И падал снег

– «Удивительно, – подумал я, – Как мало отделяет человека от смерти. Тоненький лоскут кожи и ещё более тонкая ткань сосуда. Пару секунд боли и вот, ты уже медленно уходишь из мира, тихонько засыпая, словно растворяясь в нём.»

Резкий низкий звук ударил по ушам и прошёлся по всему телу мурашками. Это неожиданности я резко дёрнулся и острый как бритва нож по касательной прошёлся по запястью. Я сначала сильно испугался, но присмотревшись, понял, что сосуды не были задеты, а рана оказалась весьма небольшой. Моей жизни ничего не угрожало, и я, быстренько сбегав к аптечке сделал перевязку.

Наконец я встал и направился к источнику шума. Открыл дверь и… Замер.

Давеча грустная и непрезентабельная округа с небольшими островками грязного снега превратилась в чудесное, словно сошедшую со страниц зимних сказок картину. Огромные, практически с ладонь хлопья равномерно укрывали землю, которая стала резко контрастировать с тёмным небосводом.

Всё в пределах поля зрения было укрыто толстым слоем серебристого одеяла, из которого можно было различить лишь дома, что выглядывали громадными сугробами. Причина испугавшего меня звука лежала передо мной, возвышаясь практически с мой рост – наверное, полтонны снега, скатившегося с крыши и образовавшего практически неприступную крепость. А новые слипшиеся воедино снежинки уже успели покрыть черепицу новым белоснежным слоем.

В каком-то детском восторге я, не запирая дверь, вернулся в комнату. Быстро натянул на себя побольше тёплой одежды и выскочил на улицу. Пришлось приложить немало усилий, чтобы преодолеть возникшую перед домом ледяную стену. Но открывшийся вид искупал все неудобства, несмотря на то что из-за падающих снежинок обзор сокращался до полусотни метров.

Внезапно, разрушая волшебный момент раздался сухой треск пистолета-пулемёта. Я успел среагировать и упасть с лицом на землю, а очередь обижено просвистела у меня над головой.

– Maschinengewehrmannschaft in Deckung!2

Пока немецкие подразделения развёртывались в боевой порядок, ответили наши ружья. Чуть погодя, звучно запел наш «Максим». Понимая, что уже нахожусь под прикрытием, я принялся отползать за бруствер окопа.

Оказавшись в относительной безопасности, я принялся оценивать поле боя. Результаты оказались неутешительными: чёртовых фашистов было как минимум в два раза больше. Но хуже всего было то, что у них в поддержке был броневик и лёгкий танк.

– Не впораемося, товаришу лейтенанте. Видходити треба.

– Сдюжим, хлопцы, сдюжим, – успокоил их я, – Михайло, заряжай миномёт.

Я лично навел орудие и первая же мина, со звуком скорого взрыва упала на танк. Восьмидесятидвухмиллиметровая мина его броню не пробила, но разлетевшийся на хорошее расстояние осколки за раз забрали с собой целое отделение пехоты, пытавшихся укрыться за стальным монстром.

На нашу позицию тут же обрушился шквал огня, но мы, пригнувшись не прекращали посылать тяжёлых вестников смерти из батальонного миномёта. Каждый его глухой хлопок подпитывал надежду на удачное окончание боя, в которое, с появлением бронетехники, не верил уже и я, как бы не хорохорился.

Вскоре замолчал наш пулемёт. Решившись высунуться, я увидел лишь его покорёженный ствол, смотревший в небо. Почуявшие быструю победу фрицы стали грубо напирать, обходя наши позиции с флангов. И даже танк, экипаж которого уже расслабился, подъехал довольно близко, обогнав подразделение прикрытия.

– Тебя-то, голубчик, мы ждали, – прошептал я. Схватил связку гранат и лихо, перемахнул через бруствер. Полз я очень быстро, понимая, что каждая секунда промедления стоила жизни моих бойцов. Буквально вгрызаясь в снег, пытался не обращать внимание на затекающие конечности и горящие огнём лёгкие.

Мне повезло, что в эту ночь шёл снег и что поле битвы оказалось не столь ровным. Именно из-за этого я в целости смог подобраться к железному уродцу, не обратив на себя внимания.

Замах, и связка, пролетев по дуге, угодила прямиком в танк. И тут же, не давая никому опомниться, вслед пошла бутыль зажигательной смеси. Я упал лицом в снег, снова прижимаясь к нему, становясь с ним одним целым. Но всё же успел углядеть, как ярко вспыхнул бензиновый двигатель машины, выпуская наружу чёрную копоть.

– Ура!

– За Сталина!

– Бей гадов!

Резкий принёсшийся по полю боя гул бойцов, поднявшихся в атаку, напугал даже меня. Я сначала не поверил своим ушам, памятуя, что у противника был ещё один вездеход. И даже успел засомневаться в моём заместителе: не спятил ли мужик, не выдержав отчаянного боя? Но быстрый взгляд в сторону противника вернул всё на свои места – полугусеничный транспортёр так же, как и танк был объят ярким пламенем.

– За Родину! – закричал я, поднимаясь со всеми, из последних сил поливая врагов на ходу из табельного оружия.

Отчаянная, безумная и молниеносная контратака повергла противника в шок. Но хорошая выучка и дисциплинированность не дали боевым порядкам рассыпаться и деморализоваться полностью. Тем не менее возникла некая пауза в прицельной стрельбе и маневрировании, чем мы и воспользовались, подобравшись впритык к их позициям. Дальше всё дело испортил очнувшийся немецкий пулемёт, прижавший пехоту к земле.

Самым плохим в этой ситуации оказалась отсутствие у передового отряда гранат. Пулемёт был вот, прямо перед нами, но достать его мы никак не могли.

Но досада жгла моё сердце недолго. План, пришедший в голову, был довольно прост и в некоторой степени глуп, но вполне мог сработать.

Зачерпнув горсть чёрного от взрыва снега, я дождался пока из-за горизонта вылетит новая осветительная ракета, залив своим холодным светом окрестности, и метнул получившийся снаряд как можно ниже к земле, чтобы его было не очень хорошо видно.

– Granate!

Пулемёт замолчал, его расчёт и находящиеся рядом солдаты пригнулись, чтобы укрыться от взрыва. Это продлилось всего несколько секунд, пока фрицы не поняли, что их обманули. Но нам хватило этого времени. Ближайшие смельчаки успели добежать до позиции противника и, перемахнув через укрытие, навязать рукопашную. Наши братцы ещё раз заревели, боевыми кличами вселяя страх в начавших паниковать немцев и словно волной принялись сметать неприятеля.

Выскочив из овражка, я последними патронами расправился с пулемётчиками и снова вовремя свалившись в сугроб (мимо меня просвистела очередь) развернул MG в сторону противника.

Длинный глухой стук пулемёта, чьи пули резко проредили отделения фашистов, стал последней каплей. Ужаснувшиеся от столь смертоносной контратаки солдаты Вермахта принялись рассыпаться и даже бежать. И уже через пару минут всё было кончено. Победа оказалась за нами.

Переводя дыхание, я, чувствуя, как от недавней нагрузки приятно ноют мышцы, наконец встал и отряхнулся. Пока я дурачился, осадки поутихли и вместо огромных слипшихся хлопьев моросили махонькие серебристые звёздочки. Видимость заметно улучшилась, и показавшийся пейзаж заставлял ахнуть, пробуждая в душе какую-то смесь радости, грусти, ностальгии и ощущения чуда, которое вот-вот произойдёт.

Практически вся картина оказалась под толстым слоем белоснежного покрывала, и глазу, по сути, не за что было зацепиться. Даже каждая веточка деревьев, которые едва качались на ветру, были облеплены этим сказочным материалом.

Сугробы были словно объяты потусторонним свечением, из-за которого усиливалось ощущение того, что я словно преодолел врата ведущие в иной мир, мир снега и мороза, мир ледяных чертов.

Повинуясь неведомому порыву, на который меня вдохновила волшебная атмосфера, я сорвался с места. Тело наполнило пьянящим коктейлем из чувств свободы, раскрепощённости, детской безмятежности, чудаковатости и даже легкого привкуса чего-то запретного. Задыхаясь и проваливаясь по пояс в снег, я, тем не менее, довольный добрался до заднего двора.

– Красота, – только и смог прошептать я.

Если окружавшее меня великолепие было волшебной снежной страной, то уходящая в лес речушка, словно знаменитая дорога, вела к самым её потаённым, дивным, богатым на чудеса и от того безумно привлекательным уголкам. Где-то там собирались Хранители мира, чтобы поведать друг другу события грядущих лет. Где-то там плутали в ледяных лабиринтах, чтобы обязательно выбраться, неумело проводившие сеанс девочки и мальчики. Где-то там под лунным светом бродил в неизменном костюме загадочный странник и пел свои удивительные песни. Где-то там на огромном безжизненном скакуне восседал величественный и безразмерно могущественный всадник, закованный в морозные доспехи. А у его колен, на седле, висел не примечательный, но оттого только более пугающий мешочек, в который Властелин собирал свою жатву из душ.

Наконец выдохнув, я, с мечтательной улыбкой повернулся к дому. Предчувствуя приключение, сердце бешено колотилось. Безусловно задумка была безумной, но… Она делала меня счастливой.

* * *

Заставивший-таки пару часиков себя поспать, утром я находился в превосходном расположении духа. Моё тело на удивление было переполнено энергией. Хотелось побыстрее закончить с подготовкой и наконец отправиться в путь.

Мне пришлось немало попотеть, чтобы найти все необходимые вещи. Старенький, но всё ещё надёжный туристический рюкзак нашёлся на самом дне одного из шкафов. В него сразу же поместилась лёгкая, но стойкая палатка, небольшой запас пресной воды, армейский котелок далёкого восемьдесят девятого года производства, кружка. Кое-как удалось собрать сухпай: хоть на кухне и в погребе было большое количество разнообразной пищи, но она крайне мало подходила по габаритам или упаковке. Ограничился сухарями, крупами, парой банок тушёнки и кое-какой мелочёвкой: чай, кофе, шоколад, сухофрукты и немного орехов.

Когда я подбирал удобную и тёплую одежду, моё уединение нарушил стук в дверь. И я, без задней мысли улыбаясь, пошёл открывать.

– Сергей Иванович, что вы делаете?

– София Петровна, доброе утро! Заходите, дорогуша, присаживайтесь. Чаю?

Женщина, с выпученными глазами и тёплыми блинчиками в руках, от которых всё ещё шёл пар, замотала головой. Но на стул-таки опустилась. Оглянув себя, я понял, чем вызвана такая реакция. Извинившись, сбегал в спальню, чтобы надеть сверху трусов и майки приличную одежду. А шапка-ушанка с головы отправилась обратно в шкаф.

– Вы куда-то собрались? – спросила женщина, указав на рюкзак, когда я вернулся.

Я снова улыбнулся. И не сразу нашёлся с чего начать.

– Сегодня была удивительная ночь. Волшебный снегопад, огромные сугробы, сказочная атмосфера. Я вдруг понял, что чудо действительно существует. Это не вымысел. Просто оно не столь линейно и банально, я бы даже сказал приукрашено как его описывают. Оно внутри каждого из нас. Чудо – заниматься любимым делом и наслаждаться его результатами. Чудо –читать совокупность символов на бумаге и не только понимать их смысл, но погружаться разумом в созданную автором вселенную. Чудо – быть с кем-то на одной волне. Чудо – пробираясь по снежным, загадочным и нехоженым лесным тропам открывать для себя новые горизонты. Чудо – это наши чувства и воображение, их прекрасный симбиоз.

Хлебнув из своей кружки чаю, я взглянул на лицо Софии Петровны. Оно было ещё более удивлённым и озадаченным, чем при нашей утренней встрече. Блины из её рук всё же перекочевали на стол, и я с благодарностью угостился; при этом жевал довольно быстро и как-то даже немного по-свински, ибо ещё с утра заразился спешкой, которая теперь проявлялась во всём, даже в речи.

– Так Вы… собираетесь в поход? – не поняла она меня.

Я расстроился, что мои слова, если и слушали, то совершенно ничего не поняли. Мне как-то вновь стало одиноко. И желая поскорее закончить разговор, я просто согласился:

– Да, прогуляюсь немного по здешним местам. Давно на лыжах не катался.

Но возникшую до этого паузу и явную не откровенность моих слов женщина поняла по-своему. Я не стал её переубеждать и просто сказал:

– Извините за сегодняшнюю сумбурность, но мне бы хотелось выйти пораньше – зимние дни довольно коротки. Большое спасибо за вкусный завтрак.

Выпроваживаемая женщина выглядела как-то потеряно и крайне озабоченно, но мне сейчас было не до этого. Весь мой разум захлестнула где-то безрассудная, где-то даже чокнутая задумка.

* * *

Наконец, я надел шапку, поправил рюкзак на спине, взял готовые лыжи и открыл дверь. Тут я снова замер, но на этот раз не от восхищения.

– Сергей Иванович? – уточнил молодой широкоплечий мужчина.

– Да, – растерянно произнёс я, – Чем обязан?

– Мы, – он указал на своего товарища, – Из третьей поликлиники. Мы бы хотели, чтобы вы проехали с нами.

– Третья? – не сразу понял я, хотя она была совсем близко, – Психушка?

– Психиатрическая больница, – поправила меня София Петровна, показавшись из-за спины одного из амбалов, – Сергей Иванович, поймите, пожалуйста, это только ради Вашего блага.

– А… В смысле? – я даже растерялся. Быстро скинул себя рюкзак, опустил лыжи, – Я просто хотел сходить в небольшой поход. Да зимой, согласен. И погода не то, чтобы очень. Затея немного безумная, но… Неужели этого достаточно, чтобы лечь в психушку?

Полная абсурдность происходящего стала меня даже забавлять.

– Во-первых, Сергей Иванович, Мы просто хотим провести обследование, о госпитализации речи пока не идёт. Во-вторых, мы действительно беспокоимся за Вас. Ну и в-третьих, мы знаем, что Вы недавно потеряли свою семью, это действительно непросто…

Я перебил его:

– Да, мне непросто после их смерти. Не было и дня, чтобы я о них не думал. И скорее всего эта боль не утихнет до самой смерти. Но тем не менее, я пока жив. И не хочу умирать. Пытаюсь искать себя и жить дальше.

Произнеся эти слова, я почувствовал какую-то неловкость. И, пытаясь её скрыть, опёрся одной рукой о косяк двери. На свет выглянула забинтованное запястье, на которое все тут же обратили внимание.

Остатки весёлого настроения сдуло моментально. Я переглянулся с санитарами и произнёс:

– Это не то, о чём вы подумали… Я просто случайно порезался, когда хотел намазать бутерброд.

– А я говорю, он уже больше недели ходит как тень самого себя, ничего не ест… А тут резко переменился, бегает как ужаленный да твердит всякую ересь.

Я даже рассердился на эту милую доселе женщину:

– Если чьи-то интересы не совпадают с Вашими, то не обязательно этих людей сжигать на костре! Хотите посадить меня в палату за то, что я «нестандартный» почти что пенсионер? За то, что я, не в обиду стариков будет сказано, не хочу читать газеты, смотреть бесконечные сериалы, растить петрушку и укроп, обсуждать каждого встречного-поперечного или писать никому ненужные жалкие книги и недокартины? За то, что я решил променять безопасность и уют на свободу и другие приятные моменты? За то, что я решил совершить небольшое путешествие и открыть новые горизонты?

– Дело в том, что если бы Вам было действительно плохо и Вы шли в свой последний поход, то Вы бы сказали то же самое. Вы даже действительно можете помнить, как случайно порезали ножом руку, намазывая бутерброд, хотя при этом вы хотели умереть, но Вас что-то отвлекло в последний момент. Разум – очень коварная и неоднозначная штука, которая может играться с человеком самыми изощрёнными способами. Мы лишь хотим Вас обследовать, чтобы убедиться, что с Вами всё в порядке. Процедуры не займут много времени.

Я стоял на ватных ногах. Понимал, что проиграл. Если я поеду с ними, то даже пусть меня быстро отпустят, в чём я крайне сомневался, то уже не вернусь с этим настроением, с этой искоркой, что загорелась во мне только-только. То чудо, которое я в себе нашёл, навеянное детством, воображением, книгами, фильмами, сказочными зимними картинами и неповторимой атмосферой просто растает, словно наметённые сугробы снега. Если я поеду с ними, то моё воображение навсегда захиреет, находясь внутри воздвигнутой ими и общественностью стандартной коробки. Хранители снова отправятся по миру, никем не узнаваемые. Подростки вместо опасного, загадочного и сулящего приключения спиритического сеанса выберут игру в города или монополию и никогда не окажутся прекрасных, но зловещих и холодных ледяных чертогах. Странник останется греться дома. И только чудовищный всадник придёт, когда наступит моё время. Но тогда мне будет уже безразлично.

– Я понимаю, что Вас не радует такая перспектива, но мы вынуждены настаивать, – было видно, что санитары напряглись. Они ожидали, что их подопечный попытается запереться или сбежать. Но я понимал, что это только ещё сильнее докажет их правоту. А мои шансы убежать или отсидеться в доме были равны нулю. Это конец.

Бросив горький взгляд на Софию Петровну, я коротко кивнул и медленно пошёл к их машине. К сожалению, некоторые дороги уже успели расчистить, несмотря на объемы осадков. Скупая слеза отчаяния покатилась по щеке, замерзая на ходу и холодя кожу.

Как бы я хотел никогда не взрослеть, никогда не повиноваться глупым правилам и законом человеческого общества, столь несовершенного и закосневшего. Не слушать людей, которые спасая одних собратьев, убивают других. Людей, которые дают знания, но убивают воображение.

Людей, которые спасают жизнь, но убивают мечту.

Примечания

1

Инсектицид – химический препарат, предназначенный для уничтожения вредных насекомых. Одной из самых распространенных категорий применения этих препаратов – использование в сельском хозяйстве для защиты урожая от вредителей.

2

Расчёт пулемета в укрытие! (нем.)