Три обезьяны

– Мужик, – потерянно подозвал Яр. Медбрат замолчал и опустил на него удивленный взгляд. «Вот козел, даже имени не запомнил», – подумал он. – Отличная история, но… я что… в психушке? – перейдя с кафеля на коврик, поинтересовался Яр.

– Рано. Твоя рожает еще.

– Рожает?.. – Медбрат сплюнул и сделал затяжку.

– Рука твоя, думаешь, из-за Незнакомки такая синяя? – на лице застыл вопрос.

– Ярик, – медбрат специально сделал паузу, напоминая о том, что он-то имя помнит. – Ты правда не понимаешь, кто такая Незнакомка?

– Я вообще нихрена не понимаю, – с мольбой и злостью ответил он.

– Беда. Много ты холостых деньков потерял, – с придыханием подметил медбрат и, зажимая губами остатки сигареты, засучил рукав толстовки. От середины предплечья до кисти красовался покрасневший на холоде шрам. – Моя коготком вспахала. Меня не пускали в родильную, а она не пускала меня. А пока отдирали, она такая: вжух, – свободной рукой он сымитировал процесс. – Крови было-о-о… дней пять оттирали. Мне до сих пор уборщица в шкафчик мусор пропихивает. Мразота старая, – он посмотрел на трясущегося Яра, докуривающего сигарету. Медбрат отщелкнул окурок, вдогонку за ним прыснул слюной меж передних зубов и спрыгнул с перил. – Пошли внутрь. Околеешь, а терапевт сейчас в отпуске.

Потирая плечо, Яр выдал мычащий стон согласия, сделал последнюю затяжку, подошел к урне, не попал в нее окурком и, проведя секунды три с угрызением совести наедине, послал его и на носочках попрыгал греться.

Медбрат нашел ему в подсобке пару тапочек и посадил на стул в ряд с дюжиной дедов. По нелепому стечению обстоятельств табличка над створчатыми дверьми у начала очереди гласила: «Морг».

Время неумолимо двигалось к вечеру. Старики кончались, пациенты мелькали туда-обратно, а пальцы заново учились сгибаться в кулак. Особенно сложно давалось оттопыривать средний для людей, кто по какой-либо причине считал его владельца указательным камнем.

В Яре закипала ярость. Или чихнувший на него час назад больной заразил его, подняв температуру. Так или иначе, становилось жарко. Пятка стучала с такой скоростью, что кафель под ней понемногу трещал.

«Любовь… Эта плесень ободочная специально отремонтировала кухню. Знала ведь, что Марьяну это доведет, и ребенок полезет. Впрочем, ремонт неплохой. И бесплатный… Но ребенок появится на три недели раньше! Это же… двадцать один умножить на двадцать четыре… шестью четыре будет… – минуло несколько неудачных попыток, – шестьсот двадцать четыре часа! Да я бы лекарство от рака придумал за это время! Все эта Любовь, дери ее… – он измученно подался вперед, чуть не врезавшись лбом в проезжавшую мимо тележку. – Ребенок… сука. Что с ним делать? Зачем я вообще признался? Рыцарь колхозный. Теперь на учебу времени не будет. Работу искать. Второй курс. Сука, – он прислушался к звону в ушах. Было уже поздно, и приходящие пациенты разошлись по домам, как и многие врачи. – Выкидыш?» – с надеждой промелькнуло в мыслях.

В следующие полчаса он лишь представлял, как приходит тот медбрат с грустной миной и монотонно объясняет, что из-за резкого стресса матери слабое сердце ребенка не выдержало… А Яр переживал лишь, как бы не выдать улыбки и дослушать, тяжело вздыхая. Холодная надежда тушила разгоревшуюся в его душе ярость.

Послышались осторожные шаги. Яр увидел изрядно помрачневшего с последней встречи медбрата.

– Не может быть…

– Что? – с опаской поинтересовался медбрат.

– Что с ребенком?

– Не горячись. С ребенком все нормально.

«Гадство», – подумал Яр и с интонацией, недвусмысленно намекающей на мордобой спросил:

– Почему тогда серый такой?

– Жена твоя… – Яр вскочил на ноги и схватил его за плечи.

«Один с ребенком… и ее бабкой?»

– Что с ней?

– В…

– Коме? Аду?

– Коридоре. Успокойся. Палаты переполнены. Мы на ночь перевезли ее в коридор. Утром выпишем кого-нибудь.

– Где она?

– В родильном отделении матерится. Посылала меня за любовью.

– Вы ей позвонили?!

– Она же передо мной… – Яр в страхе оглянулся, но увидел только забытого всеми старика, тихо дышащего на стульях. И дышащего ли вообще? – Ты ее любовь, мужик. Вы же женаты, – руки пугающе приблизились к его шее.

– Бабка! Любовь – это ее бабка. Но ты ни в коем случае не будешь ей звонить. Понял меня? – медбрат закивал. – Веди к Марьяне.

Еще не успев открыть двери родильного отделения, они услышали возгласы недовольных женщин, среди которых отчетливо выделялись угрозы, до боли знакомые молодому отцу. Вокруг кровати посреди коридора собрались мамы с двумя дежурящими медсестрами и все наперебой спорили. Из открытых палат доносилась ругань тех, кому запретили вставать с постели, но они ну очень хотели поучаствовать.

Протиснувшись между женщин, муж добрался до жены и сразу же взял ситуацию под контроль.

– Тише! – крикнул он, и все тут же полетело в расщелину меж двух высоких гор, напоминающих ноги. Кричать начали на него, но вставший между ними медбрат поспешил всех успокоить и велел медсестрам разогнать матерей по палатам. Те, став частью восстания, опешили от наглости, но быстро вспомнили про обязанности.

Затылок Яра загорелся от взора жены, а ее когти вонзились в его руку.

– Где Любовь? – мрачно спросила Марьяна.

– Перед тобой, – пошутил Яр, стараясь улыбаться максимально правдоподобно.

– Где Любовь? – повторила Марьяна в этот раз с примесью «я тебе сейчас глаз высосу».

– Ей позвонили, но она не может приехать.

– Любовь не может только летать и вязать. Где Любовь, козел? Ты ей не позвонил, – осенило ее. Яр развел руками. – Я в коридоре сплю, и только бабушка может выбить для меня палату, а ты ей не позвонил? Одно дело тебя попросила сделать. Одно!

– Я для тебя постоянно все делаю, – сдерживая в секунду вскипевшую ярость, ответил Яр. – Еду готовлю, трупы из универа ношу, а меня могут отчислить за это! Тебя терплю, в доме убираюсь…

– Да-да. Больше бабских занятий перечисли! Моя бабушка больше мужик, чем ты. Начни вы драться, я бы не думая поставила на нее.

– Ты, не думая, даже кроссворды разгадываешь. Писатель восемнадцатого века? Пароход! Ни разу его не читал. Может, на английском пишет? Имя у него такое английское!

– Я строчки перепутала, – процедила Марьяна. – Ты сам видел. И не поправил!

– Не поправил, чтобы над тобой посмеяться погромче! – веки молодой мамы сузились до ширины лески, которой она бы с удовольствием придушила этого урода.

– Очень боюсь, как бы мой ребенок не стал такой же тварью, как ты.

– А все человечество боится, что он будет подобен тебе. От двух таких заноз земля просто лопнет, как шарик.

Оба замолчали, на что мамы во всех палатах одновременно подумали «наконец-то» и улеглись спать.

– Где ребенок? – стоя спиной к жене спросил Яр.

– Забрали, – лежа на кровати и ковыряя стену, отвечала она.

– Куда? – возмутился отец.

– Не знаю я!

Снова замолчали.

Шестое чувство у людей работает по-разному. По словам Черта, он мог безошибочно определять приближение милиции по покалыванию сломанного их дубинкой ребра. Или Алла, одногруппница Ярослава, зазубривала единственный билет и намертво вбивала его в голову. Зависая ладонью над нужной цифрой, она ощущала, как у нее удивительным образом твердеют соски (дабы процесс не сбоил, она заблаговременно закрывала окна в кабинете), что вдобавок еще и отвлекало учителя. Яр же в короткий срок развил слух так, что по силе удара подошвы и частоте шагов мог заблаговременно определить, кто идет. Однако способность эта распространялась исключительно на одну женщину, которая в данный момент подступала к родильному отделению.

– Плохо, – он развернулся к задним дверям, но в него вцепилась жена.

– Стоять.

– Если хочешь меня добить, я выбираю гильотину, – он дернулся к выходу, но когти впились в его запястье сильнее.

– Она отремонтировала мою кухню, – с презрением пояснила Марьяна, – я ей сейчас все выскажу.

– Очень интересно…

– А ты мне в этом поможешь.

– А вот теперь не очень.

– Ты мой муж, отец моего ребенка. Ты признался в том, в чем никто из мужчин на всем свете не признался бы. Под страхом отчисления ты носишь для меня трупы животных и, невзирая на стереотипы, делаешь за меня всю работу по дому. Ты тот, кто заслужил звать себя мужчиной! И вместе мы сможем дать ей отпор и показать, что мы тоже личности, достойные уважения.

Брови Ярослава поползли вверх:

«Да я умру за тебя, – думал он. Впрочем, когда двери отделения отворились, а на их пороге медсестра встретила Любовь, коленки резко подкосились. – Ну, может быть не сегодня».

Будь у него дополнительные секунды, он точно смог бы убежать, но хватка жены задержал его ровно настолько, чтобы прабабушка успела отшить медсестру и заметить его вдалеке.

– Выкидыш, – больше утверждала, чем спрашивала подошедшая Любовь.

– Живой и здоровый, – точно бывалый ковбой перед началом заварушки ответила Марьяна. – Ты вырезала моих рыбок. Ты убила Чарли!

Ничего не ответив, Любовь отошла к шепчущимся вдалеке медсестрам.

– Да уж. Эта битва войдет в историю.

В непонимании, куда деть скопившийся психоз, Марьяна избивала подушку, параллельно присев на уши к мужу. Тот пристроился рядом с ней на койке, взял за руку и на автомате кивал, изредка добавляя дежурные короткие фразы. Сознанием он кружил вокруг застрявшей в голове мысли: «Она хотела выкидыш».

Не удивительно, что первым увиденным человеком в жизни малыша стала прабабушка. В будущем эта встреча минимум раз в месяц повторялась во снах.

Он лежит на костлявых руках, обмотанный махровым одеялом и смотрит на черную фигуру с непроницаемой вуалью, закрывающей лицо. Ему страшно, он начинает реветь, но беззвучно. Вдруг вуаль сама собой сворачивается ко лбу, а из-под нее стекает холодный туман, обволакивающий теплое тело младенца. На бледной коже щек прабабушки, как молнии раскрываются трещины. На ребенка сыпется отмершая плоть. На месте горочки носа два отверстия. В пустых глазницах горит синее пламя, обжигающее его.

В лучшем случае он просыпался в холодном поту, в худшем – писался, но так или иначе оказывался с мокрым постельным бельем и получал оплеухи от мамы.

Домой его принесли через неделю после рождения. Тогда же мама впервые провела с ребенком весь день, без наблюдения бабушки (она вдруг исчезла по каким-то делам), и без мужа, у которого только начался новый семестр. Любой пропуск пары означал появление нового седого локона на экзамене. С нанятым Любовью сопровождением из акушерки и двух трезвых мужиков, которые согласились подбросить девушку до дома за бутылку, Марьяна оказалась в квартире: отремонтированной, бежевой, с запахом цемента. Сбросив сумку у входа, она со спящим ребенком на руках протопала в свой новый зал, где на незнакомом кресле увидела гору из детской одежды, пеленок и игрушек.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.