скачать книгу бесплатно
– Ты думаешь, они тоже на дне колодца? – с любопытством осведомилась Беттина.
Жевательная резинка месье Бельмонбиша, похоже, недоумевала, что значат слова «Свифт» и «Блиц».
– Что это… – начал месье Бельмонбиш.
– Блиц! – вдруг вскрикнула Энид.
– Послушай, – начала Шарли тоном, сообразным обстоятельствам. – Если Блиц был в дереве, когда оно упало, есть шанс, что… я хочу сказать, вероятность, что…
– Блиц! – снова завизжала Энид.
Это был возглас, исполненный радости. Маленький рыжий парашютик слетел с соседнего бука и приземлился прямо на грудь девочки.
– Блиц, – ласково повторила Энид, прижимая белочку к себе. Месье Бельмонбиш почесал за ухом кончиком мизинца.
– Сколько будут стоить эти работы? – пошла в атаку Шарли. Он стал загибать пальцы один за другим, перечисляя:
– Вывезти гнилой ствол. Расчистить. Заменить мраморную плиту. Выложить и скрепить каменный бортик. Зашпаклевать. Зацементировать…
– Сколько? – перебила Шарли.
Ей совсем не понравилось, что он назвал «гнилым стволом» почтенное дерево, видевшее рождение бабушки Дины.
Бельмонбиш озвучил цифру, от которой все побледнели.
– За высохший колодец? – возмутилась Шарли.
– Никому не нужный колодец? – подхватила Гортензия. – Который высох сто лет назад?
– Который сохранили для декорации? – вступила Беттина.
– Для красоты? – уточнила Энид.
– На память? – высказалась Женевьева.
– Так дорого? – заключила Шарли.
Окруженный со всех сторон, месье Бельмонбиш попятился, как Ясон от Горгоны, и едва не проглотил жвачку.
– С отделкой спешки нет, – пошел он на уступки. – Этим можно заняться и попозже.
– Сколько без отделки?
Без отделки итог был таким же головокружительным, как и с ней. Гортензия тряхнула короткими волосами.
– Лучше съешьте наши кишки, – проговорила она мрачно. – Под соусом грибиш.
– Я думаю, – начала Шарли, – мы вполне обойдемся без этих ра…
– Другое предложение! – поспешно воскликнул месье Бельмонбиш. – Вывозим это гнилье. (Клен! Гнилье! Шарли затрясло.) Засыпаем колодец. Три четверти работы в минусе. Цена соответственно.
– То есть? – взяла быка за рога Беттина.
Он назвал куда более разумную сумму. Как бы то ни было, при их более чем скромном бюджете даже самая низкая цена их бы не устроила.
Но постоянно смотреть на разрушенный старый колодец с разинутой пастью и торчащий из него клен – ни дать ни взять удав, переваривающий динозавра, – было бы слишком удручающе. Шарли с тяжелым вздохом сказала:
– OK, идет.
– Не сию минуту, – сказал месье Бельмонбиш, и шарик жвачки надулся у зубов.
– Когда?
– От этой бури все пострадали, говорю же вам. Встретимся через пару деньков?
– Хорошо.
Очень грустно было думать, что этой ночью мертвый клен действительно умер.
* * *
– Я бросаю курить, – сообщила Шарли Женевьеве на пляже.
Она потрясла ногой, высвобождая ботинок, медленно погружавшийся в ил, и нагнала сестру.
– Будем надеяться, что на этот раз окончательно, – отозвалась Женевьева. – Ты бросала уже пятьдесят один раз.
Она подобрала пригоршню водорослей и бросила в розовый пластмассовый тазик, который несла Шарли.
– Минуточку. Я не совсем бросаю. Объясняю: выкуривая половину моего недельного рациона, я сэкономлю за год столько, что нам с лихвой хватит заплатить месье Бельмонбишу.
– Да? Ждать целый год, чтобы вывезти клен и засыпать колодец? – воскликнула Женевьева.
В руке ее болталась водоросль, похожая на высушенного человечка.
– Нет. Но откладывать деньги никогда не поздно. Послушай…
И, наполняя розовый таз водорослями, Шарли объяснила, что покупает она пачку в неделю, а значит, выкуривает 2,8571428 сигареты в день, то есть, если она будет выкуривать половину, это составит 1,4285714, стало быть, половина еженедельного расхода и экономия в 52 раза…
– Вернемся? – перебила ее Женевьева, заметив, что вдали над океаном небо начало темнеть. – Дождь собирается!
Шарли встряхнула розовым тазом, чтобы равномерно распределить водоросли, и задумалась. Хорошая ли это идея? Нет, не вернуться домой – небо хмурилось уже так свирепо, что это было очевидно. А вот стоит ли лишать себя 1,4285714 сигареты в день ради дома, который грозит рухнуть от каждой непогоды? Только ради того, чтобы сэкономить в 52 раза… сколько же?
– Надеюсь, сегодня ночью на нас не обрушится новая буря, – сказала она, продев руку под локоть сестры у крутой лестницы на утес.
Дома Гортензия сидела, съежившись у батареи в гостиной, и писала с таинственным видом. Гортензия всегда писала, и всегда с таинственным видом. Беттина смотрела клип «Дыры в голове» по телевизору. Энид шмыгала и сморкалась.
– Ты плачешь?
– Нет, – ответила Энид, но глаза ее были полны слез.
Женевьева присела рядом с ней.
– Что с тобой?
От Женевьевы пахло тиной и водорослями. Иногда Энид казалось, что пахнет хорошо, иногда – что нет. Сейчас было хорошо.
– Она думает, – вмешалась Беттина, – что ее дружка Дракулу раздавило упавшим кленом.
– Он не Дракула! Его зовут Свифт.
– Все знают, что вампиры превращаются в летучих мышей.
Шарли нахмурила брови.
– А еще бывают, – проворчала она, – рыжие вампиры с конским хвостиком, в кроссовках на пористой подошве и с луженой глоткой.
В ответ Беттина пристроила наушники по обе стороны рыжего хвостика и стала подпевать клипу на экране «Tell те уоииии love me Juniiiie Moon…»[5 - Скажи, что ты любишь меня, Джунииии Мун… (англ.)] Энид запустила в нее подушкой, но промахнулась. Беттина встала и вышла из комнаты.
Энид прильнула к Женевьеве. Она приняла решение. Если Свифт в колодце, раненый, придавленный ветками, она спустится на дно и освободит его.
5
Голубка и недотрога, или Призрак-музыкант
Поднялся ветер, полил дождь. За пятнадцать секунд пробежки по парку Энид вымокла от волос до носков. Штанины джинсов весили по двадцать кило каждая, свитер тянул вниз.
У колодца лежал клен. Вид у него был не очень-то умный – в позе «березки», ногами вверх, головой вниз. Он, впрочем, больше походил не на березу, а на длинный стебель порея. Не очень умный, это точно.
– Свифт? – позвала девочка, перегнувшись через край колодца.
Камни, мусор. Ветви закрывали обзор. Энид снова позвала нетопыря. Отодвинула ветку. Крикнула в образовавшийся просвет:
– Свиииифт! Отзовиииись!
И тут произошло кое-что.
Порыв ветра дунул с моря, нарастая, набирая силу, подхватил охапки веток, которые закружились вокруг колодца. У Энид возникло очень странное ощущение, будто вибрации струн наполнили ее всю, словно ее грудь стала виолончелью или гитарой. Ребра звучали, резонируя до сердца, до легких, глубоким вибрато, скрытым в самом нутре.
В уши ударил звук. Голос? Или рыдания… Оперные рыдания, плачущий голос, странная музыка наполнили воздух, парк, дождь и даже травинки на газоне.
Энид завизжала.
Как в тот раз, когда она увидела кусочек ужастика на видео Беттины. Девочка пустилась наутек с быстротой молнии, а странная музыка за спиной стонала и рыдала все громче и громче.
* * *
Шарли и Женевьева вернулись промокшие, вонючие и озябшие. Они были на огороде, где подкормили водорослями компостную яму. В гостиной на полную громкость орали телевизор и Гортензия:
– Выключи эту чертову музыку! Я не могу сосредоточиться!
– Иди в свою комнату! – отозвалась Беттина и снова запела «Tell теее youuu love те Junniiie»…
– А я хочу сидеть в гостиной! Ты не можешь мне помешать!
Беттина повернулась к двум старшим, которые как раз вошли.
– Скажите этой зануде, что она меня заколебала! – она указала на Гортензию исполненным презрения большим пальцем.
– Она сняла наушники, как только вы ушли! – закричала та. – И врубила телевизор на полную громкость! Только чтобы всем досадить!
Шарли подошла и нажала на кнопку, телевизор издал удивленное «упс» и смолк. Беттина вышла из себя:
– Достали! Пусть пишет свои глупости где-нибудь в другом месте!
– Это не глупости! Не глупости! Не…
Гортензию душили слезы. Ничуть не тронутая этим, Беттина фыркнула:
– Дура!
Она нажала кнопку телевизора, который издал не менее удивленное «ипс» и снова заорал. Гортензия горько расплакалась.
– Довольно! – рявкнула Шарли.
Она выдернула шнур из розетки. Телевизор издал возмущенное «квак» и замолчал, на этот раз окончательно. Вне себя от ярости, Беттина выхватила у Гортензии тетрадь, которую та прижимала к животу. Ручка пролетела через всю гостиную. Беттина расхохоталась и запрыгала как безумная вокруг стола, размахивая тетрадью во все стороны. Гортензия побелела.
– Отдай! – выдохнула она.
– Отдай ей, Беттина! – взмолилась Женевьева.
Гарцуя вокруг стола, Беттина наугад раскрыла тетрадь и прочла басом:
– …обращает на меня не больше внимания, чем если бы я была кофеваркой. Но я наблюдаю и сужу. А кофеварка, которая судит, может сделать очень больно…
Беттина радостно заржала, извиваясь от счастья.
– Кофеварка, которая судит? – выкрикнула она, потрясая тетрадью, как знаменем. – Что за бред ты пишешь, моя милая? И ради этой чуши ты нас всех достала?!
Гортензия так побледнела, что стала почти серой. Она бросилась животом на стол и схватила сестру за свитер. Беттина вырывалась, отталкивала ее руку, била по ней, кричала: «Пусти! Пусти!», но Гортензия держала крепко.
Шарли тоже ринулась через стол, наобум, без определенной цели. Женевьева подумала, что пора принять мужественное решение, которое она никогда не примет. Например, вылить на всех кастрюлю холодной воды.
Услышав внезапное покашливание, все замерли и обернулись.
В дверях гостиной стояла незнакомая девочка. Девочка в темно-синем пальто и с тяжелой косой, спокойно лежавшей на правом плече. Своими ясными вопрошающими глазами она рассматривала четырех сестер. Рыдающую от злости Гортензию на столе, вцепившуюся в свитер Беттины, которая размахивала тетрадью и хохотала как одержимая. Растрепанных Женевьеву и Шарли, от которых воняло тиной и подгнившими водорослями.
– Здравствуйте, – сказала незнакомка. – Я позволила себе войти. Звонила четыре раза.
