2 – 2. Мы против нас

Эйприл Сэвен

2 – 2. Мы против нас

От автора

Дорогие читатели, «2 – 2. Мы против нас» – вторая книга дилогии «Разделенные надвое». Чтобы узнать, с чего началась непростая история отношений (Сэм + Алекс)2, начните знакомство с героями с первой части.

Пролог

10 лет назад

Сэм

– Можно?

Я неторопливо перевела взгляд на длинные ноги в колготках в мелкую сетку.

Не то чтобы мне было интересно, как одеваются ученики, когда идут в школу, но это в любом случае увлекательнее, чем десять минут пялиться в опустевший ланч-бокс.

Мое путешествие по остальным деталям ее образа переместилось к следующей точке. Свободные шорты до середины бедра, обрезанные, судя по неровным краям, самостоятельно. Такой же свободный топ, край которого прячет пупок наполовину, и яркая надпись большими буквами: «Идите все на…» Заметив, с каким интересом я вчитываюсь в желтые буквы на зеленом фоне, девушка обернулась, демонстрируя продолжение: «… выборы!»

– Осмотр завершен? – Она бросила взгляд через плечо. – Можно присесть рядом?

Мой взгляд заскользил вправо, к серому мрамору лестницы, на которой я провела последние двадцать минут, слившись с перилами. Оказалось, это не так сложно, когда большинство твоих одноклассников и знакомых делают вид, что ты невидимка.

Я кивнула и вернулась к фигуре девушки, вспомнив, что так и не разглядела ее лицо.

Загорелая кожа, темные волосы, укороченные с той же небрежностью, что и шорты. Губы яркие, притом, что на них нет помады. Небольшие, но выразительные глаза с длинными ресницами и густые брови.

Симпатичная. У нас совершенно разная внешность, но весь ее образ казался таким близким, что я впервые, с тех пор как закончилась наша дружба с Эмбер, хоть с кем-то почувствовала, что было бы интересно продолжить общение.

Я не запомнила ее имя. Знала только, что девушка перевелась в начале учебного года и с первых дней навела здесь свои порядки. Она тоже была из обеспеченной семьи, но в отличие от меня знала, как правильно пользоваться этим, хоть и сомнительным, но преимуществом. Эта маленькая брюнетка могла бы играючи переманить на свою сторону половину местных прихвостней. Только вот ее интересы не пересекались ни с чем из того, что могли предложить самые яркие личности нашей школы.

– Почему ты одна?

– Я так привыкла.

На самом деле, привыкла я не до конца, хоть и прошел почти год.

Выходит, это и есть одиночество?

Не знаю, в силу ли возраста, или из-за страха признать очевидное, но я не задумывалась об этом, даже когда одного за другим потеряла близких. И нет, потеряла не в том смысле, что кто-то из них умер.

Вначале меня, как ударом тока из неисправной розетки, шарахнуло правдой о моей семье. А позже я потеряла вторую опору – в лице лучшей подруги. Как оказалось, не только лучшей, еще и единственной.

И это впервые со дня нашей ссоры с Эмбер, когда в этой школе ко мне кто-то проявил интерес.

– К такому нельзя привыкать, – беспечно бросила девушка, усаживаясь рядом со мной. – Так что давай дружить.

Вот так просто? Будто она предлагает не дружбу, а завалявшийся в рюкзаке шоколадный батончик.

– Я не умею, – я старалась ответить так же беззаботно, чтобы не показать, как внутри все цепенеет от этих слов.

О том, что не умею дружить, я догадалась сразу же, как перестала общаться с бывшей подругой.

А как еще можно объяснить то, что на следующий день после ссоры я поняла, что такое травля? Еще и узнала, что травля бывает не только физической.

Я не получала тычки в бок и подножки или напитки, опрокинутые на одежду и волосы. Какое-то время меня задевали словами, а позже решили, что проще вообще игнорировать.

Пытаясь понять, в чем причина того, что внезапно я стала для всех невидимкой, я анализировала и вспоминала, как часто бесила людей своей прямолинейностью раньше. Или желанием говорить то, что думаю, в лоб. Потом к моим недостаткам приплюсовали прилежность в учебе.

Я стала задравшей нос выскочкой, отличницей из образцовой семьи.

Хотя высокие баллы рейтинга, доски почета и призовые места на конкурсах всегда были тем, чем гордились родители, но с равнодушием принимала я.

Мне было плевать на лидерство в школе, я не стремилась быть лучшей и просто жила, не обращая внимание ни на свои успехи, ни на неприязнь окружающих. Пока ссора с Эмбер не сделала меня уязвимой в глазах подростков, долгое время копивших в себе раздражение.

Мои успехи в учебе сошли на нет. Мне все еще было плевать, любят меня или ненавидят, я не пыталась таким образом им понравиться. Однако желание просто исчезнуть, слившись с окружающим фоном, стало настолько осязаемым, что в ущерб учебе я посвятила свое время другим увлечениям – чтению книг и рисованию.

Роль человека-мебели устраивала меня ровно до тех пор, пока я случайно не оказалась сброшенной в воду, которую боялась до смерти.

В тот день я шла мимо бассейна, возвращаясь с урока физкультуры. Заглушив посторонние звуки наушниками, плелась в полном одиночестве: раздевалку уже покинул весь класс. Но один из мальчишек так же случайно оказался в числе отставших. И он так спешил догнать остальных, что, пробегая мимо, задел меня плечом. Когда, упав в воду, я умудрилась не захлебнуться в первую же секунду, он коротко извинился и, даже не глядя в мою сторону, направился к остальным. Стоявшие в конце зала ребята что-то громко обсуждали, и никто не удосужился посмотреть в мою сторону.

Всем было плевать.

В тот раз я с трудом, но выбралась, дотянувшись до лестницы. Пока я сидела и кашляла, согнувшись возле шезлонга, на меня наткнулся учитель.

На следующий день началось разбирательство с вызовом родителей в школу. В свое оправдание одноклассники утверждали, что ничего не видели. Но до меня быстро дошли слухи, что с их стороны это была забота. Им очень хотелось дать мне толчок, чтобы избавить от страха перед водой.

К счастью, это был первый и последний случай, когда я пострадала физически. Как ни странно, эмоционально я была в порядке. Поглотившая меня ненависть оказалась такой глубокой, что я впервые за долгое время почувствовала себя живой. Мне захотелось кого-то ударить или заткнуть чей-нибудь рот. Да сделать это так метко, чтобы впредь ни у кого не возникло желания меня трогать.

– Брось! – нахмурила брови брюнетка, вырвав меня из удручающих воспоминаний. – Умеют все. Просто не знают, с какой стороны подступиться. А чаще всего выбирают не тех. Я наблюдаю за тобой больше недели. – На этой фразе я повернула к ней голову и округлила глаза. – И поняла, что мы точно подружимся.

– И как поняла? Ты в нашей школе недавно. У нас нет общих знакомых. Думаешь, можно узнать человека, просто наблюдая за ним неделю?

– Ага, я тут недавно. Знакомых нет. Но так даже круче. Зато никто не повлиял на мое мнение. Я Милли. – Она улыбнулась, взглядом указывая на свою руку. – А ты?

– Саманта. – Я осторожно коснулась вытянутой ладони. – Для друзей просто Сэм. – После недолгих раздумий продолжила: – Только вот я не уверена насчет дружбы.

– Не переживай, моей энергии хватит, чтобы дружить за двоих.

Тогда я оставила эту фразу без комментария, хоть и подумала, что девчонка с приветом, и за двоих один человек обычно не дружит, а находится в слабой позиции зависимого.

Однако со временем я поняла, что Милли была права.

У фразы «дружить за двоих» в нашем случае было свое значение. Рамирес просто ждала. Я знаю, что так мог бы сделать не каждый. Увидеть меня настоящую через внешний фасад отчужденности. Быть рядом, пока я наконец-то спрячу колючки пугливого дикобраза и снова смогу кому-то довериться.

К слову, искренность Милли я распознала с первых минут знакомства, но… ведь когда-то я не смогла разгадать лицемерие лучшей подруги. О каком же тогда доверии незнакомому человеку могла идти речь?

Я сомневалась, почти опустилась до глупых проверок, пытаясь понять, насколько крепка наша с Рамирес дружба. И позже, когда я успокоилась и поняла разницу между искренними чувствами Милли и двойной игрой Эмбер, рациональная часть меня перестала требовать доказательств.

И только тогда эта дружба стала взаимной по-настоящему.

Но не будь кто-то из нас решительным с первых минут знакомства… стали бы мы подругами?

Ведь порой смелости одного человека достаточно, чтобы начать отношения. В нашем случае с Милли – речь о дружбе. Только чтобы пойти до победного и сохранить отношения, смелость необходима обоим. Чтобы забыть о гордости, если по какой-то причине вы ссоритесь. И не бояться говорить прямо, если в душе и мыслях поселилась сомнения.

Могла ли я тогда знать, что это негласное правило быть решительной в отношениях работает и… в любви?

Глава 1. Я тебя помню

Jeon Jungkook [BTS] – Paper Hearts (cover)

Алекс

Просыпаясь сегодняшним утром – без будильника, в коем-то веке бодрый, довольный и отдохнувший, – вряд ли я ожидал узнать, какие открытия принесет мне этот вечер.

Я согласился на фотосессию для коллекции Ноя Брентона, но не предполагал, что фиктивный поцелуй с партнершей выльется в настоящий.

Сказав Саманте слова, в которых себе-то признался не сразу, я не подозревал, что у моих чувств есть другая история, срок давности которой – не пара-другая недель, а несколько лет.

А чуть позже, оказавшись на улице, где в полумиле от офиса была припаркована моя машина, я еще не догадывался, куда приведет меня желание прокатиться по городу и привести мысли в порядок.

И вот теперь я сижу здесь. В доме лучшей подруги, Мии. Единственной, кому я рассказал о случившемся тем летом в лагере. Пусть только в общих чертах, но тогда я был так потерян, что и сам не мог в полной мере осмыслить свои чувства. Хотел высказаться кому-нибудь, выплеснуть часть боли наружу, чтобы просто не сойти с ума.

Вся ирония моей жизни заключалась в том, что я, финансово обеспеченный, был пуст эмоционально. У меня было много «друзей», живые и здоровые родители. Но оказалось некому рассказать о том, что творится внутри и в чем я не могу разобраться.

Ни отцу, ни матери это было не нужно. Что могли посоветовать люди, от которых слово «расстаться» за последние шесть лет я слышал чаще, чем слово «любить»?

Так я и появился у порога чужого дома. А теперь этот дом стал мне ближе родительского. Хоть в последнее время я бываю здесь редко.

– Ты угадала, – признаюсь я, уткнувшись лбом в скрещенные замком ладони. – В этот раз причина тоже в девушке. Ее зовут Сэм. И сегодня я узнал, что пять лет назад она представилась мне придуманным именем.

Мысленно считая шаги секундной стрелки, я сбиваюсь уже на исходе первой минуты.

Мия молчит, напор воды в ванной, куда унес ноги Мик, становится меньше, а крошка Зои быстро соображает, что разговор не для детских ушей. Она сметает остатки пирога с тарелки и мчится в гостиную.

– Даже ты осталась без слов. – Усмешка с налетом грусти.

– Пытаюсь переварить.

– Неудивительно, – отвечаю с иронией. – Я вот уже второй час как перевариваю.

– И давно вы встретились? М-м-м… снова.

– В конце лета. Сэм перевелась к нам в этом семестре.

Дверь ванной отворяется. Мик пробегает взглядом по экрану телефона и с недовольным лицом проходит мимо.

– Дай угадаю! – бросает вслед мужу подруга. – Китон снова берет больничный?

– Рейс через шесть часов! – отвечает Мик. Даже не видя его, я чувствую недовольный взгляд и сжатый в прямую линию рот.

– Куда? – уточняет Мия.

– Нью-Йорк.

– Спасибо, что не Лондон.

– В Лондон он полетел бы сам, с размашистого пинка! – доносится с другого конца квартиры.

– Еще чаю? – спрашивает Мия, кивнув на опустевшую кружку. – Или чего покрепче?

Будь я уверен в том, что напитки покрепче помогут, сорвался бы в бар, а не к друзьям.

– Давай кофе.

Она поднимается, схватив со стола кружку, несет ее к раковине и, ополоснув, заполняет порцией капучино из кофеварки.

– Раз не хочешь покрепче, – пожимает плечами, заметив, как я морщусь при виде густой пенки.

Ладно. Пусть будет капучино.

Снова заняв место напротив, Мия подпирает ладонью подбородок и с еле заметной улыбкой спрашивает:

– А познакомились вы как? Она тебя сразу узнала?

– Без понятия.

Узнала ли Сэм меня сразу? Или ей тоже нужен был памятный «привет» из прошлого?

«СХМ».

Вторую букву в этот раз я разглядел лучше.

Ханна? Хилари? Хейли?

Замысловатая вязь, в которой сложно различить «К» это или «Х». Значит, Кэрри – это не второе имя, а выдуманное прозвище, у которого наверняка есть своя история.

Гребаная татуировка, которую я долго лелеял в памяти как сраный фетишист. Единственное, что я отчетливо помнил во всем ее образе, внезапно исчезнувшем из головы. Она испарилась, удачно превратившись в размытое воспоминание. Первая любовь, которая начисто отбила желание влюбляться.

Не могло это быть простым совпадением. Те же буквы и цвет. Расположение. Я увидел рисунок, и только потом память вернула мне звуки знакомого голоса. За ним – лицо, загорелое, с россыпью полупрозрачных веснушек. Сейчас кожа Сэм светлее, а веснушки можно заметить, только когда она появляется с чистым лицом, без макияжа. Круглые щеки, за которыми я не сразу разглядел в ней взрослую девушку, а не ребенка. И рост – за прошедшие годы она вытянулась дюйма на четыре, не меньше. Если раньше ей приходилось задирать голову, чтобы посмотреть мне в лицо, то сейчас достаточно надеть каблуки.

Неизменным остался лишь взгляд – все те же глаза, показавшиеся знакомыми даже сквозь стекла бутафорских очков.

– Без понятия? – с удивлением смотрит подруга. – Вы даже не обсуждали это? Она в курсе, что ты знаешь?

– Нет.

– Как информативно, Алекс! Мне каждое слово из тебя вытягивать?

И я рассказываю, попутно вспоминая, с чего началась наша короткая история…

***

Первое лето моего совершеннолетия. Я вовремя сдал все экзамены в конце первого курса и искал компанию для стажировки до начала семестра.

Отец с привычной для него иронией предложил мне должность работника на ресепшен вместо укатившей в отпуск сотрудницы. Мама в очередной раз устроила разнос «бездушной скотине» и подключила старые связи.

Следующим утром я нашел в телефоне сообщение от матери с контактами ее знакомой: та остро нуждалась в толковом «компьютерщике» на время отпуска постоянного сотрудника. Но сообщение я читал, сидя в самолете, который уносил меня за сотни километров от дома.

Лагерь «Долины Монтаны» – место, с которым было связано много счастливых воспоминаний из детства. Я проводил здесь каждые каникулы, с восьми до четырнадцати лет. И только сейчас нашел время и желание вернуться в прошлое в надежде, что даже спустя столько лет оно окажется хоть вполовину таким же беззаботным.

Мне не светило проживание в лагере ни в роли вожатого, ни в качестве отдыхающего из-за моей «особенности». Но среди вожатых был мой старый приятель, Рональд, с которым мы каждый сезон, пять лет подряд, попадали в одну смену.

Я позвонил Рону в ночь накануне отъезда и предложил свою помощь в качестве волонтера. В десяти милях от лагеря был небольшой городок, где я успел забронировать комнату в частном секторе. Съемное жилье было скорее укрытием. За волонтерство я получал завтрак, ланч и полноценный обед, а также возможность пользоваться душем и санузлом.

Для отдыха в одиночестве я планировал отыскать домик, запрятанный среди густых деревьев ближайшего леса. Дом был построен еще моим дедом. Лет тридцать назад на месте лагеря стояло несколько хозяйств, где жили фермеры, одним из которых и был Гарольд Хорнер.

К полудню по местному времени я прибыл в крупнейший аэропорт Монтаны, провел ночь в гостинице и следующим утром отчалил в знакомые края.

Рональд родом из Хелены – административного центра Монтаны. На время учебы в колледже Рон каждое лето брал по две рабочие смены в местном лагере.

Он встретил меня на автовокзале ближайшего населенного пункта и с ходу уточнил:

– Лекс, ты серьезно собрался снимать здесь хату? В этой дыре?

Я кивнул, демонстрируя бронь в одном из приложений для краткосрочной аренды жилья.

– У нас огромная комната с четырьмя одноместными кроватями. И всего двое вожатых парней. Мог бы и с нами затусить.

– В этой дыре есть прокат приличных машин. Час езды – и я в ночном клубе в компании девушек, которым уже исполнилось восемнадцать.

Рон понимающе хмыкнул и быстро свернул тему. Аргумент бесспорный, особенно на исходе четвертой недели непрерывной работы среди подростков.

К слову, те самые подростки оказались на редкость самоуверенным хамлом. И каждое замечание в сторону очередного обнаглевшего юнца заканчивалось бездарным рэпом его обширных познаний в юриспруденции.

К четвертому дню пребывания в лагере я пожалел, что вообще ввязался в это добровольное рабство.

В тот день на обед подавали пасту с куриными фрикадельками и сливочным соусом, ягодный морс и коктейль из овощей. Одна говорливая обезьяна решила отличиться даже во время приема пищи:

– Признавайтесь, чьей идеей было назвать рвоту младенца куриными фрикадельками?

По столовой пронеслись вздохи разочарования. Обед испорчен. Особо чувствительные с кислыми минами прошли в сторону урны.

Я качнул головой и, с громким скрипом отодвинув стул, обернулся к виновнику голодовки, внезапно настигшей половину лагеря. Рон крепко схватил меня за предплечье, по выражению лица догадавшись, чем грозит неудачная шутка дешевой копии Джорджа Карлина1.

– Лекс, остынь. Мелани разберется.

С первого дня знакомства с этим сборищем невоспитанных малолеток я только и слышал фразу о том, что «Мелани разберется». Но судя по безразличию, с которым Мелани смотрела на происходящее, разобралась бы она скорее с нами, позволь мы себе хоть один комментарий в сторону ее подопечных.

Аппетит напрочь отбили и у меня. Я схватил поднос, собираясь вернуть нетронутый обед и попросить упаковать его в контейнер.

Она пронеслась мимо, чудом не сбив меня с ног. Единственное, что я успел разглядеть – длинные волосы невообразимого цвета: странная помесь розового, фиолетового и зеленого.

– Завтракаешь? – Через два стола от нас послышался обманчиво дружелюбный голос. – И как? В горло-то лезет?

Я пытался вспомнить, из какого отряда этот бойкий чертенок, но память никак не хотела бросаться подсказками.

Патлатый гамадрил вальяжно разлегся на стуле, скрестил руки и поднял на нее смеющийся взгляд.

– Да, не осо-о-обо, – протянул парень, перекатывая во рту ярко-зеленую жвачку.

Она подошла чуть ближе, схватилась за спинку стула, занятого нахалом, и метким движением познакомила его рожу с внушительной порцией макарон, секунду назад стоявшей перед его носом.

– Давай, помогу, – бросила, с силой нажав на затылок дебила и пару раз крутанув для убедительности.

Пока ошеломленный юнец приходил в себя, девчонка отступила на два шага и приготовилась к атаке.

Издав рык взбесившейся гиены, парень схватился за край подноса и бросился к девчонке. Рост у оглобли был почти на фут больше, чем у его соперницы. Она отступила еще на шаг. Я отложил поднос в сторону и неосознанно дернулся, умом понимая, что если придурку взбредет в голову разнести ее разноцветную макушку, моя помощь подоспеет позже, чем он воплотит задуманное в реальность.

И где в тот момент была Мелани?

Но в следующую секунду эта шустрая кроха молча развернулась, бросила вперед выпрямленную в колене худую ножку и сбила с рук идиота поднос. Металлическая посуда с характерным звоном отскочила от пола. Пострадавший остался без слов, а в тишине заполненной столовой раздались одиночные смешки.

– Ходи и оглядывайся по сторонам, я это так не оставлю, – прошипел злой и сгорающий от стыда амбал.

– Боже, дрожу от страха, – прыснула маленькая оторва, в одну минуту став воплощением Немезиды для всех, кто пострадал от рук и языка этого клоуна. – Все, на что ты способен – подкрасться из-за спины и толкнуть в воду.

Он стушевался, несвязным бурчанием признавая свою вину. Девчонка с презрением хмыкнула, прошлась большим пальцем поперек шеи и пригрозила в следующий раз слепить кулинарный шедевр из его яиц.

Лишь проводив ее окрыленную справедливым возмездием фигуру, я понял, что дышу в полную силу.

– Сумасшедшая, – бросил вдогонку голосом, в котором угадывалось восхищение.

– Я не вдуплил, а че она ногами размахивает? – задумчиво протянул увлеченно жующий Рональд. – Поду-у-умаешь, в воде искупали. Это же просто прикол. Шутка.

– Наверное. Если тот, над кем шутят, умеет плавать.

Рон прекратил жевать и задумался:

– В смысле? Конечно, умеет! Они в своем лагере проводят в воде по полдня. Русалки херовы.

– Как видишь, эта русалка хвосту предпочла ноги, – заметил я, мимолетно оценив ее шустрые конечности, которые вышагивали прочь из столовой. – Подожди-ка. Они? Девчонка не ваша?

– С соседнего лагеря, – мотнул головой парень. – Пару раз в неделю тут проводят заплывы на общих территориях. Малышня там обычно друг друга не дергает, но вне «часа перемирия» делает то, что в башку взбредет. Видно, ей и досталось во время очередной битвы.

Я слышал о давней вражде между лагерями, начало которой было положено несколько лет назад. «Капитаны Озера» с первого дня существования одним своим названием обозначили «хозяина» на территориях, где долгие годы главенствовал лагерь «Долины Монтаны». И несмотря на видимую нейтральность старшего поколения, настоящим зачинщиком конфликтов были именно вожатые, которые подначивали молодежь.

Что и говорить: это соперничество было одним из главных развлечений подростков в однообразных буднях с расписанным поминутно режимом дня.

Значит, девчонка попала под раздачу в одной из разборок между местными «кланами». А парню просто не повезло, что безобидная на первый взгляд тростинка оказалась гибким прутиком: умудрилась не только выпрямиться, но и попутно щелкнуть обидчика по носу.

– Сколько ей? На вид не больше тринадцати.

Рон с подозрением прищурился и быстро махнул рукой.

– Какая разница? С малолетками нам с тобой все равно ничего не светит.

Девчонка успела исчезнуть за дверью, но перед глазами все еще стояла ее фигура. Тонкая, загорелая, звонкая – маленький шустрый чертенок. Густые брови с рыжеватым оттенком, по-детски округлое лицо, сжатый в тонкую линию рот.

Какой у меня мог быть интерес к этой малышке, кроме простого любопытства? Во мне никогда не было столько живой энергии. И почему-то, впервые увидев ее, я почувствовал, как тела коснулось тепло какого-то странного умиротворения.

Но даже у любопытства, как оказалась, есть стадии градации. Второй ступени оно достигло на следующий день.

Лагеря вновь схлестнулись в напряженном поединке. В этот раз – интеллектуальном. Именно необходимость включить мозговой штурм заставила меня согласиться на участие в конкурсе в составе команды нашего лагеря. Да, это противоречило правилам, но в «Капитанах» не было ни одного человека, который знал бы о том, кто я на самом деле.

Маленькая ложь порождает большую. Мне придумали возраст. Я додумал имя – на пару часов позже и только для одного человека. Для нее.

Мы столкнулись на ринге, в финальном раунде. Я был последней надеждой команды на ничью, после которой мне же и предстояло играть до победного.

Сделав возможное, я все равно оказался в числе проигравших. Позже кто-то из ребят назвал это кармой за обман с моим возрастом. Возможно. Свое наказание я получил чуть позже. Да такое, что сердце до сих пор отзывалось знакомой болью.

Я бы забыл ее даже после той встречи на «Брейн ринге», но то, как она ответила на задание раунда, не оставило мне шансов.

Урсула Ле Гуин в библиотеке ученицы средней школы? Может, она и труды Горация по будням «ест на завтрак»?

Я нашел ее в нескольких милях от лагеря. Сидела у берега и задумчиво смотрела на воду. Бесшумно опустившись рядом и благоразумно сохраняя расстояние в пару футов, я поздоровался.

Ее ответ не отличался дружелюбием, как и все последующие. Она точно пыталась отмахнуться от меня, как от назойливой мухи. Мы перебросились несколькими фразами, из которых я понял, что «тьма – правая рука света» появилась в ее голове случайно, а не благодаря знакомству с Ле Гуин. А на третьей минуте общения с уверенностью сказал бы, что даже в этом возрасте она вполне осилила бы и весь Хайнский цикл2.

Когда разговор перешел к обсуждению ее книжного безумия, которое было мне не понаслышке знакомо, мы переглянулись и неловкость исчезла сама собой. Обман стал причиной нашей встречи на ринге: я был для нее одним из десятков мальчишек, приехавших отдыхать в летний лагерь. Надежды и мыслей на продолжение знакомства с ней не было, и в тот момент, когда я решил ей представиться, мне показалось логичным скрывать свою личность до конца.