Хруст городской булки

После того как ситуация в стране немного успокоилась после Гражданской войны, советское руководство выкупило вагон у немецкой железной дороги и отогнало подальше, планируя устроить там музей, да не простой. По задумке вагон и ещё целый состав вокруг него должны были колесить по стране, возить разные экспонаты, а в особых случаях и тело самого Владимира Ильича. Возможно, именно для этого в свое время и был возрожден план Байкало-Амурской магистрали, а Микояна отправили в США изучать холодильники.

Сам вагон был вполне обыкновенным для своего времени: деревянная обшивка, блестящие латунные поручни и суконная отделка. Раньше стоял аппарат для изготовления пломбира и большой титан для кипятка, но ещё в 30-е эти устройства таинственно исчезли. Купе Ленина было неотличимо от остальных, только маленькая табличка на одной двери и говорила, что в этом вагоне ехал исторический перелом.

Что делали в том вагоне, навсегда останется тайной, но все гости разъезжались к вечеру со светлыми лицами и грустными улыбками. Даже гражданские погружались в свой поезд тихо, а некоторые с букетами одуванчиков, если на то был сезон. Известно только, что после всех этих сборов происходило великое: то открытие «ГАЗа», то ХХ съезд, то «Спутник» и даже Чаушеску. И, может быть, именно этот вагон должен был улететь в будущее, что на станции «Коммуна».

Но в 1970 году к вагону никто не приехал. Непонятно, отчего так произошло, но словно забыли о нем все, словно в суматохе праздника забыли о старике, без которого праздник не праздник, и внуки умчали на парад. Потом сняли охрану и оставили только замки. Через год у пакгауза осталась крыша, и, когда приехал очередной автобус без номеров, выяснилось, что вагона уже и нет. Он просто исчез. Кинулись искать, но ничего не получилось. Потом и вовсе забросили, а пакгауз разобрали на строительство дач, которые и ныне стоят, но о своем прошлом не знают.

Две стороны одной лужи

Карточка 1975. Калинин. 1979. Повар холодного цеха

Это было в Ершове, кажется. Был такой город, а в нём фабрика резиновых изделий. Грелки-лодки-кружки Эсмарха и прочие нужные в быту и медицине вещи.

Посреди Ершова была огромная лужа. Такая есть в каждом городе и никогда не высыхает. Иногда кажется, что город просто вышел из этой лужи. Точнее когда-то на сушу выбрался шалаш, а потом за годы дарвиновой эволюции дорос до ПГТ или даже райцентра. Но ершовская лужа была воистину огромна – размером с экскурсионный автобус или даже небольшой вагон.

И вот к этой луже приехал Ерёмин. Точней его распределили на резиновую фабрику технологом, но выбора особого не было. Так что молодой специалист стал обживать комнату, которую нашёл у местной бабки.

Помимо невысыхающей лужи была у Ершова и другая беда – скука. И боролись с ней одним известным способом. Но у технолога была язва, так что свободное время Ерёмин проводил за книгами и попыткой понять происхождение лужи. От безделья он однажды привязал к мотку бельевой верёвки грузило и бросил подальше. Веревка мгновенно исчезла.

Ерёмин страшно заинтересовался феноменом и начал подготовку. Первым делом он попросил приятеля прислать маску для подводного плавания – в Ершове таких просто не было. А затем пошёл к начальнику цеха и попросил разрешить ему эксперименты с новой резиной и клеем. Состав клея он обещал разработать сам, а вот обрезки материи нужны были для экспериментов. Начальник почему-то пошёл навстречу, чего Ерёмин не ожидал.

Так началась подготовка к экспедиции, не знавшей себе равных. Ерёмин действительно сделал как-то мощный клей, но запах у него был такой ядерный, что приходилось задерживать дыхание, но всё равно тренировка. Потом разобрал раскладушку и за несколько вечеров смастерил из неё корпус для лодки. А там настала очередь и обрывков резины – Ерёмин склеивал их и крепил на остов раскладушки. Получалось неплохо.

В тот вечер на фабрике был небольшой праздник. Отмечали ерёминское изобретение, конец квартала и день рождения чьей-то кошки. Ерёмин посидел для вида, а потом скрылся – сегодняшняя ночь обещала быть безлунной, а такое упускать нельзя.

Ерёмин быстро прибежал домой, где всё уже было готово: самодельный гидрокостюм, маска, фонарь и лодка, герметичный резиновый мешок. Первоисследователь лужи глубоко вздохнул.

Уже на берегу Ерёмин переоделся, привязал к себе мешок, сделал дыхательную гимнастику. А потом тихонько оттолкнулся от берега маленьким веслом. Приближалась точка невозврата. Наконец-то Ерёмин доплыл до середины, ещё раз глубоко вздохнул и нырнул.

На удивление вода оказалась не такой холодной, впрочем, и долго в ней находиться Ерёмин не планировал. Пока он медленно погружался. И тут неожиданно его завертело холодным потоком. Словно кто-то помыл посуду и теперь в раковину отправляются остатки ужина. Ерёмин испугался и попытался всплыть, но вода также неожиданно потеплела и высоко над головой появились огоньки. Через пару мгновений Ерёмин выплыл и стал жадно дышать. Но недолго. Посреди лужи в лодке сидел Ерёмин.

– А я уж думал, ты не додумаешься, – ухмыльнулся Ерёмин-2.

– А ты кто?

– Технолог резиновой фабрики. Такой же, как и ты. Но с другой стороны лужи. Хватайся за борт, пойдём чай пить.

Ерёмин-1 ухватился за край лодки и скоро они с двойником сидели на берегу. Ерёмин-2 достал термос и поил коллегу.

– У нас тут ничего от вашего не отличается. Разве что у начцеха «Жигули» не белые, а голубые. Вот и всё.

– А ты как вообще догадался, что появлюсь?

– Однажды я самодельный лот сделал от скуки. Ну знаешь, моток бельевой верёвки и гантеля. Когда веревка потонула, я сразу понял, что дело будет интересным. Так что начал лодку мастерить и костюм клеить. Когда я впервые у вас побывал, сразу понял, что однажды и ты додумаешься. Ну и стал ждать. И вон термос чаю держу при себе.

– И часто ты у нас бываешь?

– Не, не особо. Что у вас делать-то?

– А у вас?

– Вот именно.

Так завязалась странная и крепкая дружба. Ерёмины стали кататься друг к другу в гости, но по ночам. Они подолгу разговаривали, пили чай с травами, чинили своё нехитрое снаряжение. Однажды хотели даже придумать цирковой номер с двойниками, да быстро остыли.

В какой-то момент Ерёмин-1 даже решил, что его товарищ – последствие вдыхания клея, но, когда цех перешел на другой состав, Ерёмин-2 не исчез.

Приближалась зима. Лужа обещала замерзнуть. Друзья понимали это. А потому искали способ наладить почтовое сообщение, чтобы обмениваться зимой открытками и письмами.

А уж получись у них или нет, сложно сказать. Но говорят, что Ерёмин-1 в ту зиму сильно побледнел и упал в обморок, когда пришли особенно сильные ершовские морозы. А потом бросил всё и побежал к луже, на которой долго стоял.

Коллеги решили тогда, что заработался парень и пообещали справить ему на лето путёвку в Кедрово. Там отличный санаторий и, как говорят, лужа побольше ершовской.

Как ходоки были у Ленина

Карточка 739. Ленинград. 1982. Истопник

Приходят как-то к Ленину ходоки. У каждого под мышкой лукошко, а в лукошке по кошке, и каждая кошка по селедке держит. Холодного копчения.

Пришли, онучи сложили в гардеробной и расселись по вокруг ломберного стола, за которым Ленин зорко «Правду» читал.

– Вот, Владимир Ильич, ходоки мы с Урала. Пришли рассказать, как на Балтике контрреволюция цветет, да как всякие лазоревые поганят молодежь песнями «Модерн Толкинга» и книжкой «Властелин колец».

Ленин внимательно рассмотрел ходоков и кошек с селедками. Холодного копчения. Газету сложил так хитро, по-рабочему и говорит:

– А вот, товарищи ходоки, жаловаться пришли, а чего ж вы вилы да коленвалы не возьмёте, да «Толкингов» с Толкинами не прогоните? Шли вы с самой Балтики, через горы и заторы, через Урал, и небось угрожал вам жеванный крот?

Ходоки приуныли. Прав ведь Ленин-Атаман, ох как прав. Революцию-то мы запустили, колесо это красное с петухами внутри поехало, а как её защитить, не придумали да испугались Дитеров Боленов и Фродо Бэггинсов.

Встал тут старший ходок. Приосанился и стал высокий, как кочерга среди дров.

– Вот что, товарищ Ленин. Мы это затянули, нам и растягивать. Правы вы. Вот сейчас возьмем онучи да кошек с лукошками, отправимся на Балтику и погоним лазоревых этих вместе с кольцами ихними. И гнать будем так, что до ультрафиолета их разгоним.

И глазами так засверкал, как первый Спутник.

Улыбнулся остро Ленин, поднял руку к жилетке и твердо так промечтал.

– Вы, ходоки, берите власть и коленвалы и гоните кого хотите. А я всё сделаю, вот всё, чтобы у каждого был не мир, а полная тарелка гречи. Чтобы космонавт над нами летал кверху животом и тоже гречу ел. Чтобы приезжали иностранцы да оставались, и греча, греча, греча кругом. И счастье полными котлами. Мы для этого фабрики-кухни сделаем.

Встали ходоки, взяли кошек с лукошками да и отправились порядок чинить на Балтике.

А селедку оставили. Холодного копчения. Её потом детям отдали. Потому что большое счастье с гречей с таких вот мелочей начинается.

Царь-Калаш

Карточка 3605. Ижевск. 1983. Сторож склада

Говорят, в 1957 году Михаилу Калашникову поручили разработать автомат, который сможет сбивать технику противника. Как противотанковое ружьё, только автомат.

К тому моменту уже был хороший слаженный коллектив, который с энтузиазмом принялся за работу.

Вместе с инженерами из НИИ сверхтяжёлой металлургии и сплавов конструкторы создали так называемый Царь-Калаш. С виду автомат был как обычный, только фиолетово-черный, да и возили его на небольшой тележке.

Первым делом на испытаниях расстреляли бронированный сталинский ЗиС. Это вызвало довольное урчание комиссии и одобрительное уханье лично Н. С. Хрущева.

Затем сбили стратостат на высоте около двух километров, из которого на комиссию посыпалось конфетти из уральского малахита. За эту вольность даже хотели кого-то партбилета лишить, но глава приемной комиссии тоже стал довольно ухать, и всё обошлось.

А потом испытатель решил показать фокус и выстрелил в рельс. В итоге на станции «114 километр» в пяти километрах от полигона был ранен в ягодицу проходчик станции. Он накануне переел вкусного пломбира и большую часть смены старался проводить у зеленых насаждений рядом с путями.

Когда со станции доложили о ранении, комиссия подписала все акты-приёмки и на всякий случай засекретила разработки, имена создателей и фамилию проходчика. Последнего заодно отправили тянуть ветку в Когалым.

Тогда посчитали, что оружие получилось слишком смертоносным, потому оснащать им можно только особые части, выполняющие специальные задания в определённых местах. И говорят, что кое-где кое-кто его применял.

Кто знает, как повернулась бы мировая история, если бы мир услышал «тра-та-та» Царь-Калаша, а не «бип-бип» Спутника?

Из тетради И. О. Саврасова

Как исследователь я не должен проявлять эмоций и высказывать личное заинтересованное мнение, однако эта карточка Леера трогает меня больше всего. Возможно, такие же эмоции испытывал и Павел Петрович, поскольку оставил размышление сторожа.

Но в этой истории мы видим самое активное и живое мифотворчество, в котором сплелись легенды о чудо-оружии, богатстве страны и отрицание прошлого. Разумеется, физически такой автомат не может существовать. Но важно проговорить его бытиё. Тогда он появится, но где-то там, куда вход запрещен. Вроде града Китежа.

Таинственный бюст

Карточка 337. Кыштым. 1967. Маляр

Эту историю мне дед рассказал. Он в ГУЛАГЕ сторожем работал, потому все секретные архивы прочитал. Его потом самого засекретили.

Жил в Подольске один чекист, который решил стать стахановцем-рационализатором. Он тогда изобрел трехствольный пистолет для расстрелов, который работал на вишневых косточках. Благо вишня в тот год уродилась.

И тот чекист смог за день расстрелять миллиард врагов народа, а ещё 300 миллионов подписали чистосердечное признание. Ну тут сразу пошли награды, конечно. Бронзовый бюст Дзержинского, поездка в Гурзуф, мотоцикл ленинградский, пижама и уважение коллег.

Вот только стало в одну ночь страшно ему. Вышел чекист воды попить, глядит, а в вытяжке что-то блестит. Пригляделся, а там бюст Дзержинского. Холодный такой, гневный. И говорит ему Бронзовый Феликс, мол, что ты Степа наделал. Тебе пистолет и холодный ум дали для того, чтобы ты Родину защищал, а не таким вот палачом был. Степа решил, что спит, но тряпкой бюст на всякий случал накрыл.

А на утро и самого Степу расстреляли. Из пистолета, у которого вместо патронов гурзуфская галька.

В квартиру въехала новая семья, почетного инженера. Но и того бюст Дзержинского однажды устыдил, мол, как так, товарищ, ты не купил облигаций государственного займа и кусок рельсы утащил. Инженера, кстати, тоже расстреляли.

Въехал артист известный. Тот продержался подольше. Научился спорить с бюстом, пару раз даже за бронзовую бороду дергал. Но в итоге бюст намекнул артисту про порочащие связи с зарубежными артистами. И того артиста расстреляли.

Так и продолжалось это всё, пока не пришел Хрущев. В квартиру въехал ученый-физик, который днем атомы сталкивал, а по ночам радио иностранное слушал. Бюст Дзержинского даже не знал, что делать в такой ситуации. Никак не мог замолчать. А ученый его не слушал, сделал ему даже из фольги кипу и поверх фуражки надел. Бюст от такого замолчал на несколько дней.

А в один день ученый прибежал и рукописью Солженицына заткнул вытяжку, да наскоро загипсовал. И скрылся навсегда в город Израиль.

Новые жильцы въехали, чуют, тяжко в квартире и духота. Стали проверять всё, нашли вытяжку заложенную. Разломали гипс, вытащили рукопись. А там бюст Дзержинского.

Повешенный.

Гаражная мастерская

Карточка 2039. Ижевск. 1989. Механик

Я тебе точно говорю, было это у нас. Но кто помнит, тот молчит. Кто не знает, тому не говорят. А я помню, помню. Я хоть и пацаном был, но вот навсегда тот день запомнил. Лучше вчерашнего его помню. Так что слушай.

Что такое гараж? Думаешь машинкин домик? Нет, нет. Гараж – это где власти нет. Ни Советской власти, ни жены. Там только мужики да железки. И у того авторитет, кто может из этой железки чудо сотворить.

Вот дед у меня как раз такой был. Нашему кооперативу дали дурную землю и сказали: «Делайте что хотите». Ну вот мой дед и начал. Так-то он там своего «горбатого» хранил, но сам себе станочки смастерил, верстак, инструментов притащил. И мог весь день там провести. Ну не с бабкой же моей. Он с ней и без того со школы.

А скоро и другие стали подтягиваться. Кто-то мебель делал потихоньку, другой картины рисовал авангардные, третий просто самогон гнал. У всех было занятие. А власти не было. Потому мужики туда и уходили с головой, в гараж. Дошло до того, что кто-то шашлычную даже открыл, где жарил самолично разведенных кур.

Конечно, никому это особо не нравилось. Жены думали, что мужья там не машины чинят или удочки точат, а устраивают… Ну сам понимаешь. Они даже наведывались дружно, но ничего кроме промасленных тряпок не находили. Потому что в гараж ходят не для того. А для души.

Так бы вольница эта и продолжалась, но вот один товарищ решил, что пора разворачиваться. И стал у себя в гараже на польские джинсы ставить фирмовые заклёпки и лейблы перешивать. И так хорошо у него получалось, что стали к нему со всей Удмуртии кататься. А те, кто рынок настоящих джинс держал, забоялись – продаж нет.

Потом в другом гараже стали камень резать и ювелирничать немного. Ну делаешь ты фигурки из яшмы и делай, никто тебе плохого не скажет. Но какой смысл делать, если это ни рубля не приносит. Ну сам понимаешь, обстановка стала напряжённая. А за годы кооператив вырос. Там, наверное, тыща гаражей была. Ну не тыща, конечно, но много, много. Полдня можно было ходить и новости узнавать.

Так вот стал народ в гаражах химичить всякое. А тогда время другое было, мешка картошки не продашь. А Ижевск – городок небольшой, да с военными заводами. Так что нельзя было вот это всё особенно.

Первым всё дед мой как раз понял. Он стал реже в гараж ходить и чаще во дворе в домино играть, чувствовал будто, что лучше не маячить там. Но вот однажды бабке пригорело за молоком деревенским поехать. Она деда два дня пилила, мол, давай сядем в ласточку и домчим. У деда сосало под ложечкой, но он в итоге согласился.

Помню утро это. Июль, но роса ещё не высохла. Тихо так, хорошо. Вот знаешь, такое ощущение, будто надышаться не можешь. Вот такой тогда был воздух.

Ну мы пришли на нашу линию. Благо у деда гараж был один из первых, и уходить в глубину не надо было. И тут слышим сирену. Не милицейскую, а корабельную (дед мне это потом объяснил). И сразу по всем гаражам стали хлопать двери, моторы заводиться, суматоха.

По центральной линии проехали несколько «бобиков». И тут грохнуло. Дымом затянуло. Помню, дым был густой, плотный и серый. Но не горело ничего – это завеса была. А там я уже и выстрелы услыхал. Крики начались. Вижу, как из этого дыма вырвался один «бобик», а за рулём милиционер, и всё лицо в крови, без фуражки.

Дед меня в охапку и – в погреб. Двери закрыли изнутри и сидим, пережидаем. Я тогда спросил, чего бы нам не уехать сейчас, но деда сказал, что лучше не выходить никуда. А мы и на бабкиных консервах переживём.

Я только потом слышал. Над нами громыхало и словно за стенкой. Не помню точно, сколько просидели. Может, часа два или три. Помню только, что, когда вышли, кругом полыхало, и всюду осколки кирпичные. Военных полно, милиционеров, врачи.

Деда моего потом на допросы вызывали, но для него хорошо всё кончилось. Уважаемый всё-таки человек. А вот остальное я уже по рассказам знаю.

Те, кто самые большие деньги крутил, ещё задолго до того утра начали о безопасности думать. По всем въездам выставили дозорных. Были это простые мужички, которые для виду в машине копались, а на деле в том же гараже и жили. Им ещё разрешили самогон торговать, чтобы не скучно было. Другие дозорные работали в ларьках у гаражей. Ну что бы прям совсем раннее предупреждение было. У всех была тревожная кнопка, как в банках. Как только завидят, что в сторону двигаются милиционеры, сразу на неё жмут. А в гаражах уже готовятся.

Потом какой-то вояка построил линию обороны. Дымовые шашки, взрывпакеты самодельные, даже шипы, как в кино. Их под сливную канализацию маскировали.

Ещё между всеми нужными гаражами проложили тоннели, как во Вьетнаме, и начали даже рыть отходной к лесу. Но не успели. Ну и в одном гараже начали самострелы делать, как без этого.

Так вот в то утро решили просто рейд провести проверочный. Они часто бывали. Но найти ничего не могли. Но тут у вояки того клин случился, видать. Он всё и запустил, ждал, видать. Первую машину взорвали, вторую расстреливать начали. Один милиционер спасся кое-как, выехал, но не успел до своих добраться.

А вот на дым внимание обратили. Первыми пожарные выехали, но увидели «бобик» и сразу поняли всё. Решили, что надо военных подтягивать. Ну какие были, такие и приехали. Битва была знатная – стреляли, взрывали, не считали патронов. Первыми полегли шашлычники. Шампурами и тесами орудовали они знатно, успели ювелиров прикрыть, но полегли все как один. Следом швейные мастера подтянулись, вот они уже самострелы достали, хотя, казалось бы, зачем портному ружьё? А дальше с флангов уже автомастера подтянулись и хулиганы прикормленные. Кто выжил, потом жалел сильно.

А в итоге из одного гараже даже выехал танк! Ну как танк? «Москвича» забронировали и пушку самодельную прикрутили. Уж как с ним справились, не помнит никто, говорят только, что взорвался он изнутри. Вот какие были люди.

Сколько там в гаражах осталось, неизвестно. Но понятно, что сдаваться задешево не хотел уже никто. И не стал. Многие понимали, потому что или здесь, или по приговору суда помирать. А воля вот она. Без баб и властей.

Говорят, что кто-то даже убежать смог, но это уж враньё скорей всего. Гаражи потом снесли начисто. Одним днём, будто и не было их. Там теперь свалка, металл принимают, вот это вот всё.

А молока мы всё-таки купили. Но уже через пару недель. Я им тогда порядочно отравился, но тебе это уже и не нужно знать.

Маузер номер один

Карточка 1428. Ивангород. 1971. Учительница

А вот что ещё рассказывают. Однажды с Лениным в одной камере сидел старый, но крепкий такой мужик. Сам он про себя говорил, что родился 14 декабря 1825 года. Вот как на Сенатской площади грянули выстрелы, так он и родился. И всю жизнь был он против. То отказывался яти писать, то в услужение к сапожнику в городе Гори идти, а однажды даже сбежал из казармы и полгода ходил в бурлаках. Как его звали, мужик и сам не помнил, потому каждый день выдумывал новое имя.

Ленину мужик сильно понравился – настоящая соль земли и революционер настоящий. Но было у того мужика хитрое умение – делать многое из ничего. И пока Ленин из мякиша мастерил хлебницы, мужик тот смастерил пистолет Маузера.

И когда того мужика повели на этап в Хабаровск, пистолет он отдал Ленину, а тот вручил его своему охраннику Петелькину. Петелькин был молодой и горячий, но стрелять быстро наловчился, да так хорошо, что потом его на армейские курсы забрали, где он учил всех меткости и политической грамоте.

Вот только от маузера пришлось отказаться – проиграл его Петелькин в карты одному молодому чекисту, допустим Чугрову. А тому пришло задание – расстрелять целый эшелон пленных профессоров, монахов и зажиточных крестьян.

Выстроил их Чугров, достал маузер, а у самого руки дрожат. Первого расстрелял, второго, а на третьем заметил, что чем больше стреляет, тем лучше маузер в руке лежит, отдачи никакой, и даже не греется. Чугров повеселел и за два часа со всем управился. За это его наградили тогда хлебным пайком и отрезом сукна на штаны.

А потом и карьера у Чугрова пошла в гору, да так пошла, что скоро пришлось из собственного маузера застрелиться. Тогда пистолет достался другому юному чекисту, которого направили раскулачивать под Хабаровском деревни. Юный чекист, допустим Бугров, приехал пылкий и в кожанке. Солдаты выстроили перед ним семью: мужик крепкий, баба его статная, дочка-херувим да сын-нефилим.

Бугров встал, руку в бок упер, прицелился, а выстрелить не может. Не жмёт палец на курок, как чужой. Упал тогда Бугров на колени и расплакался. А мужик подошёл, маузер у него из рук вытащил, да дуло откусил. Потом и остальное доел.

А Бугров встал с колен и погнал солдат из деревни личным кортиком Колчака. Причем гнал до самой тайги, а там уже медведи своё дело сделали.

Деревня же та потом исчезла. С мужиком, семьёй и чекистами. Как и не было их никогда. Только местные сказывают, что по ночам мужик какой-то поле засеивает и в ту же ночь урожай собирает. А потом из хлебного мякиша строит летучий корабль, на котором хочет сбежать в Америку. У него там родня какая-то и планы.

Как появился советский пломбир

Карточка 319. Горький. 1966. Технолог мясокомбината

Считается, что Анастас Микоян привёз рецепт пломбира из Америки. Документы какие-то приводят, истории рассказывают, как он по заводам ездил. Так вот ерунда это полная. Советский пломбир придумали в Одессе в одном подпольном казино, которое днем работало как диетическая столовая.

После того как в 17 году отменили капитализм, вместе с ним исчезала еда, одежда, мыло и много чего такого, что отличает человека от животного, если верить классикам марксизма. Тогда в Кремле допили морковный чай и ввели Новую экономическую политику, попросту капитализм, но под контролем красных чиновников. И тут такое началось, чего и при царе не бывало.

Появилась тьма частных столовых, ресторанов с пальмами в кадках, портных и швей, лоточников, обувных мастеров и скорняков. И казалось, что жизнь налаживается.

А некоторым и не казалось, потому как во многих местах разгульные рестораны с осетрами имели потайные комнаты с рулетками, картами и согласными на многое официантками. Честный нэпман мог отвести там душу и оставить немалую часть дохода, так что довольны были все.

Но чем дальше от столиц, тем меньше веселья. Исключением стала портовая Одесса, где всегда было весело, а при НЭПе радость полилась просто стахановскими темпами. И особенной популярностью пользовалось одно неприметное портовое казино, в которое стащили лучшую мебель из разорённых барских имений, а управляющим поставили бывшего ресторатора. Хоть вход и был через неприметный пакгауз с красной лодкой на крыше, зайти туда считал своим долгом каждый капитан иностранного государства. Надо ли говорить, что официанты имели звания, а барышни проходили такой строгий медицинский отбор, что позавидовал бы сам Чкалов.