скачать книгу бесплатно
– Да, купцом. Жили мы в Челябинске. Когда все меняться стало, отец старался удержать при себе нажитое.
– И что, удержал? – спросила Павловна.
– Не все, но меня совсем без копейки не оставил. Так что, если надо, я отплачу вам за то, что оставите меня. Только прошу, не гоните. Не могу я в том мире. Задыхаюсь я. Я с детства знала, что отличаюсь от других детей. Папенька не говорил ничего, потому что надеялся, что я буду обычной. Но не вышло. Он за год до своей смерти рассказал мне, что мама моя была не такая, как другие женщины, и умела она больше других. Только он верил, что его она приворожила не чарами глаз, а истинной красотой своей. Любил он маму и после смерти ее и вспоминал часто с нежностью. И если она то немалое время была любимой и счастливой, я рада за нее. Очень печально, что я стала причиной ее смерти, но отец всегда говорил мне, что Бог забрал ее, потому что ему она нужнее, чем нам.
– Я думала только в такой глубинке, как наше захолустье, Бога почитают, – сказала Ягарья.
– Отец всегда в Бога верил и мне веру прививал.
– Вот что я тебе скажу, Анастасия Петровна из Челябинска, живи у нас, коль справишься с обязанностями. Семья у нас сплочённая, клоков и ссор не потерплю. Делить нам здесь нечего: все общее, как и работа. Никто не отлынивает. Оттого и живем хорошо, может даже получше, чем люди в Гобиках. Птица у нас не хворает, коровы молоко исправно дают, дождик поливает, когда нужно, а волки, медведи обходят нас стороною – умные звери, ничего не скажешь… Но каждая из нас знает свою работу.
– Я не чураюсь работы, – сказала Настя, – не думайте, что я неженка городская. Да, росла я в доме не в таком, в детстве даже гувернантка была: папенька старался. Но уже после тридцатого года, когда он пошел работать на завод, всю работу по дому взяла на себя я.
Таня, сидевшая рядом, завороженно слушала рассказ Анастасии. Старый рябой кот Васька запрыгнул ей на колени и принялся мурчать. Затем, принюхавшись к ее соседке, с интересом перелез к ней. Настя погладила кота.
– Ты ему нравишься, – заулыбалась Таня.
– Я очень люблю зверей, – ответила Настя.
– Настасья, – строгим голосом сказала Ягарья, – но ты же знаешь еще одно наше условие, не так ли?
Настя остановила взгляд на Павловне, бросив гладить Ваську.
– Ты поняла, о чем я толкую? Никакого замужества. Мы другие. Мы отличаемся от того мира. Твоя мать выбрала его, и чем она поплатилась? Жизнью. Тот мир не принимает нас, и ты это почувствовала, раз приехала к нам из такой дали. Чем ближе мы друг ко другу, тем сильнее мы. Здесь мы учимся, как развить то, что нам дано природой. У кого-то умения схожи, у кого-то, как например, у Маруси, совершенно особенные. И там, за пределами нашего леса, нашего поселения, жизни нам нет. Если ты удумаешь сбежать, как сбежала когда-то Ольга, ты опозоришь нас, потому что мы принимаем тебя. Готова ли ты пойти на это?
Все уставились на Настю, даже девчонки младшие умолкли. Необычные карие ее глаза были не по возрасту серьезными.
– Я одна осталась, – наконец сказала она. – У меня никого нет. У меня есть кое-какие отцовские сбережения, но одной мне их надолго не хватит. Я согласна со всеми вашими условиями. Замуж не пойду, даю слово. Да и у вас тут, поди, и парней-то нет, – она улыбнулась.
– Добро… а сбережения ты свои прибереги, – добавила Павловна. – Коль остаешься с нами, мы тебя прокормим. А там видно будет. Ты лучше скажи, что умеешь делать?
– В каком смысле? Рассказать о моих особенностях?..
– Здесь это не особенности, здесь это норма, – махнула рукой Ягарья. – Я сходу, как только ты зашла, поняла, что глаза у тебя мамкины, и пользоваться ими ты уже научилась. Ты лучше расскажи, картошку копать умеешь?
Все засмеялись.
– Я быстро учусь, – улыбнулась в ответ Настасья.
Ужин был окончен. Ягарья поручила Тане поселить Анастасию в один из домов, но не в тот, где жила сама Павловна.
– А какое особое умение у Маруси? – спросила Настя, когда они с Татьяной готовили ей постель.
– Словами это лучше не описывать, – ответила девушка. – Если время придет, она покажет. Но никто из нас так не умеет.
– Даже Ягарья Павловна? Даже самая старенькая старушка?..
– Баба Феня? – рассмеялась Таня. – Я даже не хочу себе представлять, как бы баба Феня сделала так же, как и Маруся. Бог с ней, с Машкой. Она хоть и старше меня, умом Бог ее обделил немножко. Оттого Ягарья ей и не разрешает дар свой использовать, чтобы не сгинуть ненароком. Ну да ладно. Там банька готова. Ты, поди, с дороги-то помыться хотела бы?
– Очень хочу, – ответила Настя.
Татьяна провела ее в баню, а сама в свой дом пошла. Но Настя одна там не осталась: мамаши с девчонками своими мылись да с новой девицей знакомились. У каждого был свой день для бани, и никто никогда не пропускал свой черед.
На следующее утро Настасья вышла во двор в коричневых штанах и рубахе, волосы заплела в две толстые косы.
– Это что такое? – спросила ее Галина Степановна, разглядывая девушку сверху донизу.
– Рабочие брюки, – непонимающе ответила Настя.
Степановна вопрошающе посмотрела в сторону, где стояла Павловна, но та лишь кивнула в ответ, что говорило о том, что придираться к одежде Першаковой не стоит. Поняв, в чем дело, Настя добавила:
– Так намного удобнее работать. В Челябинске женщины, что работают на заводах, все так ходят. А здесь вокруг лес, нас никто не видит.
– Бог видит, – недовольно буркнула Галина Степановна и пошла на кухню.
– Не серчай на нее, – сказала Ягарья, подходя к Насте. – Галина Степановна хоть и строгая женщина, но добрая. Просто ей надо привыкнуть к тебе. Ее очень задело, когда твоя мать уехала с твоим отцом. Нас всех это сильно огорчило… Только кто-то смог пережить эту боль, а она – нет.
– Они были близки?
– Не совсем. Я с Ольгой росла бок о бок с того самого времени, как попала сюда, с пятнадцати лет. Степановна тогда уже дочку растила, рано мамкой она стала. В год, когда твоя мама уехала, Степановна хотела, чтобы черед родить ребеночка выпал ее дочери. Ей тогда было восемнадцать, а нам с Олей уж по двадцать четыре года. Я не видела себя матерью, я не хотела этого. Жребий пал на Ольгу, и она уехала. Навсегда. А дочке Степановны так и не выпало счастье родить. Степановна винила твою маму. Говорила, мол, если бы тогда ее молодая Светка обрюхатилась, родила бы девку, да ширился бы род наш, ведьмин, – Павловна рассмеялась. – А Олька год украла и приплод в усадьбу нашу не принесла. Бестолковая, в общем.
– А что с ее Светой сталось? – спросила Настя.
– А ничего, – улыбнулась Ягарья, – вон, приглядись, в конце огорода толстая-толстая тетка, еле наклоняется – это и есть Светка!
– А почему нет совсем маленьких деток? – спросила Настя. – Я видела много девочек, но все они старше трех лет.
– Вот что я тебе скажу, Настасья Петровна, – серьезно сказала Павловна, – война грядет. Война страшная и длинная. Зачем деток на погибель рожать? Что я потом буду делать с мамками безутешными? Да, среди нас целительницы есть, есть и те, кто может оберег сделать или защиту какую. Но, когда лед на реке идет, он все сметает на своем пути. Несчастные те, кто родят в ближайшие годы… Ой несчастные.
– Вы точно знаете, что война будет?
– Не надо «выкать», голубушка. Мы тут все родные, кто кому мать, кто кому сестра, кто кому крестная или тетка названная.
– Так точно знаешь, Павловна? – не унималась Настя.
– Ох, Настя, к моему большому огорчению, точно. Не скажу дня пока. Но скоро. Может, и зря ты приехала. Мы на пороге, можно сказать, недруга. Рядом совсем. Челябинск далеко очень, даст Бог, минует его зло. Вот увидишь, туда спасаться побегут люди, а ты оттуда к нам приехала…
– Значит судьба у меня такая, здесь она ждет меня, – ответила Анастасия.
– Мудро говоришь, хотя глупо поступаешь, – ответила Ягарья.
– Ягарья Павловна, хочу спросить, хоть и неловко мне от этого.
– Говори, – Ягарья улыбнулась добродушно.
– Что за имя такое странное – Ягарья? – скромно спросила Настя. Павловна рассмеялась.
– Кто ж знает, о чем моя маменька думала, когда имя мне такое давала? – сказала она. – Еще с детства двоюродные мои бабой Ягой называли меня, хотя и любя. А здесь закрепилось это прозвище. Местные поговаривают, что к усадьбе Ведьминой опасно ходить – там баба Яга живет, – искренне так расхохоталась она.
– А ты им делала чего дурного, что боятся тебя?
– Нет, не делала. Помогать помогала, и девицы мои частенько врачуют селян. Но, когда кто из них обижает нас, особенно молодых, таких, как Танька или Маруся, мне достаточно только взглянуть на обидчика, как ему от страха приходится немедля подштанники менять. За любую из вас я, если понадобится, убью. И не моргну. Так что, да, я – баба Яга, – Ягарья снова рассмеялась и пошла в дом, оставив Анастасию одну на крыльце.
Только долго Настя одна не пробыла, тут же девицы налетели к ней со всех сторон. Улыбаются, радуются, за собой зовут. И на огороде силы свои Анастасия попробовала, и на кухне помогла, и даже в лес сходить успела. А к вечеру позвали ее в дом, где Ягарья Павловна жила. Туда из деревни пришли.
Как стемнело, пришло две женщины: одной уже годов пятьдесят, вторая – дочка ее лет тридцати. Женщина та бледная была, слабая очень, дочка же, хоть и поддерживала мать, но зло и с недоверием смотрела на тех, к кому пришла.
Ягарья это чувствовала, потому и поручила дело то Татьяне – юной, но очень сильной целительнице. Женщина та уже не один месяц мучилась от кровотечений, и только из-за угрозы смерти матери, дочь решила отвести ее к ведьмам. В благодарность принесли они с собой мешочек крупы.
– Кто будет это делать? – недовольным тоном спросила дочка больной. – Вы? – она указала на Ягарью.
– О, нет, – ответила та, – я врачевательством не занимаюсь. Матушку твою лечить будет Татьяна.
– Кто? Эта девка? – чуть ли не закричала женщина
– Люся, – одернула ее мать, – уймись.
– Мы им мешок гречки принесли! Мы в их гнездо под страхом позора пришли! А какая-то соплячка будет колдовать над тобой?
– Дар… либо он есть, либо его нет, – спокойно ответила Ягарья, – и не имеет значения, в каком возрасте его применяют.
Таня стояла опечалена и обижена, но молчала. Она привыкла терпеть оскорбления со стороны простых людей. Зато она знала, что она не совсем простая. Это ее и тешило.
– А если она навредит моей матери?
– Хуже, чем есть, не будет, – ответила Ягарья. – Твоя мать умирает, и ты это знаешь. И, раз вы пришли к нам, ты понимаешь, что больше никто помочь ей не может. Так скажи, Людмила, к чему тебе обижать того человека, который матушку твою к жизни нормальной воротит? Негоже так делать…
– Человека? – спросила та.
– Люська! – из последних сил закричала мать. – Умолкни и выйди на улицу! Даже, если я умру завтра, в том их вины не будет. Я сама чувствую, что все внутри меня гниет. Коли помогут – значит чудом это будет, а коли нет, ну обеднеешь ты на мешок гречухи. Делов-то…
Дочка ее фыркнула недовольно и вышла вон.
– Идемте со мной, – мило сказала Таня и повела под руку больную женщину в отдельную комнату, специально для таких случаев пристроенную.
Долго их не было. Люся, дочка больной женщины, уж замерзла на крыльце. Стоял конец сентября, теплые вечера сменились осенней прохладой. Павловна вынесла теплую шаль и укрыла ею Людмилу.
– Спасибо, – ответила та.
– Идем в дом, – сказала Ягарья. – Ни в этот. Там пускай Татьяна работу свою делает. Идем к столу, чаем напоим горячим, согреешься. Девчата хлеб испекли свежий.
– Чая ведьминского испробовать? – криво улыбнулась Люся.
– Ага, ведьминского, – с улыбкой ответила Ягарья. – Только в чае том травки лесные, да мелисса с земли нашей. Да не бойся ты, не отравим мы тебя. Больно надо! Ты, Людмила, думай, что хочешь о нас, только мы никого из деревни вашей не обидели, в отличии от вас. И жили мы тут задолго до вашего прихода.
Люся молчала, а за спиной у нее стояла и слушала разговор Анастасия.
– Идем, – сказала снова Павловна, – маме твоей, быть может, поспать захочется. Не будешь же ты ее всю ночь на улице караулить.
Людмила встала и пошла за Ягарьей, а Настя вслед им глядела. Постояв немного, она вошла в дом, где Татьяна лечила больную женщину. Все жильцы дома, за исключением Тани и Ягарьи, были на своих местах: Вера Никитична вязала что-то крючком вместе с Шурой, дочкой своей, другая девица, возрастом примерно такая же, как и Люся, да и звали ее также – с дочкой своей Леночкой книжку читали негромко, потому что рядом баба Феня дремала.
Уже к полуночи вышла уставшая Таня из комнаты. Одна вышла. Все спали, а Настасья прикорнула за столом около свечи. Ягарья не вернулась в дом – осталась с Людмилой в кухне.
– Танюша? – сонно сказала Настя. – Ну как все прошло?
Таня тяжело села на скамейку напротив Насти.
– Хорошо, – устало улыбнулась она. – Хорошо.
Она рухнула на стол, а затем и вовсе сползла со скамейки на пол. Настя подскочила, потрогала Таню – девушка была без сознания. Не накинув ничего на себя, выбежала Настя во двор и побежала к единственному дому в усадьбе, где горел свет – туда, где Ягарья сидела с Людмилой.
– Тане плохо, – сказала с порога Настя.
– Значит, справилась, – сказала Ягарья Павловна и побежала в свой дом. Следом за ней быстрым шагом шли Люся и Настя.
– А моя мама? – спросила у Насти Люся. Голос ее заметно изменился и стал более покорным и приятным для слуха. Настасья лишь пожала плечами в ответ.
Когда Ягарья вошла в свой дом, Вера Никитична уже приводила в чувства Татьяну, которую уложили на ее постель. Люся же бросилась в дальнюю комнату, где на другой постели лежала ее мать.
– Мама, – тихо сказала Людмила и села рядом.
Женщина спала, а на лице ее багрил румянец, чего нельзя было сказать о бледных щеках и без того белокожей Тани.
– Что с ней? – спросила Настя.
– Она потратила много сил, – сказала Никитична. – Ничего, девка она молодая, крепкая. Кровь с молоком! Оклемается.
Люся вышла в общую комнату, где все стояли над кроватью с юной Татьяной.
– Она поправится? – спросила Люся.
– Да, на рассвете можете уходить, чтобы вас не заприметил никто, – сказала в ответ Павловна.
– Нет, я о девушке, – скромно добавила Людмила. Ягарья улыбнулась:
– Поправится, куда она денется, поправится, – сказала она.
– Ну, не жалеешь, что гречуху принесла? – спросила Вера Никитична.
– Не жалею, – ответила Люся. – Мама еще спит, но даже лицо у нее выглядит иначе. Надеюсь, болезнь отступила. Коли так, благодарна я вам по гроб жизни.
Ягарья строго посмотрела на гостью.
– Никогда, слышишь, никогда не говори таких слов! – сказала она и принялась будить Татьяну. – Не упоминай смерть тогда, когда ей еще не время показываться, – буркнула Ягарья, не глядя на Люсю.
Таня проснулась, но была очень слаба. Ей принесли приготовленный заранее отвар, чтобы силы восстановить скорее, и, выпив его, она снова легла спать. Людмила заснула рядом с мамой, сидя на полу и облокотившись на ее постель. В доме было тепло и уютно.
Когда только первые красные лучи солнца показались над лесом, Павловна разбудила Люсю и ее маму.
