Чайная буря

Джин шумно выдохнул.

– Но ведь без него мы не подберемся к Овну. Что ты планируешь делать, если найдешь книгу учета? Сама отправишься к монарху в маске?

– Когда мы ее найдем, она сыграет для нас роль табуретки, встав на которую, мы дотянемся до трона. Во-первых, нам помогут наши осведомители из дворца, во-вторых, если уж твои родители сумели при помощи своей профессии добиться встречи с Орлом, то и мы наверняка сумеем.

Джин смотрел на нее так, будто она сошла с ума.

– И какова же наша профессия, уточни, пожалуйста?

– Профессиональные бандиты, конечно, – невозмутимо ответила Арти.

Джин устало усмехнулся.

– Когда же до тебя дойдет, что такая задачка тебе не по зубам? Ладно. Хорошо. Поведай же мне свой великолепный, невероятно продуманный план по проникновению в Атерей, и я оставлю Рени инструкции, что именно выбить на наших надгробиях, когда все пойдет не так, – проворчал Джин.

– Любители приключений? – предложила Арти.

Джин нахмурился.

– Чего?

– Надпись на надгробиях.

– Можно подумать, ты будешь послушно лежать в могиле, как примерная мертвая девочка. – Он слишком хорошо ее знал.

– Целеустремленность – это то, что заставляет сердце биться, – сказала Арти. – Что касается плана, у Атерея на горизонте ежегодная демонстрация альтруизма. Все будет проще простого. Зашли и вышли.

– Аукцион? Хочешь, чтобы мы попытались проникнуть туда под видом компаньонов – доноров крови во время Фестиваля Ночи? – спросил Джин таким тоном, словно у Арти совсем ум отшибло.

В идеале так бы оно и произошло, но в Атерее все было устроено немного иначе. Всем вокруг хотелось хоть глазком заглянуть в теневой мир вампиров, и процедура принятия в компаньоны члена Атерея была сложной и долгой. Ни Арти, ни уж тем более Джин не прошли бы отбор – шантаж и взятки тут не имели смысла.

– Нет, – признала Арти.

– Значит, нам понадобятся специальные жетоны, чтобы попасть внутрь, а их не раздают на перекрестках, как конфеты,– сказал Джин, не желая уступать.– Достать их невозможно. И у нас всего две недели, Арти.

– У Маттео должен быть жетон, – сказала она. Эта мысль пришла Арти в голову совсем недавно, и после их встречи что-то ей подсказывало: уговорить Маттео помочь им будет совсем нетрудно. – Одолжим жетон у него – и сможем подделать еще несколько. Флик такое по силам.

При упоминании их поддельщицы во взгляде Джина что-то промелькнуло.

– Хм, – буркнул он. – А если кому-то из нас все-таки нужно будет проникнуть туда под видом компаньона-донора, мне есть с кого спросить должок.

– Именно. Нам это по силам, Джин.

Он знал, что Арти права, – как и та знала, что Джина гложут тревоги. Его сомнения говорили не о нежелании – скорее наоборот. Иногда ей казалось, что для него «Дрейф» значит куда больше, чем для нее. Вид у Джина стал отстраненный, и Арти мысленно задалась вопросом, не вспоминает ли он родительский особняк. Для него речь шла не только о «Дрейфе». Для Джина ступить на этот путь означало лицом к лицу встретиться с прошлым, и оно представляло собой опасность, с которой ему сталкиваться не хотелось.

Джин тяжко вздохнул.

– Мы воспользуемся книгой учета, чтобы спасти «Дрейф» и не только, – сказала Арти, задумавшись о родителях Джина. Если свергнуть Овна прямо сейчас, как того хочет Лаит, это дурно отразится на делах. – Жажда отмщения неутолима.

– Я хочу жить. Я не хочу отмщения, – сказал Джин, так яростно замотав головой, что Арти испугалась, не отвалится ли та. Но Арти попала в цель – он тоже думал о родителях. – Книга учета в обмен на «Дрейф», и на этом закончим.

Но Арти уже мысленно собирала команду. Без Джина и поддельщицы, конечно, не обойтись. Ей пригодится дар Лаита сливаться с тенью и точно нужен кто-то свой в Атерее.

Нужны пятеро. Арти нравились нечетные числа.

Она встала.

– Расслабься, брат. У меня достаточно жажды на нас двоих.

8

Флик

Стоя у окна спальни, Флик надела лавандовый берет и умиротворенно вздохнула. Любоваться таким видом иначе было нельзя – никакой поддельщице не под силу скопировать все эти миленькие домики и деревья, шуршащие листвой самых насыщенных оттенков.

Флик уже и забыла, когда в последний раз держала в руках зонтик от солнца или чувствовала жар раскаленной брусчатки сквозь подошвы туфель, – впрочем, ни к чему так драматизировать. В наказание за свое преступление она провела в заключении всего сорок три дня – в особняке Линденов, что в Адмиральской роще, – а не целую жизнь.

Тихо постучавшись, вошла горничная. «Мисс Фелисити арестовали», – тогда сообщила она прислуге шепотом, потому что приличных эттенийских леди не берут под стражу. Флик часто выпускала кудри поверх ушей, чтобы слуги думали, будто те мешают ей прислушиваться к их сплетням.

Дама из соседнего дома – вампир. Отнюдь – совсем недавно она родила, а вампиры на это не способны.

Мисс Фелисити – внебрачная дочь леди Линден. Не совсем так – на самом деле Флик удочерили.

Мисс Фелисити совершила гнусное преступление. Поддельщица! А вот это правда – хотя сама Флик никогда не назвала бы свою работу гнусной.

– Доброе утро, мисс Фелисити, – сказала горничная, недовольная тем, что Флик снова оделась сама.

– Утро и правда восхитительное, – согласилась Флик, пряча в рукав зажигалку. Та была подарком от матери на десятый день рождения – латунная, изящная, но способная на куда большее, чем кажется на первый взгляд, – нужно только суметь ее зажечь.

Прямо как ты, тогда сказала мать, наряженная в пышную юбку, столь же роскошную, как и ее золотые локоны. Моя искорка.

Горничные не понимали, почему Флик не унывает, но в собственном неприятном положении виновата была она сама. Ее мать имела полное право сердиться, и любые сожаления, что клубились за довольным фасадом Флик, были происками дьявола. Она достаточно много всего успела подделать, чтобы научиться изображать и счастье.

– Как поживает матушка? – спросила она.

Горничная отвела взгляд – как делала на протяжении предыдущих сорока трех дней.

– Хорошо, миледи.

«Хорошо» означало, что мать по-прежнему притворяется, что Флик не существует. Но ведь это было всего лишь кольцо, капризно подумала Флик.

Когда-то давно Флик с матерью были близки. Они вместе обедали и ходили на подгонку модных платьев, потому что мать Флик уделяла большое внимание своей внешности. Они выбирали мебель для особняка и по вечерам прогуливались в саду. Всегда хотелось узнать, каково это – иметь ребенка, не раз говорила ей леди Линден.

Прежде чем удочерить малютку Флик, она испытала и добилась практически всего, чего желала, включая основание Ост-Дживантской компании. Но Овен колонизировал страну за страной, дел становилось все больше, и в конце концов, когда Флик исполнилось одиннадцать, ОДК отняла у нее леди Линден.

Мать стала проводить больше времени на работе, чем с дочерью, и, приходя домой, вела себя холодно – ее словно утомляли разговоры с Флик. Как у ребенка, который обрел новую игрушку, ее восторг обладания дочерью сменился восторгом делового успеха.

Со временем Флик поймала себя на том, что пытается чем-то заполнить эту пустоту. Для того, кто умел любить, как Фелисити Линден, сложно было не получать ту же любовь в ответ. Не имело никакого значения, что у Флик были лучшие гувернантки, портнихи, приходящие на дом учителя и целый год образования в школе. Она пробовала заниматься живописью, вышивать, даже готовить, но тщетно.

Все началось с довольно невинной подделки. Горничной Флик срочно понадобилось к врачу, но экономка отказывалась отпускать ее без разрешения леди Линден, добыть которое было невозможно, поскольку та редко появлялась дома. Флик полночи ворочалась в кровати без сна, пока ее не осенило. Все-таки Флик выросла, подражая окружавшим ее представителям высшего класса, и скопировать что угодно она могла без особого труда.

К утру ее горничная получила письмо, написанное почерком леди Линден. Через пару дней младший сын лакея обзавелся запиской, набросанной рукой экономки. Флик никому ни о чем не рассказывала, но слухи поползли сами. Вскоре к ней потянулись заказчики, и у экономки пробудились подозрения. Горничная подала Флик идею: устроить мастерскую на заброшенном складе неподалеку от престижной чайной, известной под названием «Дрейф».

Флик подделывала удостоверения личности, рецепты и даже выписки из банков – для нее стало сюрпризом, сколько же членов высшего общества в действительности были всего лишь мошенниками в дорогих цилиндрах. Перстень с печатью должен был стать очередной подделкой для очередного странного невезучего вельможи. Флик соблюдала осторожность, но подобные перстни использовались для запечатывания писем и сертификатов и обладали такой же властью, как и их владельцы. И, к несчастью, теряли их очень редко – в отличие от банковских выписок. Теперь-то Флик понимала, что соглашаться на эту работу не следовало; перстень принадлежал высокопоставленному чиновнику, а тот вельможа имел обыкновение, напившись, трепать языком.

Он сам выдал собственный секрет.

Вельможа, решившийся нагреть высокопоставленного чиновника, сам по себе стал героем новостей, но когда выяснилось, что поддельщица – леди из приличной семьи, газетчики просто сдурели. Скандал попал на первые полосы всех без исключения газет Белого Рева, а имя Флик не напечатали лишь потому, что ее мать подключила связи. Однако шепотки все же поползли, а репутация заботила леди Линден больше всего на свете.

У нее не было иного выбора. Для женщины в мире мужчин и так любая мелкая оплошность могла привести к катастрофе, а дочь взяла и выкинула эдакое. Сейчас Флик пошла бы на что угодно, лишь бы все у них с матерью стало по-прежнему. Вечно занятая мать гораздо лучше рассерженной матери.

Но Флик никак не могла обернуть все вспять, чтобы заручиться прощением матери. Не могла обратиться в газеты и попросить их напечатать на первых полосах хвалебные статьи о маме. Сидя тут взаперти, она не имела возможности подкинуть им достойную освещения историю.

– Может, мне поговорить с ней? – спросила Флик. – О том, как возместить ущерб?

– Мисс Фели…

Ответ горничной оборвало лошадиное ржание, за которым последовал скрип остановившейся возле дома кареты. Флик подскочила к окну и вцепилась в подоконник. Перед особняком Линденов стояло несколько карет. Все как одна черные, отмеченные серебряным гербом Овна спереди и по бокам.

– С дороги!

– По приказу Рогатой Стражи!

Горничная ахнула. Рука Флик взлетела к горлу – из карет выскочили суровые мужчины в форме. У Флик вспотели ладони. Именно такая сцена нужна ей меньше всего.

Мать будет в ярости.

Взгляд Флик упал на одного из стражей – тот надвинул на нос очки с затемненными стеклами. Его походка и вальяжность, какой не обладал никто из мужчин в этой части Белого Рева, показались Флик знакомыми – но он никак не мог быть тем, о ком она подумала. Как глупо с ее стороны возомнить, что она способна узнать кое-кого только по походке и ухмылочке.

– Ох, что же нам делать-то? – всхлипнула горничная, выдернув Флик из ее размышлений.

Рогатая Стража. Здесь. У нее дома. Флик накрыла паника. Она сунула руку в карман, нащупала квадратик зажигалки. Этажом ниже распахнулась дверь. Шум нарастал, и сначала Флик услышала тонкий голос перепуганного дворецкого, а затем прогремел голос стража:

– …арестовать леди Фелисити Линден!

Флик сникла, как тяжелые юбки скверно пошитого платья. Горничная заплакала.

– Ну довольно, – мягко сказала Флик, дивясь тому, что ей приходится кого-то утешать, а не наоборот. – Они ведь не убить меня явились. Все будет хорошо. Мама меня вытащит.

Горничная подняла лицо, и написанное на нем неверие Флик сочла несколько несправедливым. Леди Линден могла бы попросить об услуге, как тогда с газетчиками. Флик проведет там всего ночь. Может, две. Так ведь? Она не знала, как устроены аресты. Никто не рассказывал ей о подобном в промежутках между уроками шитья, чистописания и домоводства. О боги, ее вот-вот арестуют.

Флик рывком открыла дверь спальни. Коридор словно был где-то в дали, в тумане. Ты потрясена, сказала она себе. Ноги сами несли ее вниз, преодолевая ступеньку за ступенькой. Флик поискала среди стражей знакомое лицо, которое почудилось ей в окне. И правда – ей всего лишь показалось. Да и с чего бы ему быть здесь? Он ведь не страж и стоит по другую сторону закона.

Позади раздались торопливые шаги – Флик оглянулась, ожидая увидеть взволнованную мать, чье суровое лицо неожиданно смягчилось. Флик всегда считала, что у матери глаза невероятной красоты – синие, как море под сияющим солнцем. Но это была всего лишь горничная с перчатками. И сумкой на плече.

– Я собрала для вас одежду и прочие нужные вещи, мисс Фелисити, – сказала девушка и передала сумку слуге.

Одежда – последнее, что волновало Флик. Она бросила взгляд на дверь материнского кабинета на втором этаже, но та по-прежнему была закрыта. Возможно, мамы вообще нет дома.

Это неважно. Флик уже восемнадцать лет. Ей не нужны сопровождающие. Она не даст матери еще больше опозориться из-за проступков дочери.

Так будет лучше, отупело подумала Флик. Вот что сказала бы мать. Флик нарушила закон и теперь получит по заслугам.

Капитан с хмурым лицом вывел ее через парадную дверь. Выше нос, мысленно одернула себя Флик. Она выходит из дома. Разве не об этом она мечтала? Флик вышла на улицу впервые за сорок три дня. Солнце приятно согревало лицо, под ногами бугрилась брусчатка.

Капитан остановился рядом с одной из карет.

– Полезайте внутрь, мисс.

Слуга пристроил сумку с вещами в отделение для багажа, лакей опустил подножку и отошел к другой карете – Флик даже не успела потянуться к его руке для поддержки.

Она оглянулась на особняк – бежевый кирпич, белые ставни на окнах, крыша в тон безупречному ореховому паркету внутри. Ее дом, ее тюрьма. Прости, мама. Забери меня. Давай все исправим.

– Береги голову, милая, – донеслось из кареты.

Флик застыла, но тут лакей захлопнул за ней дверцу, и она потеряла равновесие и буквально свалилась на колени… к нему? Глаза привыкли к полутьме в карете, и Флик различила лицо сидевшего внутри. Это и правда был он.

Флик знала этот голос – по ночам его обладатель заглядывал к ней на склад, опирался руками на ее стол, и в его глазах, черных, как изящные витые линии татуировок у него на шее, сквозило лукавство.

– Женщины любят падать к моим ногам – это для меня не новость, но, право же, сейчас не время и не место, – сказал он.

Флик словно молнией пронзило. Фуражка была надвинута ему на лоб, на носу – затемненные очки, но она узнала изгиб его губ. Такие губы сложно забыть – и перестать о них думать тоже непросто.

– Джин?

Губы растянулись в улыбке.

– Здравствуй, Фелисити. Я скучал.

* * *

Когда Джин перегнулся через нее и раздвинул шторки на окне кареты, Флик увидела, что они свернули в сторону Адмиральской рощи. Локоть Джина задел ее грудь едва ощутимо, но у Флик перехватило дыхание. Даже тонкий стон вырвался. О боги. Нужно на что-нибудь отвлечься.

Что там за окном? Вот. За окном, будто скелет, грозно нависший над окрестностями, вздымалась старая часовая башня. Она была сложена из бурого кирпича, циферблат окружала узорная кладка. Большие сапфирово-синие стрелки отсчитывали время, каждая минута была словно приговор. От витражных арочных окон и позолоченного ограждения балкона отражался солнечный свет.

Рядом стоял Атерей. В его многочисленных окнах было темно, между пятью колоннами с желобками, что высились на резных постаментах, клубились тени. Флик поежилась при виде слов, выбитых на балке сверху: Mortui vivos docent. «Мертвые учат живых».

Джин откинулся на спинку сиденья – от него исходили ароматы бергамота, чая и моря.

– Флик, – сказала она. Ей вечно приходилось поправлять его, и делала она это уже почти без всякой надежды. – Меня зовут Флик.

– Да-да, а я – Джефферсон Третий, – кичливым тоном ответил Джин, снимая очки.

Флик фыркнула, но что-то в том, как он произнес ее настоящее имя, взволновало ее. Она скрестила руки на груди.

– Я знаю, что в преступных делах ты куда более сведущ, чем я, но сегодня у тебя особенно подозрительный вид. Далеко ты меня везешь?

Карета, в которой находился один из Казимиров, ехать в штаб-квартиру Рогатой Стражи явно не могла.

– О, неужели ты не знаешь? – Джин понизил голос. – Тебя арестовали, потому что ты очень, очень плохо себя вела.

У Флик вспыхнули щеки. А потом она чуть не воспламенилась целиком – Джин принялся расстегивать мундир.

– Для того чтобы увидеть, как я раздеваюсь, придется приложить побольше усилий, милая, – тихо усмехнувшись, сказал Джин и снял форму Рогатой Стражи, под которой обнаружились плотно сидящая рубашка и черные подтяжки. Ему вообще стыд неведом?

Джин нагнулся и вытащил из-под сиденья черный зонт и элегантный пиджак, затем дернул за рычаг, расположенный между дверью и краем сиденья с его стороны. Карета остановилась с ужасным звуком, будто что-то сломалось. Снаружи раздались крики. Флик услышала голос одного из стражей – тот велел остальным ехать дальше.

Джин широко улыбнулся.

– Нас с тобой ждет приключение.

– У тебя есть задание для меня, да? – спросила Флик. – Если я не в тюремной камере…

– Такая умница и так покорно принимаешь мысль о тюрьме,– протянул Джин.– Помни, Казимиры умеют сотворить нечто из ничего. Тебя уже ждет камера с решеткой, нарами, баландой и надзирателем, который подтвердит твое заключение под стражу. Вот только тебя в камере не будет.

И ценой такой роскоши, как уже догадалась Флик, будет выполнение задания, о котором Джин заикнулся, но подробностей пока не рассказал. В предвкушении сердце затрепыхалось, как птенчик.

– А если мама явится за мной – что тогда? Она ведь захочет вызволить меня, знаешь ли.

У Джина на лице отразились те же сочувствие и неловкость, что и у ее горничной, и Флик поняла, что сейчас он скажет то, что ей совсем не хочется слышать.

– К тому времени, когда мамочка оформит все документы и прошагает по коридорам со своим зонтиком от солнца, мы успеем упрятать тебя обратно, – сказал он, чем удивил Флик, и от этих слов ее сердце запело.

– Как? – спросила Флик, хоть и знала, что у него есть связи. Таков был Джин: смертоносные улыбки, ловкие руки, голос преступника.

Он распахнул дверь кареты и подал ей руку, и Флик мысленно задалась вопросом, не разозлилась ли бы мать еще сильнее, увидь она сейчас дочь. Разрушил ли он ее жизнь вконец? Словно прочитав мысли Флик, Джин сказал:

– Если тебя это успокоит, на следующей неделе тебя действительно собирались арестовать. Мы с Арти воспользовались связями, чтобы это произошло сегодня, а потом договорились еще кое с кем, чтобы нам позволили ненадолго тебя одолжить.

Флик умерила охватившее ее облегчение. Она, разумеется, была благодарна за подаренную ей Казимирами свободу – пусть и временную, – но следовало все же сохранять настороженность. Особенно если Арти тоже в деле.

Флик подала руку Джину. Тепло его ладони грело даже сквозь перчатки: его – кожаные, ее – атласные. Боги, как бы не забыть дышать.

– Одолжить меня для чего? – натянуто спросила она.

– Чтобы кое-кто подделать, конечно же. Если ты согласна – работа твоя. Если нет – что ж… – Джин швырнул фуражку Рогатой Стражи в карету и тряхнул головой – иссиня-черные пряди волос блестели на солнце, – работа все равно твоя.

Закинув сумку с вещами Флик, он потянул ее в сторону утренней толчеи в переулке Кладовщиков. Кучер в серой форме стража, который правил каретой, хмуро посмотрел на них с Джином.

– Мистер Джим…

– Ну, Олли, я все-таки как Джин скорее выгляжу, нет? – поправил тот и, склонившись к Флик, пробормотал: – Вот так всегда с именами, которые не похожи, ну, скажем, на сэра Арчибальда Корнелиуса. Что нужно сделать, чтобы тебя в этом городе уважали? Собрать группу и спеть о любви к себе и сливочному маслу?

Он говорил так быстро, что Флик едва понимала, о чем вообще речь.

Страж смутился.

– Я лишь хотел сказать, что мой капитан спросит, почему я поехал другим маршрутом, и…

– Как твоя сестра поживает, кстати? – спросил вдруг Джин, словно они со стражем были давними друзьями. Тот недоуменно нахмурился, но про капитана, похоже, забыл. – Я тут слышал, что ее взяли репетитором в ту школу – как она там называется? Эштон или что-то такое.

Флик не впервые сотрудничала с Казимирами; они предпочитали выяснить все, что возможно, о тех, с кем имели дело, и Джин произнес «Эштон» таким тоном, будто точно знал название школы, но намеренно изображал обратное.

– Эм-м, нет. Вообще-то, это Адли, – поправил его страж. – Академия Адли для мальчиков. Большая школа, расположена…

– Да, точно, – согласился Джин. – Настоящий успех и повод, который стоит отметить, правда? Скажи ей, чтобы заглянула в «Дрейф». Мы ее побалуем вкусненьким.

Страж, похоже, начисто позабыл о своих тревогах.

– Это было бы по-настоящему…

– Мы угощаем, – добавил Джин с улыбкой, из-за которой Флик запамятовала, о чем думала, – а та улыбка, между прочим, была адресована не ей.

Из кареты, томившейся за каретой стража, донесся недовольный крик, и кучер по имени Олли вдруг заторопился.

– Поеду я, – сказал он, совершенно сбитый с толку. – Но это… очень любезно с вашей стороны. Я обязательно ей передам. Спасибо.

– Не за что, – кивнул ему Джин. И, развернувшись, бросил через плечо: – Рад был повидаться, Олли. Приятно иметь с тобой дело.

Прежде чем страж успел что-нибудь ответить, Джин зашагал прочь, постукивая зонтом по брусчатке. Флик не знала, как быть, и засеменила вслед за ним. Она оглянулась на стража – тот подстегнул лошадей и вежливо козырнул ей, будто видел впервые.

– Он… Как тебе это удалось? – поразилась Флик.

– Не имею ни малейшего представления, о чем ты, Фелисити, – сказал Джин и обернулся, прежде чем их поглотила толпа в пышных юбках и фраках, но его улыбка сообщила Флик, что он прекрасно знает, о чем она спрашивает.

Флик работала с подделками на заброшенном складе уже три года, но с Казимирами познакомилась всего несколько месяцев назад, когда Арти понадобилось письмо, написанное рукой одного из множества чиновников Эттении.

Видимо, работа Флик пришлась хозяйке «Дрейфа» по вкусу, потому что после того случая они с Джином к ней зачастили. Арти всегда была угрюма и неразговорчива, но Флик нравилось видеться с Джином, и задания Казимиров она выполняла с удовольствием. Они не считали ее труд позорным или гнусным. Воспринимали его как работу. Или даже талант.

Преступление, прозвучал у Флик в голове голос матери. Та правила своей ОДК, как Овен правил Эттенией. Днями напролет разбиралась с вопросами добра и зла, когда ее люди устраивали беспредел в колониях, когда они разворовывали товар, которым были посланы торговать. Мама узнавала обо всем.

В конце концов Джин стал захаживать один. Засиживался надолго, дабы удостовериться, что Флик ничего не забыла. Она, разумеется, ничего не забывала и терзалась вопросом: а вдруг ему так же нравится проводить время с ней, как и ей – с ним? Она разглядывала Джина в те моменты, когда не стояла, уткнувшись носом в работу, пока он перечитывал написанное ею несколько раз и прощался. До свидания, Фелисити или постарайся не сильно по мне скучать.

Но она всегда по нему скучала. Когда дело касалось беседы с Джином Казимиром, решимость Флик ускользала. Все без исключения женщины в городе его знали – какие шансы могут быть у Флик?

Кто-то дернул ее за юбки, и Флик, опустив глаза, увидела чумазого мальчишку в изношенной кепке.

– Чего тебе? – спросила она.

– Прошу, мисс! – пискнул он, выпятив губу. – Подайте денежку, мисс. Литейная Лавлинов утаила мое жалованье.

– Ах ты, бедняжечка.

Флик принялась рыться в карманах, но Джин нагнулся и стиснул ей локоть. Его перчатка едва задела ее рукав, но Флик окатило жаром, по всем фибрам души словно пробежал электрический ток.

– Рассказать тебе секретик, а? – предложил Джин мальчишке.

Глаза у того вспыхнули. В ладошке он катал карамельку.

Джин указал на кого-то зонтом.

– Видишь вон тот переулок? Там у двери стоит женщина с полным мешком сокровищ. Скажи ей: ответ на загадку – слово «ошарашенный».

– Ошарашенный? – переспросил мальчишка.

Джин кивнул.

– Скажи ей это слово – и получишь за это подарочек. Понял?

– Понял! – воскликнул мальчишка и убежал.

– Ты…– начала было Флик. Солгал. Она была уверена, что Джин солгал, но говорил он с такой искренностью, что Флик сама почти купилась. – Он тебе поверил!