закончилось. А Тиликва поняла, что она полюбила вовсе не язык, а бессмертную душу Синеязыкого. После того, как тот не пришёл на седьмую ночь, Тиликва пришла в отчаяние. Потому что было ясно: это – конец. Затем её предположение подтвердили и подруги: «Твой теперь встречается с Бородатою Агамой».

Бородатая Агама (Bearded agama)

Унижение изъяснению не поддавалось: «Она же уродина! Как меня, такую неповторимую, можно было променять на гадкую тётку?» Это было выше понимания Тиликвы. «Она же вся в колючих шипах… Как же он её целует?.. Или ласки ему не важны?.. А лапы, лапы-то какие у неё?! – Тьфу!»

Тиликва чуть было не прокляла весь род мужской. Но остановилась и поняла, что это её судьба, и нет ничего страшнее в жизни для ящерицы, чем проклясть свою судьбу. Потому что проклятие, оно конечно, приятно, но имеет обыкновение вовращаться.

Тиликва выходила теперь из своей трещины только для того, чтобы наловить насекомых. А загорать больше не загорала – подруг стыдилась, потому что понесла. Это было всё более заметно…

Через четыре месяца Тиликва выродила пятнадцать сыновей и дочерей. Она не смогла их полюбить, потому что дети напоминали ей коварного изменщика Синеязыкого. Они тоже не любили мать. Может быть, потому что не нуждались в опеке. Будто кто во утробе научил их всему, что должна знать и уметь ящерица. Казалось, они даже не замечали мать… А впрочем, сейчас мораль так изменилась, что, кажется, состоит в отсутствии морали, особенно у молодых. Но это только кажется. Просто мораль настолько другая, что, думается, её нет вовсе.

Через восемь месяцев дети стали такого же размера, как и она сама. В расселине вдруг оказалось очень тесно. Перво-наперво мальчики вытолкали девочек. Хотели избавиться и от матери, но Тиликва показала им зубы. Тогда ей сказали:

– Да подавись ты своей трещиной, биологическая мать. Мы не предполагаем иметь такого злобного члена семьи, как ты. —

И – ушли. Тиликва осталась одна. «В чём я была неправа? – думала она. – Надо было уйти, чтобы эти здоровяки развлекались в моём жилище?.. Может, быть, может быть… Видать, время такое настало… Почему дети бывают такими жестокими и душевно тупыми?.. В кого они, в отца?..»

Тиликва часто плакала. Плач не помогал, наоборот, ещё хуже на душе становилось. А от горя как-то нужно было отделываться, иначе жить как?.. И Тиликва отдалась молитвам.

У ящериц, как и у прочих живых существ, есть свой бог. Ящеречный бог душевную боль Тиликвы то ли отказался утишать, то ли просто не мог. И по наитию Тиликва обратилась тогда к великому Непостижимому… Что такое? – Да Его все знают, кроме людей. Потому что для познания Всевышнего люди слишком умны. И воображение у них богатое…

Все два года между рождением детей и второй беременностью Тиликва упорно молилась. Стыд перед подругами отпустил её. И Тиликва теперь по-прежнему грелась на своём выступе. И, как и раньше, я и Томас духовно общались с ней… Чувствуя величие внутреннего молитвенного покоя Тиликвы, Томас робко и счастливо улыбался ей. Если бы ящерицы могли улыбаться, то Тиликва, конечно же, отвечала бы улыбкой Томасу…

Однако благодати продлиться долго было не суждено, как и всему на Земле. Жизнь есть жизнь. Мы не знаем, чтó не так, гдé мы оступились и оступились ли вообще. А только по воле Предвечного всё вдруг меняется до неузнаваемости, даже, может быть, разом. И никакая тут молитвенность не спасает.