Трим. Сборник рассказов

И это было словно чудо. Когда ты из одной, привычной и простой жизни попадаешь в другой, удивительный мир. Пусть, возможно, и иллюзорный, но такой восхитительный и прекрасный. Когда время вокруг тебя словно бы останавливается и ты ничего уже не замечаешь, да и не хочешь замечать, кроме этой счастливой, удивительной картины. Муршу невольно ахнул. Он никогда еще не видел, конечно, ничего похожего и даже не слыхивал о подобных чудесах. Ведь все это выглядело как настоящий мираж в пустыне. Живой и манящий, от которого почти невозможно было избавиться. Но вокруг него сейчас была не пустыня, да и не было настолько жарко, чтобы в потоках разгоряченного воздуха могли возникать миражи. Но Муршу не стал слишком уж разбираться в деталях, а только вновь неторопливо сел на свою брезентовую куртку и продолжил спокойно наблюдать. Да он и не смог бы сейчас, наверное, поступить иначе, поскольку от всего увиденного впал в такое приятное оцепенение, и такая блаженная истома разлилась по всему его телу, что сопротивляться этому он был просто не в состоянии.

Наконец чаепитие закончилось и люди стали убирать со стола. Они собрали чашки и блюдца, стряхнули крошки от съеденных пирожных и задвинули стулья под стол. И когда они собирались было уже уходить по своей земляной, усаженной цветами дорожке, как вдруг, неизвестно откуда подул легкий и приятный ветерок, отчего с яблонь стали осыпаться белые лепестки. И это было настолько похоже на снег, что Муршу даже не удержался и вытянул руку вперед, чтобы поймать несколько таких лепестков. Он старался теперь уже не сходить со своего места, чтобы видение вновь не пропало. И это ему удалось. Вот только лепестки эти, попав к нему на ладонь, почему-то очень быстро таяли, словно и вправду как обыкновенные, хотя и очень крупные снежинки.

И вот, наконец, ведение совсем пропало, так, как будто его и не было вовсе. Муршу вздохнул. «Да-а, – сказал он себе, – уж такого никто из наших точно никогда не видел. Пойду-ка я лучше сейчас в свою деревню и расскажу всем о том, что здесь произошло. Работа-то моя никуда от меня не денется». После чего поднял с земли свою куртку и хотел было ее уже надеть, как вдруг заметил, что она словно бы окаменела. Да и действительно, куртка его сейчас была такой, как будто ее сначала сильно намочили, а затем и заморозили. Муршу поглядел вниз. И внизу он увидел также нечто странное. Поскольку на том месте, где он только что сидел, вся земля была покрыта настоящим белым снегом. Зачерпнув небольшую горсть такого снега, Муршу стал смотреть, что будет. Да нет, – это был, по всей видимости, самый обыкновенный чуть подтаявший снег, который выпадал у них зимой. На ощупь он был очень холодным, а по мере того, как нагревался от тепла руки, таял. Так что очень скоро на ладони у Муршу осталась только маленькая прозрачная лужица чистой воды, которую он хотел было сначала попробовать на вкус, но потом вдруг отчего-то засомневался и выплеснул на землю.

Посмотрев еще раз по сторонам, Муршу пошел прямиком в свою деревню, где всем в подробностях все рассказал. Но ему никто не поверил. «Это ты на солнце перегрелся, – сказали ему соседи, – и тебе все привиделось». Даже его собственная жена сначала проворчала что-то невнятное, а потом еще и посмеиваться над ним стала. Тогда он отправился к бабке-ведунье, что у них на окраине деревни жила. Там он повторил свой рассказ, посетовав еще, что ему никто не верит. Однако старуха отнеслась к его словам неожиданно серьезно и даже попросила показать ей то место, где все произошло. Муршу охотно согласился. Когда же они пришли к тому дереву в поле, день уже заканчивался и солнце клонилось к закату.

– Ну и где же это место? – спросила его бабка-ведунья, причем глаза ее в тот момент как-то странно блеснули.

– Да вот оно, – Муршу указал на примятую под деревом сухую траву. – Здесь я как раз дремал в прохладной тени, а вот те, как их, люди, вон там сидели. А вокруг них были яблоневые деревья и с этих деревьев падали лепестки, да таяли потом почему-то. И еще они все ушли вон туда… Да что с тобой?

В этот момент Муршу увидел, как старуха, буквально упав на колени, стала водить руками по траве в том месте, на которое он указал. Она словно бы искала там что-то, но никак не могла найти. Наконец она посмотрела на него. И вот уже от этого взгляда у Муршу буквально заныло сердце. Потому что такой беспредельной тоски, он никогда еще в жизни не видел. После чего старуха вновь повернулась к земле и продолжила поиски. Муршу тоже присел. Он никак не мог разобрать, чего это она там все искала, а спросить не решался. Так прошло еще несколько минут. Наконец Муршу не выдержал:

– Да что же ты там ищешь-то? – спросил он старуху.

А та вместо ответа лишь опустилась уже вся на траву и затихла. Муршу прислушался. Потом повторил свой вопрос. И вот уже после этого старуха наконец поднялась с земли и села.

– Я все тебе расскажу, – начала она и вправду чуть не плача, – что это было, и что, – тут она все-таки немного всхлипнула, – ты упустил. Ты ведь знаешь, наверное, что все мы меряем наше время, по своим часам, которые у нас есть. Но это только лишь наше время, механическое. Мы и меряем-то его лишь для того, чтобы удобнее было жить. Но у природы тоже есть свои часы. И эти часы тоже ходят. Никто не знает как они устроены и даже сколько времени показывают. Однако одно про них известно наверняка, – середину дня они показывают всегда. Вот именно это ты сегодня здесь и видел. А место, – да вот это самое место, на котором ты в тени сидел. Здесь и был природный полдень сегодняшнего дня. Его отметина. Как на циферблате на обыкновенных часах. И завтра он тоже будет где-то, но уже в другом месте, а может быть и в этом. Никто не знает в точности. Видение же твое – это видение абсолютного счастья, когда все совершенно забывают про время. А снег, – тут старуха вновь тяжело вздохнула, – само время, остановившееся ровно пополудни. Оно, конечно, потом опять оттаяло и вновь пошло. Но вот если бы ты сумел его выпить, то тоже бы забыл о нем. А поэтому оказался бы вне времени.

– Что это значит? – не понял Муршу.

– А то, что ты хотя и старый очень, но не умер бы никогда, – ответила ему старуха и пошла назад в свою деревню.

И много раз приходил потом Муршу на это вот самое место, но так никогда и не видел более чудесного жасминового чаепития в послеполуденной тени.

18. Стук-стук-стук

Она всегда была почему-то одна. И трудно было понять причину этого. По внешности-то совсем ведь и не дурнушка, да и характер довольно общительный. Худая вот только очень, но разве же это большой недостаток? Наверное, так уж судьба несчастливо сложилась, что даже в своем доме одна. Другие тримы из той деревни весьма настороженно к ней относились, почти с недоверием. И даже родные мать с отцом, которые ну просто уж расстарались и дали ей такое красивое имя – Джулия, так и остались для нее словно чужими. При этом ни раз и она, и они пытались разрушить этот невидимый барьер, да только все без толку. Со временем отчуждение это дошло до того, что некоторые тримы поддразнивать ее стали, обзывая ходячим скелетом. А она и ответить им ничего не могла. А только лишь грустно вздыхала, да отводила глаза в сторону.

И вот наконец Джулия выросла. И хотя она к тому времени уже заметно похорошела, вот только природная худоба так и осталась при ней. А оттого все женихи из той деревни всё как-то обходили ее дом стороной. И сколько раз у нее уже начинало биться сердце, вот прямо так: стук-стук-стук, когда какой-нибудь молодой и красивый трим из тех, что жили поблизости, останавливался возле ее калитки, но так и не решался в нее войти. И простояв так с минуту-другую, уходил обратно прочь и никогда более назад уже не возвращался. Особенно нравился Джулии один парень. Красивый такой, высокий, умный, с изящными чертами лица и тонкими длинными пальцами. Точь в точь как она и мечтала. Но даже и с ним у нее отношения не заладились. Хотя парень этот и приходил к ним несколько раз в дом, и даже гулял с ней. А оттого тяжелым был этот разрыв, да и не разрыв даже, а так. Просто не пришел он однажды на свидание и все. И сколько девушка не ждала его, сколько не глядела на дорогу за забором, но так больше его и не видела.

Наконец Джулия не выдержала: «Не хочу больше с вами жить, – крикнула она вся в слезах отцу с матерью, – злые вы и соседи ваши тоже. А живу я здесь лишь потому, что вам стыдно меня совсем из деревни прогнать». И выскочила она за порог на улицу и побежала прямо через поле к соседнему лесу. Но страшным был этот лес, таинственным. И не потому даже, что в нем дикие звери водились, – кто их прежде не видывал – а потому, что в нем звуки странные слышались. Словно постукивание какое-то. Особенно ночью или вечером. Но то не дятлы простые были или еще какие лесные птицы, а что-то иное, совсем непонятное. Наконец Джулия добежала до этого леса. Она, правда, остановилась сперва у самой его окраины, потому что побоялась дальше бежать, но наконец все же решилась. «Уж погибать, так где лучше-то?» – сказала она себе. Однако в лесу она поначалу ничего необычного не увидела. И только лишь когда стало совсем смеркаться, услышала эти странные звуки: стук-стук-стук. «Что это, – думала она, с опаской озираясь по сторонам, – что так стучать может? Ведь это же кто-то словно специально по стволам деревьев и веткам стучит. Но кто и зачем, ничего не понятно». Наконец в лесу стало очень темно, ни зги не видно. А стук тем временем лишь усиливался. Вот уже и справа от нее застучало что-то, и слева. А вот уже, ну совсем рядом, прямо над ухом, а вот… И тут Джулия потеряла сознание.

Она, конечно, ужасно боялась темноты в лесу. Однако то, что она в тот момент увидела, лишило ее последних остатков сил и смелости. И это был скелет. Белый, а в ночной темноте так еще и бледно-серый, который стоял рядом с ней и, словно улыбаясь своим страшным ртом, постукивал костяшками по стволу соседнего дерева. А Джулия даже и подумала сперва, что все это ей лишь только почудилось. Но страх ее был настолько сильным, что она тут же упала в обморок.

Пришла она в себя довольно нескоро. А открыв глаза, едва снова не потеряла сознание. Поскольку над ней, согнувшись в услужливой позе, стоял все тот же самый скелет, и держа в руках два огромных лопуха, махал ими на нее как опахалом. И более того, рядом с ним стояли еще два таких же скелета и очень внимательно ее разглядывали. Джулия невольно ахнула, а потом, и прямо как-то неожиданно для себя произнесла: «Я умерла?» Однако скелет ей на это ничего не ответил. Он, по всей видимости, совсем не мог говорить, а оттого, ну просто-таки заметался на месте. И эти метания показались Джулии даже забавными. Отчего она села и спросила еще раз: «Вы говорить не можете?» На это скелет тут же резко остановился и охотно закивал головой. Джулия улыбнулась. Потом встала, отряхнула с себя ветки и листья, которые к ней прилипли, причем скелеты даже пытались ей в этом помочь. Наконец, очистив платье, Джулия повернулась к первому скелету и произнесла: «Если вы говорить не можете, что очень жаль, конечно, то тогда показывайте мне, что нужно делать». На это первый скелет, чуть ли не подпрыгнув от радости, что его все-таки понимают, вытянул вперед свою белую костлявую руку и указал направление, куда нужно было идти. Джулия подчинилась.

Они прошли далеко вглубь этого леса, в самую непроходимую его чащу. Причем первый скелет шел впереди, указывая направление, а два других по бокам, словно бы охраняя девушку. Еще же они, и все трое, помогали ей и предупреждали, указывая на разные ямы и кочки, которые встречались у них на пути. Наконец они остановились. Перед ними была теперь широкая лесная пустошь и пологий холм в центре нее. Однако не это привлекло внимание девушки. Поскольку она увидела на этом холме нечто такое, чего ни разу еще в жизни не видела и даже представить себе такого не могла. И это был замок. Красивый, величественный и древний. С четырьмя высокими зубчатыми башнями по углам, огромным центральным строением и даже с фиолетовыми флагами, которые будучи вышиты золотом, прекрасно были видны в неярком сиянии восходящей луны. Джулия невольно ахнула. Она в тот момент была настолько поражена увиденным, что даже сразу и не заметила, как очень длинная темная тень беззвучно отделилась от ворот этого замка и пошла ей навстречу. И когда эта тень к ней приблизилась, то Джулия разглядела, что это был высокий стройный юноша, худой и бледный. А быть может это сама восходящая луна так неровно освещала его лицо. И этот юноша взял ее под руку, и неспешно повел к прекрасному замку.

Они прошли по широким, истертым каменным ступеням. Потом миновали ворота, по дальним краям которых, изогнувшись в услужливых позах, стояли все те же белые скелеты, но уже одетые во фраки. Потом была небольшая колоннада с чудесным изразцовым потолком и в конце нее зал. Зал этот был довольно хорошо освещен, хотя и не слишком ярко. Ведь там были в основном парафиновые и сальные свечи, которых, правда, было невероятно много. Они были и в подсвечниках, и в серебряных канделябрах, и даже в огромных бронзовых люстрах под потолком. Наконец высокий юноша и Джулия подошли к двум роскошным позолоченным тронам, что стояли на возвышении у дальней стены этого зала и сели на них. Причем Джулия во время этого шествия, постоянно поглядывала на своего спутника, словно бы желая его о чем-то спросить. Но отчего-то не решалась. Когда же они устроились поудобней, юноша махнул своим шелковым платком, который достал из-за лацкана шитого серебром камзола и веселье началось. Это был, по всей видимости, бал или иное празднество, которого Джулия также никогда еще не видела. Однако вокруг нее все было таким невероятно красивым и столько платий и костюмов как-то неожиданно выступило из теней по краям зала, что она просто не выдержала:

– Что это? – спросила она дрожащим от волнения голосом, обратившись к своему спутнику.

– Свадьба, – коротко ответил тот, приветливо улыбнувшись.

– Чья? – снова с трудом спросила Джулия, потому что в горле у нее в тот момент отчего-то пересохло.

– Наша, – сказал ей юноша и, неторопливо повернув голову, вновь приветливо улыбнулся.

И тогда уже Джулия смогла наконец рассмотреть его в подробностях, отчего невольно разрумянилась и едва не перестала дышать. Поскольку юноша был очень красивым. Он был именно таким, каким она только могла себе вообразить: с изящными чертами лица, темными вьющимися волосами и серыми, но невероятно умными глазами. Причем юноша также заметив это ее смущение, опустил и поднял веки, словно в знак запоздалого приветствия. Однако тут же встав со своего позолоченного трона, обратился уже непосредственно к публике. И в тот же миг торжественная музыка, которая до сих пор доносилась неизвестно откуда стихла, а в зале гулко зазвучал один только низкий и уверенный его голос.

– Это моя невеста, – провозгласил он величественно, – а в скорости и жена. Прошу вас всех ее любить и жаловать. Она теперь всегда будет жить в этом замке. И вы будете служить ей так же, как прежде служили мне. А сейчас, – он сделал паузу, – веселитесь, танцуйте, празднуйте наше счастье.

После чего подхватил Джулию под руки и закружил в прекрасном, изящном, по-настоящему королевском танце. Так что она совсем даже не заметила, как у нее закружилась голова и как она упала на руки своему возлюбленному. И как тот понес ее куда-то вдаль, и как за ними закрылись огромные, покрытые тяжелой позолотой массивные дубовые двери.

А наутро Джулия проснулась на том же самом холме посреди леса. И рядом с ней уже не было ни придворных, ни замка, ни прекрасного юноши. Однако она не опечалилась совсем, а только лишь слегка вздохнула и пошла через дремучий лес назад в свою деревню. Вот только та минувшая ночь не прошла для нее бесследно. Потому что ровно в положенный срок она родила мальчика. И мальчик этот был очень красивым. И худым, и с черными вьющимися волосами. И Джулия даже сама придумала ему имя: Себастьян де Орж. «Что за странное имя такое, – шептались между собой тримы, – никогда такого не слыхивали». Однако спорить с матерью все же не стали, поскольку и сами видели, что ребенок был очень необычным. Он, как это выяснилось уже очень скоро, был настолько умным, что даже местный старейшина частенько приходил к нему за советом. Да еще и властным. Причем все слушались его как-то сами, без малейшего принуждения. Ведь стоило ему лишь что-либо сказать или даже просто указать рукой, как все его повеления тут же выполнялись.

Однако, когда он приказал местным тримам построить для него замок на холме в самой чаще того “постукивающего” леса, – все же призадумались. Но, потолковав между собой, пусть и нехотя, но согласились. И вот строительство началось. И долгим было оно. Причем Себастьян сам за всем следил и давал необходимые указания. Но даже при его чудесном руководстве потребовалось около десяти лет, чтобы завершить начатое. И это был точь в точь такой же замок, как и тот, что Джулия видела здесь в свою первую и единственную ночь. И даже флаги деревенские тримы вышили такие же золотые. Поэтому они с сыном по окончании строительства сразу в этот свой новый дом и переехали. Местные же тримы, не захотели в нем жить. Во-первых, потому что они все-таки побаивались этого постукивающего леса. А во-вторых, поскольку и в самом замке творились довольно-таки странные вещи. Ведь стоило им всем ночью в нем уснуть, как наутро все комнаты и залы, а их там было огромное множество, оказывались идеально прибраны и даже лужайка перед воротами пострижена и очищена от листьев. И только лишь ночной тиши, отчетливо, хотя и почти незаметно, раздавалось это совсем уже привычное, но все равно такое непонятное: стук-стук-стук.

19. Слезы пустыни

«Как жарко. Ну почему же так жарко, проклятое солнце», – шептал про себя Мару, в очередной раз увязая ногами в песке. Этот песок был похуже любой жары. Когда ты и идешь, и не идешь, вроде. Когда каждый шаг дается тебе с непередаваемым трудом. А потом ты вновь, немного оступившись, соскальзываешь назад и скатываешься вниз по склону бархана. «Пустыня, – что может быть прекраснее, но и ужаснее тебя?» – с тоскливой отрешенностью думал он. И сколько раз за время своего трехдневного путешествия он проклинал, а затем и восхищался этим местом. Сколько раз корил себя за то, что не послушал остальных торговцев и пошел напрямик. «Короткий путь, – Мару усмехнулся, – какой уж там короткий. Еще немного и он может стать длиной в мою жизнь». Он сел.

Это был совсем молодой еще трим. Выносливый и сильный. Но даже и ему этот путь давался с очень большим трудом. И потом, почему три дня? Ведь по его подсчетам он должен был пробыть в этой пустыне от силы день, ну, максимум два. Неужели же он заблудился? Да, похоже на то. Ничего вокруг. Одни лишь солнце, песок и ветер, от которого днем становилось еще жарче, а ночью холоднее. Мару стянул с себя мокрую рубашку и накинул на голову. И хотя солнце почти тут же стало печь его спину, но все-таки голова была намного важнее. Да пусть он хотя бы весь целиком обгорит, однако потерять сознание от жары означало верную и очень скорую смерть. Он потряс флягой. Да, там еще была вода, но на самом донышке. В точности столько, сколько могло бы ему хватить на один день. На сегодняшний день. А завтра смерть. И без шансов на спасение. А значит он просто обязан был найти сегодня выход отсюда, из этого бесконечного лабиринта холмов и впадин. Из этого песка, будь он трижды проклят.

Мару встал. Ему необходимо было сейчас куда-то идти. Вот только куда? Ни малейшего представления у него не было. Он пошел на юг, туда, куда примерно и шел все эти последние три дня. А, какая разница. Уж лучше хотя бы придерживаться одного направления, чтобы, по крайней мере, не ходить кругами.

И вдруг на склоне одного из барханов он увидел следы. А затем еще и что-то темное поднялось над белесым от жары песком и почти тут же исчезло. Мару заинтересовался. Ведь если это животное какое-нибудь, то оно могло привести его к воде.

Подойдя поближе, он увидел, что следы эти были оставлены очень крупной ящерицей. Просто огромной. Две дорожки от когтистых лап и еще извилистый след посередине от хвоста не оставляли в этом никаких сомнений. Мару приободрился. Да, он знал, конечно, что ящерицы могут едва ли не целый месяц обходиться вообще без воды. Но все-таки и они тоже должны были время от времени пить. А значит это был шанс. Недолго думая, Мару пошел по следу. Поднявшись на вершину бархана, он увидел, что ящерица действительно была большой. Но и очень проворной к тому же, поскольку уже успела убежать вперед метров на триста. Мару прибавил шаг. Он опасался, что ветер вместе с песком совсем заметут след. И тогда ни воды, ни спасения ему не видать. Однако все получилось иначе. И хотя Мару, как ни старался, все-таки потерял наконец след, однако он обнаружил еще и нечто, что едва не поколебало его уверенности в здравости своего собственного рассудка.

Обойдя по извилистой впадине один из барханов, склон которого был слишком крутым, чтобы лезть на него, он неожиданно, и прямо в нескольких шагах от себя увидел девушку. Молодую, стройную и, главное, сидящую в темной прохладной тени. Девушка эта была одета в очень длинное легкое платье из какой-то светло-бирюзового цвета ткани. Мару поднял глаза. В верхней части бархана торчала наискось, но сильно выдаваясь вперед, широченная каменная глыба. Видимо, когда-то давно на этом месте находилась совсем небольшая скала, которую ни песок, ни ветер так и не смогли окончательно разрушить. Не помня себя от усталости, Мару буквально впрыгнул в тень. Он в тот момент даже и не слишком-то обратил внимание на саму девушку. Настолько ему было плохо. И только лишь через некоторое время слегка приподняв голову, неуверенно осмотрелся вокруг и сел. Он видел, что девушка была очень красивой. И даже не просто красивой, а какой-то странно красивой. Такой, что пару минут он просто не мог от нее глаз оторвать.

У нее были черные волосы, тонкие черты лица, изящная фигура и очень большие, зеленоватые с золотым ободком глаза. Мару невольно пододвинулся поближе и взял ее за руку.

– Кто вы, – обратился он к девушке, – и почему вы здесь? Ведь это же верная смерть находиться в этой пустыне в одиночку. Я сам тут… – он помолчал немного, но добавил, – едва не погиб.

– Не бойся, – ответила ему девушка каким-то странным, курлыкающим голосом, – ты не погибнешь теперь. Я помогу тебе. На вот, попей у меня из фляги.

Мару посмотрел на то, что девушка ему протянула. Это была обыкновенная стеклянная фляга, которая висела у нее на шее на тонкой серебряной цепочке. Но она была такой маленькой, что Мару, который чуть было уже не обрадовался поначалу, почти со слезами на глазах произнес:

– Да что ты, милая девушка, этим я не напьюсь. Там ведь и одного глотка даже не будет.

Но девушка настояла на своем:

– Пей, – твердо сказала она, – это «слезы пустыни». Тебе и одной капли будет достаточно, чтобы напиться. А иначе ты погибнешь. Ты ведь не знаешь еще, но находишься при смерти и ты просто обязан сейчас немного попить. Другой же воды, – она повела рукой, – поблизости нет.

И Мару согласился было уже выпить, но девушка остановила его и тихо добавила:

– Но знай, что выпив сейчас, ты никогда уже не будешь прежним.

Но Мару ее больше не слушал. Он буквально вцепился пальцами в стеклянную флягу и прямо целиком опрокинул ее себе в рот. То, что он выпил, показалось ему сперва ядом. Потому что жидкость была настолько соленой, что Мару почувствовал, как у него буквально раздваивается язык. Но уже через несколько мгновений неожиданно убедился, что жажда его начала проходить и даже казавшийся до сих пор невыносимым жар пустыни совершенно перестал его мучить.

– Спасибо тебе, спасибо большое, – Мару обнял девушку и прижал к себе.

Но тут же резко отпрянул назад и уставился на нее в недоумении. Девушка была холодной. Такой холодной, как будто вода в горном ручье или снег зимой.

– Что с тобой, – недоуменно спросил Мару, – почему ты такая холодная?

Однако девушка ничего ему не ответила, а только лишь как-то странно щелкнула языком и негромко присвистнула.

– Что, что? – не понял Мару.

Девушка повторила. И на этот раз, как ни странно, он ее понял.

– Я люблю тебя, – тихо сказала девушка, – я полюбила тебя в первый же день, когда ты еще только появился в этой пустыне, а оттого я просто не могла дать тебе погибнуть. Но ты, – она посмотрела на него, – ты меня любишь?

– Очень люблю, – ответил ей Мару. – Я полюбил тебя сразу, как только увидал здесь. А теперь ты напоила меня и подарила мне новую жизнь. Я никогда с тобой не расстанусь.

– Ну а раз так, – щелкнула языком девушка, – тогда побежали.

– Куда? – только и успел произнести Мару, как девушка выпрыгнула из тени и, обратившись в очень большую серо-зеленую ящерицу, побежала вверх по склону бархана.

Мару последовал за ней. Он и сам тогда не заметил, как вместо рук и ног у него появились лапы, сзади вырос хвост, морда вытянулась, а все тело покрылось жесткой темной чешуей. Да ему в тот момент было и не до этого. Ведь теперь он бежал и не чувствовал усталости. Щелкая и посвистывая, он говорил со своей любимой и прекрасно ее понимал. И пустыня уже не казалась ему таким ужасным и невыносимым местом, а напротив, местом прекрасным и удивительным. Таким, в котором он хотел бы прожить всю свою жизнь.