Сюрреализм с элементами обнаженной женщины

– Как интересно! А кем она работает? Не врачом случайно? Наша Михалева, мне помнится, на врача собиралась, – намеренно грубовато отозвалась Оля.

– Врачом, да. Ну, как работает, – Егор хохотнул. – Ей работать не обязательно.

Укольчик. А ты, значит, должна вкалывать, чтобы себя прокормить. Оля в долгу не осталась.

– Да уж. Ну, Михалева себе такого мужа и искала, чтобы можно было не работать. Зачем ей только образование сдалось, непонятно. Ой, – Оля подумала, что перегнула палку, – Это я про нашу Михалеву. Может, это все-таки не она?

– Да все нормально, – Егор засмеялся. – Мы с ней так и познакомились.

Оля изумилась. То ли Егор не слишком высокого мнения о Леле, то ли принимает и любит ее такой, какая она есть. Потому что характер у нее ангельским никогда не был.

– А тебя как зовут?

Снова укольчик. Они уже знакомились, вообще-то.

– Оля. Курицына.

– Тоже Оля. У вас там что, одни Оли в Ивантеевке?

– Ну, во всяком случае, таких, как я, – только я, – с чувством собственного достоинства ответила Оля, чем изрядно повеселила Егора.

– Ох, ладно, Оля-художница, – Егор поднялся со стула. – Не буду тебе мешать.

Когда Егор ушел, Оля села на пол и задумалась. Зря она, наверное, затеяла расспросы про Лелю. Можно было совратить Егора, якобы не подозревая о его жене. А теперь – он в курсе, что Оля в курсе, да еще и одноклассница. А еще неизвестно, что там Леля ему наплетет, он ведь обязательно ей расскажет об их знакомстве. А Леля, понятное дело, ничего хорошего о ней не скажет. Да, глупо вышло. Может, он и не очень высокого мнения о своей жене. Но и об Оле он будет далеко не лучшего мнения, если та начнет флиртовать и позволит затащить себя в постель. Хотя… Оля знала одну причину, которая могла оправдать подобное поведение. Это любовь.

И когда в следующий раз она увидела Егора, он просто не мог не почувствовать эти флюиды. Оля смотрела на него большими и немного грустными глазами, а поймав его взгляд, скромно опускала их, вздыхала исподтишка, закусывала губку и изображала прочие тайные взгляды безответной влюбленности. Оля не была уверена, что Егор попался на все эти уловки, но в тот день он задержался дольше обычного. Спросил, когда она завершает свою работу. И пообещал, что заедет, чтобы отвезти ее домой.

С одной стороны, это предложение невероятно порадовало Олю. А с другой – огорчило, потому что отвезти домой – это означало всего лишь отвезти домой. А не провести вечер вместе. Но до пятницы (именно в пятницу Оля собиралась вернуться домой) в Олиной голове созрел гениальный план. В пятницу она сделала вид, что не успевает, просто катастрофически не успевает нанести последние штрихи.

– Егор, мне, наверное, придется здесь сегодня остаться, – извиняющимся тоном сказала Оля, – зря я тебя побеспокоила.

– Не успеваешь?

– Да, как-то не рассчитала немножко. Раньше десяти-одиннадцати вряд ли получится освободиться. А это уже слишком поздно, чтобы ехать. Уеду с утра, ничего страшного. Ваш папа меня не выгоняет.

– Папа вообще в отъезде до воскресенья. Ну, что ж. Работа прежде всего, оставайся, конечно, – сказал Егор и ушел.

Оля в оцепенении смотрела на закрывшуюся за ним дверь. Ни пока, ни приятно было познакомиться, ничего. А она-то рассчитала: приедет, просидит с ней до полуночи, а там, глядишь и… И можно было бы напроситься в отцовский бассейн. Упс, а у меня купальника нет, ну, давай так. Отвернись! Ой, ну что ты делаешь… Ну и все такое. А он просто взял и ушел.

Но Егор вернулся. Он вошел в кабинет с подносом в руках и застал Олю в той же позе, в которой она встретила его уход: бессильно сидящей на полу.

– Не помешал? Что, устала?

Олин взгляд уже заметил бутылку вина на подносе. Сердце подпрыгнуло и ухнуло обратно. Тело окатила жгучая волна радости. Все будет!

– Не то, что устала, скорее, творческая передышка, – постаралась как можно спокойнее сказать Оля.

– Понятно. А я вот тебе ужин организовал. Ты, наверное, проголодалась. Не возражаешь против бокала вина? Или это помешает творческому процессу?

– Не помешает, – улыбнулась Оля, – спасибо большое. Я, правда, очень хочу есть. Даже не заметила, как время пролетело.

Пока я мечтала о тебе.

– Понимаю. Я на работе тоже совершенно не замечаю времени.

Егор поставил поднос прямо на пол и открыл вино. Они сидели по-турецки и разговаривали обо всем на свете. Еще чуть-чуть, и Оля готова была влюбиться по-настоящему. Вино расслабляло и одновременно заряжало Олю необоснованной позитивной уверенностью в себе и в счастливом будущем.

– Тебе ведь немного осталось? На пару часов работы?

– Что? Ах, да, пару часов. Может, даже меньше.

–А что, если ты завтра закончишь? Я тебя в любом случае отвезу, я же обещал. А сейчас у меня есть предложение получше.

–И какое же?

–Искупаться в бассейне. Весь день мечтаю.

– И я бы с радостью окунулась. Но у меня нет здесь купальника, сам понимаешь.

– Ну, и ладно. Ты же художница. А художники – люди смелые. Хочешь, я тебя морально поддержу?

–Это как?

–Буду купаться без трусов.

Оля засмеялась. Это было откровенное предложение, и она его приняла. Но, когда не слишком романтично, а, скорее, настойчиво и грубовато, Егор попробовал овладеть ею прямо в бассейне, она слегка оторопела и попыталась отстраниться.

–Егор…

– Что? Вспомнила о моей жене? Или о своих моральных принципах?

– Да, и… это… тоже. Я… мы… не можем.

– Не можем? Что мы не можем? Глазки мне строить мы можем, а трахнуться не можем? Ты привлекательная девушка, я мужик, вполне естественное желание, тебе не кажется? Зачем сейчас строить из себя недотрогу?

Олю словно ударили по голове молотом и наковальней одновременно. Просто трахнуться. Просто. Откровенно. Предполагалось, что она знает правила игры и не будет никаких препятствий к тому, чтобы просто трахнуться. Она же художница, смелая. Шлюха?

Оля попыталась выбраться из бассейна. Егор не стал ее удерживать. Она завернулась в полотенце. Руки тряслись. По щекам бежали слезы. Она прятала их за растрепавшимися волосами. А чего, собственно, она ждала?

– Ладно, извини, – миролюбиво, хоть и несколько отстраненно сказал Егор. – Может, я и вправду что-то не так понял. Знаешь, а мне ведь Ольга рассказывала про тебя.

И тут Олю прорвало. Все напряжение, скопившееся за вечер, да что там за вечер, за все это время, пока она рисовала этот несчастный сюрреализм на стене кабинета, выплеснулось наружу.

– И что же она тебе рассказывала? – резко обернулась Оля.– Как гнобила меня из года в год? Как обзывала меня курицей, окорочком, очкаркой, коровой из-за моих выпученных глаз? Что еще? Что одевалась я, как нищеброд, потому что у моих родителей вечно не было денег? Что весь класс ржал только надо мной, только меня не приглашали на дни рожденья, только меня никогда не приглашали на танец, ни разу за все школьные годы!!! Боже. Да что я вообще здесь делаю??? Ты умеешь производить впечатление, черт бы тебя побрал. О чем я вообще думала??? – Оля истерично перешла к своему любимому занятию – самобичеванию.

Егор в замешательстве смотрел на Олю. Потом подошел. Осторожно взял ее за локти. Заглянул в глаза.

– Оля, прости меня. Я такой дурак. Ольга говорила мне, что ты хорошая девочка, что ты была лучшей ученицей в классе, что ты скромная и добрая. Но ты так отчаянно флиртовала, что я…наверное, я ошибся.

– Наверное, ты ошибся, – Оля потом переварит Лелины слова. Неожиданно. Сейчас нужно свою чрезмерно доступную задницу спасти от вполне заслуженных обвинений. Хочется хотя бы уйти отсюда с гордо поднятой головой. – Я и флиртовать-то не умею, куда мне. Но, если честно, я, наверное, влюбилась. Немножко. Прости меня тоже. Я не знаю, на что я рассчитывала. Наверное, на свой маленький кусочек счастья.

Сработало. Егор тепло и, как показалось Оле, с облегчением улыбнулся.

– Ты хорошая девушка. Ты обязательно встретишь свое счастье.

Оля рассказала тете Маше все. Только утаила свои намерения соблазнить Егора. Но тетя Маша без труда догадалась обо всем недосказанном. Ее порадовало, однако, что Оле хватило ума остановиться вовремя.

– Знаешь, может, оно и к лучшему, что все вышло именно так. Ты знаешь, что Леля хорошо к тебе относится. Думаю, и ее муж сейчас будет относиться к тебе с большим уважением, чем поначалу. И если вы однажды встретитесь при других обстоятельствах, может, вы еще даже подружитесь.

–Да, от Лели я, конечно, такого не ожидала. – Олю озарила внезапная догадка. – А может, Егор это все придумал?

– Придумал, что ты лучшая ученица в классе, скромная и добрая? Откуда бы ему это знать, если он тебя принял за девицу не слишком тяжелого поведения?

– Да, вы правы, тетя Маша, – вздохнула Оля. Мир в ее голове немного перевернулся еще вчера. Она все думала и никак не могла понять, почему Леля вдруг так отозвалась о ней, словно и не было всех этих издевок и унижений.

– Люди меняются, – сказала тетя Маша. – Леля, судя по всему, девушка самодостаточная. У нее все есть, ей не нужно самоутверждаться за счет других. Она, скорее всего, на многие вещи смотрит теперь другими глазами. К тому же, в школе она наверняка не задумывалась, какую боль причиняет тебе. И теперь, возможно, уже вполне искренне не помнит этого. А вот то, что ты хорошая и умная девочка, это в ее памяти осталось.

– Да уж, сплошные комплименты для Лели, – проворчала Оля. – Жаль, что я так и не могу измениться, в лучшую сторону. Хороший психиатр бы мне не помешал. Или муж богатый, как у Лели. Тоже сразу бы стала самодостаточной.

– Ну что ты такое говоришь, Олечка? Вон ты у нас какая хорошая, талантливая. Родители как тебя любят.

Оля усмехнулась.

– Родители, тетя Маша, у меня просто родители. Есть и хорошо. И я им так же.

– Оля, – тетя Маша ахнула, уставившись на Олю изумленно. Такого она от нее никак не ожидала услышать. Оля никогда не обсуждала своих родителей с тетей Машей, но сейчас, под впечатлений от последних событий, видимо, была на взводе и не особо контролировала свои слова и эмоции. – Оля! Ну как ты можешь так говорить? Ты посмотри, твоя мама с первого курса звонит мне дважды в неделю и все о тебе расспрашивает, потому что, говорит, от тебя ничего не добьешься, а она переживает. Ты им не звонишь сама, ездишь редко. Может, тебе они и по боку, но они тебя любят. Я в этом даже не сомневаюсь.

– Наверное, – устало вздохнула Оля. Мир в ее голове перевернулся еще раз, но на ноги так и не встал. – Просто они слишком много работали. Я как-то даже не замечала, что они меня любят.

– И Сережа тебя любит, ты посмотри, какой хороший мальчик. Тебе с ним очень повезло.

– Тетя Маша, а когда я последний раз виделась с Сережей? – Оля медленно подняла взгляд на собеседницу.

Тетя Маша растерялась. И правда, когда? Кажется, уже несколько месяцев прошло. Или год?

– Я ж видела Сережу недавно. В парке. Он шел с девушкой, беременной. И смеялся. Представляешь? Сережа смеялся. Я даже не стала здороваться с ним, а он меня и не заметил. Так что Сережа если кого и любит, то явно не меня.

Оля тогда была так увлечена всем происходящим (она как раз работала над эскизом для Зарецкого-старшего), что Сережа тут же вылетел у нее из головы. Сейчас же она почувствовала еще один камень, придавивший ее сердце. Не потому, что она любила Сережу, но потому, что он, похоже, даже забыл ей сказать о том, что они не вместе. Или она забыла сказать об этом. А еще потому, что, возможно, у них могло бы что-то получиться. А может, ей вообще нужен был именно он? Но тут Оля снова вспомнила, как он смеялся с той девушкой, и поняла, что, во всяком случае, ему нужна была точно не она.

Оля встала из-за стола и ушла в свою комнату. Легла на кровать и долгое время неподвижно смотрела на кусочек голубого неба, видневшийся в ее окно. Ее смятенные чувства грела только одна мысль – пусть Оля и не сумела отомстить Леле, но та уже наказана своим мужем, тем, что он, судя по всему, не упускает случая поразвлечься на стороне. Хотя сейчас уже Оля не испытывала к Леле прежней ненависти. Да, и еще родители. Ну, может, и правда любят? Не все умеют выражать свои чувства. Оля по себе знает, как это нелегко. Да, ее не научили этому родители. Ей никто не говорил, что ее любят. Ей тяжело было сказать это другим. Даже Лизе, которая в годы учебы щебетала о любви к Оле постоянно. А родители? Их разве кто-то приучил? Бабушка Аня, мамина мама, – строгая, неулыбчивая, всю себя посвятила младшей дочери, Олиной тете. Вот та, кстати, в отличие от мамы, – веселая и довольная жизнью женщина. Папину маму, бабушку Веру, Оля помнила плохо, но та была, как про нее говорили, мужиком в юбке – грубоватой, скупой на добрые слова вообще. Она всю жизнь проработала в колхозе, пахала, как лошадь. Все ради сына, который (сам признавался по пьянке) ни разу за всю жизнь не услышал от нее доброго слова. Всё – делом. В порыве чувств Оля набрала мамин номер.

– Да, Оля! – Мамин голос звучал встревоженно.

– Привет, мама.

– Привет! У тебя все хорошо?

– Да, а у вас? Почему у тебя такой голос?

– Да все нормально. Просто ты звонишь, я напугалась, что что-то стряслось.

– Нет, просто хотела сказать…

Хотела сказать, что люблю вас. Хотела сказать спасибо, что вот уже девятый год ты звонишь дважды в неделю. Хотела сказать, что понимаю теперь вашу любовь.

– Я хотела сказать, что приеду домой. На месяц. Если можно.

– Ну, конечно, можно! Уж об этом-то даже не спрашивай! Домой ведь едешь, не в гости! У тебя отпуск?

– Да…Да, отпуск.

– Ну вот и хорошо. Отдохнешь наконец-то. Пельменей с тобой налепим, как раньше. К бабушке сходим в гости, к тете Лене. На рыбалку с отцом можно будет съездить, он все мечтает выбраться всей семьей.

Мама тараторила без умолку, как всегда, когда она бывала чем-то взволнована. Оля с удивлением думала, что давно уже напрочь забыла о рыбалках и о пельменях. И, наверное, о чем-то еще, родном, домашнем и теплом. Сколько лет прошло с тех пор, как она обосновалась в своем непроницаемом железобетонном коконе? А что, если она выберется из него? Не превратится ли случайно в бабочку?

Оля улыбнулась. Выскочила из комнаты.

– Тетя Маша! Тетя Маша!

Вручила ей картину. Ту самую, которая больше всего ей нравилась, с букетом сирени.

Обняла. Тетя Маша была рада переменам в Олином настроении, но и удивлена безмерно.

Оля снова улыбнулась.

– Я еду домой.