скачать книгу бесплатно
– Не сомневайтесь, мой отец поможет нам, – сказал Арнау, а Жоанет с удовольствием подтвердил:
– Наш отец! – воскликнул малыш и, отбежав от Арнау, стал знакомить Берната со всеми, кто встречался им на пути, даже с теми, кого они знали лишь в лицо.
Отец Альберт пригласил Берната на стаканчик сладкого вина и попросил детей оставить их вдвоем.
Выслушав его историю, он сказал:
– Я знаю, у кого вы могли бы остановиться. Это добрые люди. Скажи, Бернат, ты добился хорошей работы для Арнау, у него будет достойная оплата, и он получит специальность, ведь стремянные всегда нужны. А что будет со вторым сыном? Что ты думаешь делать с Жоанетом?
Бернат махнул рукой – и признался во всем священнику.
Отец Альберт и привел их всех в дом Пере и его жены. Эти бездетные старики жили в маленьком двухэтажном домике у самого моря; на первом этаже у них был очаг, а на втором – три комнаты. Все соседи знали, что они хотели бы сдавать одну из них.
За время всего пути и в доме Пере, когда он знакомил Эстаньолов с хозяином и его женой, отец Альберт смотрел на Жоанета и думал о судьбе малыша. Не удержавшись, он сочувственно похлопал мальчугана по плечу. Как он мог быть таким слепым?! Как он мог не замечать страданий, которые выпали на долю этого мальчика?..
Сколько раз он видел, как Жоанет замыкался, устремляя взгляд в пустоту!
Отец Альберт прижал мальчика к себе. Жоанет повернулся к священнику и улыбнулся…
Комната была небольшая, но чистая, с двумя тюфяками на полу – единственными «предметами мебели» в ней.
Сюда доносился постоянный шум волн, и под этот привычный аккомпанемент проходила жизнь хозяев дома. Арнау напряг слух – и уловил звуки, доносившиеся сюда со строительной площадки церкви Святой Марии, которая находилась неподалеку.
Они поужинали обычной ольей, приготовленной женой Пере. Арнау посмотрел на блюдо, поднял глаза и улыбнулся отцу. Как далеко была от них теперь бурда Эстраньи!
Все трое поели с аппетитом, чувствуя на себе заботливый взгляд хозяйки, готовой снова наполнить их тарелки.
– А теперь – спать, – сказал Бернат, умиротворенный событиями дня. – Завтра на работу.
Жоанет задумался. Когда все встали из-за стола, он посмотрел на Берната и повернулся к двери.
– Не время выходить на улицу, сынок, – мягко произнес Бернат в присутствии обоих стариков.
И мальчик остался.
13
– Это – брат моей матери и его сын, – сказала Маргарида своей мачехе, когда та узнала, что Грау заключил контракт еще с двумя людьми, чтобы те смотрели за семью лошадьми.
Грау заявил ей, что ничего не хочет знать о лошадях, и действительно, он даже не спустился вниз, чтобы осмотреть великолепные конюшни, расположенные на первом этаже особняка. Молодая супруга сама выбрала животных и привела с собой своего старшего конюха Жезуса, который посоветовал госпоже взять опытного стремянного Томаса.
Но четверо конюхов для семи лошадей – это слишком даже для привычек баронессы, и она высказала свои претензии по этому поводу в первое же посещение конюшен, после того как взяли Эстаньолов.
Изабель настояла, чтобы Маргарида продолжила рассказ.
– Они были крестьянами, рабами-земледельцами, – сообщила девочка.
Изабель не проронила ни слова, но с этого момента у нее появились подозрения.
– Его сын, Арнау, – говорила между тем Маргарида, – виноват в смерти моего младшего брата Гиамона. Я ненавижу их! Не понимаю, зачем отец нанял этих Эстаньолов.
– Мы узнаем, в чем дело, – заверила ее баронесса, цедя слова и не отрывая взгляда от спины Берната, который чистил одну из лошадей.
Однако Грау не придал значения словам супруги.
– Я счел это необходимым, – коротко объяснил он, подтвердив ее подозрения, что его родственники – беглые крестьяне.
– Если бы мой отец узнал…
– Но ведь он не узнает, не правда ли, Изабель? – Грау пронзительно посмотрел на жену, которая уже была готова спуститься к ужину.
Это был один из новых обычаев, введенных ею в жизнь Пуча и его семьи.
Баронессе едва исполнилось двадцать лет; она была ужасно худа, как и Грау. Некрасивая и лишенная тех соблазнительных изгибов, которыми в свое время очаровала жениха Гиамона, она к тому же обладала несносным характером, хотя поначалу Грау искренне верил, что благородство происхождения положительно влияет на нрав человека.
– Тебе ведь не хотелось бы, чтобы твой отец узнал, что ты живешь с двумя беглецами?
Баронесса посмотрела на него горящими глазами и вышла из комнаты.
Несмотря на неприязнь Изабель и ее пасынков, Бернат быстро доказал свое умение обращаться с животными. Он умел ухаживать за ними, кормить их, чистить им копыта и лечить, когда в том была нужда. Единственное, в чем можно было упрекнуть Берната, так это в том, что ему не хватало опыта придавать им особый лоск.
– Господа требуют, чтобы лошади блестели, – пояснил он однажды Арнау по дороге домой, – чтобы не было ни пылинки. Надо тереть и тереть, иначе не вычистишь песок, который забивается в кожу, а потом несколько раз пройтись щеткой, пока они не заблестят.
– А гривы и хвосты?
– Подрезать и заплетать их, а уже затем надевать на лошадей сбрую.
Арнау было запрещено подходить к животным. Он восхищался ими, видел, как лошади отвечали на ласки отца, и, когда в конюшне никого не было, Бернат, пользуясь случаем, разрешал сыну погладить их. Пару раз Бернат даже сажал его на одну из лошадей, но без седла, когда та спокойно отдыхала в стойле. Обязанности, которые вменили Бернату, не позволяли ему покидать место хранения упряжи. Там он чистил сбрую: натирал ее жиром и тер лоскутом до тех пор, пока она не впитывала жир и не начинала блестеть. Бернат старательно следил за состоянием вожжей и стремян, вычищал щеткой попоны и прочие украшения – чтоб ни одной ворсинки! Эту работу он выполнял пальцами, пользуясь ногтями как пинцетом, чтобы удалять тонкие волоски, которые впивались в ткань и прятались в ней. Позже, если у него оставалось время, он принимался полировать карету, приобретенную Грау.
Несколько месяцев спустя даже Жезус вынужден был признать мастерство крестьянина. Когда Бернат входил в любое из стойл, лошади ничуть не пугались и доверчиво подходили к нему. Он прикасался к животным, гладил их и шептал что-то им на ухо, чтобы успокоить.
Когда входил Томас, они опускали уши, а если стремянный кричал на них, забивались к дальней стенке.
«Что происходит с этим парнем? До сих пор он был примерным стремянным», – думал Жезус всякий раз, когда слышал громкие вопли Томаса.
Каждое утро, когда отец и сын уходили на работу, Жоанет из кожи лез, чтобы помочь Марионе, жене Пере. Мальчик убирал, наводил порядок в комнате и ходил с ней за покупками. Потом, когда она принималась готовить еду, Жоанет отправлялся на берег моря в поисках Пере. Всю свою жизнь старик посвятил рыбалке и теперь, помимо случайной помощи, которую он получал от общины, мог заработать несколько грошей на починку снастей. Жоанет, сопровождая рыбака, внимательно слушал его рассказы и бегал выполнять мелкие поручения, когда это было нужно Пере.
А если появлялась свободная минутка, малыш старался повидаться с матерью.
– Этим утром, – сказал он ей однажды, – Бернат пошел платить Пере за комнатку, но старик вернул ему часть денег. Он сказал, что малыш… «Малыш» – это я, ты знаешь, мама? Меня называют малышом. Да, так вот он сказал ему, что малыш помогал ему по дому и на берегу, поэтому он не должен платить за меня.
Пленница слушала, держа руку на голове ребенка.
Как все изменилось!
С тех пор как ее сын стал жить с Эстаньолами, он уже не сидел, всхлипывая в ожидании ее молчаливых ласк и какого-нибудь нежного слова. Теперь он разговаривал с ней, оживленно рассказывая что-нибудь интересное, и даже смеялся!
– Бернат обнял меня, – продолжал Жоанет, – а Арнау поздравил.
Рука напряглась на голове ребенка.
А Жоанет все говорил и говорил – об Арнау и Бернате, Марионе и Пере, о береге моря и рыбаках, о снастях, которые они чинили со стариком. Увлеченный рассказом, он даже не заметил, что женщина уже не слушает его. Она была довольна тем, что ее сын наконец-то знает, что такое объятие, что ее малыш счастлив…
– Беги, сынок, – перебила его мать, стараясь скрыть дрожь в голосе. – Тебя, наверное, уже ждут.
Изнутри своей тюрьмы Жоана слышала, как малыш спрыгнул с ящика, и представила себе, как он перелез через глинобитную ограду.
Что чувствовала эта женщина?
Проведя годы в четырех стенах, Жоана изучила каждый закоулочек, по которым сотни раз прошлись ее пальцы. Она боролась с одиночеством и сумасшествием, глядя на небо через малюсенькое окошко, которое ей пожаловал король, великодушный монарх! Она переборола лихорадку, страшную болезнь, и все это – ради своего малыша, чтобы иметь возможность погладить сына по голове, подбодрить его, дать ему почувствовать, что, несмотря на все лишения, он не одинок в этом мире…
И вот теперь ее мальчик не одинок. О нем заботился Бернат, он его обнимал! Ей казалось, что она знает этого доброго человека. Она грезила им, пока текло время.
«Береги его, Бернат», – шептала она.
Теперь Жоанет был счастлив, смеялся, бегал и…
Жоана опустилась на пол и осталась сидеть в полной неподвижности. В этот день она не притронулась ни к хлебу, ни к воде: ее тело не нуждалось в еде.
Жоанет вернулся на следующий день, еще через день, еще, и она слушала, как он смеялся и рассказывал о сказочном мире.
Из окна доносился приглушенный голос, который отрывисто произносил: «да», «нет», «смотри», «беги», «спеши жить».
– Беги наслаждаться этой жизнью, которой по моей вине у тебя не было, – добавила шепотом женщина, когда ребенок спрыгнул с ограды.
Хлеб скапливался внутри тюрьмы Жоаны.
– Ты знаешь, что случилось, мама? – Жоанет придвинул ящик к стене и сел на него; ноги его все еще не доставали до земли. – Нет? Хочешь об этом узнать?
Усевшись, он согнулся и прислонился спиной к стене там, где рука матери привычно должна была искать его голову.
– Я тебе расскажу. Это очень забавно. Получилось так, что вчера одна из лошадей Грау…
Но рука так и не появилась из окна.
– Мама? Слушай. Я говорю тебе, это забавно. Речь идет об одной из лошадей…
Жоанет повернулся в сторону окна:
– Мама?
Он подождал.
– Мама?
Мальчик напряг слух, стараясь не обращать внимания на грохот ударов котельщиков, разносившийся по всему кварталу.
И снова ничего.
– Мама! – крикнул он.
Жоанет стал на колени. Что он мог сделать? Она всегда запрещала ему приближаться к окну.
– Мама! – вновь крикнул он, поднимаясь к проему.
Она всегда говорила, чтобы он не смотрел, чтобы никогда не пытался увидеть ее.
Но она не отвечала…
Жоанет заглянул в окно.
Внутри было слишком темно. Он забрался на проем и перебросил ногу. Так ему пролезть не удалось. Тогда он попытался забраться в окно боком.
– Мама? – снова позвал мальчик.
Зацепившись за верхнюю часть окна, малыш поставил обе ноги на подоконник и спрыгнул внутрь.
– Мама? – прошептал он, когда его глаза привыкли к темноте.
Он подождал, пока смог различить яму, из которой исходило непереносимое зловоние, а с другой стороны, слева от него, возле стены, на тюфяке из соломы он увидел тело, свернувшееся калачиком.
Жоанет напрягся. Он не двигался. Постукивание молотков по меди осталось снаружи.
– Я хотел рассказать тебе одну забавную историю, – сказал он, медленно приближаясь к тюфяку. Слезы катились по его щекам. – Ты будешь смеяться, – пробормотал он.
Жоанет присел возле трупа своей несчастной матери.
Жоана закрыла лицо руками, как будто знала, что сын проберется к ней в камеру, а ей не хотелось, чтобы он увидел свою мать – даже после ее смерти.
– Можно тебя потрогать? – Малыш погладил мать по волосам, грязным, спутанным, сухим, жестким. – Тебе пришлось умереть, чтобы мы смогли быть вместе…
Жоанет расплакался.
Бернат, вернувшись домой, увидел стоявших в дверях Пере и его жену. Перебивая друг друга, они сообщили ему, что Жоанет не возвращался. Они никогда не спрашивали мальчика, куда он идет. Когда Жоанет исчезал, старики думали, что он побежал в церковь Святой Марии. Но этим вечером никто его там не видел. Мариона в отчаянии подняла руку ко рту.
– А если с ним что-нибудь случилось? – всхлипнула она.
– Мы найдем его, – попытался успокоить ее Бернат.
А Жоанет оставался со своей матерью.
Сначала он гладил рукой ее волосы, потом расчесывал их пальцами и распутывал. Он не пытался увидеть ее лицо. Через какое-то время он поднялся и повернулся к окну.
Смеркалось.
– Жоанет?
Жоанет снова посмотрел на окно.
