Падение в реку Карцер

Значит, пусть будет юношей, например, 19-ти лет. Тогда он еще не сильно поменяется, но все-таки будет достаточно взрослым, чтобы отвечать за свои поступки. 19 лет – прекрасный возраст, период рассвета. Тогда-то я и встану у него на пути, как гора, которую нельзя обойти, ха-ха.

Я написал в планшете 19.

«Он понимает, что происходит и где он находится?»

Тот же вопрос, что и с Дженнифер Сатерен. Я вспомнил, как иногда мечтал, уже будучи взрослым, чтобы он встретился мне на улице. Когда я куда-то шел и во мне по какой-то причине кипела злость. В такие моменты я представлял, как виртуозно и беспощадно буду его избивать. Я написал:

«Антон не знает, где он, но его это не волнует. Пусть все произойдет, как неожиданная встреча на улице»

Далее я задумался, как с ним разделаться. Может, заказать кастет или нож? Но потом решил, что лучше всего голыми руками. Ведь, если бы я его встретил на улице, то при себе у меня не было бы никакого оружия. Дрался я довольно давно, последнюю потасовку в тюрьме нельзя назвать удачной – меня избили. Но еще помню, как это делается.

А что, если в стычке один на один он меня одолеет? Антон крепкий парень, я могу и не справиться. Тогда все желание насмарку.

Хоть в большом мире это было бы невозможно, здесь я могу позволить себе маленькую хитрость. Когда во сне мне случалось драться, мои руки обычно были ватные. Я наносил удары невероятно медленно и, как ни пытался, ничего не мог с этим поделать. Я попросил программу, чтобы то же самое произошло с Антоном, когда он будет обороняться.

Я сидел и ждал, а Виктор уже пришел в себя после перевоплощения.

– Я вижу, ты времени не теряешь.

– Да… Надо исполнить одно желание, – ответил я, смотря прямо перед собой.

– Надо? – переспросил он с иронией. – Прямо-таки необходимость?

Я покосился на него. Неизвестно, как Виктор отреагирует на все, что здесь случится. Может, предупредить его заранее? Нет, не стоит, пусть это будет сюрприз. Он еще не знает, на что я способен, так теперь узнает.

– Я тебя только попрошу, – начал я. – Ни при каких обстоятельствах не вмешиваться. Это мое желание.

Виктор насторожился.

– Хорошо… Оно меня не касается?

– Абсолютно не касается, – отчеканил я.

– Ладно. – Он изучал меня взглядом.

– Вмешаться можно только, если ситуация будет угрожать моей жизни. Но это маловероятно.

Повисло неловкое молчание. Но мне было плевать, меня разрывало предвкушение удивительного приключения. После разговора оно стало еще более реальным, осязаемым, вот-вот это произойдет!

Мы все еще не проронили ни слова, когда я услышал за спиной шаги. Я обернулся и выглянул из-за кресла. Антон спокойно шел к нам – моложавый, самоуверенный и необыкновенно реальный. На юном лице красовалось привычное наглое выражение. Одет он был в джинсы и тонкий свитер. Мне даже показалось, что это тот же прикид, который он носил в выпускном классе. Хотя вряд ли, я ведь об этом им не говорил, соответственно знать они такого не могли. Однако одежда добавляла максимальной правдивости. То, что Антон был постарше, ничуть не портило ситуацию. Прошло много лет, образы в памяти затерлись и мне он казался таким же, каким я его запомнил.

– Жека? – увидев меня, он остановился. – Ничего себе, сто лет тебя не видел.

Я встал, обошел кресло и сделал пару шагов к нему. Невероятно, но передо мной стоял именно он, ни единого намека на подделку.

«Значит, впредь я смогу загадывать не только актрис, но и девчонок, которых я знал» – пронеслось у меня в голове.

Антон в удивлении меня разглядывал, затем криво усмехнулся.

– А что это ты так вырядился?

Он спросил это в своей обычной манере – слегка вызывающе. Я иронично улыбнулся в ответ. Похоже, он даже не знает, как называется этот наряд.

– Был на приеме.

– На приеме?

– Да, на приеме у королевы, – сказал я.

На моем лице отразилась насмешка. В свою очередь лицо Антона стало тупым и суровым.

– Ты что решил беса погнать? Развести меня хочешь?

Отлично! Те же словечки, что он употреблял тогда, пришедшие с эпохи юности. Из той поры, когда любая мелочь могла привести к драке и такие шутки со старшими всегда плохо заканчивались. Я снова там, только на этот раз я приготовился бить.

Антон, увидев мою реакцию – удовлетворение, а потом серьезность – искренне удивился. Но замешательство, не свойственное его характеру, не успело развернуться и быстро переросло в агрессию.

– На хрена ты это дерьмо напялил?!

Это уже было не просто хамство, а и угроза.

– А какое твое собачье дело, мразь?! – заорал я.

Антон замахнулся, но сделал это очень медленно. Я с легкостью отбил удар и заехал ему с правой. Он упал на задницу, на лице была растерянность. После секундной заминки он встал. Из губы шла кровь, он сплюнул в сторону и сказал:

– Ну все, тебе хана, ублюдок!

Он подскочил ко мне и попробовал сделать обманное движение левой рукой, чтобы тут же ударить правой. Если бы не проблемы со скоростью, я бы не успел защититься. Но сейчас его движения напоминали замедленную съемку, к тому же в ударах не было силы. Все получилось, его руки действительно стали ватными, как у меня во сне. Я отбил первый, второй удар и заехал ему в зубы. Пока он падал, я попытался догнать его второй рукой, но кулак лишь проскользнул по плечу.

Фрак сковывал движения, и я снял пиджак, оставшись в брюках и белой рубашке. Швырнул его на кровать.

Антон лежал полубоком, опершись на локоть. Он намеревался подняться, и я ударил с ноги ему в грудь. Из него вырвался сдавленный крик, он откинулся на спину. В глазах снова читалось удивление, но прибавилось кое-что еще, тем более не свойственное его самоуверенной натуре. Это был страх. Антон казался совершенно беззащитным, я впервые видел его в таком состоянии. Но не испытал ни малейшей жалости. Наоборот, это было ликование, жестокий триумф. Темный водоворот снова поглотил меня.

Антон опять перевернулся на бок, хотел встать, и я со всей силы влепил ему с ноги по морде. Послышался хруст костей, наверно, это был нос. Он откинулся на спину так резко, как будто его сбила машина. Лицо стала заливать кровь, но мне этого было мало, слишком легкая расправа.

Я уселся на него сверху. Теперь глаза его были затянуты пеленой боли, замешательства и ужаса. Антон вяло попытался выползти из-под меня, но сил не хватало. Я снова заехал ему с кулака. Потом еще раз и еще. Бешено молотил, пока его лицо не превратилось в кровавое месиво. Кровь брызгала на мою белую рубашку алыми каплями. Наверно, странная картина – человек так прилично одетый, среди мебели девятнадцатого века забивает беднягу до смерти…

Я остановился, когда руки стала пронзать боль. Встал со своей жертвы. Антон был еще жив и даже в сознании, но еле шевелился. Лицо – кровавая маска, глаза закрыты.

Я резко обернулся, вспомнив, что Виктор где-то здесь рядом. Он стоял возле камина и оторопело смотрел на происходящее. Его щетинистое лицо приобрело болезненный желтоватый оттенок. Он казался запуганным мальчишкой в неуместной взрослой одежде.

Похоже, что-то в моей позе и настроении заставило его отвернуться и покорно сесть в кресло.

Я вновь посмотрел на жертву, распластанную на полу. Это было мщение за всех страдающих и слабых, никак иначе. Мщение назад по цепочке, как оно и должно быть.

Сердце все еще колотилось, но адреналин уже покидал мое тело. Черная пелена медленно сползала.

Я пошел к своему креслу и уселся в него. Окинул взглядом рубашку – она была заляпана кровью, особенно на рукавах. Костяшки начали ныть.

– Надо будет сменить костюм, – буднично сказал я.

После долгое время смотрел прямо перед собой, ни о чем не думая. Глянул на Виктора. Он встретил меня все тем же испуганным взором. Затем он обернулся в сторону Антона, но ничего не предпринял. Не пошел к нему, не стал пытаться помочь, просто сидел. Я счел это уважением к моей просьбе «не вмешиваться» и остался доволен. Да и какой смысл ему помогать, это всего лишь робот, играющий свою роль. Очень реалистичный робот…

Еще долго в комнате царила тишина, даже Антон не издавал ни звука. Потом Виктор прочистил горло и робко заговорил:

– Надеюсь, на то были веские причины…

Я медленно кивнул.

– О да… Поверь, они были.

– Ну что ж, в таком случае…

Опять молчание. Разговор не клеился, но тут Виктор наконец сформулировал мысль и продолжил:

– В таком случае я рад, что ты использовал свое желание. Что ты знал, чего хотел. Ведь, в конце концов, мы здесь делаем, что хотим.

Он слабо улыбнулся, хотя нездоровый цвет лица еще не прошел. Я улыбнулся в ответ. Мне вдруг захотелось обнять Виктора. Как старого друга, обнять и похлопать по спине за его чуткость и понимание. Может, меня одолел этот прилив товарищества в противовес жестокости, которую я совершил? Вполне вероятно, но спустя пару секунд я обнаружил следующее желание – я снова хотел женщину.

Но сперва поесть.

5

Я заказал себе картофельное пюре, сочный стейк и греческий салат с сыром «Фета». Вместо крепкого алкоголя предложил взять бутылку хорошего вина и бутылку «Мартини» для разнообразия. Виктор охотно согласился.

Также я обновил рубашку. Вставая, чтобы переодеться, я обнаружил, что Антона уже не было. И никаких следов крови на полу, будто ничего не произошло.

Когда я вернулся в кресло в сверкающей белизной сорочке и вновь надетом поверх пиджаке, на журнальном столике уже стояли еда и напитки. Я набросился на них, словно не ел два дня.

Виктор понемногу приходил в себя. Вино, которое я ему изрядно подливал, вернуло румянец на обескровленные щеки. Он еще не чувствовал себя в прежней роли снисходительного интеллектуала, но уже был к этому близок.

– Женя, скажи мне, кто же это все-таки был? – осторожно спросил он, медленно перебирая вилкой еду в тарелке.

Я молчал и Виктор с подозрением смотрел, как я быстро уплетаю пищу.

– Или мой вопрос – это тоже «вмешиваться в твое желание»?

Я наконец поднял голову и взглянул на него, пережевывая. Затем посмотрел в сторону и после паузы сказал:

– Его зовут Антон. Мы учились в одной школе, он был на пару лет старше.

– Этот?.. Но он же совсем мальчишка!

– Я загадал такой возраст, – пояснил я, удивленный его неожиданной тупостью.

Снова мне показалось, что он играет роль. На этот раз он как будто слегка переигрывал.

Виктор хмыкнул.

– Ясно… Он доставал тебя в школе?

– Еще как.

Собеседник замялся, похоже, взвешивал факты. Потом заговорил:

– Что ж, тогда он, наверно, это заслужил… По сути, месть – вещь деструктивная, но, возможно, тебе это было нужно. К тому же реальный Антон не пострадал, а только его прототип. Зато ты утолил свою жажду расправы над ним. Идеальная комбинация.

– Согласен, но откуда они все это знают? – спросил я. – Не только внешний вид, а и повадки, любую мелочь. Прототип Антона был такой, что не отличишь.

Виктор пожал плечами.

– Двадцать первый век, в системе есть абсолютно все. В социальных сетях полно видео, по которым легко собрать информацию о поведении и манере выражаться, словарный запас и наклонности можно узнать из постов. Конечно, перед камерой и в обычной жизни люди ведут себя по-разному. Но я слышал, что есть современные программы, которые применяют невероятные алгоритмы и по этим данным запросто копируют любого человека.

Наступила долгая пауза. Мы молча ели, запивая вином, тостов уже не говорили. Затем Виктор впился в меня пристальным взглядом и спросил:

– Женя, скажи мне честно – все было именно так, как ты рассказал?.. Про твое случайное убийство.

– В смысле? – Я замер с непережеванным куском во рту.

– Ну ты говорил, что это было убийство из самозащиты, а еще сказал, что «сильно порезал» того парня. Сочетание этих двух фраз мне сразу показалось странным, а теперь, после того, что я увидел… Не особо верится в твою историю. Я начинаю думать, что все было слегка иначе.

Виктор говорил об этом совершенно спокойно, даже с легкой иронией. Словно он – хозяин положения, и от меня не может исходить никакой опасности. Несмотря на то, что он пытался вывести меня на чистую воду в очень серьезном вопросе. Но больше всего меня поразило – как он догадался?!

Я молча сидел, дожевывая пищу, и поглядывал на него исподлобья.

– Брось, хватит скрывать. Расскажи мне правду, теперь-то какая разница, – продолжал Виктор. – Прости, что напоминаю, но ты и так приговорен к смерти. И то, что ты поделишься – уже никак не повлияет, а только облегчит твою моральную участь. Ведь умрешь ты в любом случае, от этого не спастись. Но, с другой стороны – разве все мы на протяжении жизни не знаем, что наш путь когда-нибудь закончится?

– Ты что, ангел у небесных ворот? – грубо ответил я. – Не собираюсь я ничего рассказывать. Кто ты мне такой вообще?! И можешь думать, как угодно. Считаешь, что все было наоборот, что это я напал на прохожего с ножом в руке? А мне плевать!

– Откуда тебе знать, что я подумал? – спросил Виктор, сохраняя вселенское спокойствие.

– Хватит мне глаза замыливать! – взорвался я. – Считаешь меня обычным убийцей – это твое дело. Но не забывай, что ты тоже завалил человека, притом девчонку. И тебя, как и меня, ждет смертная казнь. Это так, к слову.

Сокамерник вздохнул и снисходительно улыбнулся. Чертова ухмылка, которую хочется выбить с его лица, содрать ее вместе с кожей.

– Но я же сказал тебе правду о том, что со мной произошло.

Пауза. Он посерьезнел.

– Я не думаю, что ты сам напал на того парня. Может, ты не услышал, но я сказал, что ситуация обстояла «слегка иначе»… по моему мнению.

– Хорошо подмечено – «слегка иначе», – огрызнулся я. – Вот только все, что я говорил про суд и про то событие – было правдой.

– Да, но все-таки что-то не вяжется. Дело в деталях. Предположим, этот парень подошел к тебе на улице. Он был пьяным и вредным – богатые детки такими бывают, это, так сказать, их любимое амплуа. Он был самоуверенным, поскольку привык, что из любой ситуации его за уши вытянут, шлепнут по заднице и отправят дальше бороздить просторы роскошной жизни. Ты, возможно, отреагировал грубо, что вполне тебе свойственно, и он достал нож. В потасовке тебе удалось завладеть ножом и, чтобы не погибнуть, пришлось его применить. Ситуация вроде бы логичная. – Виктор почесал подбородок, погрузился в себя. – Ты удивишься, если узнаешь – сколько людей в наш гуманистический век носят с собой нож или пистолет. И как много из них достают оружие в критических ситуациях. Чем дальше мы от кровавого прошлого человечества, тем больше им это кажется просто игрой. Правда, даже среди этих людей ничтожно малый процент доходит к тому, чтобы применить оружие. В твоем случае это произошло и здесь как бы все понятно… Но то, что последовало потом – для меня загадка. Если бы ты нанес ему один-два удара, это было бы убийство из самозащиты. Но ты искромсал человека в клочья… Почему? Откуда вдруг такая жестокость?

Внутри у меня все похолодело. Виктор говорил об этом так, словно знал все досконально и лишь разыгрывал неведение.

– Может, у тебя был неудачный день, – продолжал он. – Может, предыдущие события разболтали тебе нервы. Но этого еще недостаточно для объяснения. А вдруг у тебя всю жизнь это копилось?.. И подавлялось. И ты ждал повода, чтобы наконец-то выплеснуть гнев. Возможно, ты много лет в тайне мечтал совершить убийство, но хотел, чтобы это был человек агрессивный и склонный к насилию. Ты ведь гуманист и не терпишь подобных вещей. Таким образом, как будто искупаешь грех за свои темные стремления… Не знаю, думал ли ты об этом в тот день, но повод тебе подвернулся отличный. Что может быть лучше, чем убить опасного ублюдка из самозащиты. Жаль только, что ублюдок оказался влиятельный, иначе тебе бы сошло это с рук. Хотя вряд ли, с учетом того, как ты вошел в раж.

Что происходило с моим лицом? Сперва мне показалось, что оно застыло, словно маска. А потом отделилось от меня и продолжило выполнять функции без моего участия. Во мне же трепетал мальчишка, которого отчитывали за издевательства над мухой. И все тот же стыд, заставляющий съеживаться. Проблема была не только в том, что Виктор сказал правду, а еще и в том, как он преподнес эту историю. Небрежно, поверхностно, но тем не менее выхватил самую суть. На суде таких речей не звучало. Там все доискивались причин моей личной неприязни к убитому, не понимая, что он стал для меня ключевым образом. Так и не узнав до конца мотив, они отрыгнули шаблонную версию и радовались, что назначили мне казнь. Мало ли, что еще вытворит такой непредсказуемый субъект.

Помолчав немного, Виктор продолжал:

– Хоть твоя история достаточно необычна, она все же не уникальна. В мире нередко случаются убийства, на первый взгляд ничем не мотивированные. Люди вполне приличные вдруг взрываются и совершают кровавое преступление. Так что не далеки от истины были обвинители в суде, когда объясняли причину твоего поступка. А все это происходит потому, что свойственная человеку агрессивность, жестокость, желание причинять другим боль – никуда из нас не девались. Они посеяны природой и взращены прошлыми поколениями. На протяжении тысяч лет человечество лелеяло их, прикрывало лозунгами и честью. С расцветом гуманизма их попытались упразднить, но наверно прошло еще мало времени. Эти качества людей забиваются внутрь и порой неожиданно дают о себе знать, спровоцированные ничтожным поводом. Накопленная агрессия, всепоглощающая из-за долгого скрывания, съедает человека, словно жерло пожара. В прошлом, когда насилия было больше, человек легче с ней справлялся, потому что периодически выпускал ее. Жестокости был выход и возможность себя применить, как это ни печально. Теперь же это мрачный зов природы из глубины веков, подавленный инстинкт.

Удивительно, но после этих слов я испытал облегчение, даже благодарность к Виктору. Его речь будто оправдывала мои наклонности и деяния, масштабировала их до уровня общества, тем самым избавляя меня от одиночества перед этой проблемой. Спасительное избавление… Я снова ощутил порыв дружеской признательности к Виктору, несмотря на все его предыдущие слова.

Этот порыв затмил мне глаза, я забыл испугаться. Ведь что-то было не так, наш разговор приобретал совсем иной оборот. Откуда он знает о моих мотивах убийства, о моих наклонностях? Ну ладно, предположим, о моей тяге к жестокости ему подсказало избиение Антона. Но обо всех деталях того события, о моих внутренних переживаниях он никак не может знать.

Тем временем Виктор спокойно сидел в кресле, закинув ногу на ногу и сложив руки на колене. Он не отрываясь смотрел на картину на каминной полке, словно обнаружил в ней новый смысл. Я молчал. Он повернулся ко мне и как-то странно улыбнулся. Это не была его обычная снисходительная улыбка, нет. В этой проглядывалось облегчение и горькое принятие мира, каков он есть.

– Все, пора заканчивать, – неожиданно сказал он. Отвернулся и крикнул в потолок: – Ребята!

Позвал он их тоже спокойно, как будто приглашал садиться ужинать. И при этом дважды хлопнул в ладоши. Так хлопают, чтобы зажечь или выключить свет при наличии звуковых датчиков. И действительно свет погас. Но перед этим мне показалось, что комната исчезла, растворилась сразу после хлопка.

Меня окутала непроглядная чернота, возникло ощущение свободного падения. И пока я проваливался в эту бархатную тьму, откуда-то издалека (то ли сверху, то ли снизу) до меня доносилось журчание, напоминающее шум реки. Мощное перекатывание воды в узкой вене.

Похоже, настал этот момент, и я лечу вниз, прямо в реку. Но я не ощутил страха. Все чувства умерли вместе со мной.

6

Я открыл глаза, словно вынырнул из реки на сияющую поверхность. Вокруг был яркий свет, полная дезориентация. Передо мной возник силуэт в белом халате, ощупал мою голову, снял с нее какие-то присоски. Я возликовал – значит, мне удалось спастись!

Эта мысль, слабо пробившаяся сквозь пелену растерянности, придала мне сил. Видимость улучшилась, на меня наплыла белая комната. В ней находилось много мониторов и масса других электронных приборов. На экранах что-то писалось мелким шрифтом, кое-где были картинки, но их тоже я пока не мог разглядеть. Однако я сразу понял, что уже бывал в этой комнате.

Я попробовал повернуть голову и в шее стрельнуло. Она сильно затекла, будто я много времени провел в сидячем положении. Я хотел было потянуться к ней рукой, и с удивлением обнаружил, что руки привязаны к стулу, на котором я сижу. Дернул ногами – они тоже привязаны. Теперь я пленник. Хоть я и раньше им был, но, по крайней мере, мои движения так не ограничивались.

Стул был современным, белым (по цвету к комнате) и мягким, покрытым кожзаменителем высокого качества. Сидеть на таком должно быть удобно, но у меня возникло непреодолимое желание встать и размять конечности. Казалось, я просидел так целый день, но я же только сюда попал! Складывалось впечатление, что в забытьи я пробыл не больше пары минут. С другой стороны, появилось противоречивое чувство, что «комната желаний» осталась в далеком прошлом. Новейшие приборы и мониторы начисто развеяли иллюзию девятнадцатого века, которая царила в том помещении.

Я осторожно размял шею и снова попытался осмотреться. На этот раз получилось лучше. И вдруг я заметил, что сбоку, чуть сзади меня, сидит Виктор. От смокинга и след простыл, на нем был белый докторский халат и прямоугольные очки без оправы. Непривычно было видеть его в новом облике, но это без сомнений был он. Виктор по-товарищески улыбнулся и спросил:

– Как ты себя чувствуешь?

Я молчал, мои глаза забегали в непонимании.

Он поднялся, пододвинул свой стул поближе, повернув немного ко мне. Так, чтобы мне не приходилось сильно выворачивать шею. Теперь его стул расположился по отношению к моему под таким же углом, как и кресла в «комнате желаний». Наверно, он и размещал их там. Ведь уже и так понятно, что Виктор здесь не просто заключенный, иначе, почему я привязан, а он нет?

Он уселся, сложил руки на груди и уставился на меня. Не знаю, чего он ждал – чтобы я кричал и требовал объяснений? Но я молча буравил его суровым взглядом. Дружеская признательность исчезла вместе с комнатой.

Виктор тоже не произносил ни слова. Лишь внимательно на меня смотрел, словно хотел проломать между нами стену и услышать мои мысли. В глазах у него застыл интерес.

Наконец любопытство возобладало во мне. Я осуждающе закивал.

– Так ты, значит, тоже координатор.

Он улыбнулся все той же ухмылкой.

– Не совсем. Я создатель проекта.

Я недоверчиво посмотрел на него. Виктор развел руками.

– Просто я люблю принимать непосредственное участие в эксперименте. Потому что только я до конца понимаю его цели… Уже не мало людей прошло через «Падение в реку Карцер». В чем-то разных, в чем-то похожих. Правда, настоящего падения никогда не состоится, это всего лишь легенда. Места, описанного в ней, не существует.

– И зачем эта легенда? – спросил я презрительно.

– Она формировалась долго и сложилась из нескольких случайных деталей. Помнишь, когда ты только попал в комнату, я спросил: «Как ты думаешь, когда начнется падение?». В данном вопросе был подвох, потому что падение начинается сразу, как испытуемый оказывается в комнате. Это погружение в собственное сознание, открытие своих подспудных желаний, зачастую это и моральное падение. Ирония в том, что все это не происходит в нашей реальности. И когда участник возвращается в действительность, он слышит странное журчание, напоминающее шум реки. Это уже…

– В смысле?! – перебил я Виктора. – Что ты имеешь ввиду под «нашей реальностью»?

Он отмахнулся.

– Не торопись. Я сначала доскажу тебе про значение легенды, раз ты уже спросил, а потом перейду к вопросу о реальности.

Он выдержал паузу, наслаждаясь своим превосходством, и продолжил:

– Так вот, странное журчание – это уже чисто технический нюанс. Когда человек переносится из комнаты в действительность, то слышит этот звук. Его каким-то образом создают приборы. И наконец Карцер… В этом заключена особая изюминка. Как ты, возможно, знаешь, в прежние времена «карцером» называли определенную камеру в тюрьме. В нее сажали заключенного на пару дней за плохое поведение, там было темно и совершенно нечего было делать. В этой камере человек был отрезан от внешнего мира, сидел в потемках и наверняка полностью погружался в себя, в свои мысли, начинал мечтать и фантазировать. Мне кажется, что в нашей комнате разыгрывается нечто подобное – человек погружен в свои желания и, благодаря ее уникальным свойствам, может их реализовать. Но, как и в настоящем карцере все не происходит на самом деле, так и наша комната лишь иллюзия, поток грез.

Виктор задержал на мне пристальный взгляд. Я смотрел на него в недоумении.

– То, что мы с тобой пережили, не было подлинным, в нашем понимании этого слова. – Он указал рукой на свое лицо. – Как видишь, здесь мне нужны очки, а там я без них обходился. Вот тебе первое отличие… Помнишь, перед тем, как попасть в комнату, ты проходил последний тест. В этом помещении, на этом стуле. Потом координатор сказал, что введет тебе снотворное, потому что путь в комнату сверхсекретный. Так вот, ты отсюда так и не вышел. Тебя ввели в состояние, которое можно назвать сном, но это не верно. Тебя подключили к нашей системе и в ней ты создал свое подобие «комнаты желаний», наверно такой, как ты ее представлял. Система четко контролировала твое сознание, не позволяя фантазии разгуляться и увести куда-то не туда. Наша программа отлично знает, на какие кнопки надавить, чтобы тебе казалось все взаправду и текло в одном русле. Но это не так трудно, речь же не идет о твоих грезах во сне. Это некий другой мир, который вы создаете вместе с системой. И он уже существует не только в сознании испытуемого, потому в него можно проникнуть извне. Это как виртуальная игра, к которой подключаются другие участники. Но хозяин в ней ты и мы попадаем в твой мир.