скачать книгу бесплатно
Папа склоняется над тетей Люсей и заносит кулак прямо над ее глазом.
Дальше – не помню.
Интересно, на что каждый день так злится папа? Наверное, он сильно устает на работе?
Могу ли я что-то сделать, чтобы ему стало полегче?
***
Вздрагиваю от холода, когда тонометр касается моей спины.
Мне 8.
– Ой, какая же ты волосатая! Как же ты замуж выйдешь такая! Тебя же никто не возьмет.
Ты же девочка, – причитает она, увидев пушок внизу моей спины. – А руки-то какие, ты посмотри! – она небрежно хватает меня за запястья.
Я оборачиваюсь к бабушке в поисках поддержки. Но она, стыдливо улыбаясь, поддерживает врачиху:
– Вот такая уродилась да, не говорите.
***
Мне 8. И только что я узнала, что, если плакать над письмом, слова в нем расплываются от упавших на него слез.
Узнала об этом, когда делал вид, что учу уроки, а сама катала очередное послание папе в тюрьму.
Тайком, потому что бабушка не одобряла. Ведь папа – плохой и именно он виноват в смерти мамы.
А я не хотела быть плохой, поэтому продолжала его любить, но тайно.
Виноватой себя чувствовала постоянно. Но у нас с бабушкой тоже была своя особая игра – в молчанку. В этой игре никто не мог сравниться с бабушкой.
Едва мы стали жить вместе, она сразу дала мне понять, что просить у меня прощенья, как мама, она не будет.
А чтобы научить этому меня – не разговаривала со мной по несколько дней.
Я ломалась обычно уже ко второму дню.
Молила прощенье, стоя на коленях и давясь слезами.
Лишь бы эти вечно опущенные уголки ее губ поползли вверх.
И они ползли. А я просила. И за маму, и за папу, и за себя, и за дедушку, и за братьев, которые издевались над ней все детство.
Я просила за всех. И в конце концов, она просила меня подняться с колен.
***
– Бабушка, я умру?
Скорая едет. Бабушка плачет. Наверное, она меня любит. Точно любит.
Говорит, что, конечно же, нет, а сама не знает, я же вижу.
Мои приступы астмы все чаще. Обычно после них я долго лежу в больнице. Я только пошла в первый класс, но из-за болезни, пропустила почти весь учебный год.
Учителя грозятся оставить на второй.
А мне бы просто дышать полной грудью.
***
Я так горда собой, нарисовала рисунок для своего папы, и наконец мы с ним встретимся.
Долгожданный момент: открывается дверь в палату, и я вижу его.
Он лежит на койке, такой уставший и больной.
Улыбается из последних сил, когда смотрит на рисунок. Как будто действительно рад.
Не помню, как я оказалась на руках у бабушки. Знаю только, что не хочу жить с ней.
Я хочу к папе!
Наивная. Будто в этой жизни для кого-то важно, чего я хочу.
***
Бог, где ты там? Наверху?
Куда говорить? В потолок?
Если ты есть, то почему мама умерла?
Я только что научилась читать и прочла рассказы о тебе. Значит, там все неправда, и ты на самом деле не такой уж хороший, как про тебя пишут?
Знаешь что, бог?
Я проклинаю тебя!
***
Мама и папа меня любят!
Знаете, КАК они меня ждали?
Мне хватило одной секунды, чтобы увидеть это в их глазах.
Всего одной секунды моей жизни, которую я запомню навсегда. Забуду. Но потом снова вспомню.
Как тёплая, мягкая мама прижимала меня маленькую к себе.
Как сильные руки папы, пропахшие сигаретами, осторожно меня забирали.
Как они улыбались.
Как они были счастливы.
Моя семья – вот эти несколько секунд в безопасности, на руках у родителей.
Оставьте мне это воспоминание, пожалуйста, не забирайте его у меня. Заберите лучше все остальные.
***
Мне 8. Мама умерла, когда мне было 3 года.
Я – шлюха.
До сих пор в глазах стоит перекошенное лицо соседки по площадке, когда она кричит мне это.
Как моя мать. Шлюха как моя мать.
Скажите мне пожалуйста, какой мне надо быть, чтобы никто не узнал, какая я на самом деле?
Или это то, чего уже нельзя изменить?
Я закрываю глаза и представляю себя на сцене.
Нежная драматическая героиня в длинном белом платье.
– Забудь себя, – шепчет одними губами, так, словно жаждет воды.
– Я забуду, а что взамен?
– Безопасность.
– Бери
Никто не назовет тебя больше шлюхой. Никогда.
Просто спрячься.
***
15 лет.
Кажется, мой дядя тоже не оправился от смерти мамы – его сестры.
Как и дедушка.
Интересно, почему все мужчины в нашей семье такие слабые?
Почему мы с сестрой от смерти мамы оправились, бабушка от смерти дочери оправилась, а они нет?
И почему все издевательства дяди Славы воспринимаются как шутки. Ему бы с этим всем в КВН, потому что “шутки” так и льются бесконечным потоком, в основном, на меня.
Сестра уже сбежала из дома.
Дяде во мне не нравится все: слишком длинный нос, прыщи на лбу, волосы на руках…
Нет во мне ничего, за что бы он меня похвалил или хотя бы промолчал. И я, наверное, никогда не забуду, как он брезгливо отпрыгивал и ругал меня, когда я лет в шесть подхватила вшей.
Я для него что-то вроде служанки – принеси, подай, сгоняй за сигаретами «Прима» в красной упаковке. Вместо пульта для телека – переключаю каналы. А зовет он меня не по имени, а по фамилии и почему-то в мужском роде. Мне еще повезло: сестру он вообще называет уродом. Прямо так и говорит – урод.
В детстве, чтобы не сойти с ума, я убедила себя, что это нормально и что проблема действительно во мне. Ведь никто из взрослых не возражал ему, не заступался.
А всякое мое несогласие и попытки отстоять себя, которых с возрастом становилось все больше, высмеивались и, в итоге, выходили мне боком. Я привыкла душить в себе закипающую ярость.
Сейчас мне 15, дядя живет не с нами, так гораздо спокойнее, и у меня, наконец, появилась своя комната.
***
15
Ещё неделю назад я получила очередное письмо от папы.
Но так и не села за ответ.
Вру себе, что времени нет – уроков много. Но где-то в глубине, понимаю, что не напишу ему больше ни строчки.
***
17
Я совершенно не помню тот день, когда отец вернулся.
Помню только, что не было ни объятий, ни смеха, ни тёплых слов. Ни всего того, что я представляла себе все эти десять лет, пока ждала его.
Теперь я сижу вечерами в кухне у окна, и слушаю Сплин в наушниках на полную громкость.
Потому что в моей комнате теперь живёт совершенно незнакомый чужой человек, который называет меня дочерью.
Если бы я только могла поговорить с собой маленькой, я бы сказала: "Не жди".
Никогда никого не жди, слышишь?
Тот, кого ты ждала, уже не вернётся, вместо него тебе подсунут какую-то жалкую пародию.