скачать книгу бесплатно
– Да, – отчим важно кивнул, – хорошо это, богато за границей. Помню, были мы в войну в Германии, так там сыто живут.
– Попробую устроить, – кивнул полковник.
– Я же только служить начинаю, – проговорил Кашечкин.
– Ничего, – глаза полковника потеплели, – и я лейтенантом начинал. Попробую устроить перевод. Поедешь, обвыкнешь, устроишься. Вот тогда и Светлана за тебя выйдет и с тобой поедет. Род войск какой?
– Артиллерия. Зенитно-ракетные войска.
– Да, – кивнул полковник, – хороший род войск. Такие требуются. Смогу устроить. Ну, согласен?
– Конечно. – Кашечкин кивнул в ответ.
– Добро. Звонить – через меня, встречаться – только у нас. Я из тебя человека сделаю! Ну, прощайте, люди добрые!
Не дожидаясь ответа, полковник встал и вышел в коридор. Кашечкин бросился следом, провожать.
– Ишь ты, повезло парню! – слезливо протянул отчим, которого основательно развезло. – Как у Христа за пазухой жить будет.
– И не говори, – подтвердила мать.
Хлопнула входная дверь. Кашечкин, бледный, вошел в комнату.
– Ах ты, милый мой! – отчим потянулся к нему, хотел поцеловать, но промахнулся.
– Держись за эту девушку! И отца ее слушайся! – наставительно заметила мать.
– Мама, но мы же с ней еще ни о чем не говорили!
– Отец сказал – дочка послушает. Отец-то какой хороший. Такой хороший! Вы за ним жить будете, как за каменной стеной.
– Ну что ты, мама, – Кашечкин смутился, – мы же…
– Выпить надо за такое дело! Непременно выпить! – отчим с сожалением потряс остатки водки на дне бутылки и налил троим – себе побольше, Кашечкину и матери поменьше.
– Ну, за счастье детей, – мать подняла рюмку. – Наконец-то и нам в жизни повезло.
– Спасибо, мама, – глаза у Кашечкина блестели.
– Ура! – рявкнул отчим и влил остатки водки себе в рот.
***
Когда Кашечкин вернулся из Москвы с документами штаба и рассказом комбату о своих приключениях в Москве, тот долго смеялся. Отсмеявшись и похлопав Кашечкина по плечу, комбат распорядился выделить ему комнату в общежитии для семейных и еженедельно ездить в гарнизон с целью посещения клуба.
– Тут невесты знаешь какие? Вмиг окрутят, и глазом моргнуть не успеешь. А отцы у них только рады будут девку за офицера отдать. Про штучку свою московскую и думать забудь.
Кашечкин заикнулся было о том, что он все же женится на Светлане. Конечно, после того, как съездит за границу. Умудренный жизнью комбат снова рассмеялся.
– До бога высоко, до небес далеко! Он вам и видеться-то не дал как следует, а уж чтобы в такую сладкую сметану чужого человека устроить – и речи быть не может. У нас за границей, в Германии да Венгрии, сыновья генералов солдатами служат! Во как! А ты губу раскатал. Это он так, для отвода глаз сказанул.
– Неужели так тяжело за границу попасть?
– Тяжело, – кивнул комбат. – Раньше в Корею только лучших, героев войны посылали! И то партком перед этим проходить надо было. А теперь такие знакомства нужны, каких у тебя и быть не может.
– Думаете, товарищ комбат, писать ей не стоит?
– Так, для развлечения, – комбат махнул рукой, – не более.
Кашечкин приуныл, но писал регулярно, потому что в длинные зимние вечера не было лучше занятия, чем письма. Писал он матери, которая все радовалась такому покровителю и удивлялась, что полковник им не звонит. Писал друзьям по училищу. Писал Кашечкин и Светлане, которая с первым же письмом прислала ему хорошую студийную фотокарточку. Переписывались они по ее домашнему адресу, не скрываясь. Светлана писала, что любит его. Она надеялась, что он выйдет в люди и сделает карьеру. И что у нее все хорошо. Кашечкин с удовольствием отвечал, глядя на фотографию, но каждую субботу по наставлению комбата ездил в гарнизон. Посещения клуба приносили свои плоды, и Кашечкин всерьез думал о том, не начать ли ему целоваться с одной хорошенькой продавщицей. Или с ее подругой.
Однако в феврале, перед самым Днем Советской Армии, комбат вызвал Кашечкина к себе. Не на позицию, не в блиндаж, а в святая святых, маленький рабочий кабинет во флигеле. Вызвал официально, через старшину. Кашечкин поправил форму и пошел.
– Ну, младший лейтенант, тебе повезло! – сухо сказал он. – Тесть у тебя, видимо, сильный мужик. Из округа сразу два приказа пришло!
Комбат расправил на столе лист бумаги и зачитал:
– За безупречную службу присвоить младшему лейтенанту Кашечкину досрочно… Ишь ты, за безупречную! Досрочно! Звание лейтенанта. Поздравляю!
Комбат привстал из-за стола и сухо пожал Кашечкину руку.
Изумленный и обрадованный Кашечкин слегка покраснел.
– А мне, между прочим, очередное звание только через три года дали! – Комбат фыркнул и сел на место. – Вот повезло!
Увидев смущение Кашечкина, комбат улыбнулся.
– Да ты не робей! Поймал удачу, так держи ее за хвост! Академию закончишь, генералом станешь!
– Спасибо, товарищ подполковник.
– Но этого мало! – комбат достал второй листок. – Тут тебя еще направляют на дополнительный курс подготовки. Для последующей отправки в Социалистическую Республику Вьетнам. Вот так!
– За границу? – Кашечкин был ошеломлен.
– Ну да, – комбат кивнул. – Хоть и не Европа, а все заграница.
– Николай Степанович, я не специально! – вырвалось у Кашечкина.
– Знаю, – Мальцев кивнул. – Ты на политинформации сводки слушаешь? С международным положением знаком? Там тебе не медом намазано. Там война идет, и вьетнамцы, судя по всему, проигрывают. А ты туда едешь. Понял?
– Понял, товарищ комбат.
– Ничего ты не понял. Не на легкие хлеба тебя посылают. На войну. Помочь дружественному вьетнамскому народу – наш патриотический долг. Надо стараться.
– Буду стараться, – четко ответил Кашечкин.
– Молодец. Надеюсь, не уронишь чести. Иди. Поздравляю с очередным званием и новым назначением!
– Служу Советскому Союзу!
Кашечкин картинно отдал честь, сделал «налево кругом» и четким строевым шагом вышел из кабинета.
Глава 7. Читатель знакомится с полковником Шульцем и первый раз попадает под бомбы американцев
Сабантуй бывает разный
А не знаешь – не толкуй
Вот под первою бомбежкой
Полежишь с охоты в лежку
Жив остался – не горюй:
Это малый сабантуй!
А.Твардовский
«Василий Теркин»
«Газик» встряхнуло так, что полковник Шульц едва не прикусил кончик языка. Маленький водитель-вьетнамец, который мужественно сражался со слишком большим для него рулем, делал героические попытки объехать кучи рисовой соломы, раскиданной на дороге, и шустрых крестьян с тележками. Рядом с Шульцем в сиденье вцепился полковник Вьетконга Дао Тхи Лан.
Машина дернулась еще раз и резко затормозила. Прямо из-под колес выскочил пожилой крестьянин и разразился потоком мяукающей речи, в ответ на которую водитель разразился таким же музыкальным криком.
К удивлению Шульца, крестьянин не сошел на обочину, чтобы пропустить машину, а кинулся к своей тележке и начал быстро-быстро метать с нее необмолоченный рис прямо под колеса. Еще больше Шульц удивился, когда водитель, увидев это, меланхолично завел заглохший было двигатель, и, переехав кучу риса, двинулся дальше.
– Что это значит? – Шульц кивнул на оставшегося позади крестьянина.
– Это? – Тхи Лан пожал плечами, – это они рис молотят.
Шульц удивленно поднял брови. Он был чистокровным поволжским немцем, чьи родители еще до революции осели в Самарской губернии. Несмотря на некоторое обрусение, в его жилах текла кровь деда, настоящего немецкого крестьянина. Дед учил хозяйствовать на земле и его отца, и его самого. Дед был крут, и нередко вбивал науку об урожае при помощи тяжелого суковатого дрючка. Их село сияло чистотой и аккуратностью, лошади сыты, амбары просушены и тоже вычищены. Если русские крестьяне позволяли себе неаккуратность, то зажиточные немецкие колонисты очень и очень внимательно следили за зерном.
И уж, конечно, в их семье обмолот занимал почетное место. У деда была своя молотилка с локомобилем. Осенью, когда снопы убраны, просушены и дозрели, молотилку вывозили на ток, разжигали огонь в паровом котле локомобиля, механик Ганс Штраубе брался за рычаг, и паровик, гудя, начинала поглощать снопы. Золотое зерно текло рекой в одну сторону, клочья соломы летели в другую. Все шло по распорядку, своим чередом. Так шел обмолот, и если хоть колосок падал на дорогу, дед хмурил брови и брался за дрючок. А здесь рис валялся на дороге.
– Извините, товарищ Тхи Лан? – Шульц вопросительно изогнул бровь.
– Крестьяне зерна выбивают из растений, – коверкая слова, пояснил Тхи Лан. – Зерна из этих, из … стеблей.
Газик несся по хорошей асфальтированной дороге, проложенной ещё при французах. На асфальте лежала рисовая солома, а, напротив каждой кучи сидел меланхоличный крестьянин в высокой конусообразной шапке, с тележкой, и ждал, когда проезжающие машины колесами выбьют рис из колосьев. После этого крестьянин собирал солому в тележку, сметал зерно мягким веником с непривычно длинной ручкой, и, довольный, уезжал.
– Ну и порядки у вас, – Шульц покачал головой. Газик снова подпрыгнул, зубы у Шульца лязгнули, и он в очередной раз оказался на коленях у полковника Тхи Лана.
***
Военный советник Генрих Шульц, помощник военного атташе Советского Союза в Демократической Республике Вьетнам, прибыл из Москвы всего месяц назад в связи с резким обострением международной обстановки, и направлялся на инспекцию пехотной бригады, охраняющей базу торпедных катеров в Вине.
В послевоенные годы каждый советский человек мечтал побывать в чудесном мире заграницы. Во время войны солдаты прошли пол-Европы и принесли оттуда много рассказов о зажиточных странах. С наступлением «оттепели» оттуда стало просачиваться много слухов о райской жизни, о пяти сортах колбасы и о двадцати сортах пива в магазинах. То, что в парижских магазинах сейчас продают и больше сортов колбасы, Генрих знал точно. А вот о двадцати сортах пива узнал только здесь, увидев продовольственные остатки французской армии. Впрочем здесь, в ДРВ, пиво тоже было редкостью, предназначенной для дорогих гостей. Сами вьетнамцы пиво не пили и колбасу не ели. И вообще ели очень мало, потому что страна голодала. Страна голодала долго и так сильно, что даже взрослые вьетнамцы не вырастали выше плеча европейца и весили раза в два меньше советских представителей.
Шульц знал, что вечное недоедание было основной проблемой вьетнамских ВВС – летчики не выдерживали перегрузок на реактивных истребителях. Первых вьетнамских летчиков, прибывавших на учебу в СССР, приходилось полгода откармливать, и лишь потом сажать за штурвал. Пока что истребительная авиация Вьетнама была частично укомплектована советскими летчиками, узбеками и таджиками, а также русскими ветеранами Кореи.
Да, голод в Юго-Восточной Азии, разоренной колонизаторами совместно с местными князьками, был чудовищный. Что такое голод и война, сам Шульц знал не понаслышке.
Из своего родного села в голодные годы после революции его отец не уехал. Кстати, с созданием колхозов и введением паспортов, Генрих Шульц вообще не мог никуда уехать. Он женился на русской девушке, совершенно обрусел и стал обычным советским колхозником, таким же, как и все другие. И точно так же, как и все другие, родил трех сыновей, один из которых умер от голода, а двое других благополучно выросли и в положенный срок пошли служить в рабоче-крестьянскую Красную Армию.
Оба сына стараниями деда получили неплохое образование, поэтому старшему Герману удалось попасть служить в элиту армии того времени – в артиллерию. Шел 1938 год, в армии начались сталинские чистки. «Вычищали» высший командный состав, «вычищали» офицеров, прошедших старую школу. Кадров не хватало, и на место расстрелянной и посаженной в лагеря старой гвардии выдвигались новые, неопытные командиры с безупречным рабоче-крестьянским происхождением. Хотя биография Шульца была слегка подпорчена происхождением деда, но образование и знание немецкого языка сделала свое дело. Шульц попал сперва на курсы красных командиров, а затем, пройдя через сито службы безопасности, в армейскую разведку. Июнь 1941 года Шульц встретил красным командиром с одной шпалой в петлице и готовился к переходу из артиллерии в специальную разведгруппу.
В июле-августе немецко-фашистские войска громили Киев и Харьков. Помощник командира батареи поволжский немец Шульц отправился воевать с западногерманскими немцами. Но попал он на фронт не сразу. Сотрудники народного комиссариата внутренних дел мгновенно сориентировались в его происхождении, и в октябре месяце немец Шульц отправился бить немцев в качестве командира роты штрафного батальона.
Что значит быть офицером в штрафном батальоне, защищающем Москву зимой 1941? Это, наверное, отдельная повесть. Но только в 1945 году амнистированный лейтенант Шульц по спецзаданию командования становится военным комендантом маленького городка Цвиргхау в Восточной Германии, да так и остается там ещё на два года.
А затем лейтенант Шульц возвращается на Родину, в город Куйбышев. Он больше не ездит за границу, но колесит по Союзу, выполняя ответственные задания руководства. И за пятнадцать лет безупречной службы дослуживается только до подполковника.
Новый Генеральный секретарь ЦК КПСС, Леонид Ильич Брежнев, только что сменивший Хрущёва на этом посту, не мог не заметить такого непорядка. Ветерана войны, прошедшего через множество фронтов, занимавшегося обучением контингента для Китая и Кореи, следовало поощрить. Кроме того, старые хрущевские кадры были уж очень неудобны на некоторых местах. Шульца следовало послать куда подальше, желательно за границу. В это время и потянуло в очередной раз порохом из многострадального Вьетнама. Вьетнам, конечно, не был столь важным объектом в политике, как государства Европы или Америки. Он не был близким другом, союзником, как европейские социалистические государства. Отправлять во Вьетнам было приятно и почетно, и вовсе не опасно для интересов Советского Союза. Туда не рвались дети высокопоставленных родителей. Так Шульц и оказался во Вьетнаме.
Прибыв на место назначения, Шульц немного пожил в советском посольстве в Хошимине, ознакомился с положением вещей и сошелся с руководителями Вьетнама. Старый боевой офицер, он сразу понял ситуацию и вместе с представителями вьетнамской освободительной армии отправился в инспекционную поездку. Пока что результаты поездки его не обнадеживали.
Американский флот стоял на подступе к территориальным водам Северного Вьетнама. Южный Вьетнам, науськиваемый американцами, пока что терпел поражение за поражением, но Вьетконговские войска северян были плохо вооружены и плохо организованы. И если оружие и боеприпасы уже начали непрерывным потоком идти по тропе Хо Ши Мина из дружественного Китая, то об организации войск хорошего слова сказать было нельзя. Привыкшие к партизанской войне с французами и к гражданской войне внутри страны, войска Вьетконга представляли собой нечто среднее между регулярной пехотой и армией батьки Махно. Не имея ни танков, ни нормальной авиации и артиллерии, Вьетконг, казалось, рухнет при первом же ударе мощной армии. Так же думали и американцы, считая, что одного их десанта будет достаточно, чтобы выбить социалистическую дурь из этой страны.
Шульц осознавал серьезность положения и работал, как только мог. Он уже написал и переслал по диппочте доклад об отсутствии современного вооружения и доказывал, что если удар пехоты и бронетехники Вьетнам еще может отразить, то налеты авиации с кораблей тихоокеанского флота США могут сыграть роковую роль. И еще он писал о необходимости прислать дополнительную партию советских военных специалистов.
***
Шульц посмотрел на часы. Они уже приближались к месту назначения. Машина прыгала по кочкам под густым зеленым пологом. В джунглях, несмотря на яркое тропическое солнце, царил вечный сумрак. Казалось, деревья-гиганты верхнего яруса вот-вот кинутся на людей, чтобы поглотить отвоеванную человеком полоску земли.
Шульц хлопнул водителя по плечу, давая знак остановиться. Под внимательным взглядом полковника Тхи Лана он развернул карту, рассмотрел ее, ориентируясь на местности, и вылез из машины. Дао Тхи Лан, не говоря ни слова, последовал за ним. За неделю совместной работы он проникся таким уважением к опыту Шульца, что безоговорочно слушался его во многих вопросах, особенно тех, которые касались боевой подготовки.
Шульц махнул водителю, велев оставаться на месте, и свернул с дороги прямо в лес. Жесткие ветки преградили путь, в рубашку вцепилась колючая лиана. Этот лес совсем не походил на родные российские леса, но все же, для Шульца он стал уже привычным.
Тхи Лан скользнул за ним в заросли.
– Туда? – он вопросительно кивнул головой, показывая на север.
– Да, – Шульц определил, что бригада стояла именно там.
Не задавая вопросов, привыкший не удивляться Тхи Лан быстро пошел в указанном направлении. Шульц тоже молчал. Он давно привык, что подчиненные вопросов задавать не должны. И хотя Тхи Лан был старше его, если не по званию, так по возрасту, отношения между ними установились как между более опытным наставником и учеником. Шульц не хотел подъезжать в расположение части в открытую на машине. Он хотел проверить караулы и бдительность часовых, а за одно и всю дисциплину.
– Дао, – окликнул он полковника, – вы, на всякий случай, пароли знаете?
– Что? – Тхи Лан удивленно обернулся
– Пароли. Ну, пропуск?
– Зачем? – Тхи Лан явно не понимал, – командир меня знает.
– А часовые? А охрана? Наши иногда без предупреждения стреляют.
– Какие наши? – Тхи Лан опять не понимал.
