
Полная версия:
Устроены так люди…
Краем глаза, я заметила, как из других вагонов высыпали люди и вместе со встречающими пошли по перрону под крышу вокзала. Они старательно обходили первый вагон, как будто в нём везли прокажённых, но при этом сворачивали шею, чтобы посмотреть, в чем дело, почему первый вагон спешно оградили желто-черными лентами.
Не сказать, чтобы я сильно волновалась от этих взглядов. Я даже немного злилась. Мне хотелось поскорее отвезти Курбана в Бибирево. Я плоховато знала тот район, но вроде бы рядом с метро был дом, где его собирались приютить дальние родственники. Мне смутно представлялось то место. Помню огромный торговый центр со стройматериалами. Через дорогу от него тенистая аллея с пятиэтажками. Я мысленно определила Курбана туда, но кто мог поручиться, что я не ошибаюсь. В общем, есть вероятность вихлять в поисках дома родственников Курбана, а он всё не выходил и не выходил из вагона. И никто не выходил, кроме той проводницы с вздыбленными сожжеными химией волосами.
Через несколько минут возле поезда осталась только группа полицейских и я. Оказывается, всех, кто ехал в этом первом вагоне, переместили в другие вагоны ещё за несколько километров до прибытия в Москву. И, оказывается, всё встречающие это знали, так как пассажиры им сообщили, что будут в других вагонах. И только мне никто не сообщил, что Курбана переместили. Потому что его никуда не перемещали. Это было совершенно без надобности. Более того, именно из-за Курбана переместили из вагона других пассажиров. Но об этом я узнала позже, а пока женщина в полицейской форме направлялась ко мне в то время, как её коллеги зашли внутрь вагона. При этом бортпроводница ужасно не хотела входить обратно туда, откуда недавно вышла. На ней прямо лица не было и судя по её поведению, она была близка к истерике.
– Ну что вы без меня не справитесь? В самом-то деле? Я и так с ним еду всё утро и весь день, побойтесь Бога! Мне не доплачивают за это! Ааа! – Женщина чуть не плакала, но потом все-таки пошла.
Смутные сомнения стали закрадываться в мою голову. Если бы что-то случилось из серии “можно починить, подклеить и все будет, как раньше”, то сюда бы прибыли не полицейские, а фельдшера скорой помощи. Значит, то, на что пошли смотреть сотрудники, уже не поправить. А что это может быть иное как не сама смерть! По спине у меня пробежал холодок, ещё в унисон моим мыслям раздался заунывный сигнал отбывающего с другого пути состава.
Полицейская посмотрела на меня, делая мгновенный рентген моей жизни, и спросила:
– Кого встречаем?
– Эээ, Курбана.
– Фамилию не знаете?
– Эээ, нет. Я его, вообще, не знаю. – Я внутренне напряглась. Всем известно, чем может закончиться вполне мирная беседа с полицейским.
– Не знаете и встречаете? – без удивления спросила полицейская. – А опознать его сможете?
– Опознать? – во рту вдруг словно сахарная вата очутилась, которая мешала говорить.
– Да. – Просто сказала женщина.
Такой разговор у нас затянулся почти на полчаса. Полицейская записывала мои контакты, контакты моего бывшего супруга, место наших с ним работ, телефоны, адреса, причину того, что именно я встречаю Курбана. Я даже почувствовала раздражение, когда женщина по второму кругу принялась выяснять всё то, что я до этого ей поведала.
– Да, не знаю я, почему именно меня Иван попросил! А кого же ещё ему просить, как не бывшую супругу? Господи…
Тут я заметила, как в вагон зашли фельдшера в красных куртках с белыми нашивками. Я себя так плохо чувствовала от усталости и тревоги, что была бы не против, если бы меня они отсюда забрали бы. Но похоже в вагоне у них был пациент поважнее.
Через некоторое время, пока я обьясняла в сотый раз про какую-то мифическую тётю Курбана, которую он приехал разыскивать, фельдшера вынесли на носилках тело человека. Я охнула. Тело было полностью накрыто. Сомнений уже не было совсем: человек мёртв. Естественно, что бортпроводница не хотела заходить в вагон. Я бы тоже на её месте не захотела бы. Тем более, что ей пришлось ехать полдня в вагоне с ним одним.
После такого уволишься и с железной дороги и из бортпроводниц. Но эта женщина после выноса тела приободрилась, взбила свою причёску руками ещё выше и затараторила по рации что-то о том, что вагон теперь свободен, пригоден для уборки и готов к перемещению на другой путь. А я подумала, что проводница, наверняка, многого повидала на своей работе, и одним трупом больше, одним меньше – погоды не меняет.
Везде, где есть работа с людьми, у сотрудников вырабатывается иммунитет к подобным событиям, иначе быстро выгоришь или сойдёшь с ума. Я порадовалась за проводницу в то время, как моя собственная судьба показалась мне незавидной. Похоже, меня не собирались отпускать.
– Послушайте, но мне домой надо, у меня дети. Я совершенно посторонний человек для Курбана. Ведь это он там лежит? – Я махнула рукой в сторону носилок, которые положили на заплеванный асфальт.
Полицейская без тени жалости в голосе и в лице тем не менее отошла от меня и посовещалась с коллегами ровно полминуты.
– Хорошо, можете идти, но завтра вызовем вас в любом случае. Из города не выезжать. – Она отвернулась от меня.
Началась какая-то суета с перемещением тела. Все переговаривались на повышенных тонах. То ли «труповозка» не приехала, то ли ещё что-то. Я быстро ретировалась и затерялась в толпе. Спустилась в переход, потом поднялась и очутилась у своей машины. Я села за руль и опустила голову на него. Прошло каких-то два часа, а моя жизнь, скорее всего уже не будет прежней. Не знаю, почему я ощущала это каждой клеточкой своего тела, каждой извилиной своего мозга. Кто мне этот Курбан? Я и не видела его ни живым, ни мёртвым. Но предчувствие безвозвратной потери своей прежней жизни я ощущала очень остро.
Я вырулила со стоянки и направилась к дорожной развязке. Следовало бы позвонить Ивану и сообщить ему о смерти Курбана, но мне пока не хотелось. Я ехала по дороге и всё тянула, тянула с мыслями, пока на светофоре не развернулась и не поехала в Бибирево. Мне хотелось первой сообщить родственникам о Курбане. Пусть не ждут его. Я ехала и думала о том, что полицейские дали маху и даже не спросили меня, куда я должна была отвезти погибшего. Видимо, подразумевалось, что я должна была Курбана приютить у себя, что категорически не соответствовало истине. Получается, что адрес в Бибирево известен только мне. Я и ехала по этому адресу.
Навигатор вёл меня беспрекословно, чётко, не обращая внимания на мой полный душевный раздрай. Совсем не понимала я, зачем туда еду. Иногда делаешь что-то: какие-то мелочи или даже дела поважнее и, хоть убей, не знаешь почему. Может, мне в сердце отдалась фраза Ивана о том, что я не знаю ничего о семье и семейных отношениях. Может, меня задело за живое то, что молодой парень Курбан, которому едва исполнилось двадцать лет, поехал разыскивать свою тётку в Москву, совсем не зная города.
Как бы там ни было, я подъехала к одному из выходов метро, немного повиляла между пятиэтажками и упёрлась в нужный мне дом. На подъезде висел домофон, я набрала номер квартиры, прослушала гудки. Никто не открыл. Я не сдавалась. Так далеко ехала и уйду? Набрала снова. Раздался хриплый голос глубоко пожилого человека. Меня не хотели впускать. Никакого Курбана не знали! Серьезно? Я перепроверила адрес. Снова позвонила. Снова выясняла. И на третьей моей попытке старуха просто перестала снимать трубку домофона. Я постояла возле подъезда. Кто-то вышел, и я вздрогнула от неожиданности. Спрашивать о мёртвом Курбане у девушки, которая выгуливала микроскопическую собачонку, было по меньшей мере глупо.
Я вернулась в машину и заставила себя набрать номер Ивана. Лишний раз беседовать с ним мне не хотелось никогда, но выхода не было.
– Алло? – Гнусаво и неприветливо откликнулся отец моих детей.
– Я не встретила Курбана. Вернее встретила, но… – Начала я рассказывать, но по обыкновению Иван не дал мне до конца ничего объяснить.
Его всегда подстегивала суетная деловитость. А он подстегивал поэтому других, не всех, конечно, но тех, кого считал ниже по рангу. Видимо, я так и не возвысилась в его глазах после развода.
– Почему не встретила? Его же ждут!
– Кто же, если не секрет?
– Я же дал тебе адрес в Бибирево! Ну что ты в самом деле? – Иван даже не пытался скрыть недовольство мною.
– Его никто не ждёт в Бибирево! Я стою возле дома, и мне никто не собирается открывать. Хотя я очень настойчива! Его просто не знают в этой квартире. Ясно тебе? Ты мне дал какой-то левый адрес!
– А что, вообще, говорят?
– Ничего не говорят! – Разозлилась я. – Умер твой Курбан!
– Не мой он совсем! Я его даже и не видел никогда. С чего ты взяла? То есть как умер? Что с ним хоть?
– Господи, ты снова берешься помогать чужими руками, не зная ничего! Лишь бы пыль в глаза пустить! Это мутная история! Парень умер ещё в поезде. Я тоже его не видела. Родственникам даже сообщить не могу, так как ты мне адрес не тот дал!
– Постой, постой! Сами они всё узнают. Не лезь, куда не просят! Полиция разберётся. Кстати, от чего он умер? Борьбой парень занимался, крепкий. Ничего не понимаю…
– Так, ты мне скажи, знаешь ты его родственников в Дагестане?
– Нет. Откуда? – ответил Иван.
– Кто тебя попросил его встретить на вокзале? – я злилась.
– Говорю же: просто знакомый. Вообще, я не при делах. Мне идти нужно. Работать!
– Постой! Дай хотя бы телефон того знакомого, кто попросил тебя!
– Да нету у меня никакого телефона! В Хасавюрт уехал он. Оставь меня! Как дочки мои?
– Да иди ты уже! – Я нажала отбой.
Тревожные мысли лезли мне в голову. Я просто не понимала, что я делаю в темное время суток в машине в Бибирево. Надо ехать домой. Странно, что Яна ещё мне не позвонила и не устроила взбучку.
Вокруг почти никого не было. Редкие прохожие брели к метро. Фонари горели как-то нечетко, словно им не хватало электричества, чтобы разгореться, как следует. А мне не хватало понимания, что случилось с Курбаном. Почему молодой парень, который занимается борьбой, вдруг скончался в поезде, не доехал до Москвы, не нашёл потерявшуюся тётку. Жалко было мне его. И его тётку. Хотя я их не знала и никогда не видела.
Вдруг представились мне два совершенно неадекватных для большого города персонажа: молодой парень и пожилая женщина. Тут же подумалось, что они очень бедные, голодные с тяжёлыми чемоданами бредут по шумным проспектам и не знают, к кому обратиться за помощью.
Я встряхнула головой, потерла веки и взялась за руль. Домой! Утро вечера мудренее. Завтра в полиции попробую выяснить, что стряслось с Курбаном.
***До дома добралась быстро. Дороги были свободные, на светофоре стояла я одна в кои-то веки. Только иногда меня нагонял тёмный квадратный джип, и я даже подумала, что он меня преследует. Но потом вспомнила, что я ничем не могу привлечь слежку, точнее никому и в голову не пришло бы преследовать меня, и успокоилась. Но джип ехал за мной неустанно. Видимо, владелец жил в моём районе. За тёмными стёклами не было видно даже очертания фигуры. Зато я в своей освещённой машине как на ладони. Из-за этого я со сих пор, уже имея стаж вождения в десять лет, чувствую себя не очень ловко. Но я привыкла к этому чувству и воспринимала его как необходимое зло, зато плюсов у автомобиля для меня гораздо больше.
Сама моя работа предполагает вождение, так что ценим то, что имеем…
Дома было тихо. На кухне горело освещение над плитой и лежала записка, где Яна отчиталась, чем кормила Инну и Нину, как они себя вели и во сколько легли спать. Сдал, принял.
Я заглянула в холодильник, увидела одинокий кочан капусты, отщипнула лист, подошла к раковине и максимально тихо включила воду, чтобы помыть его. Но тут же послышались шаги в детской, на кухню просочилась худенькая тень. Нина или Инна? Конечно, Нина. Она более спокойная, уравновешенная и вместе с тем любопытная донельзя.
– Чего не спишь, не оборачиваясь, и не сомневаясь, что это Нина, спросила я.
– Ресницы забыла помазать, мам. А ты чего так поздно? Тётя Яна на тебя сердилась. – Сказала Нина.
– Прямо сердилась?
– Ну не прямо, но недовольно корчилась, когда я спрашивала, где ты. Так где ты была? Снова влюблённых фотографировала?
Я стала хрустеть капустным листом с самым серьёзным видом, но понимала, что хрустом не отделаюсь. Мой ребёнок обожает страшные истории, и почему бы его не порадовать. Я вкратце рассказала, что стряслось. Нина старательно мазала мазью свои реснички из злополучной банки. Ресницы у неё стали густыми, словно приклеенные. На тонком лице подростка это выглядело почти мистично.
– Ух ты! Ты завтра в полиции спроси, как его убили! – восхитилась Нина.
– Я разве сказала, что его убили? – как можно строже спросила я дочь.
– Ну ты же удивилась, отчего может умереть парень молоденький и крепкий? Тебе же не понятно, почему оцепили вагон и велели завтра прийти в полицию? Вот отсюда этот и вывод. Его убили! Спорим? На что? – Нина загорелась азартом, который плохо сочетался с теменью за окном, домашней обстановкой на улице, моим капустным листом и главное, её нежным возрастом.
– Нехорошо о таком спорить, Нина. Пойдём спать, подруга…
Нина послушно поковыляла в своих мохнатых тапочках в спальню. Я же отправилась в душ. Желание полежать в горячей воде не отпускало меня всю неделю, но пора было уже спать, так что я ограничилась потоком воды, стекающим на моё бренное тело. Что же будет завтра? Что будет?
***Утро запустило мне в комнату солнечный свет. Я поморгала, осмотрела потолок, люстру, потом вспомнила вчерашний день и стала собираться. На экране мобильного была парочка не отвеченных вызовов. К этому я уже привыкла. Либо клиент, который хотел бы подкараулить своего благоверного, либо телефонные мошенники.
Я заглянула в комнату к детям. Девчонки спали без задних ног, хотя было уже начало десятого. Это вовсе и не новость. Бывало, что они спали и до трёх часов дня. Ресницы Нины отбрасывали на подушку тень. Я уже предчувствовала, что Инна скоро потребует такую же мазь себе. Яна вроде тоже собиралась мазать ею корни своих волос. Надо бы к этой бабуське как-нибудь съездить и мне. Но сначала в полицию!
Через час я стояла перед полицейским участком. Особенной суеты не наблюдалось. Люди в форме заходили и выходили без спешки. Люди в гражданском, так же, как и я опасливо оглядывались, и шли как бычки на заклание. А что делать?
Между тем, погода была ясная, жара потихоньку подступала, и я знала, что, когда сяду в машину, чтобы обратно ехать, машина нагреется зверски.
Птички прекратили чирикать и скрылись куда-то в одно известное им место, где бы они могли спокойно дождаться прохлады. Я, к сожалению, не птичка, и скрыться мне некуда, да и не по чину. Поэтому я, подняв голову, захожу внутрь. Со всех сторон меня охватывает затхлая прохлада, идущая сверху от кондиционера гигантских размеров. Я даже поежилась.
В окне с решёткой старенький сотрудник велел мне идти к пятому кабинету, что я и сделала. Почему-то я думала, что в кабинете будет хоть кто-то из вчерашних сотрудников, что вчера деловито сновали по Казанскому вокзалу, но в кабинете сидел совершенно незнакомый человек. Это был крупный мужчина с глазами немного на выкате, с большим лицом, выражение которого было бесстрастным и строгим.
– Прошу садиться, Венера Андреевна! – мужчина приподнял руку и указал мне на стул по другую сторону стола, за которым он возвышался.
Я вздрогнула, услышав своё полное имя. Янка меня “Веней” обычно кличет, дети “мамой”, поэтому я отвыкаю от официального звучания имени и отчества.
– Как близко вы знакомы с Курбаном? – приступил хозяин кабинета к беседе.
Я всплеснула руками.
– Божечки-кошечки, я его и не видела никогда ни живым ни мёртвым! Он умер ведь? А почему?
– Так! Поменьше эмоций! – мужчина едва не хлопнул по столу. Такое у него было намерение, я думаю. – Кто вам велел встретить Курбана на вокзале? И куда вы его должны были доставить?
– Велел муж. Доставить в Бибирево. – Чётко ответила я, подчинившись.
– По какому адресу? Почему вчера вы не сообщили об этом?
– Потому что меня не спросили.
Мужчина при мне начал звонить. Я глядела во все глаза на бумаги, разложенные у него под руками. Ничего непонятно. Слова вверх ногами. Как ни силилась, ничего не разобрала. Как же мне узнать, от чего умер Курбан?
– Сгоняй в Бибирево! Ещё вчера это нужно было сделать! Олухи!
Мужчина продиктовал адрес. А я молчала. Пусть съездят. В конце концов, может, мне не открыли дверь, а им откроют. Всё выяснится.
– Простите, ради Бога, но что же случилось с парнем? – я смотрела на мужчину с заискивающим выражением лица.
– Вам зачем эта информация? Любопытство до добра не доведёт.
– Ну, а вдруг я смогу вам чем-то помочь? – Ляпнула я.
Хозяин кабинета усмехнулся, и в лице его появилось, наконец, что-то человеческое. Даже глаза будто перестали быть строгими.
– Чем же вы, драгоценная моя, можете помочь полиции? – Иронически спросил мужчина.
– Ну, я своего рода и сама занимаюсь оперативно-розыскной деятельностью. Частным образом.
– Ого? Как это? – Мужчина взглянул на часы, висящие на стене, как бы размышляя, есть ли у него минутка на разговор с городской сумасшедшей.
– Я фотографирую неверных супругов. Выслеживаю их, ожидаю для того, чтобы сделать хороший кадр.
– Боже мой, и такие дела у нас творятся, оказывается… – Протянул мужчина.
– А то! Так скажите мне, отчего мог умереть парень, который занимается борьбой?
– Так вы мне скажите, коллега!
– А вы кивните мне или моргните, если я правильный вариант скажу!
Мужчина моргнул. Что же, я всегда готова предоставить самые невероятные гипотезы.
– Зарезали в драке?
Мужчина не моргал.
– Плохо с сердцем?
Мужчина не моргал, смотрел прямо перед собой, безмолвно играл в мою игру. Но я боялась, что игра в любой момент прекратится, и я не успею назвать правильный ответ. Я зажмурилась. Думай, думай!
– Его что задушили что ли? Борца? Голыми руками?
И мужчина вдруг моргнул. Угадала? Или устал не моргать, глаза заслезились? Мужчина снова смотрел на меня.
– Но голыми руками такого крепыша навряд ли возьмёшь… Шума было бы. Если убивать, то наверняка, конечно. Но раз вы говорите, что задушили, то… Опоили для начала, а потом подушкой? Так было дело?
От моей наглости хозяин кабинета вдруг начал моргать, как заведённый.
– Минутку, я вам ничего не говорил! Не выдумывайте! Я не имею права даже намекать вам на что-то. Вы выуживаете информацию, как… как змея какая-то! – мужчина глубоко вздохнул, чтобы успокоиться. – Если больше ничего сообщить не можете, я вас не держу.
– А что вас ещё интересует? Я его не знала. Супруг мой бывший тоже его не знал. Все дорожки ведут туда, откуда он приехал. В Дагестан. Будете связываться с местными?
– Придётся… – Мужчина не выразил радости, и я знала, почему. Большего расслабления при исполнении своих служебных обязанностей среди чиновников я не встречала нигде, только в Дагестане такое и увидишь. Вежливые улыбки моментально сменялись хриплыми ругательствами, если что-то не устраивало. Восточные хитрости, завуалированная ложь, деланное беспокойство: я всё это прочувствовала на своей шкуре, когда жила там.
С местными в Дагестане дружить можно, но ты никогда не будешь знать, что на самом деле они о тебе думают. И это сильно напрягает. Они у себя там хозяева, и всякий раз ты получаешь щелчком по росту, когда пытаешься разобраться, что к чему. У них свой уклад, свои понятия, влияние Востока чувствуется за версту. И совсем не удивительно, когда молодёжь искренне разделяет чужаков и местных по одним ведомым им критериям.
Может, там что-то изменилось с тех пор, как я там была последний раз? Десять лет, как я сбежала оттуда с девочками под мышкой. Я бежала не из региона, но от супруга, и всё же.
Когда Инна и Нина возвращались от отца с каникул, проведённых на море, я пару дней не узнавала их. Что-то неуловимо в них менялось, они становились какими-то маленькими скрытными врушками.
Я посмотрела на хмурое лицо Алексея Васильевича, а именно так звали хозяина кабинета, в котором я провела половину утра.
– В Дагестане вам нужен свой человек, и этим человеком могу быть я…
Господи, неужели, я это сказала? Меня никто не тянул за язык! Меня никто не просил, и никому не могло бы прийти в голову такое просить, тем более Алексею Васильевичу. Но я произнесла эти слова, роковые, можно сказать, слова и глядела на реакцию.
– Не понял? Свой человек? О чем вы, Венера Андреевна? Наверное, пора вам уходить. С вами свяжемся, если что-то нужно будет ещё прояснить.
Я почувствовала себя обиженной, как будто меня отвергли. Но с другой стороны, я не собиралась ни в какой Дагестан. Зачем мне это? Разберутся без меня, что произошло с убитым, с задушенным пацаном.
Я встала с неудобного стула и покинула кабинет. На улице уже разгорелось солнце, слепило глаза. Люди метались в поисках тенька, при этом стараясь не сильно отклоняться от маршрута, которым они шли. А я прямиком направилась к своей машине, нагретой совсем не нежными лучами солнца. В салоне был ад, темное сиденье нагрелось. Я еле села и поскорее включила кондиционер, вырулила с солнечного места, помчалась домой. Впрочем, это просто слова. Я никогда не мчусь и вожу исключительно медленно, иногда мне даже сигналят не в меру ретивые автовладельцы. Я не обращала на них внимания. Тише едешь, дальше будешь.
Терпение. Это главное. Удача приходит к тем, кто умеет ждать. К тем, кто несмотря на видимое отсутствие продвижения, продолжает копошиться, уже, особенно и не верит, в успех, но не останавливается. Так же и я.
Например, у меня сегодня по плану очередная засада возле места встреч злостной изменщицы с кавалером. Этот заказ был последним, который я запланировала на это лето. За него много заплатили, а я не собиралась перерабатывать. Всех денег не заработаешь. Меньше работаешь, больше отдыхаешь – это про меня. Предпочитаю сделать много и сразу, а потом почивать на лаврах, тратить, путешествовать. Может, и вправду съездить на Каспийское море? Ну и что, что там живёт Иван? Я что не могу поехать никуда теперь, если там живёт, жил или будет жить Иван?
Через пару часов я сидела в засаде, ожидая темноволосую ухоженную женщину. Я хорошо изучила её внешность и уже не смогла бы не узнать её. Иногда мои подопечные в целях конспирации меняли свой облик, но это было очень непрофессионально, что не удивительно, конечно, поэтому я внутренне хохотала над их потугами не походить на самих себя. Походку поменять крайне сложно, поворот головы, движение рук и прочее. А надвинутая кепка на глаза или волосы, убранные в хвост, меня-то в заблуждение не введут. Это точно!
Как-то одна женщина, за которой я следила по поручению её мужа, решилась надеть парик. Зрелище было поистине удручающим. Надеюсь, она этим своим поступком отпугнула своего любовника, и сохранила семью.
Через некоторое время, достаточное для появления моего нетерпения, появилась жена моего заказчика. Даже если бы её никто и ни в чем никогда не подозревал, её нынешнее поведение заставило бы начать это делать. Женщина постоянно оглядывалась, старалась держаться незаметной, что при её высоком росте было невозможно. Как только она подошла к уличному кафе, из припаркованной машины выскочил мужчина, молодой и резвый. Женщина тут же изменила вектор своего движения и приблизилась к автомобилю. Мужчина распахнул перед нею дверцу пассажирского сидения. В считанные секунды оба исчезли в салоне, машина завелась и умчалась.
Я уже преследовала автомобиль с изменщиками, но не любила я это дело. Это не только двойная оплата, но и двойная нагрузка на зрение, на внимание, на реакцию. Что ж я быстренько сориентировалась, и вот уже плотно вишу у них на хвосте. Они вправо – я вправо, они влево – я туда же, они застряли на светофоре, ну и я – за ними.
Раз так всё конспиративно, значит, женщина знает, что за ней следят. Машина, за которой я ехала, вдруг сделала резкий поворот, даже шины взвизгнули, и свернула к детскому саду. И мне пришлось сделать тоже самое. Я выдала себя! Возле садика не было машин, и, если мне срочно не изобразить в салоне маленького ребёнка, женщина твёрдо будет знать, что я слежу за ней. Вот только бы мне вывести кого-то за ручку из салона и повести его в садик, тогда бы я могла оправдаться. А так нет!
Я сидела в машине словно нашкодивший котёнок и ожидала приговора. То, что он будет, сомнения нет. Ведь у женщины нет детей, нет племянников, нет детей подруги. Ей незачем подъезжать к детскому саду. Я хорошо изучила её. И мне незачем подъезжать к детскому саду.
Дверь автомобиля распахнулась и вышла оттуда черноволосая женщина. Она направилась ко мне походкой победителя, а я была готова провалиться сквозь землю. Женщина деликатно постучала пальчиками мне в окошко, и я была вынуждена спустить окно.