Собрать пазл

А вот с этим уже мог поспорить Михаил Иванович. Он считал отца аферистом, по которому тюрьма плачет. Это было связано не только с тем, что отец в свое время развелся с его матерью. Михаил по роду службы имел вполне конкретный взгляд на вещи и считал, что обман – это всегда обман. Поэтому не хотел иметь с этим человеком ничего общего. Михаил так и называл своего отца – «этот человек». Как только Михаилу исполнилось восемнадцать лет, то сразу же поменял свою фамилию на девичью фамилию своей матери и стал Кулдышовым. Дед этого не понял и сначала очень обиделся на внука. Но Михаил сказал, что «этого человека» он не уважает и терпеть не может, поэтому фамилию, которую он ему дал, носить не будет. А дед вправе делать то, что считает правильным для себя. Но Михаил не отступится от своего решения.

Дед дулся почти год, но в итоге продолжил общаться с внуком. Отец Михаила тоже не горел желанием общаться со своим сыном. Их неприязнь была взаимной. А потом Иван Забродов сменил имя и фамилию и стал Илларионом Македонским. Это имя, по мнению Ивана Забродова, больше соответствовало его роду деятельности и придавало ему веса в глазах тех, кто нему приходил за помощью. Так все ниточки родства были практически разорваны. Уже нет ни деда, ни матери, а он все никак не может отпустить эту ситуацию. Но Михаил никогда ни с кем не обсуждал эту историю, считал, что это слабость, да и ни к чему об этом кому-то знать. Тем болеё друзьям и близким.

Михаил Иванович тряхнул головой, отгоняя мысли и воспоминания. Он взглянул на время на смартфоне, оказывается уже минут пятнадцать Михаил сидел и смотрел в одну точку. Нужно приступать ко второй части поиска ответов. Михаил Иванович снова встал, подошел к окну и отдернул штору. На улице ярко светила луна.

– Хорошая ночь для вопросов, – прошептал Михаил Иванович, глядя на круглую луну на темном небе. Потом он потянулся и пошел доставать новую свечу и наливать новую воду в миску.

Снова сосредоточенность и слова вызова духа. Вот, вода уже бурлит от погруженной в неё крови погибшей. Огонь свечи тоже вырос ввысь, и окно в мир за гранью снова стало открываться. Сейчас оно шло быстреё. Буквально пара минут и Михаил Иванович увидел дух Ирины Котовой. И в жизни, и в посмертии она была хороша. Девушка удивленно озиралась по сторонам. Но Михаилу нельзя расслабляться. Поведение духов нельзя предсказать. Сейчас она спокойна, а потом будет пытаться прорвать границу, чтобы найти источник питания среди живых. Присосется к кому-нибудь и будет пить жизнь. А человек даже и понимать не будет, почему ему так плохо и откуда появилось такое количество болезней. А потом, выпив до дна жизнь в одном человеке, превратив его в такую же нежить, они уже вдвоем «перепрыгивали» на другую жертву. Эту жертву они приканчивали быстреё. А уничтожить их было не так просто. Да и мало осталось тех, кто мог это видеть и противостоять такому.

Михаил Иванович позвал дух Котовой. Только тогда она обратила внимание на окно в мир живых. Дух медленно приблизился к границе миров. Кидаться на границу она пока не собиралась. Котова так же была окутана светящейся дымкой вместо одежды, а на месте глаз были черные провалы.

Дух Котовой поднял руку и прислонил руку к прозрачной границе. Огонь предупреждающе загудел, и дух отдернул руку. А потом Котова стала с интересом рассматривать Михаила Ивановича.

– Кто тебя убил? – четко произнес Михаил Иванович, расфокусированно глядя за дух Котовой.

– Убил? – произнес дух Котовой. – Несчастный случай.

Михаил Иванович хотел было завершать обряд. Но дух сказал:

– Меня хотели убить, а я хотела жить. Верни меня, колдун. Ты можешь. Дай жизнь.

Михаил Иванович молчал. В такие разговоры с духами вступать нельзя.

– Я молодая и красивая. Хочу жить, – продолжал дух. – А тут мне не нравится.

Но видя, что Михаил Иванович молчит, дух продолжал просить и умолять. Но Михаил уже начал произносить слова, которые отпускали духа и закрывали границу в мир живых.

– Найди тех, из-за кого произошел несчастный случай! – прикрикнул на него дух женщины. Дух вскинула руку, и перед Михаилом появилось что-то золотистое, напоминающеё то, что показывал ему недавно призрак Губарева.

Но внезапно завибрировал телефон, который Михаил Иванович забыл отключить. Это отвлекло внимание. Заминка на доли секунды и призрак с воем кинулся к границе, пытаясь прорваться в мир живых. Михаил резко потушил свечу и все исчезло. Сердце колотилось. Едва успел. А телефон продолжал заливаться.

Михаил Иванович выбросил свечу и вылил воду. И только тогда ответил на вызов продолжающего звонить телефона.

– Здравия, – произнес в трубке голос Петровича. – Ну что, съездил я с напарником по адресу этого Губарева.

– Петрович, а чего ты мне с этим звонишь? – спросил, успокоив дыхание Михаил Иванович.

– Ну, а кому я должен это сообщать? – удивился Петрович.

– Петрович, по процедуре ты знаешь, как ты это должен сообщать, но ладно. Не звонками уж точно. Хорошо, давай рассказывай, – устало ответил Михаил Иванович.

– Значит, приехали мы к этому Губареву, двери не открывали. Мы и звонили и стучали – ноль реакции. Но на шум вышла соседка по площадке и сказала, что Губарева давно не видела. Он там практически не бывает. Дала телефон Губарева, мы тут же решили ему позвонить, но его телефон не ответил. Тогда мы спросили, а есть ли у Губарева родственники? – тут Петрович сделал паузу.

– Не томи, говори, – поторопил Михаил Иванович.

– Так вот, его братом, причем, родным братом оказался бывший местный журналист Матвей Сергеевич Погодин, – с заговорщическим тоном сказал Петрович.

Не сразу Михаил Иванович вспомнил историю восьмилетней давности, когда Матвей Погодин возглавил крестовый поход против одного из предприятий. Он писал разоблачительные статьи, писал заявления в прокуратуру, но до возбуждения дела так и не дошло. Владелец бизнеса хорошо спрятал концы в воду. А вот Погодину пришлось уехать. Против него организовали травлю.

– Слышь, Петрович, а чего у них фамилии разные, если они родные браться? – вернулся к вопросу Михаил Иванович, который захотел об этом узнать, как только услышал про разные фамилии.

– А, это, сейчас расскажу, соседка словоохотливая попалась. Сообщила, что у братьев одна мать, а отцы разные. Погодин – старший, ответственный, толковый, а Губарев – младший, не очень такой персонаж, с гнильцой, – с готовностью поведал ему Петрович.

– А чего ты тогда их родными назвал? Они же неполнородные? – въедливо уточнил Михаил.

– Слышь, Иваныч, ты мне своими «пере» и «недо» мозги не парь, я с тобой как с нормальным человеком говорю. По мне, мать одна, значит, родные, а в твои бумажки я правильно напишу. Я ж тебе сейчас не по регламенту докладываю, – недовольно сказал Петрович.

– Ладно, не начинай. Что-то ещё есть? – вернул Петровича к теме Михаил Иванович.

– Приедет Погодин через пару дней. Ключи от квартиры у него есть и откроет квартиру для осмотра, готов брата опознавать и рвется хоронить, Но мне показалось, что он как-то странно реагировал. Слишком спокойно. А так, все, – закончил отчет Петрович.

– Понятно, Петрович, спасибо, что сообщил – сказал Михаил Иванович.

Закончив разговор, Михаил Владимирович, вернулся к тому, чтобы записать все, что сказал дух Котовой. Пока помнит подробности.

*****

Матвей Сергеевич Погодин.

За столом в просторном кабинете сидел мужчина лет сорока, блондин с серыми глазами. По его внешнему виду было заметно, что мужчина очень следит за собой и занимается спортом. Его спортивная фигура, с широкими плечами и подтянутым телом, говорила о регулярных тренировках и значительном внимании к физической форме. Он носил дорогой, хорошо сшитый костюм, который подчёркивал его атлетическое телосложение, а стильная, аккуратная прическа завершала образ человека, привыкшего к дисциплине и порядку.

Его кабинет выглядел строго, но с элементами утонченного вкуса. На столе лежали аккуратно разложенные бумаги, дорогая ручка и персональный ежедневник, выправленный, как по линейке.

Это был Матвей Сергеевич Погодин.

Он посидел неподвижно несколько минут, пытаясь переварить информацию, которую только что получил. Матвей медленно отнял телефон от уха и положил его перед собой на стол, как будто этот маленький предмет внезапно стал невыносимо тяжелым. Его пальцы ощутили легкое дрожание, и он потер ладонями лицо.Посмотрел на свои записи в ежедневнике. Нет, точно не сон. Перед ним была краткая запись разговора с полицейским.

– Этого не может быть, – прошептал Матвей, почти как молитву. – Просто не может быть. Ромка умер и теперь мне его хоронить.

После этого мужчина резко встал и быстро вышел из офиса. Оставив ежедневник на столе.

Глава 4

Закончив записывать все, что запомнил в подсказках Губарева и Котовой, Михаил Иванович ещё раз задумался ехать ему или нет в контору. Никакого желания ехать сейчас на работу, чтобы ждать новый вызов на рабочем месте, не было. Поэтому, справедливо рассудив, что вызов он может ждать и в комфорте, в доме у тетки, сидя в любимом широком и удобном кресле, дремая, Михаил Иванович решил предупредить дежурного, что он на связи и ждет вызов, но занят вне работы. Если будет вызов, чтобы звонили ему и он приедет прямо на место. Поскольку таких финтов, как отсутствовать на рабочем месте во время дежурства, Михаил Иванович не позволял раньше, то дежурный немного удивился, но принял информацию. Михаил Иванович сам, если что, будет объясняться с руководством. На том и порешили.

После всех этих разговоров Михаил Иванович поехал к своей тёте Валентине Михайловне.

Едва Михаил показался в дверях, тут же обратила на него цепкий взгляд. Она всегда умела уловить малейшие перемены в настроении своих близких. Седая прядь в ее волосах мягко покачивалась, когда она, слегка приподняв брови, произнесла:

– Ну, что, пришел в себя?

– Есть такое. Мне надо было немного времени, личного времени, – ответил Михаил.

– Совсем ты себя не бережешь, Мишутка, совсем, – сокрушённо произнесла она, слегка нахмурившись.

Михаил усмехнулся, постаравшись придать своему лицу уверенное выражение. Он пытался скрыть своё беспокойство, с которым не хотел делиться.

– Теть Валечка, я уже взрослый, от меня многое зависит, ценный кадр, как говорят на работе, – сказал он, вложив в голос нотки шутливого самодовольства, стараясь снять напряжение.

Но тетя, опытная и проницательная, заметила за его шутками что-то большее. Она вздохнула и мягко ответила:

– А дома что говорят? Ты не подумай, я рада тебе. Очень люблю, когда ты приезжаешь, но ты мог бы и домой заехать, – в её голосе прозвучала искренняя забота.

– Мог бы, но пока все сложно. Да и тебя проведать надо, – после этого Михаил Иванович к дивану, где сидела его тетя, и сел рядом с ней. – Не ворчи.

Тетя Валя, не удержав лёгкую усмешку, подозрительно покачала головой.

– Не ворчу. Я ведь знаю, зачем ты там сидел: опять мертвых кликал. И не убеждай меня в обратном, – остановила она возражения Михаила. – Я сестра твоего деда. И что-то, да понимаю. Не играй с этими силами. Это не дар, а проклятье. Очень тебя прошу, не тащи в это своего сына. Даже если дар будет. Не буди лихо, пока оно тихо. Ты же не знаешь, как за это расплачиваются.

Вздохнув, Михаил развёл руками, пытаясь найти слова, чтобы объяснить ситуацию:

– В том и дело, что не могу не делать этого. Это сильнее меня. Может и по службе такие успехи от того, что я голос рода слушаю, – со вздохом ответил на упрек Михаил. – Куда мне деваться? Знаешь же, что если не буду время от времени грань открывать, то срок жизни себе сокращу. А я хотел бы увидеть внуков, как это не банально звучит.

Тетя Валя, обеспокоенно нахмурив лоб, откинула посеребренные пряди волос и, вздохнув, мягко напомнила:

– А будешь применять, то сократишь ещё сильнеё. Деда вспомни. Ему жить бы и жить, а его уже нет с нами, – в ее словах отразилась та невыносимая тоска по тем, кого уже нет.

Михаил кивнул, чувствуя, как её слова проникают глубоко в его сознание, но он был не из тех, кто легко сдается:

– Из жизни вообще никто живым не выберется. Все будет хорошо, – попытался он приободрить тетю, выдавив из уст тонкую улыбку.

Тетя Валя пристально посмотрела на него:

– Но на вопрос, почему не домой, а ко мне приехал, ты так и не ответил, – вдруг резко перевела тему тетя и требовательно посмотрела на него. – У тебя все в порядке?

Михаил сделал паузу. Он опустил глаза, чтобы не смотреть в строгие глаза тети, но ответил с показной бодростью:

– Все нормально. Если будет не нормально, то я тебе расскажу первой, – он добавил эту фразу, надеясь, что её легкость скроет ту тень, что пока не отпускала.

– Врешь, – спокойно определила тетя Валя. Она знала его слишком хорошо, чтобы верить каждому слову.

Михаил угрюмо улыбнулся, признавая её правоту:

– Разве что, самую малость, – покаянно сказал он и вздохнул, предпочитая не рассказывать о сложностях, которые оставил за порогом.

Тетя вздохнула и протянула руку, чтобы погладить его по голове, говоря:

– Хороший ты у меня, Мишутка. Очень хороший.

После этого тетя пошла в кухню, чтобы приготовить для Михаила поздний ужин. А он пошел за ней, ему хотелось посмотреть на эту уютную суету, которой он давно не видел дома. Михаил уже не первый год готовил сам себе и ел в одиночестве. Мила все меньше готовила, чаще брала полуфабрикаты. А сейчас ему тетя готовилась варить домашние пельмени. Не то чтобы это блюдо было каким-то особенным, но это было целиком домашнеё блюдо: тетя сама сделала фарш, раскатала тесто и слепила пельмени. Энергетика и вкус у этой еды совсем другие.

После ужина они с тетей какое-то время ещё сидели и смотрели телевизор, затем она пошла читать к себе, в свою спальню. А Михаил перебрался с дивана в кресло и сидел смотрел телевизор в полудреме. Телефон был поставлен на самый громкий звук, чтобы точно не пропустить.

Однако вызовов на место происшествия в эту ночь больше не было. На службу Михаил Иванович пришел не выспавшийся. И тут же от дежурного узнал, что его ждет руководство. Пришлось идти. Было предчувствие нагоняя. Но отступать он не привык, поэтому шел уверенным шагом, периодически здороваясь с коллегами.

Войдя в кабинет начальства, Михаил Иванович поздоровался:

– Здравия желаю, Петр Викторович. Прибыл по вашему приказанию.

– Ты садись, я с тобой сейчас буду долго и предметно говорить.

Начало разговора Михаилу Ивановичу не понравилось. Неужели это из-за того, что он не сидел вместе с дежурным в ожидании вызова? Михаил Иванович сел за стол, который примыкал к столу Петра Викторовича, образуя букву Т. На столе лежало несколько прошитых пухлых папок с документами.

– Думаешь, я тебе сейчас нагоняй устрою за то, что ты своевольно таскался где-то всю ночь, вместо того, чтобы быть на месте? – словно прочтя его мысли, произнес Петр Викторович.

Михаил Иванович пожал плечами. Он не первый год работал под начальством Петра Викторовича и знал в какие минуты лучше промолчать. Это был тот самый момент, когда тишина – залог здоровья. И Михаил молчал, ожидая продолжения речи.

– Надо бы, надо бы. И нагоняй я тебе дам, но позже. Сейчас другое дело, – угрожающе произнес Петр Викторович. – А сейчас вот о чем поговорим.

Тут он взял паузу, прокашлялся и продолжил.

– Видишь папки? – Петр Викторович кивнул подбородком на стол, затем откинулся на спинку кресла. Голос был ровный, но с холодком. – Это давние дела… первое тело нашли еще лет десять назад. Я сам когда-то начинал.

Он коротко осмотрел на Кулдышова изучающим взглядом.

– Периодически находили трупы – все без голов. Делал кто-то хладнокровный. Знаешь, были такие любители искусства в кавычках, что тела в гробах на кладбищах раскапывали? Так вот, тут тот же подход – что-то ритуальное сквозит. Все убитые, вероятно, никому не нужные, ни родных, ни знакомых. Короче, никто этих людей даже не искал. Сам понимаешь – никаких заявлений, ничего.

Он замолчал, давая вес собственным словам.

Тела находят поздно. Через через три – четыре месяца… иногда год. Зацепок нет. Сам труп в одном месте, а убивали где-то в другом. Видимо, специально перевозят, чтобы запутать. Ну, и головы нет. Вообще нигде. Мы думали, что проверим и найдем. Но ничего.

– А что с экспертизами? – коротко спросил Кулдышов.

– Ты это в делах посмотришь. Всё тут есть. Пусть и мало. Эксперты надрывались, искали хоть что-то. Никакой борьбы. Вывод один, их убивают без сопротивления.

– Кто-то из подозреваемых был?

– Всех сомнительных проверяли – бесполезно. Пока больше вопросов, чем ответов. Недавно нас сверху нагнули по этим делам… что-то якобы всплыло. Приказ оттуда сорвался громкий: доложить. Только доложить нечего. Если честно – меня это выводит из себя, – Петр Викторович хлопнул ладонью по самой верхней папке. Голос начальника стал жёстче.

– Надо эту канитель разруливать. Поэтому дело за тобой. Отчитаешься мне в ближайшее время. План мне приноси на бумаге. Папки берешь с собой. Через канцелярию и все по процедуре.

– Принято.

– Если станет нужна помощь, скажи сразу. Не тяни и не геройствуй.

Михаил Иванович кивнул, собрал все пять подшитых папок дел со стола и пошел в канцелярию, где им присвоили входящий номер. Расписавшись в получении, и ушел на свое рабочеё место.

В кабинете кроме Михаила Ивановича работал ещё один следователь следственного отдела – Поленов Григорий Львович. Поленов устроился в следственный отдел два года назад и был на несколько лет младше Михаила Ивановича. Поскольку свободное место оставалось только в его кабинете, то сюда новичка и определили. Теперь Кулдышов и Поленов делили кабинет на двоих. Весь следственный отдел был размещён таким образом: один кабинет на два рабочих места. Это создавало определенные неудобства. Но что есть, то есть. С соседом по кабинету Михаил Иванович всегда сосуществовал мирно, работа у обоих была выстроена так, чтобы максимально возможно не мешать другому. Но нет-нет, да и вспоминалось Михаилу привольное житье в кабинете без соседей.

Войдя в свой кабинет, Михаил Иванович увидел, что Григорий Поленов уже был на месте. Поздоровавшись, Михаил прошел к своему рабочему месту, где положил на стол полученное от шефа дело. Затем повесил куртку в шкаф и сел за свой стол, планируя изучать документы.

– Миха, – обратился к нему Поленов. – В каком настрое шеф?

– А чего? – вопросом на вопрос ответил Михаил.

– Да я пойти к нему хочу, мне надо пару дней за свой счет попросить. А ты, как я вижу, от него, – объяснил Григорий.

– Гриш, как всегда. Только чуть болеё боевой, – сообщил Поленову Михаил.

– Думаешь, пошлет подальше с такими просьбами? – продолжал задавать вопросы Григорий.

– Я не знаю. Честно, не знаю. Мне вот новое дело выдал, теперь мой черед искать черную кошку в темной комнате, – вспомнив удачное выражение, поделился Михаил.

– Ты в любимчиках, … это да, – усмехнулся Поленов.

– В смысле, в любимчиках? – удивился Михаил Иванович.

– Если бы ты пошел просить, то тебе бы точно дали эти пару дней, – с завистью в голосе сказал Поленов. – У тебя же раскрываемость и «все-такоемость».

– Гриша, я тебе вот что скажу и повторять не буду: я не любимчиках, я честно работаю, пашу как трактор в борозде и как белка в колесе. Я ни разу не попросил какого-то особого отношения. Не знаю, почему у тебя сложилось обо мне какое-то превратное мнение, что я на особом счету. А чтоб была раскрываемость в сроки, то нужно работать, даже больше, пахать, Гриша, надо. Только пахать. Преступления сами себя не раскроют и преступник сам к нам не придет. Не расследуется ничего само по себе. Вот тебе и «все-такоемость». Слово же ещё откуда-то взял дурацкое.

– Воу-воу, не злись, мой серьезный друг и лучший из лучших следователей. Я ничего такого, если что. Хочется иногда иметь такую же интуицию-радар как у тебя, – замахав руками в сдающемся жесте, сдался Поленов.

– Гриша, ты дошутишься… по грани ходишь. Я тебя предупредил, – серьезно ответил Михаил, не приняв легкого тона Григория. Ему было неприятно, что все его достижения сейчас приписали к какому-то особому отношению и привилегиям.

Михаил Иванович демонстративно пододвинул к себе материалы дела и начал изучать. Разговор увял сам собой.

Пролистав часть материалов, он остановился на первых попавшихся фотографиях с места обнаружения первого обезглавленного тела, разглядывая их. Что сказать, тело нашли в лесополосе, недалеко от дороги случайные грибники. Тело мужчины, подвергнутого жестокой расправе, пролежало под открытым небом длительное время, и вследствие этого дикие звери, оставившие на нём свои следы, нанесли телу значительный ущерб. Одежда так же была повреждена, на ней имелись разрывы, местами куски ткани были просто вырваны. Голова так и не была найдена.

Пролистнув ещё часть страниц, Михаил Иванович стал разглядывать следующие фотографии. Там уже было мумифицированное обезглавленное тело женщины, обнаруженное в сарае на одной из заброшенных дач. Одежда особых повреждений не имела, но и головы тоже не нашли.

Было ещё кое-что общеё у этих тел: были обнаружены следы проникающего удара в переднюю стенку грудной клетки колюще-режущим предметом. Имелись дырчатые переломы костей плоских костей и трещины. Удар наносился единожды, но достаточно сильный.

На этом Михаил Иванович закрыл папку и заполнил необходимые бланки, в том числе и приеме дела к собственному производству. Теперь это его головная боль. Хуже всего было то, что почти все тела оказались невостребованными, их никто не искал, заявлений не подавал, личности не установлены. Как будто они и не жили нигде и ни с кем. Как лишние люди.

Михаил Иванович задумался. Работа предстояла кропотливая. Объем информации, которую нужно было обработать, был большим. Однако Михаил Иванович знал, что каждая деталь может оказаться ключевой. Нужно будет выехать на места обнаружения тел. И воззвать к мертвым тут не получится. Только сам. Разве что, вновь найдут тело, но этого не хотелось бы. Но в глубине души Михаил Иванович понимал, что если такие тела находят последние семь лет, то есть очень большая вероятность обнаружения нового тела. Затем он погрузился во внимательное чтение всех переданных ему материалов дела. Это заняло у него время до самого вечера. Даже на обед не пошел. Сидел и читал.

Михаил Иванович посмотрел на время только тогда, когда его сосед Григорий засобирался домой.

– Ты снова задержишься? – задал вопрос Григорий. – Горишь на работе, неужели дома тебя не теряют?

Этими случайными словами Григорий нечаянно задел за живое Михаила.

– Гриш, ты пошел? Вот и иди! Мы с моей семьей сами разберемся, – недовольно пробурчал Михаил Иванович. Семья – это сейчас больная тема для него. И, даже, просто упоминание о ней очень сильно портило настроение.

– Ну, привет семье, а я пошел, – снова пошутил Григорий уходя.

Михаил Иванович молча кивнул, его излишне резкая реакция на юмор Григория была бы неоправданна. Григорий не только не знал о том, что у Михаила проблемы в семье, но и обидного, в общем-то, ничего не сказал. Поэтому криво ухмыльнувшись, Михаил Иванович прощально махнул Григорию рукой.

Оставшись в кабинете один, Михаил Иванович откинулся на спинку компьютерного кресла и посмотрел на потолочные светильники.

– Надо идти домой, – подумал Михаил Иванович, массируя одной рукой себе шею. – Домой. Но там Мила, которая наверняка продолжит то, что начала сутки назад. Снова будет обливать меня презрением и упрекать.

Закончив разминать уставшую шею, Михаил облокотился на стол, положив голову на руки.

– Идти нужно все равно. Разговор с ней нужен, – продолжал размышлять он. – Мила может делать что угодно, она взрослый человек и удержать её я не смогу, если она твердо захочет уйти. Но с детьми я хочу сохранить контакт. Как минимум, договориться с ней по детям, если уж её от развода не отговорю.

Михаил Иванович убрал все документы по делу в сейф. Оделся и поехал домой. Открывая дверь, он даже не успел снять обувь, как на пороге его встретил сын Данька. Мальчик влетел словно вихрь, окружив отца радостными объятиями. За ним к отцу подбежала Маша. Их глаза сияли восторгом от встречи, и Михаил почувствовал, как усталость отступает, заменяясь радостью.Пока он обнимался и тормошил детей, а они его в ответ, из комнаты на секунду вышла его жена, посмотрела и тут же зашла обратно.

– Папа-папа, а я сегодня две пятерки получил, – громко рассказывал Даня.

– А я с классом в цирк ходила, знаешь какое там представление было? – перебивая сына, рассказывала дочь.

Михаил Иванович на секунду задумался: вот увезет от него жена детей, захочет ли он тогда приходить в этот пустой дом? Где его никто не будет ждать?

– Дайте я сейчас переоденусь, и выслушаю все ваши новости, – попросил Михаил Иванович.