скачать книгу бесплатно
Даниил сел на серебряный стул с витыми ножками и достал из сумки фотоаппарат. Потом взял в руку коктейль и доверительно сообщил:
– У меня есть хобби – фотография. Сегодня я сделаю целую обойму снимков прекрасной принцессы.
Лицо Азалии изменилось.
– Не бойся, я не папарацци. Я дизайнер, вот моя визитка, – протянул он фальшивую карточку. Этот фотоаппарат память об отце. Хочешь, я покажу тебе снимки моей семьи?
Азалия согласно кивнула и пододвинула к нему другой серебряный стул для себя.
– Я принес их для тебя, чтобы мы могли познакомиться лучше.
Даниил достал из сумки пачку фотографий и стал не спеша перебирать их, потягивая коктейль.
– Это моя мама, у нее так же, как и у тебя, «цветочное» имя. Это я в пятом классе. Это мой любимый пес, его зовут Бруно.
Когда фотографии закончились, Азалия встала и включила музыку.
– Хочешь потанцевать? – тихо спросила она.
Даниил молча встал, нежно обнял ее за талию, и стал медленно кружить по комнате.
Он безотрывно смотрел на Азалию и пытался представить ее лицо мертвым и спокойным. Это ему всегда легко удавалось. Любопытство все больше и больше овладевало им. С этого момента он почувствовал, что любил эту женщину всегда, всю свою жизнь. Каждый раз, представив жертву мертвой, он влюблялся в нее безоглядно, сразу, по – юношески восторженно.
– Голубые сапфиры в твоих серьгах дрожат и переливаются, как моя душа, которая полюбила тебя с первого взгляда. Ты веришь в любовь с первого взгляда, Азалия?
– Я верю, – ответила она.– А ты не обманываешь меня?
– Посмотри в мои глаза, и ты узнаешь ответ. Что ты видишь в моих глазах?
– Вижу, что мои драгоценные сапфиры по сравнению с твоими глазами булыжники с мостовой, – скромно улыбнулась она.
– Могу ли я попросить тебя надеть свое самое красивое бальное платье, а прическу украсить цветами азалии? Ты позволишь мне сделать снимки?
Азалия заколебалась:
– Тебе не нравится мой наряд?
– Нравится. Но ведь ты настоящая принцесса, не правда ли? Разве я не подхожу на роль прекрасного принца, который достоин увидеть тебя самой красивой на балу?
– Хорошо, я выполню твое желание, прекрасный принц, – загадочно улыбнулась она и пошла к выходу.
– Стой там. Обернись ко мне через плечо, – сказал Даниил.
Принцесса обернулась и серьезно, без улыбки посмотрела в объектив. Раздался щелчок.
– Готово. Надеюсь, мой фотопортрет будет не хуже этого, – указал он глазами на картину, висевшую на стене.
Азалия вышла, а Даниил, привстав, вылил в ее недопитый коктейль содержимое непрозрачного пузырька.
Через некоторое время Азалия вернулась в комнату в пышном бальном платье нежно – голубого цвета. Размах подола платья достигал 4-х метров в диаметре. Многочисленные невесомые шелковые юбки таинственно шуршали и перекатывались при шаге подобно волнам океана. Верх платья из плотного шелка, расшитый серебряными нитями, утягивал талию. Небольшие бриллианты украшали неглубокий вырез платья. На обнаженных руках, чуть выше локтя, поблескивала белая газовая накидка, усыпанная мелкими бриллиантами. Крупные прозрачные бриллианты в ушах солнечными зайчиками играли на щеках Азалии. Розовые цветы были изящно и со вкусом вплетены в каштановые волосы.
Казалось, что моложавая принцесса медленно плывет в голубом пенном облаке морского прибоя, поблескивающем бриллиантовой россыпью. Комната стала казаться тесной для такого наряда.
Даниил усомнился в реальности происходящего: роскошная сказочная принцесса, с царственными манерами, с безупречно прямой спиной, в оглушительно дорогом и великолепном наряде, ровной плавной походкой торжественно шла ему навстречу. И дарила свою нежную улыбку исключительно ему.
Он представил ее навсегда уснувшей и прекрасной в окружении «морской пены» воздушных тканей, бриллиантов и нежно – розовых цветов. Его сердце бешено заколотилось. Он кинулся к ее ногам и, взволнованно, прерывающимся голосом проговорил: я люблю тебя. И тут же упал в обморок.
Очнувшись, он увидел над собой лицо прекрасной возлюбленной. Именно так он будет называть ее до тех пор, пока ее красота не отпустит его, не освободит от своих чар.
Азалия сидела на полу, придерживая руками его голову, и тревожно смотрела на него.
– Прости, дорогая, я напугал тебя? Прости меня, – и, улыбнувшись, добавил:
– Красота принцессы убила наповал слабонервного принца.
Азалия, похорошевшая и тихая, смотрела на него с обожанием. Впервые в ее жизни появился мужчина, которого она полюбила с первого взгляда и, что самое важное, он, похоже, также искренне полюбил ее.
Даниил взял за руку свою принцессу и повел к белоснежной софе. Усадив ее, принес недопитый ею коктейль и взял свой. Потом включил негромко музыку. Он молча пил коктейль. Они смотрели друг на друга. Все важные слова были сказаны и вслух и мысленно. Азалия придвинулась к нему, робко коснулась золотых локонов, и заглянула в его ультрамариновые глаза.
– Знаешь, – сказала она, сделав один глоток из бокала, я…, и, не договорив, замертво рухнула ему на руки.
Даниил мелко задрожал. Вот он кульминационный момент его любви! Нельзя медлить пока еще тело возлюбленной не стало чужим и неподатливым. Вскочив на дрожащие непослушные ноги, он стал укладывать ее на софе, пытаясь красиво разложить огромное платье. Он посмотрел на ее портрет и вложил в руки Азалии цветок. Остальные цветы разложил на полу рядом с софой. Снял портрет со стены и поставил у ее изголовья. Взял фотоаппарат и начал увлеченно щелкать, заходя с разных сторон, то удаляясь, то приближаясь, то вскакивая на стул.
Прошло примерно полчаса. Уставший и опустошенный, Даниил сел на пол. Немного погодя, он поднялся и подошел к своей навсегда уснувшей принцессе, поцеловал ее в лоб и пошел к выходу. Еще раз обернулся, чтобы запечатлеть в памяти комнату.
Он никогда не мелочился, не брал чужие деньги и вещи, как дорого они бы не стоили. Его больное воображение навязывало ему идею, что он артист, художник высокого класса, чьи гениальные произведения искусства останутся в веках. Его завораживал сам процесс творчества – создание фотографии смерти.
Считая цифровые фотокамеры лишенными художественных средств, фотограф Даниил Голденблюм, использовал раритетные пленочные фотоаппараты, типа «Leica», создавая необычные портреты, пейзажи, натюрморты. Многие известные люди из шоу – бизнеса и политики платили огромные деньги за собственные фотосессии, придававшие их облику привлекательный вид, и намекавшие на незаурядное внутреннее содержание. Таким волшебным образом талант художника преображал действительность. Иногда снимки, выполненные на подобном фотоаппарате, использовались для того, чтобы изменить прошлое клиента, молодость которого приходилась на расцвет пленочных фотокамер. На новых фотографиях человек представал перед зрителем с новой биографией. Биография была отмечена вещественными признаками тех лет, и записана на старинной фотопленке. Придирчивому взгляду критика было не зацепиться за эффекты состаривания снимка в цифровой фотосъемке, знакомые каждому школьнику по бесплатному онлайн – редактированию фотографий в интернете.
Как ни странно, художественный талант и высокое эстетическое чувство не одергивали Даниила Голденблюма, когда он подливал яд в напитки своим наивным жертвам.
Горе, повредившее его ум, не давало покоя, заставляло искать все новых и новых жертв, – он тосковал по умершей матери. Она была единственным человеком, которому он доверял и с кем был духовно близок. Он сознательно подавлял в себе голос совести, наряжаясь в печаль, требующую приносить на алтарь любви к матери, чужие жизни.
Пытаясь заглушить в себе душевную боль, он искал женщин, названных в честь цветов, как его мать Пирхи, что в переводе с еврейского означало «мой цветок». По странной случайности к ее имени присоединилась «цветочная» фамилия мужа «Голденблюм» – «золотой цветок».
Перед его мысленным взором всплыло красивое лицо матери, очень похожее на его лицо. Прозрачные голубые глаза светились добротой. У нее всегда было очень кроткое выражение лица и тихий мелодичный голос. Почти физически ощутил, как ее руки нежно гладили его по голове в детстве.
Вспомнил, как с отчаяния, за несколько минут до кремации, стал торопливо делать ее последние снимки. Когда он проявил пленку, милые черты на кадрах были едва узнаваемы: слезы мешали смотреть, и фотографии получились непрофессионально неудачными, смазанными.
Даниил очень расстроился и рассердился на себя: как он, незаурядный художник, известный нью – йоркский фотограф, мог испортить память о горячо любимой матери? Исправить уже ничего не возможно.
И тогда в его воспаленном мозгу родилась сумасшедшая идея: он мог исправить ошибку. Надо просто найти мертвую «модель» сделать такие снимки, которые смогут выразить его печаль. А также передать образ совершенной красоты, не поддающейся влиянию смерти.
По какому признаку выбрать модель? Она должна быть внешне похожа на его мать? Но кто может сравниться с ее образом, который навечно запечатлела его память? Кто сможет соперничать с той, чьи имя и фамилия означают «мой золотой цветок»?
Символически ее образ может нести любая мертвая женщина, носящая «цветочное» имя. И вот тогда он создаст настоящие шедевры, которые загладят его вину перед памятью матери, запечатленную на посмертных фотографиях на недостойном ее уровне.
Даниил чувствовал, что его творческий вечер требует окончательной точки. Он освободился от чар принцессы, он больше не любил ее и опять стал свободен. Заключительным аккордом прошедшего вечера стали строки из Джона Китса, которые он прочитал едва слышно на прощанье:
День отошел и все с собой унес:
Влюбленность, нежность, губы, руки, взоры,
Тепло дыханья, темный плен волос,
Смех, шепот, игры, ласки, шутки, споры.
Поблекло все – так вянут вмиг цветы.
От глаз ушло и скрылось совершенство,
Из рук ушло виденье Красоты,
Ушел восторг, безумие, блаженство.
ГЛАВА 2.
Первая любовь.
Долорес О’Брайан была соседкой Даниила Голденблюма, когда он был маленьким и жил с родителями. Их квартиры находились на одном этаже. Они знали друг друга с самого раннего детства и были сверстниками. Они даже учились в одной школе, но в разных классах. Долорес, симпатичная черноглазая девчонка, нравилась многим мальчикам. Когда ей исполнилось семнадцать, ее красота, подкрепленная косметикой и оригинальными женскими украшениями, разбила не одно мальчишеское сердце.
Ее же сердце принадлежало молчаливому золотоволосому Даниилу. Она пользовалась любым случаем в школе, чтобы привлечь к себе внимание синеглазого парня, которым интересовалась вся женская половина школы. Воспользовавшись своим соседским положением, Долорес сумела подружиться с его религиозной матерью, миссис Голденблюм, и стала посещать ее несколько раз в неделю с целью чтения Библии.
Ее старания не прошли даром: Даниил стал внимательнее присматриваться к ней. Он заметил, что те дни, в которые он не видел девушку, были скучными и однообразными. Он ждал, когда Долорес с его матерью, обсудив библейские дела, выйдут на кухню пить чай с маминым домашним печеньем, и он присоединится к ним. Он любовался ее смуглыми щеками, раскрасневшимися от чая и от волнения. Даниил прочитал в какой – то восточной книге, что темные глаза главной героини были похожи на черных бабочек. Он украдкой любовался этими красивыми бабочками, обрамленными длинными густыми ресницами. Ему очень хотелось погладить ее прямые и блестящие черные волосы.
Они незаметно для матери переглядывались, и были так счастливы, как могут быть счастливы беззаботные подростки, чьих чистых душ еще не коснулась житейская рутина. Долорес не делилась своим секретом с подружками, также и Даниил не говорил своим друзьям ничего о Долорес. Эта их маленькая тайна, делала жизнь интереснее, украшала будни. Они не говорили друг с другом о любви, но каждый из них был уверен, что любим. Они наслаждались своим первым чувством молча и интуитивно оберегали свою возвышенную любовь от других людей, тщательно скрывая свои чувства.
Даниил придумал хитрость, чтобы видеться со своей тайной возлюбленной чаще, он сказал родителям, что попросил Долорес помогать ему с уроками по математике. С тех пор они стали вместе выполнять школьные домашние задания, и их встречи стали каждодневными. Это, конечно не ускользнуло от внимания матери Даниила. Она радовалась за них и мечтала о том, как после школы они поженятся.
Родители Долорес ничего не подозревали, так как думали, что она общается исключительно с миссис Голденблюм на библейские темы.
********
Так прошел год, и наступила весна. Даниил и Долоре стали встречаться в Центральном парке, добираясь туда по отдельности. Это предложила Долорес, потому что она не хотела, чтобы вся школа обсуждала их отношения, которые они еще сами не обсуждали друг с другом. Они выискивали в парке нелюдные места и, спрятавшись в густой зелени деревьев, обнимались и целовались.
В тот будний день они встретились в два часа дня у одного из озер, объятого ароматом цветущей японской вишни – сакуры. В будни парк обычно немноголюден, и можно практически в полном одиночестве любоваться природой. Они распаковали сумку, приготовленную для пикника. Даниил постелил на траву толстый плед. А Долорес достала горячий кофе и бутерброды. Они сидели обнявшись, и наблюдали за птицами.
Сзади них послышались шорохи. Они обернулись и увидели трех парней, лет по семнадцать. Парни не спеша прогулялись к берегу озера, не обращая внимания на влюбленную парочку, и пошли обратно. Проходя мимо, один из них сильно ударил чем – то железным по затылку Даниила, а второй, одновременно с ним, затолкал тряпичный кляп в рот Долорес. Даниил упал без сознания. Когда он очнулся, его голова так болела, что ему было больно даже посмотреть в сторону.
Превозмогая боль, он повернул голову на шум и увидел, что один из парней насилует извивающуюся Долорес, и бьет ее кулаком в бок, чтобы остановить сопротивление с ее стороны. Даниил попытался встать, но голова закружилась. Его вырвало прямо на одежду. Превозмогая дикую боль, он поворачивал голову влево и вправо, ища защиты от случайных прохожих, но никого не было видно. Долорес с закрытым ртом не могла позвать на помощь. Даниил собрал силы и медленно встал на ноги. Пошатываясь, он поспешил к Долорес, но получил сильнейший удар по уху и полетел на землю. Двое стали молча пинать его в живот и по ребрам. Когда они отошли от него, он не потерял сознания, а лишь тихо стонал.
Невдалеке послышалась чья – то речь. Насильник отстал от Долорес и все трое быстрым шагом скрылись из виду. Даниил хотел позвать на помощь проходящих невдалеке людей, но из его горла вместо голоса раздалось шипение. Он попытался ползти, но не смог и обессиленный, упал лицом в прохладную траву. Долорес неподвижно лежала, подтянув ноги к груди и беззвучно плакала.
Примерно через полчаса Даниил поднялся и подошел к Долорес. Он поставил ее на ноги и крепко обнял. Так они очень долго стояли, пошатываясь, не проронив ни единого слова. Потом Долорес достала свою косметичку и вытерла вокруг глаз и на щеках подтеки от туши. Они молча вместе доехали до дома. Долорес пошла в свою квартиру, а Даниил в свою. Пришедшей с работы вечером матери он сказал, что его избили и поэтому он не будет ходить в школу несколько дней. На ее тревожное беспокойство ответил резковато:
– В полицию жаловаться не смей и отцу ничего не рассказывай, скажи ему, что у меня грипп. Дай мне обезболивающее. И позвони в школу, придумай что – нибудь.
Тихая миссис Голденблюм не стала возражать взрослеющему сыну.
На следующий день Даниил проснулся рано утром от того, что все тело ныло от боли. Он дрожащими руками долго доставал таблетки из упаковки, лежащей на прикроватной тумбочке, а потом выпил две штуки, и уставший, откинулся на подушку.
Он стал вспоминать жуткие события вчерашнего дня. Он припомнил, как парень насиловал Долорес, и к его горлу подступила тошнота. Он почувствовал брезгливость и презрение к униженной девушке. Весь романтический флер, до сих пор таинственно окутывавший образ его подруги, улетучился, и его место заняло устойчивое отвращение к Долорес. Ее лицо, фигура и блестящие волосы, некогда заполнявшие его мечты, теперь вызывали гадливость.
Долорес не смогла рассказать родителям о своем страшном несчастье. Собрав всю волю, девушка мужественно изображала спокойствие, в то время как душа разрывалась от боли.
На следующий день в школе Долорес искала глазами Даниила. Душевная боль стала усиливаться. Она испугалась за его здоровье, нафантазировав, что он умирает в больнице от тяжелых последствий избиения. Не дождавшись окончания уроков, она побежала к нему домой. Позвонив в двери Даниила, Долорес, приложив ухо, слушала тишину с той стороны. Она громко заплакала, сокрушаясь, что не знает, в какой больнице он сейчас умирает. Горе охватило ее и она, не понимая, что делает, стала громко стучать в дверь. Неожиданно дверь открылась. На пороге, сутулясь и придерживая рукой живот, стоял Даниил. Он пренебрежительно посмотрел на нее и раздраженно, с неуважительной интонацией сказал:
– Больше не ходи сюда. Я не хочу тебя видеть.
Он закрыл дверь. Слышно было, как его медленно удаляющиеся шаги, шаркали по полу.
Долорес, растерявшись от неожиданности, продолжала стоять около квартиры. Слезы прекратили течь из ее глаз. Она мысленно повторяла только что услышанные слова, пытаясь проникнуть в их смысл. Смысл ускользал, потому что в этих словах не могло быть смысла вообще.
Вечером, пришедшие с работы родители, застали Долорес в кровати одетой. У нее был жар, она бредила. Ее увезла в больницу скорая помощь. На следующее утро жар прошел, она пришла в себя и у нее началась неконтролируемая истерика. Долорес поставили успокоительный укол и перевели в психиатрическое отделение, в котором она пролежала полгода. Диагноз, поставленный в больнице, туманно и непонятно указывал на «клиническую картину нарушения гормонального баланса, свойственного подростковому возрасту». Выйдя из больницы, похудевшая и повзрослевшая Долорес, не стала продолжать обучение в школе и пока находилась дома. Она не хотела смотреть в окно, боясь увидеть Даниила. Долорес занималась домашними делами и увлеклась вязанием. Она боялась читать книги и смотреть фильмы, опасаясь услышать историю про любовь или про изнасилование. На улицу она тоже боялась выйти. Ей даже было страшно находиться дома, но любящие родители, так и не узнавшие ее тайну, пригласили к себе ненадолго близкую родственницу, чтобы она скрасила одиночество Долорес.
Миссис Голденблюм спросила сына, почему Долорес больше не приходит. Он ей кратко ответил:
– Нашла себе другого парня. Больше не пускай ее к нам домой.
Его мать проплакала всю ночь, сожалея о случившемся. Первое время, встречая Долорес, она пыталась поздороваться с ней, но та отворачивалась, и миссис Голденблюм стала молча проходить мимо. Но она всегда с сожалением и симпатией смотрела вслед Долорес.
После происшествия в Центральном парке, Даниил ожесточился: любые незначительные разногласия в споре со сверстниками, стали переходить в жестокие драки. Некоторые его друзья и знакомые парни, не сумев объяснить ему, что боевой настрой в дружбе неуместен, прервали с ним отношения навсегда, ограничив знакомство с ним кивком головы при встрече.
********
Даниил Голденблюм, как и многие серийные убийцы, в кругу своих коллег по работе имел характеристику человека отзывчивого, добродушного и щедрого. На следующий день после убийства принцессы Азалии, «отличный босс», владелец фотосалона в престижном районе Нью – Йорка – Даниил Голденблюм, сел в свой «Бентли» около шести вечера. В хорошем расположении духа он отправился в более дешевый район Манхэттена. Там жил один из его помощников по работе – Ричард Уайт. Голденблюм обещал ему, что прокатит его по вечернему городу вместе с его девятилетним сыном Филом, чтобы показать ребенку праздничный Нью – Йорк.
Заехав за ними, Даниил сначала повез их по сверкавшим иллюминациями улицам на Центральный вокзал. Там они несколько минут смотрели грандиозное лазерное представление в холле имени Вандербильта. Потом съездили на Бродвей, который в Рождество и в Новый год так ярко освещен праздничными огнями, что его стали называть в это время года «Great White Way» – «Большой Белый Путь». Оттуда они поехали на главную елку Нью – Йорка, которую наряжают каждый год в Рокфеллеровском центре, около знаменитого 70 – ти этажного небоскреба «Дженерал Электрик Билдинг», который Фил видел только по телевизору и на картинках. С любопытством понаблюдал он за людьми, заполнившими каток, залитый под золотой скульптурой Прометея, недалеко от небоскреба. Все это время мальчик был переполнен впечатлениями и счастьем; он с наслаждением прикасался к обивке «Бентли». Около десяти вечера Голденблюм отвез довольных Ричарда и Фила домой.
Все, кто на него работал в его собственном престижном фотосалон – галерее «Private collection» (Частная коллекция) в районе Сохо (SoHo), самом «модном» районе Нью – Йорка на Манхэттене, любили и уважали мистера Голденблюма («такого молодого и такого талантливого»).
Район Сохо известен своей необычной архитектурой – зданиями 19 – го века. А также тем, что здесь сосредоточены арт – галереи современного искусства, множество магазинов, кафе, ресторанов. Несмотря на жесточайшую конкуренцию, Голденблюм процветал и давал возможность хорошего заработка своим сотрудникам. Он ежеквартально выплачивал большую премию всем, кто добросовестно работал на него. Не каждый смог бы успешно развивать фотобизнес рядом с недавно открывшейся культурной площадкой «Cadillac House», собравшей под своей крышей фотогалерею современных талантливых художников, модный дом, лаунд – кофейню (бар – гостиная с негромкой музыкой для встреч и приятного времяпрепровождения). К тому же, «Cadillac House» привлекает толпы посетителей проведением дизайнерских шоу, концертов.
Внимательность Даниила к окружающим и его дружелюбие бросались в глаза. Прошедшим летом Даниил угощал своих подчиненных в ресторане «The River Cafе» («Речное кафе»), расположенном на берегу судоходного пролива Ист – Ривер. Он заехал за Ричардом и его супругой вечером, по пути забрал из дома еще одного своего сотрудника, Арнольда с женой, и привез их в ресторан, про который говорят, что «он буквально плавает на воде».
Интересной особенностью этого ресторана является необычный вид из окна: из голубой водной глади вырастают Бруклинский мост и нижний Манхэттен. А поздним вечером на реке разбросаны отблески от фонарей. Эти детали оценили его подчиненные и особенно их женщины. Одри Уайт, жена Ричарда восхищенно посматривала через стекло на чудесный вид, который дополнял приятные впечатления от изысканной кухни.
Арнольд Харт, тоже был в приподнятом настроении, он чувствовал себя так, как будто бы находился на романтическом свидании со своей женой в необычной обстановке. Ему было приятно продемонстрировать жене – Сью Харт, что босс очень уважает и ценит его, поэтому проводит время в его компании.
********
После сообщений в СМИ о смерти португальской принцессы, Даниил Голденблюм был вызван в полицейский участок.
Детектив Мэйбл Браун, крупная женщина высокого роста, лет сорока, с короткой стрижкой, угрюмо рассматривала молодого человека, которого мысленно обозвала «обабившимся смазливым слабаком». Ее разозлили «дурацкие» золотистые вьющиеся волосы, убранные назад в хвост. Неестественно сине – фиолетовые глаза и красивые черты лица настраивали детектива враждебно. Она взяла себя в руки и сказала нейтральной официальной интонацией:
– Продавец ювелирного салона сообщил, что португальская принцесса пригласила вас к себе на коктейль в 8 вечера. Она была отравлена алкогольным коктейлем с синильной кислотой, ее еще называют цианистым водородом, который применяется в фотографии в качестве реактива.
Мне известно, что вы один из высокооплачиваемых оригиналов – художников, которые считают, что цифровая фотокамера пригодна только для создания фотографий на документы. Рекламное объявление на витраже вашего фотосалона сообщило мне, что ваш творческий стиль во многом зависит от характеристик пленочной фотокамеры, которая дает возможность фотографу реализовать в своих работах большое количество художественных находок, в отличие от цифровой фотокамеры.
