скачать книгу бесплатно
Постоялец (подходит к столику Марии). Можно? (садится рядом, зачарованно смотрит на неё). А я вас, кажется, уже люблю…
Мария. Так не бывает.
Посланница (расставляя перед ними закуски). Здесь всё бывает. Каждому, кто просит, даётся шанс.
Мария (Постояльцу). А вы что-нибудь просили?
Постоялец. Ничего.
Мария. Совсем?
Постоялец. Откуда вы здесь, такая? Вы похожи… на лунный свет!
Мария. Значит, я с Луны.
Постоялец. Откуда же тогда я?
Мария. Вы тоже с Луны. (Посланнице.) Здесь все с неё, правда?
Посланница. Сегодня, да.
Мария и Постоялец пьют шампанское, глядя друг другу в глаза. Входит водитель (Посланник).
Посланник (Посланнице). Ну, как тут у вас?
Посланница. Кажется, поехало… (Кивает на Марию и Постояльца.)
Посланник. Ну, тогда и нам можно! Пошли погреемся?.. Посланник и, обнявшись, уходят.
Постоялец (Марии). Вы сами-то хоть знаете, что просто немыслимо красивы?!
Мария. Правда? Я как-то не замечала… С тех пор как сошла со сцены, хожу, глаза опустив.
Постоялец. Вы актриса?
Мария. Всего лишь бывшая балерина.
Постоялец. Такая грустная… Такая красивая, и такая – искренняя! Да вы себе просто цены не знаете!
Мария. А вы себе?
Постоялец. Я про себя всё знаю. Вернее знал, пока вас тут не встретил… Я тут уже целую неделю, в командировке.
Посланница (вернувшись за стойку, шёпотом в зал). Из одного города он с ней и даже с одного двора! (Марии.) Помнишь, домишко напротив вашей трёхэтажки? Окно с резными наличниками, которое по ночам всегда горит? Так это – его! Сколько ты слёз при свете этого окошка выплакала. А ведь всего-то – дорогу перейти! (В зал.) Да кто её теперь переходит-то? Вот и у них – дома-то напротив, а подъезды в разные стороны глядят. (Вздохнув, уходит.)
Постоялец (Марии). Намотался я за день, спал, как убитый. И вдруг – сон! Не помню, что там в начале было… А в конце – женщина, босиком, на снегу. И не в пальто, не в куртке, а почему-то в одеяло кутается. Представляете, босиком и в одеяле! Мне её так жалко стало, захотелось подойти, обнять… И тут – проснулся. Духота в номере, невыносимая! Вышел в коридор, – свет, музыка! Заглянул сюда, и вдруг – вы!
Мария. Мне уже давно ничего не снится. Я почти не сплю.
Постоялец. А что же вы по ночам делаете?
Мария. Мебель двигаю…
Постоялец. Какую?
Мария. Живую…
Постоялец. Это как?
Мария. Да пошутила я… Со мной бывает. Всё шучу да смеюсь. А все вокруг плачут. И, хоть убей, со мной смеяться не хотят! Всё-то им чего-то не хватает… Всё-то им что-то нужно. А что? Жизнь ведь у них есть! Чего же ещё? Не понимают.
Постоялец. И я тоже… Работа у меня – куда пошлют. Дёргают за верёвочки, как петрушку деревянного, а я по инерции ножками – дрыг-дрыг… Убегаюсь вусмерть, сяду к ночи фигурки свои вырезать, и, вроде, смысл какой-то во всём проклёвывается. Зверушек я из липы вырезаю, человечков всяких…
Мария. Правда?.. А моё назначение – любить! И ещё служить тем, кого любишь. Если, конечно…
Постоялец. Вас кто-то обидел?
Мария. Да нет… Разве они могут меня обидеть? Большие уж вымахали, а ещё несмышлёные. И муж тоже… Ведь любит меня, я знаю. Только уж больно плохо ему, вот и воюет! Высосали его на службе, как муху, и бросили! Доживай, мол, теперь как знаешь. А он ведь за всех – туда, в Припять! Всё здоровье там оставил! Стонет теперь по ночам, всё-то у него болит. Не нужен теперь никому… А он ведь у меня – умный, не может без своей работы. Вот и пьёт. Совсем облик человеческий потерял! И эти, неразумные, – с ним… Будто в пропасть бездонную летят! А рук не подставишь…
Посланница (входит). Ну вот! На минуту нельзя оставить! (Подходит к Марии и Постояльцу, стирая память, проводит у обоих ладонью перед глазами и возвращается за стойку.) Водитель (Посланник), насвистывая, уходит. Громко хлопает входная дверь. Мария вздрагивает.
Постоялец (Марии, потирая лоб). Вы знаете, что невозможно красивы, немыслимо красивы?!
Мария. Правда? А я этого как-то не замечала. Хожу всегда, глаза опустив.
Постоялец. Странно, красивая, и такая искренняя!
Да вы себе цены не знаете!
Мария. Может быть. Никак не вспомню… Вы мне кого-то напоминаете, кажется, очень, очень близкого! С вами, так славно, так легко.
Посланница (из-за стойки). Да мужа твоего он тебе и напоминает, только в молодости! Когда букетно-конфетная фаза в отношениях идёт, они все у нас – прынцы!
Постоялец (Марии). Так хочется до вас дотронуться… Боюсь, что наступит утро, и вы исчезнете, растаете, как лунный свет.
Музыка звучит громче. Постоялец приглашает Марию на танец. Гаснет верхний свет. Горит только настольная лампа на стойке бара.
Посланница. Утро ещё не скоро наступит. Эта ночь должна быть долгой! Очень долгой… Когда люди встречают друг друга на Земле, им нужна долгая ночь… Ночь, которая не кончается всю жизнь. (Берёт со стойки лампу и уходит.) Сцена поворачивается в темноте. Тикают часы, бьют двенадцать раз.
Занавес.
Картина третья
Дом постояльца. На улице, возле крыльца скамейка и пара кустов. В комнате, слева, перед выходом на крыльцо, пара шкафов и табуретка. Вдоль шкафов длинный домотканый коврик. Справа широкая современная кровать, торцом к зрителю. За ней окно без штор. В углу, у окна, зажжённый камин и ещё одна табуретка. Чуть поодаль белеет холодильник. Постоялец и Мария в постели.
Постоялец. Вот уже целых два года отстукало, как ты тогда от меня упорхнула. А я-то, дурак, такой счастливый был, такой… Просто петь хотелось! Домой с работы мчался, как угорелый! Кур этих с базы ящиками таскал…
Мария. Разве в курах дело?.. Разные мы с тобой!
Постоялец. И ничего ведь не замечал…
Мария. Не хотел замечать.
Постоялец. Всё! Не отпущу больше, отбегалась! Ты, когда улетела тогда, всё здесь в ад превратила. Меня как поджаривало… Все игрушки свои в камине спалил!
Мария. Жалко…
Постоялец. Всё думал, как ты могла? Почему? Что я не так делал? И ещё ревновал
очень к твоему очкаскастому!
Мария. Нашёл к кому. В нём еле душа держится! Слава Богу, успела тогда…
Постоялец. Опять?.. Ни душу твою, ни тело не отдам ему больше! Что не так меж нами было – поправим. Тебе теперь со мной хорошо будет, я всё для тебя сделаю!
Мария. Знаю. Но…
Постоялец. Плохо знаешь! Я тогда просто в себя прийти не успел. Обогрелся, раскис, бдительность потерял! Любовь, любовь… Пил её, как запойный! А ты вдруг – фрр… И нету! Я только тут и опомнился, стал мысленно назад гонять всё наше «кино»…
Мария. Вот точно – кино!
Постоялец. Не цепляйся к словам! Я же люблю тебя! И ты меня любишь… Ведь любишь? Главное, не бойся!
Мария. Я давно уже ничего не боюсь. Хуже, чем было у меня, ведь уже не будет?
Постоялец (садится на край постели, закуривает.) Это ты о своих?.. Что ж… Мы, крепкие да разумные, и то ломаемся! Время такое…
Мария. Нет! Я поняла, не время… Мы – такие! Слабые, безвольные… Что хочешь с нами делай!
Постоялец. И делают…
Мария. Если б можно было отдать ребятне всё своё, лучшее!
Постоялец. А их худшее себе забрать? Слишком много ты на себя брала, вот им мало и досталось, ты главному их не научила – жить!
Мария. Скажи лучше – выживать…
Постоялец. А и выживать тоже. Чтобы и они лямку посильную тянули.
Мария. Своих не завёл, а меня учишь…
Постоялец. Тебя ждал!
Мария (садится рядом). Заставишь их лямку тянуть… У них один резон – «Совесть нашему поколению не по карману!»
Постоялец. Совесть, говоришь… (Сделав пару затяжек, смахивает пепел на пол.) Ты вот, счастлива, хоть сейчас?
Мария. Да, наверно.
Постоялец. А с совестью как?
Мария. Не надо, пожалуйста…
Постоялец. Ну вот! Так чему мы их научить можем? Совесть, она, или есть, или нет её!
Мария. Или мечется туда-сюда, как затравленная… (Вздохнув, отворачивается.)
Постоялец. Ну, это уже частный случай. Я вот, уж люблю, так – люблю! А твой тебя? А ты его?.. Совесть, она, как хирург, – чик, и сразу легче! Когда родители в любви живут, то и дети у них…
Мария. А у меня пока – день прошёл, живы, и, слава Богу. Ещё день, опять – слава! Так и живём, уж не знаю сколько…
Постоялец. Вот и выходи за меня, вместе их и вытащим!
Мария. Это за тебя-то, за «Голландца летучего»?
Постоялец. А, хоть и за него.
Мария. Нет, теперь их уж ни с кем не вытащишь… Выросли. Да и не навяжешь им своего, не авторитеты мы для них, сами-то что нажили? Ни ума, ни денег! А уж старость в спину дышит…
Постоялец. Ты это брось, ты у меня «бузина» та ещё… (Достаёт из-под постели, гитару.)
Мария. Да… В чужом огороде. Знаешь, как мне тошно, что ты меня так чисто, а я тебя… Сама ведь когда-то осуждала таких!
Постоялец. Каких?
Мария. По любовникам бегающих… И что со мной сделалось? Как подменили! Вот тогда, в автобусе на Киров, и подменили… (Вскакивает, вскинув руки.) Представляешь, еду, еду… Гляжу в окно, а там вся Земля, будто скатерть белая расстелена… Далеко видно! И дороги, и речушки – бегут, текут подо льдом, будто в бесконечность куда-то! А горизонта вообще нет! Ни там, ни тут… Нигде. И домишек всяких – видимо-невидимо! И во всех – люди, такие же, как и мы с тобой, путанные-перепутанные… Ведь чувствовала, что берёт меня какая-то сила, а противиться не стала. Всё равно мне тогда было. Хоть в омут! Вот в него и угодила! Заломала меня совсем любовь наша. И люблю ведь…
Постоялец. То-то же!
Мария. А всё нечисто как-то на душе. Бегаю сюда, бегаю… И не бегать уже не могу!
Постоялец. Дурочка ты моя, грязной любви не бывает! Не уследил я… Вот и подмяло тебя опять семейство твоё непутёвое. Лежишь тут, вроде, и рядышком, а всё ещё слышу, как косточки твои бедные хрустят, перемалываются… Хватит, откорячила на них! (Ударяет по корпусу гитары.) Я тут кое-что, ещё, когда ты в бегах была, подобрал о нас парой аккордов. Слушай: «По понятьям живёшь, понимаю, у тебя большая семья, думал, я сирень заломаю, а она обломала меня».
Мария. Ну вот! (Отбирает у него гитару.) То сирень, то бузина – целый палисадник. Хорошо у тебя получается, только грубовато…
Постоялец. Ты из меня своего очкастого не сделаешь! Какой уж есть, такой и есть.
Мария. Не обижайся. Ну – хорошо же, правда! Только больно по блатному!
Постоялец. Что больно, это точно! (Пристукнув по обратной стороне гитары, быстро барабанит по ней пальцами.) Только когда болит, тогда и тянет повыть, да побренчать. Я ведь не на полный зал, как ты, а так, – для себя, для тебя, да для дружков своих, гаражных, под красненькую.
Мария. Шутишь всё, дурачок… (Сбегав к холодильнику, возвращается с пакетом молока, наливает ему полную кружку.) Ты прости, но я всё о том же… Говорят, что хоть на Страшном суде – мне ответ только за себя держать, а не с ребятнёй вместе. Сил нет глядеть, как их выворачивает…
Постоялец. Да уж… (Опорожнив кружку, вытирает молочные усы.) Там под мамкину юбку не спрячутся!
Мария. А ты и рад!
Солнце высвечивает окно, и две ветки в инее начинают постукивать по стеклу.
