скачать книгу бесплатно
– Надо, обязательно надо, – он пододвинул лист бумаги. – Пиши, что требуется. Послезавтра прибывает новый начальник, я ему передам и расскажу о том, что подготовка у нас организована отлично.
Лавр удивленно взглянул на Шулишова:
– Переводят меня, Лавр Павлович, куда, сам ещё не знаю. Утром встречаюсь с новым начальником, а вечерним поездом в Москву за назначением.
– А кого прислали? – осторожно спросил Лавр.
– Волошенко
. Ты не переживай, он не с улицы к вам идёт. Ещё в 1931 году в ОГПУ начинал, а к нам с должности начальника отделения центрального аппарата идёт. Я справочки навёл, говорят, толковый мужик.
***
Сентябрь 1920 года
Кубанская область. Черкесские сады
– Ваше благородие, взгляните! Там под деревом, кажется, казак убитый лежит!
Поручик, в пропитанной потом гимнастёрке, с красными, отороченными чёрным галуном погонами Константиновского училища, потянув повод, подъехал к лежавшему на земле человеку. Спешившись, он снял фуражку и перекрестился:
– Двадцать минут – на перекур и рытьё могилы. Тело есаула предать земле по православному обычаю.
– Владимир Петрович, – обратился к нему юнкер, – местные всех будут хоронить, тем более своего брата казака не оставят. Убитых по обочинам много лежит, всех не перехороним, да и красные уже поджимают.
– Юнкер! – поручик зло сощурил глаза. – Перед вами тело убитого в бою русского офицера! Вашего брата по оружию, а вы изволите быть дворянином и обучаетесь в училище, девиз которого «Помните, чьё имя носите!».
Стыдитесь! Исполнять!
Пока юнкера рыли могилу, он внимательно осмотрелся и по взрыхлённой конскими копытами земле и кровавой полосе представил примерную картину произошедшего. Могилу уже почти закончили. Выровняв лопатой края ямы, юнкер протянул руку и, с помощью товарищей выбравшись наверх, доложил:
– Готово, Владимир Петрович!
Поручик снял фуражку и, прочитав «Со святыми упокой, Христе, душу раба твоего», перекрестился и скомандовал:
– Опускайте!
Два юнкера, подняв тело, уже начали опускать его в яму, как вдруг один из них вскрикнул:
– Владимир Петрович! Он, кажется, живой!
В подтверждение раздался лёгкий стон.
– Фельдшер, осмотрите раненого! – приказал поручик. – А вы, – он взглянул на юнкеров, продолжавших держать тело над могилой, – подгоните повозку!
Через пару вёрст Владимир Петрович придержал коня и подождал, пока с ним поравняется санитарная повозка, ехавшая в конце колонны:
– Ну как он, Иван Митрофанович? Не пришёл в сознание?
Фельдшер покачал головой:
– У него пробито лёгкое и очень большая кровопотеря. Я его перевязал, но… – он покачал головой: – Шансы выкарабкаться, прямо скажем, невелики.
Поручик вздохнул:
– Будем везти за собой, не бросать же его.
– Может, местным передадим? Боюсь, транспортировки не выдержит…
– Отличный совет! Весьма признателен! В первом же населенном пункте займусь лично! – и, пришпорив коня, двинулся в голову колонны.
Вечером их догнал отряд казаков. Подъесаул, коротко козырнув, поздоровался с поручиком:
– В Ачуево направляетесь?
Владимир Петрович усмехнулся:
– У нас одна дорога – в Крым. Кстати, в обозе есаул раненый. Взгляните, не из ваших будет?
***
В середине апреля, когда погода окончательно установилась, Лавр организовал полевой выезд. Рано утром, загрузившись в автобус и заехав за Алтынбаевым, с которым все успели подружиться, они поехали за город.
– Куда едем, Лавр Палыч? – спросил Коля Голубкин
, сидевший за баранкой.
– За Смоленскую, – ответил Лавр, глядя на дорогу. – Станицу проедем, а там сориентируемся.
Километров через пять они остановились. В низинах ещё лежал туман. Природа окончательно не проснулась, но на деревьях уже пробивалась молодая листва, а земля была покрыта ярко-зелёной травой.
– Смотрите, красота какая! – сказал Алтынбаев, указывая на куст чертополоха, густо оплетённый паутиной. Осевшие капельки росы играли в солнечных лучах всеми цветами радуги, создавая удивительный, волшебный по красоте букет.
– Эх, жаль, домой не довезёшь! – огорчённо воскликнул Голубкин. – Жена бы обрадовалась!
Установив мишени, они постреляли из пулемёта, а потом, найдя небольшой овраг, стали метать гранаты. Когда все сделали по три броска Рафик Абдульмянович сказал:
– Сейчас я покажу вам, как их ещё можно использовать.
Он прикрепил лимонку за ребристый корпус к дереву на уровне колена и, слегка разогнув усики, привязал к кольцу бечёвку и протянул её через тропинку:
– Смотрите! Для обнаружения такого устройства есть только один способ – это повышенное внимание. Можно использовать гибкий прутик, который надо держать перед собой. Наткнувшись на шнур или проволоку, он слегка согнётся и подаст вам знак. Если самим придется устанавливать гранаты, натрите бечёвку травой или изваляйте в пыли. Первой всегда ставьте самую дальнюю и отходите спиной назад, а то своими же ногами их и поснимаете. Прежде чем снять, сначала зажимаете спусковой рычаг, то есть скобу, а только потом загибаете усики. И ещё, запомните раз и навсегда: рвануть кольцо зубами можно только в кино. Если ранены, то, зажав гранату, можно разогнуть усы об камень или обо что-то твёрдое, а потом, зацепив кольцо, его уже можно вырвать.
– Давайте к столу, – позвал Голубкин, который уже расстелил на траве плащ-палатку и разложил нехитрую снедь. – Обедать пора.
Когда, поев, все перекурили, Алтынбаев надел на Сергея каску, винтовку и противогаз.
– Вот часовой, его надо снять! В пределах слышимости находятся другие часовые. Прежде всего определяете интервал смены караула. Только что заступившего сразу снимать нельзя: он напряжён и бдителен, а вот через час, когда он успокоится, начинайте действовать. Я неслучайно надел на Сергея всю амуницию. Посмотрите внимательно! Оглушить по голове мы не можем. Ударить ножом в бок? Может помешать противогазная сумка. Поэтому вы, дождавшись, когда он повернётся к вам спиной, левой рукой зажимаете рот, а правой наносите удар под левую лопатку, как бы насаживая на нож. Ни в коем случае не отпускаете, а сопровождаете тело до земли, чтобы ничего не звякнуло. На бойце, который снимает часового, не должно быть ничего лишнего! Только нож и пистолет. Оружие оставляете у напарника, лицо и кисти рук измазываете грязью.
***
Сентябрь 1920 года
Керченский пролив
Выкрашенный серой краской потолок плавно покачивался. Свят зажмурился, но качка не исчезала. Неожиданно неяркий свет, пробивавшийся сквозь веки, потускнел. Он открыл глаза и увидел склонившегося над ним Сидора, который, встретившись с ним взглядом, радостно улыбнулся.
– Где я? – спросил Свят и попытался встать, но движение резкой болью отдалось в груди.
– Не шевелись, Святослав Петрович, не ровён час рану потревожишь! На «Святом Евстафии» мы, на пароходе. В Крым идём. Тебя юнкера нашли, думали мёртвый, даже могилу успели отрыть, а ты вдруг застонал, слава богу! Они тебя на дрожки и в Ачуево, где посадка на корабли была. По дороге нас встретили и говорят: «Есаул, у нас есть раненый, гляньте, не ваш ли?» Я как увидал тебя, сразу к нашему фельдшеру: – Спасай Святослава Петровича! Как хочешь, спасай! Вот ты и здесь! Теперь точно выживешь! Казачьему роду нет переводу!
Свят благодарно улыбнулся и прикрыл глаза. Проснулся он от толчка, сотряснувшего весь пароход. «Святой Ефстафий» благополучно причалил к пирсу.
В лазарете Сидор сумел добиться, чтобы Свята положили в отдельную палату, и каждый день приходил, принося неизвестно где добытые продукты. Дней через десять Свят почувствовал себя значительно лучше и попросил принести ему форму.
– К чему она вам? – спросил Сидор, оглянувшись на дверь.
– Как к чему? Идти в штаб и просить назначения! – недоумённо взглянув, ответил Свят.
Тяжело вздохнув, Сидор покачал головой:
– Одним красным больше, одним меньше… Не сдюжим мы против них. Надо думать, как дальше жить. Коммуняки в силу вошли. Дай бог с неделю продержаться. Я начальнику лазарета вашим денщиком отрекомендовался. Само собой, без хабара не обошлось. Уже корабли готовы на Константинополь, раненых первыми грузить будут. Доберемся до басурманского берега, а там посмотрим.
Ночью Свят неожиданно проснулся от звука канонады. «Артподготовка перед атакой», – сразу понял он. Дверь тихо скрипнула, Сидор вошёл в палату, держа в руках выстиранную и отглаженную форму:
– Одевайтесь, господин есаул, ехать пора.
Они приехали в порт одними из первых. Несмотря на то что было ещё темно, погрузка проходила организованно. Свят молча сидел на койке в маленькой двухместной каюте, безучастно наблюдая, как Сидор раскладывает нехитрые пожитки.
Некоторое время на палубе раздавался топот, затем загудела сирена и, дав прощальный гудок, судно отвалило от причала.
– Давай на палубу выйдем, – вдруг сказал Свят.
Подойдя к борту и облокотившись на планшир, он неподвижно стоял, глядя на исчезающую в предрассветной дымке землю. У него закололо в груди. Прислушавшись к непривычному ощущению, он неожиданно для себя понял, что это болит не рана, а сердце. Далёкие вспышки орудийных залпов начали двоиться в глазах, Сидор взглянул на его побелевшее лицо, по которому катились крупные слёзы, и, печально вздохнув, протянул платок.
– Это ветер, – процедил Свят сквозь стиснутые зубы, не отрывая взгляда от русской земли. Постояв несколько секунд, есаул отдал честь и, резко повернувшись, спустился в каюту, откуда больше не выходил до турецкого берега.
После двухнедельного стояния на константинопольском рейде им, наконец, разрешили сойти на берег. Сидор куда-то убежал и, вернувшись через пару часов, достал из кармана обрывок бумажки:
– На три лагеря делить будут! Два в Галлиполи и Чаталадже, а казаков, всех без разбору – донцов, терцев и кубанцов – на остров Лемнос. Нам надо в Галлиполи попасть.
– Почему? – равнодушно спросил Свят.
Сидор хитро прищурился:
– Чаталаджа и Галлиполи – это туретчина, а они нашего брата казака на дух не переносят! Остров хоть и греческий, но выбраться оттуда труднее! В Галлиполи командовать Кутепов
будет, это я точно знаю. Там народу больше. Мы туда вроде как по ошибке попадём, а оттуда уволимся или попросимся к своим на остров, а сами в Европу уедем!
В конце января по настоянию Сидора Свят подал генералу Кутепову рапорт об увольнении из армии по состоянию здоровья, и они, выправив необходимые документы, выехали в Сербию.
Белград им не понравился:
– И не Россия, и не Европа! – сказал Сидор через неделю. Тщательно поразмыслив, они купили билеты в Берлин и под утро, ограбив небольшой ювелирный магазин на окраине, шестичасовым курьерским уехали из древнего города.
На Германии настоял Сидор, так как Свят прилично говорил по-немецки. В Берлине они устроились в конный цирк Буша и зажили кочевой цирковой жизнью. Свят женился на девушке, которую каждый вечер распиливали на арене, и через некоторое время они открыли небольшое кафе. Сидор научил Ингрид печь блины и варить борщ. Кафе пользовалось популярностью, и друзья стали всерьез подумывать о расширении дела.
Однажды весной, когда уже зацвели каштаны, в зал вошёл высокий, хорошо одетый мужчина. Заказав борщ и блины, он с удовольствием пообедал и, вытерев губы, неожиданно произнёс по-русски:
– Люблю вчерашний борщ! Фрау Ингрид может дать фору любой кубанской казачке. Герр Омельченко, к такому борщу полагается горилка, сделайте одолжение, распорядитесь.
Когда кельнерша принесла запотевший графин, посетитель попросил вторую стопку:
– Святослав Петрович, не откажите в любезности, – и жестом указал на стул.
– Прекрасная горилка, – сказал он, смачно хрустнув солёным огурчиком. – Её гонит господин Сидор?
– Да, – сдержанно ответил Свят, – вы прекрасно осведомлены о нашем производстве, герр… – и выжидающе замолчал, ожидая продолжения.
– Моя фамилия Фельзенмайер, – улыбнулся мужчина. – Курт Фельзенмайер, но как офицер вы можете обращаться ко мне просто герр обер-лейтенант.
Загадочный клиент продолжал улыбаться, пристально глядя на Свята холодными блёкло-голубыми глазами.
***
Октябрь 1920 года
Берлин
Единственным человеком, искренне радовавшимся позорному возвращению Курта в фатерланд, была его мать, фрау Ангелика. Герр Фельзенмайер, выслушав историю сына, побагровел и, запершись в кабинете, не выходил оттуда до утра. Курт с матерью не спали всю ночь в ожидании выстрела.
Когда за окном начало светать и вдалеке стали проступать призрачные очертания шпиля Мариенкирхе
, фрау Ангелика робко постучала в кабинет: – Ульрих, доброе утро! Открой, пожалуйста, я принесла тебе кофе.
– Я не запираюсь от семьи, – раздался голос. – Подай кофе и позови Курта.
Некоторое время отец пил молча, наконец, поставив чашку, он взглянул на сына:
– Я рад, Куртхен, что ты вернулся живой. К сожалению, немногие понимают, что сегодняшняя Россия – это не Франция и не Англия, где разведчик только и делает, что ходит по ресторанам. Мы переживаем трудные времена. Полковника Николаи, который принимал тебя на службу
, сменил его заместитель майор Фридрих Гемпп
, я с ним немного знаком. Думаю, что сумею уладить этот вопрос. Расскажи мне всё ещё раз.
Стараясь не упустить ни малейшей детали, Курт подробно рассказал отцу о своем провале.
– Тебе не надо было связываться с уголовниками, – с досадой покачал головой отец. – Ты полагаешь, что прокололся на фотографии?
