Сесилия

Когда мистер Монктон наконец откланялся, утро уже кончалось, а он так и не нашел возможности поговорить с Сесилией. Но, поскольку миссис Харрел пригласила его на обед, он надеялся, что удача улыбнется ему днем. Да и Сесилии хотелось обсудить с мистером Монктоном свой план и узнать его мнение.

Однако, когда мистер Монктон приехал к обеду, он увидел, что ему опять не повезло: здесь был уже не только мистер Арнот, но и сэр Роберт Флойер. Обнаружилось, что и тот и другой не спускают с Сесилии глаз. Мистер Монктон не стал сидеть сложа руки: появление баронета заставило его проницательный ум напряженно заработать. Взгляд сэра Роберта, постоянно устремленный на Сесилию, доказывал, что тот не остался равнодушен к ее красоте, но отсутствие каких бы то ни было стараний заговорить с нею и неизменная самоуверенность решительно свидетельствовали о безразличии, не походившем на любовное волнение. В поведении Сесилии мистер Монктон не нашел ничего, что могло бы его удивить: это беззастенчивое рассматривание сердило ее, но она держала себя в руках.

Итак, визит не доставил ему удовольствия. Сразу после обеда дамы должны были ехать в гости, и джентльменов не позвали к чаю. Но перед тем как покинуть столовую, мистер Монктон все же условился с Сесилией и миссис Харрел, что завтра утром будет сопровождать их на репетицию новой оперы.

Глава VIII. Репетиция

На следующий день между одиннадцатью и двенадцатью часами мистер Монктон снова был на Портман-сквер. Он нашел здесь обеих дам и, как опасался, мистера Арнота. Не успел он огорчиться, как случилось новое вторжение: через несколько минут явился сэр Роберт, также заявивший о своем намерении сопровождать их на Хеймаркет [8].

Скрывая разочарование, мистер Монктон сделал вид, что боится опоздать к увертюре. Они уже выходили из утренней гостиной, когда нагрянул Моррис. Мистер Монктон крайне удивился, увидев его здесь. Он знал, что тот не знаком с мистером Харрелом, так как помнил, что, недавно встретившись у него, они не общались друг с другом. Еще более изумили его короткие отношения Морриса со всем семейством. Миссис Харрел выразила сожаление, что вынуждена уйти, и добавила:

– Мы бы не торопились, если бы не собирались на репетицию в оперу.

Моррис тотчас откликнулся:

– Репетиция! Неужели? Я бы тоже не отказался пойти!

Мистер Монктон снова стал торопить остальных. Дамам помогли сесть в визави, и джентльмены, к которым без лишних церемоний присоединился Моррис, последовали за ними на Хеймаркет.

Репетиция еще не начиналась, и миссис Харрел с Сесилией заняли ложу над сценой, а мужчины расположились неподалеку. Здесь компанию и нашел мистер Госпорт, тотчас вступивший в разговор с Сесилией. Мисс Лароль, вскоре явившаяся в соседнюю ложу с несколькими дамами, со свойственной ей живостью приветствовала миссис Харрел, однако Сесилию проигнорировала, хотя та поклонилась ей.

– Вы чем-то обидели свою милую разговорчивую приятельницу? – воскликнул мистер Госпорт.

– Если только невольно. Возможно, она меня просто не помнит.

В этот момент мисс Лароль, постучав в дверь, вошла в ложу, чтобы посудачить с миссис Харрел. Несколько минут она болтала и смеялась с нею, казалось не замечая мисс Беверли. Сесилия встала, так что мисс Лароль невольно пришлось взглянуть на нее, и снова поклонилась. Однако девица едва удостоила ее ответом и, дружелюбно кивнув миссис Харрел, поспешила вернуться к себе в ложу. Пораженная Сесилия сказала мистеру Госпорту:

– Я сожалею, что обидела ее, тем более что не понимаю, чем именно, и потому не могу извиниться.

– Не поручите ли мне узнать о причине этой враждебности?

Мистер Госпорт отправился к мисс Лароль и обратился к ней с такими словами:

– Мисс Лароль, я слыхал, о вас идет странная молва. Поговаривают, что вы сделались молчуньей. Пару минут назад я наблюдал, как вы проигнорировали мисс Беверли.

– Прошу не упоминать при мне этого имени. Я познакомилась с мисс Беверли у миссис Харрел в день ее прибытия в столицу. Назавтра я из учтивости самолично приехала к ней с визитом, вместо того чтобы послать билет. На следующий день она ко мне не зашла, хотя я снова была у нее. Я не обратила на это внимания. Но когда на третий день обнаружилось, что она даже не прислала мне билета, я решила, что вообще-то это ужасно невежливо. И вот прошло уже больше недели, а она ни разу не явилась с визитом. Поддерживать с нею знакомство я больше не собираюсь.

Мистер Госпорт, удовлетворенный полученными сведениями, вернулся к Сесилии и сообщил, что против нее выдвинуто тяжкое обвинение.

– Отрадно, что теперь я, по крайней мере, знаю, в чем мое преступление, – сказала она. – Я, разумеется, согрешила по неведению, ибо, признаюсь, и не думала отдавать ей визиты, но даже если б и собиралась, все равно не догадалась бы, что с ними нельзя затягивать.

– Прости, что перебиваю, – вмешалась миссис Харрел, – визиты всегда следует отдавать на третий день.

– Тогда у меня есть безусловное оправдание, ведь я точно помню, что на третий день она была у нас.

– О, это неважно. Ты все равно должна была зайти к ней или прислать билет.

Началась увертюра, и Сесилия прекратила разговор. Давали «Артаксеркса» [9]. Сесилия была знакома с этой любопытной драмой, и это лишь умножало удовольствие, получаемое ею от музыки. Но восхищалась отнюдь не она одна. Девушка не могла не заметить у одной из кулис пожилого господина, лица которого не было видно. Музыка всецело поглотила его.

По окончании репетиции у ложи миссис Харрел собрались ее знакомые джентльмены, и оказалось, что увлеченный слушатель был тот самый старик, странное поведение которого так удивило Сесилию в доме мистера Монктона. Желая узнать о нем побольше, она принялась снова расспрашивать окружающих, но тут появился капитан Эресби. Подойдя к мисс Беверли с самодовольнейшей улыбкой, он шепотом выразил надежду, что видит ее в добром здравии, а затем заявил:

– Лондон словно вымер! Убийственно! Полагаю, вас сейчас осаждает не слишком большое общество?

– О, времена бездумья и разврата! – внезапно раздался голос со стороны. – О, прислужники праздности и роскоши! Что еще придумаете себе на погибель!

Все замолчали, только миссис Харрел невозмутимо произнесла:

– Боже, опять этот мизантроп!

– Мизантроп? – с удивлением повторила Сесилия, обнаружившая, что голос этот принадлежал человеку, возбудившему ее любопытство. – Вот как его называют?

– Его все называют по-разному, – объяснил мистер Монктон. – Друзья – моралистом, девицы – безумцем, щеголи macaroni [10] – занудой. Короче говоря, награждают любыми именами, кроме настоящего.

– О, сирые и убогие! – вновь загремел неизвестный. – Придите и посмотрите на распущенность богачей! Узнайте, как расточаются деньги, на которые вы могли бы купить одежду и еду!

– Этого сумасброда, – сказал капитан, – не худо бы запереть. Он вечно обрушивается на меня. Я взял за правило замолкать, как только его замечаю.

Вскоре мистер Арнот принес дамам известие, что карета подана, и они покинули ложу. Сесилия раньше никогда не бывала в театре, и мистеру Монктону пришло в голову предложить Моррису показать дамам здание. Он надеялся, что, если они задержатся, можно будет наконец переговорить с девушкой. Вся компания поднялась на сцену. Теперь они остались в театре одни.

– Здесь мы триумфально вступим на сцену, – воскликнул сэр Роберт, – уже сами подмостки искушают меня стать актером.

– Давайте немного подекламируем, – предложил Моррис, – так мы согреемся.

– Согласен, – отозвался баронет, – но обращаться станем к одушевленным существам. Если мисс Беверли будет Джульеттой, то я стану Ромео!

В этот миг неизвестный, выйдя из своего угла и бросив на Сесилию сочувственный взгляд, вдруг выкрикнул:

– Бедная жертва! За тобой уже гонятся? Ты еще не знаешь, что тебе суждено быть добычей!

Ошеломленная Сесилия замерла на месте, а он, заметив ее смятение, добавил:

– Страшись не предостережения, но самой опасности! Отринь льстецов, что окружают тебя, держись праведных, помогай бедным и берегись неминуемой погибели, которую несет с собою праздная роскошь!

Грозно промолвив эти слова, он с суровым видом прошел мимо них и удалился. Некоторое время озадаченная Сесилия не двигалась с места, теряясь в догадках, что мог означать этот пламенный призыв. Остальные были смущены не меньше. Сэр Роберт, мистер Монктон и мистер Арнот, лелеявшие каждый свой замысел, встревожились: не указывало ли предостережение на них? Мистер Госпорт оскорбился, что его причислили к льстецам, миссис Харрел дулась из-за испорченной экскурсии по театру, а капитан Эресби, которого тошнило от одного вида этого господина, ретировался, как только тот приблизился.

– Ради бога, – воскликнула Сесилия, стряхнув оцепенение, – кто это был и о чем он говорил?

– Честно говоря, – ответил мистер Монктон, – я мало что знаю о нем. Белфилд подобрал его где-то и привел с собой. Он называл его Олбани.

– Это самый своеобразный человек из всех, кого я когда-либо знал, – заметил мистер Госпорт. – Кажется, он ненавидит людей, но никогда не бывает один. Он везде вхож, но с ним никто не знаком.

Снова объявили, что экипаж подан. Мистер Монктон взял Сесилию под руку, Моррис пристроился подле миссис Харрел, баронет и мистер Госпорт откланялись. Все вышли со сцены, поднялись по маленькой лесенке, ведущей к выходу, и мистер Монктон, избавившись от своих мучителей (за исключением мистера Арнота, от которого он надеялся сбежать), не мог не сделать еще одной попытки поговорить с Сесилией. Он вновь обратился к Моррису:

– Кажется, вы так и не показали дамам механизмы за сценой.

– Верно, – воскликнул Моррис. – Итак, мы возвращаемся?

– Любопытно взглянуть, – заявила миссис Харрел, и компания вернулась.

Вскоре мистер Монктон нашел возможность сказать Сесилии:

– Мисс Беверли, случилось то, что я предвидел: вы окружены самолюбивыми интриганами, корыстными людьми, которых прельщает лишь ваше богатство. Если вы не найдете защиты против них, их алчные планы…

Тут его речь прервали вопли миссис Харрел. Встревоженная Сесилия обернулась, чтобы узнать, что случилось, и мистеру Монктону пришлось последовать ее примеру. Он испытал невыносимое разочарование, увидав, что эту леди одолел приступ смеха при виде Морриса, который, стремясь угодить даме, толкал головой одну из боковых кулис! [11]

Задерживаться дольше было уже нельзя, и мистер Монктон, провожая дам до кареты, вынужден был призвать на помощь все свое терпение, чтобы сдержаться и не попенять Моррису на его неуместную услужливость.

Глава IX. Просьба

На следующее утро Сесилия, сдавшись на уговоры миссис Харрел, согласилась посетить мисс Лароль. Миссис Харрел с нею не поехала, поскольку землемер должен был принести на утверждение супругам план маленькой временной постройки, которую собирались возводить в Вайолет-Бэнк для постановки пьес домашнего театра на грядущую Пасху.

Выходя из дома, чтобы сесть в карету, Сесилия увидела неподалеку дрожавшую от холода пожилую женщину и была поражена ее видом. Когда Сесилия спускалась по ступеням, старуха, в мольбе сложив руки, приблизилась к карете. Сесилия остановилась: та была одета бедно, но слишком опрятно для нищенки. Девушка на миг задумалась, чем ей можно помочь.

– О, сударыня, – пробормотала старуха. – Прошу, выслушайте меня!

– Я слушаю! – ответила Сесилия, поспешно нащупывая кошелек. – Скажите, чем вам помочь.

– Я ужасно боялась, что вы рассердитесь, но когда увидела у двери карету, то подумала: надо попробовать, хуже-то ведь не будет.

– Рассержусь? – ответила Сесилия, вынимая из кошелька крону. – Вовсе нет! Ваш вид внушает лишь сострадание!

– О, я готова разрыдаться, когда вы так говорите. А я ведь, как оплакала своего бедного Билли, думала, что слезинки больше не уроню!

– Что же, вы потеряли сына?

– Да, сударыня. Но он был слишком хорош для этого мира, теперь уж я и не горюю по нему.

– Входите, добрая женщина, здесь слишком холодно, а вы, кажется, уже продрогли.

Она велела кучеру в ожидании ее ездить по площади, а сама пригласила женщину в гостиную, чтобы узнать, что она может для нее сделать. Пока та говорила, сочувствие заставило Сесилию добавить к кроне, которую она держала в руке, еще одну.

– Уж вы бы так нам помогли, сударыня, – ответила женщина, – если б замолвили словечко перед его честью. Ему-то наше несчастье нипочем, оно ведь его не касается. Я бы его и не побеспокоила, только, правду сказать, мы совсем забедовали!

Сесилия снова устыдилась скудости назначенного подаяния и вынула из кошелька еще полгинеи.

– Это поможет вам? Гинеи достаточно?

– Благодарствую, сударыня, – сказала женщина, низко кланяясь. – Мне дать вам расписку?

– Расписку? Зачем же?

– Вы так добры, сударыня. Но я имела в виду расписку в получении платы.

– Не понимаю.

– Разве его честь никогда не упоминал о нашем счете?

– Каком счете?

– Счете за работу для нового храма в Вайолет-Бэнк. Это была последняя большая работа, за которую взялся мой бедный муженек. Там его и настигло несчастье.

– Какой счет? Какое несчастье? – изумилась Сесилия. – Что ваш муж делал в Вайолет-Бэнк?

– Плотничал, сударыня. Я подумала, вы знавали бедного плотника Хилла.

– Нет, я никогда там не бывала. Вы, верно, приняли меня за миссис Харрел.

– Вы разве не супруга его чести?

– Нет. Но скажите, что это за счет?

– Это, сударыня, за очень тяжкую работу, которая, думаю, и сведет мужа в могилу. Я хожу за его честью по пятам, чтобы получить эти деньги, но больше шиллинга он никогда не давал. А теперь его слуги и в дом-то меня не пускают. О, сударыня! Вы такая добрая! Замолвите за нас словечко перед его честью!

– Господи! – воскликнула взволнованная Сесилия. – Так это вы собственные деньги так смиренно просили у меня?

– Да, сударыня, собственные, кровно заработанные. Его честь об этом знает, он сам вам скажет.

– Невозможно! Он не мог знать, но я позабочусь, чтобы узнал как можно скорее! Каков счет?

– Двадцать фунтов и еще два, сударыня.

– Всего-то?

– Ах, сударыня, знатные господа редко задумываются, как это много для бедняков! Работяги вроде нас на двадцать фунтов могут долго жить как в раю.

– Подождите здесь, я немедленно принесу вам ваши деньги.

Она поспешила в утреннюю гостиную, но нашла там лишь мистера Арнота, который сообщил, что мистер Харрел с женой и каким-то господином в библиотеке. Сесилия кратко поведала о своем деле и попросила уведомить мистера Харрела о том, что она желает теперь же поговорить с ним. Мистер Арнот покачал головой, но повиновался. Скоро он вернулся с мистером Харрелом.

– Мисс Беверли, – приветливо сказал мистер Харрел, – я рад, что вы не уехали. Мы хотим посоветоваться с вами. Вы не подниметесь к нам?

– Хорошо, – ответила она, – но сначала я должна поговорить с вами насчет бедной женщины, с которой я случайно познакомилась. Вероятно, ее фамилия Хилл. Она жена плотника, который работал у вас в новом храме в Вайолет-Бэнк.

– Ах, эта… Что ж, видно, надо ей заплатить. Ну, пойдемте же в библиотеку.

– Не выполнив поручения? Я обещала ей, что немедленно получу эти деньги.

– К чему такая спешка? Не знаю, куда я дел ее счет.

– Я возьму у нее другой.

– Ни в коем случае! Ее бы надо наказать за нетерпение: пусть подождет годик, раз посмела вас беспокоить.

– Вам все равно, заплатите ли вы ничтожные двадцать фунтов сейчас или через месяц, а для бедной женщины этот срок – вопрос жизни и смерти. Ее муж умирает, а дети голодают.

– О, – рассмеялся мистер Харрел, – какую грустную историю она вам поведала! Конечно, сразу увидала, что вы недавно из деревни. Поверьте, все обман!

– Отнюдь, сэр, – несколько нетерпеливо воскликнула Сесилия. – Несчастная явилась не за подаянием. Она лишь просит оплатить свой счет, и если в этом кроется какое-то мошенничество, его легко будет обнаружить.

Мистер Харрел воздержался от ответа и как будто смутился, но вскоре оправился и небрежно осведомился:

– Боже, как она до вас добралась?

– Я увидела ее у выхода. Но ответьте: счет настоящий?

– Не могу сказать – я никогда его не видел.

– Но вы знаете, кто эта женщина. Значит, счет, скорее всего, настоящий, не так ли?

– Да, да, я хорошо знаю эту женщину – ее же заботами, ведь она докучает мне каждый день вот уже девять месяцев.

Сесилия онемела. Обнаружив, что он все знал, однако с полнейшим безразличием заставлял несчастную в течение девяти месяцев ежедневно добиваться уплаты долга, она была безмерно потрясена. Некоторое время оба молчали, затем мистер Харрел зевнул, потянулся и лениво произнес:

– А почему ее муж не пришел сам?

– Разве я не сказала вам? Он так болен, что даже не может работать.

– Что ж, когда ему станет лучше, – бросил мистер Харрел, направляясь к двери, – пусть приходит, я с ним поговорю.

Сесилия, пораженная его черствостью, невольно обернулась к мистеру Арноту, но тот, виновато опустив голову, тотчас вышел. А мистер Харрел, полуобернувшись, но избегая смотреть в лицо Сесилии, беспечно спросил:

– Так вы идете?

– Нет, сэр, – холодно ответила она.

Тогда он вернулся в библиотеку, оставив ее расстроенной и удивленной. Теперь ей было даже стыдно вернуться к бедной женщине, хотя она решила сделать все возможное, чтобы смягчить ее разочарование и облегчить несчастье. Но до того, как Сесилия вышла из комнаты, явился один из слуг и сказал, что хозяин просит ее наверх. «Наверное, он смягчился!» – подумала она и, окрыленная надеждой, поспешила к нему.

Мистер Харрел, его супруга, сэр Роберт и два незнакомых джентльмена серьезно обсуждали что-то, расположившись за большим столом, на котором были разложены планы и чертежи фасадов небольших построек. Мистер Харрел тотчас с живостью обратился к Сесилии:

– Вы очень любезны, что зашли. Без вашего совета у нас ничего не выходит. Умоляю, выберите из этих планов нашего будущего театра лучший.

Сесилия не двинулась с места. Миссис Харрел, удивленная ее молчанием и чрезвычайной серьезностью, спросила, хорошо ли она себя чувствует и почему отложен визит к мисс Лароль. Та попыталась успокоиться и ответила на расспросы в своей обычной манере, но отказалась высказать мнение о планах, а затем, едва взглянув на собравшихся, вышла из комнаты.

Мистер Харрел понял причины ее поведения гораздо лучше, чем счел нужным показать. Желая утихомирить Сесилию, он вышел вслед за нею из библиотеки.

– Мисс Беверли, ваша протеже подождет до завтра?

– Да, разумеется! – ответила она, приятно удивленная вопросом.

– В таком случае не возьмете ли вы на себя труд попросить ее прийти ко мне утром?

Обрадованная девушка с улыбкой поблагодарила его. Несчастная миссис Хилл встретила ее в большом оживлении, и Сесилия вообразила, будто мистер Харрел уже опередил ее. Но вскоре стало ясно, что это не так, ибо, выслушав отчет, женщина покачала головой:

– Ах, сударыня, его честь всегда говорит: завтра! Но лучше я теперь уйду не солоно хлебавши, лишь бы больше не жаловаться.

– Завтра вы получите свои деньги. Надеюсь, это приободрит вас. И пожалуйста, пригласите доктора. Он научит вас, как ухаживать за мужем. Я дам вам денег на это, а если вновь понадобятся его советы – смело обращайтесь ко мне.

Сесилия снова достала кошелек, но миссис Хилл, схватив ее за руки, воскликнула:

– О нет, сударыня! Я здесь не затем, чтобы выпрашивать деньги у такой доброй женщины, как вы!

И она рассказала, что теперь совсем богата, потому что, когда мисс вышла, в комнате появился джентльмен, который дал ей пять гиней. Сесилия по описанию признала в нем мистера Арнота. Такое милосердие не могло не возвысить его в ее глазах.

Затем, радуясь, что сделала доброе дело, она снова приказала подать карету к выходу и отправилась к мисс Лароль. Не застав той, девушка вернулась домой, ибо теперь возлагала на мистера Харрела слишком большие надежды, чтобы думать об обращении к другим опекунам. Остаток дня она была более чем любезна с ним, чтобы показать, как одобряет его добрые намерения. А мистер Арнот, получив в награду заслуженную улыбку, думал, что теперь его пять гиней сполна окупились, хотя добрый поступок доставил ему удовольствие и сам по себе.

Глава X. Досада

На следующий день после завтрака Сесилия с нетерпением ожидала известий о жене плотника. Мистер Харрел, всегда завтракавший у себя, после, как обычно, зашел к жене, но имени миссис Хилл даже не упомянул. Поэтому Сесилии самой пришлось спуститься в переднюю и спросить у слуг, не заходила ли бедная женщина. Да, отвечали ей, она была здесь, виделась с хозяином и уже ушла. Сесилия вернулась в утреннюю гостиную и не покинула ее даже с появлением сэра Роберта, поскольку жаждала узнать, чем кончилась встреча мистера Харрела с миссис Хилл. Она недоумевала, почему он ничего ей не рассказывает.

Через несколько минут явился Моррис. Он пришел уведомить дам, что завтра утром в опере состоится репетиция нового грандиозного балета. Выяснилось, что миссис Харрел уже приглашена в другое место, поэтому предложение Морриса отклонили. Тогда он обратился к Сесилии:

– Когда вы в последний раз видели нашего друга Монктона, сударыня?

– На репетиции, сэр.

– Он так любезен, – продолжал Моррис, – а его поместье просто очаровательно. Вы там бывали, сэр Роберт?

– Вовсе нет, – ответил сэр Роберт. – Чего ради я туда поеду? Смотреть, как беззубая карга восседает во главе стола? Когда Монктон женился на ней, мы все думали, она вот-вот помрет. Впрочем, если бы он не вел себя как слюнтяй, то разделался бы с нею еще девять лет назад.

– Ему так и следовало поступить, – воскликнула миссис Харрел. – Эта ведьма вечно нагоняет на меня страху.

Сесилия, разумеется, нисколько не огорчилась, когда эту бессердечную болтовню прервал приход слуги, доставившего ей записку. Она уже собиралась уйти, чтобы прочесть ее в одиночестве, но по просьбе только что явившегося мистера Монктона лишь отошла к окну.

Вот это письмо:

Адресовано мисс, живущей в доме его чести сквайра Харрела

Досточтимая сударыня!

Покорнейше извещаю Вас. Его честь ничего мне не дал. Но я не стану докучать ему, ведь деньги у меня теперь есть и я могу подождать, а Вы, досточтимая сударыня, до самой смерти располагайте своей верной слугой

М. Хилл.

Окружающие заметили, какую досаду вызвала у Сесилии эта записка. Лишь Моррис имел мужество заговорить с Сесилией. Развязно подскочив к ней, он сказал:

– Счастлив тот, кто написал это послание, сударыня, – сдается мне, вы прочли его не без интереса.

– Уверяю вас, его писал не мужчина, – ответила Сесилия.

– О, мисс Беверли, – воскликнул баронет, подходя к ней, – надеюсь, сегодня вам лучше? Вчера вы как будто страдали легкой меланхолией. Быть может, вам надо пройтись?

– Пусть дамы вверят себя моему попечению, и мы прогуляемся в парке, – вставил Моррис.

– Я могу предложить кое-что получше, – сказал сэр Роберт. – Что, если мы пройдемся по Харли-стрит, я покажу вам дом, где нынче обитаю, и вы выскажете свое мнение о нем? Что скажете, миссис Харрел?

– Мне это по душе.

– Принято! – воскликнул мистер Харрел.

– Тогда идемте, – отозвался сэр Роберт. – Мисс Беверли, надеюсь, у вас есть теплое пальто?

– Прошу прощения, я не могу к вам присоединиться, сэр.

Мистер Монктон, воспринявший затею с опаской, обрадовался спокойной уверенности, с какой Сесилия ее отклонила. Харрелы стали ее уговаривать, но надменный баронет, очевидно скорее задетый, чем расстроенный этим отказом, больше не настаивал на прогулке, и она была отменена.

От мистера Монктона не укрылось подтвердившее его подозрения обстоятельство, что мысль прогуляться по Харли-стрит, возникшая якобы случайно, была вызвана желанием сэра Роберта услышать мнение Сесилии о своем доме. Это немного встревожило мистера Монктона, однако куда больше его изумляли высокомерие и самонадеянная гордыня сэра Роберта. И хотя в отношении Сесилии к баронету он не заметил ничего, кроме отвращения, но по поведению сэра Роберта сумел заключить, что баронет уверен в своей победе. Это была неприятная догадка. Впрочем, мистер Монктон не придал ей большого значения и решил оставаться дольше всех, чтобы иметь возможность переговорить с Сесилией наедине.

Примерно через полчаса сэр Роберт и мистер Харрел ушли. Мистер Монктон все сидел, вяло пытаясь поддерживать разговор. Однако его поражала и бесила самоуверенность Морриса, который будто вознамерился пересидеть его и болтал без умолку. Наконец слуга доложил миссис Харрел, что в комнате экономки ее ждет какой-то человек, желающий поговорить об очень важном деле.

– А, знаю, – воскликнула она, – это несносный Джон Грут. Братец, прошу, избавься от него. Он пристает ко мне со своим счетом.