скачать книгу бесплатно
– Да сделай же потише! На работу завтра! – возмущённо, со слезами в голосе крикнула мать. Она уже легла.
– Не волнуйся, Анечка! Что ты?! Что ты?!
– Все нервы вымотал!
* * *
Десятый класс пролетел быстро, собственно, как и вся школа. Димитрий, Таня, Макс, Саня, Виталик, Маша проучились здесь десять лет. До девятого учились в параллельных классах, а потом их объединили в один. Заминкина была классным руководителем у класса, где учились Таня, Макс и Виталик, а потом взяла шефство над объединённым классом. К выпускному все почти уже определились, куда поступать. Маша на филологический, Таня на экономический в университет. Макс с Виталиком в политех. Саня понятно куда, без вариантов. А вот Димитрий думал до последнего момента. И все они руководствовались примерно теми же критериями, что и Ксенофонтов. Для мальчиков вопрос поступления был связан ещё и со службой в армии. Не поступишь – могли сразу забрать на срочную. В десятом практически все ходили на какие-нибудь подготовительные курсы. Те родители, кому позволяло материальное положение, нанимали репетиторов, желательно из того ВУЗа, куда готовилось поступать их чадо. Из развлечений учеников вполне себе средней, но благополучной школы 125 можно отметить дискотеки в советские праздники, театр, организованный Заминкиной, секции баскетбола и волейбола, куда частенько приходили старшеклассники покидать мячик, пообщаться. А потом прогуляться под ярким светом вечерних фонарей. Падающий в их свете снег также, как и в далёком детстве привлекал Димитрия, завораживал. Особенно, когда рядом шла Таня, позволявшая иногда проводить её до дома. Появилась странная мода – зимой парни выходили гулять в офицерских бушлатах, валенках и вязаных шапочках.
На выпускной вечер пришли Михальчик и ещё некоторые из отсеявшихся ранее. Для дежурства организовали родителей. Выпускникам позволили немного шампанского. После танцев гуляли по ночному городу. Танины плечи в предрассветной прохладе укрывал пиджак Димитрия. Он вспоминал свою настольную книгу и испытывал сладковато-нервное чувство, тревожащее и обещающее счастье одновременно.
Из химического, биологического и медицинского Димитрий выбрал биофак университета. Поступил легко, но не без волнения. Сдал два экзамена, так как закончил без троек, и набрал достаточные девять баллов. Началась новая жизнь.
Он быстро перезнакомился со всеми однокурсниками, так как осенью их всем курсом направили на картошку и поселили в одном здании – то ли интернате, то ли общежитии. Круг общения Ксенофонтова значительно расширился: учиться поступили не только ребята из городских школ, но и из сельских, из соседних областей и даже республик. На картошке Димитрий впервые попробовал самогон и играть в карты на деньги. Когда началась учёба, Ксенофонтов почувствовал, что это уже совсем иной уровень образования. Голова как будто раздувалась от новых знаний. Всегдашнее стремление быть первым заставляло прилежно заниматься. Но от комсомольской работы Димитрий категорически отказался, как ни настаивала Дроздова, курировавшая теперь университет. Таню же снова избрали комсомольским секретарём, сейчас уже курса.
* * *
– Здорово, Диман!
– Здорово, Миха!
– Чё-то давно я тебя не видел!
– Учусь.
– Зазнался что ли?
– Говорю же, учусь!
– Точно зазнался! Пошли-ка лучше «портвешка»! – Михальчик приоткрыл спортивную сумку и показал ноль-семь.
– А пошли!
Отправились на откос. По дороге навстречу попался профессор Седьмых. Димитрий вежливо поздоровался, Седьмых кивнул и быстро прошёл мимо. Портфель под мышкой, в береточке. Видимо, полностью погружен в мысли.
– Ты его знаешь?
– «Препод» из «универа».
– Да ладно?
– Точно. А в чём дело?
– Я его за «алконафта» принял! Рядом живёт. Частенько с авоськой пустых бутылок вижу!
– Да ну тебя, Михальчик! Ерунду несёшь…
– О-го-го-го-го! – захохотал Михальчик. Лицо выразительное, чернявое, с приятными чертами. Ему бы не в шофера, а в артисты.
На откосе прошли с километр по асфальтированным дорожкам, спустились немного вниз. Присели в дубраве на самодельную скамеечку в две доски. Выпили без закуски. Покурили. Перебрали знакомых, кто, мол, сейчас где.
Часа через два отправились домой.
Когда проходили через университет, Михальчик принялся приставать к идущей впереди девушке. Клеился без хамства, но настойчиво. Испробовал почти весь арсенал своих шуток, присказок и приколов. Девушка несколько раз натянуто улыбнулась, ускорила шаг по направлению к остановке и скоро скрылась в дверях троллейбуса.
Домой Димитрий вернулся с головной болью от курева и портвейна. Немного полежал на диване и принялся за конспекты.
* * *
В первый раз Димитрий столкнулся со смертью в семь лет. Умер дедушка Андрей. Потом, когда мальчику исполнилось десять, умерла бабушка Катя. И хотя эти события не оставили в его сознании уж очень заметного следа, но он отчётливо помнил непривычную и пугающую желтизну бабушкиного лица, огромные мешки жидкости, скопившиеся под закрытыми глазами, мертвенность кожного покрова. Димитрий всё задавал себе вопрос: «Как же так? Только что бабушка была жива, в общем-то, казалось, что полна сил, ходила в магазин, даже на лыжах… И в одночасье скончалась от инсульта?! Был человек, и нет человека…» Уже в седьмом классе Димитрий потерял дедушку Степана. Тот умирал долго, в больнице. Эта смерь запомнилась ему более отчётливо. Дедушка готовил ему обеды и после школы, как в детстве. Они уже беседовали на взрослые темы, плавали по Волге и Оке до Москвы на теплоходе. И вот теперь он дежурит у его постели в больнице, подаёт кислородную подушку. Дед почти не говорит, только благодарит за помощь. Уже не встаёт. Но ещё есть надежда на выздоровление. Кругом больные. Даже в коридорах, так как в палатах не хватает мест. Удушливый запах давно не мытых тел и продуктов, принесённых домашними. Дедушка не выкарабкался.
Но молодая жизнь, богатеющая всё новыми впечатлениями, отодвинула подальше в память и эту смерть. И вот сегодня они с Саней увидели около соседнего подъезда гроб.
– Кто умер? – спросили они у соседки.
– Аркаша Золотов.
– Как Аркаша? Он же только что в армию ушёл!
– Там и умер. Полгода не прослужил…
– Убили, – сообщила другая соседка, которая всё свободное время проводила на лавочке во дворе.
– За что?
– Не знаю.
– Пошли, Димитрий.
– Пошли.
Димитрий и Саня много времени проводили вместе, обсуждали книги, просто гуляли. Аркашу они знали плохо. Он как-то выпал из их компании. Немного старше. Учился в другой школе. Переехал сюда недавно.
– Что с ним произошло?
– Дедовщина, наверное. Гроб-то вроде не цинковый, значит не из Афгана.
Весной Димитрию и Сане также «светила» армия. «Косить» они не собирались.
Димитрий долго ещё после этого случая вспоминал своих умерших родственников. Казалось бы, когда человек уже лежит в гробу, то у него всё те же черты лица, волосы, кожа. Но появляется неуловимое ощущение, что лежащий труп уже не та личность, какой его знали при жизни. И речь не о том, что остановка жизненных процессов проявляется в наружном облике. Это понятно. Сложнее объяснить возникающую отчуждённость. Что это, неуловимая нить перехода в мир иной? Или это кажется только ему? За то потом, когда вспоминаешь усопшего, то в мыслях, снах он как будто живой.
* * *
Студенческая жизнь нравилась Ксенофонтову больше, чем школьная. Он числился среди лучших студентов курса. Его потенциальные возможности, казалось, реализовались. К тому же высок, строен. Симпатичен девчонкам, которых на курсе было больше половины. Но его девушкой стала Таня, чувства к которой у Димитрия разгорались всё сильнее. На студенческих тусовках они появлялись вместе, а вечерами Димитрий частенько водил девушку в кино или допоздна задерживался в её квартире. Среди студентов прочные пары встречались редко. Молодость. Учёба. Да и не все к этому стремились, особенно, прагматичные. Но многие даже завидовали. Романтичный Димитрий, конечно, проводил параллели со своей любимой книгой, ни о ком, кроме Тани, не помышлял и с головой ушёл в учёбу и участие в футбольной сборной курса. Он был счастлив.
* * *
Что такое советская армия образца конца восьмидесятых годов XX столетия Димитрий вполне понял на своей шкуре. После двух лет обучения его призвали в войска пехоты. Сначала «учебка» (курс молодого бойца), после которой его, как студента, обещали сделать сержантом. Но не сделали. Потом войска. Отправили в Сибирский округ. Здесь-то он и понял вполне, что означали слова немного сумрачного майора с военной кафедры университета, сказанные им как-то расшалившимся студентам: «В войсках поймёте!» Майор не уточнил, что именно они должны понять. Ссутулившись, удалился, не замечая шуток. В студенческой среде было принято подсмеиваться над сотрудниками военной кафедры. Из уст в уста передавались целые перечни афоризмов, за разные годы услышанные от доблестных офицеров-преподавателей и сочинённые про них: «Здесь вам не тут», «Копайте от забора и до обеда», «Ходит папа с портупеей, год от года всё глупее», «Задача военной кафедры делать из девушек студенток женщин медсестёр» и так далее. Военная служба сбила с Ксенофонтова и многих его однокашников спесь, помогла понять, что в стране есть слои общества, живущие по иным законам. Те самые слои, в которые Димитрий так боялся попасть, не получив высшее образование. Димитрий и его однокурсники также относились к разным уровням общества, но в основе своей это были дети научно-технической интеллигенции или служащих средней руки. Из той интеллигенции, которая любила кухонные разговоры о внеземных цивилизациях, политике, литературе. Обсуждала разрешённые и запрещённые книги. Могла взять у знакомых нашумевшую новинку, чтобы прочитать за ночь, а на следующий день, полностью счастливой, «клевать носом» на работе. Рассказывала анекдоты о руководителях страны, но в жизни носила облик добропорядочного советского человека, убеждённого в правоте марксистско-ленинского учения и советского способа жить. В армии же были ребята, в основном, из рабоче-крестьянского класса. Родители их подобными вещами не «заморачивались», воспитывали сыновей более сурово. Выросшие в семьях попроще, понятно, недолюбливали студентов, особенно из Москвы и других крупных городов. Они полагали, что в жизни тем повезло незаслуженно больше, и надо строптивых ботаников проучить при первой возможности.
Если в «учебке» господствовала, в основном, «уставщина» (это когда молодого солдата доводят до физического изнеможения разрешёнными уставом методами), то в войсках, за некоторым исключением образцово-показательных частей, процветали дедовщина и землячество. Дедовщина предполагала физическое и моральное унижение старослужащими молодых солдат, а землячество использовало в качестве рабов военнослужащих иных национальностей. В некоторых случаях эти системы перемешивались, иногда с добавлением принципов «зоны». Большую часть всех этих «радостей» мечтательный студент Ксенофонтов, всё ещё подстраивавший свою жизнь под идеи книги «Мастер и Маргарита», испытал на себе. Димитрий старался не позволять опускать себя слишком низко, но и в героя-одиночку не играл. Он видел, что произошло с несколькими парнями, которые принялись сопротивляться согласно пацанским законам улицы. Один из них, кандидат в мастера спорта по самбо, был ночью избит группой старослужащих и пару недель провёл в реанимации. У него был сломан нос, челюсть и два ребра. Второй, разжалованный курсант военного училища, мечтал об одном – поскорее уйти на дембель и лечиться, лечиться, лечиться… Он попал в нестроевую часть, живущую по законам «зоны». Теперь Димитрий понял, что примерно могло случиться с Аркашей Золотовым.
Отдушиной для Ксенофонтова стали свидания с родителями, Таней и редкие увольнительные, когда он мог позвонить домой с переговорного пункта или просто часок погулять по городку, около которого располагалась часть.
Но Димитрий выдержал без особых потерь, и даже взял от армии что-то полезное. Правда, немного озлобился, но это скоро прошло. Армейская поговорка «Дембель неизбежен!» работала без сбоя. Ксенофонтова уволили в запас досрочно, как студента, благодаря указу Горбачёва.
* * *
– Привет!
– Привет! Ты чего не предупредил? – Таня, ещё сонная, в ночной рубашке прижалась к «пэша» (полушерстяное парадное военное обмундирование).
– Сюрприз хотел сделать!
– Сделал! Пойдём, – она провела его в свою комнату тихо, чтобы не разбудить родителей.
Встали они позже всех. Суббота. Челышевы завтракали.
– Вернулся, Дима? – мама Тани приветливо и внимательно оглядела вчерашнего солдата, – возмужал!
– Как у нас говорят, в армии не служил – не мужик! – веско отметил отец Тани, заместитель директора крупного завода.
Они как будто не особо удивились, что за ночь в доме появился новый человек.
Таня сидела взъерошенная и немного смущённая.
– С учёбой как? Наверное, сложно первое время придётся?
– Думаю, проблем не возникнет, – ответил Димитрий Эльвире Капитоновне.
– Ждала, ждала, не волнуйся! – Святослав Кузьмич соорудил двухэтажный бутерброд.
– Папа!
– Что, папа? Многих и не дожидаются…
– Я, между прочим, и не обещала…
– Таня! – всплеснула руками Эльвира Капитоновна.
– Что, Таня? – вздёрнула подбородок дочь.
– Дима, а у вас, я слышала, пополнение в семье?
– Да, сестрёнка недавно родилась!
– Как назвали?
– Даша.
Таня встала, подошла сзади к Димитрию, обняла за шею.
* * *
Димитрий быстро вошёл в учёбу. На не служивших в армии он теперь, действительно, смотрел по-другому. Но высокомерие скоро сменилось наблюдением за неуловимыми деталями поведения служивших и не служивших. Всё-таки они росли в интеллигентной среде, и, конечно, ни о какой дедовщине на гражданке, тем более, в университете не могло быть и речи!
В Доме Ксенофонтовых стало тесно. Младенец требовал ухода, режима повышенной гигиены и дополнительного пространства. В комнате, которая раньше принадлежала почти целиком Димитрию, отгородили угол и для сестры. Зато отношения отца и матери наладились. Георгий Степанович почти прекратил выпивать. Решение родить ребёнка отчасти было продиктовано и стремлением сохранить мир в семье, да и саму семью. Димитрий стал реже бывать дома. Квартира дедушки Степана и бабушки Кати досталась сестре отца, а у неё своя семья. Родители Димитрия на эту жилплощадь не претендовали, всё было решено уже давно. Ночевал Димитрий иногда у бабушки, иногда у Тани. Её родители к этому постепенно привыкли, и вскоре он почти полностью переехал к Челышевым.
В семьях ответственных и партийных работников такое поведение детей не поощрялось. Но родители с обеих сторон были уверены, что дело идёт к свадьбе, поэтому закрывали глаза и не особо распространялись на стороне. Но ситуация разрешилась по-другому, как никто и не предполагал. Тем более, молодые.
* * *
Наступили девяностые годы XX века – СССР развалился, или развалили, судачили по-разному. Никто этого не ожидал, ни родители Димитрия, ни его родственники. Кое-что предварительно знал отец Тани, но и его завод накрыло стремительной волной.
Митинги. Собрания трудовых коллективов. Кооперативы. Сигареты по талонам. Свобода слова постепенно укоренялась в людях, хотя использовалась ещё робко, по привычке и впитавшейся боязни сказать лишнего. Преимущественно, на кухнях. Но уже появились люди, делающие себе политическую карьеру на площадях. Димитрия как-то не очень волновали происходящие процессы. Он увлёкся мировоззренческими системами. Посещал философский клуб. Но пора было определяться с будущей работой.
– Ты сам-то куда хочешь? – спросил отец.
– Я хочу работу с людьми, – ответил Димитрий.
– Биологи, вроде, работают с животными, растениями и как их… – с улыбкой задумался отец, – микроорганизмами, вот!
– Так это биологи.
– Что-то я ничего не понимаю.
– Ты не хочешь заниматься биологией? – вступила в разговор мать.
– У меня немного изменились интересы.
– Вроде, у тебя всё получалось…
– И сейчас получается. Правда, красного диплома не будет, но…
– Повторяется школьная история, – расстроенно и чуть саркастически заметила Анна Андреевна.
– Ладно, Аня, не начинай, – перевёл разговор отец, – с людьми, это как? Психологом, что ли?
– Ну, как вариант.
– На биофаке есть такая специализация?
– Нет.
– Это, скорее, в медицинском, – закурил Георгий Степанович.
– Жалеешь, что не стал поступать в мед?
– Не жалею.
