Жизнь не по правилам

Просто чашка, которая была мне дорога. Просто мои чувства. Просто моё сердце. Просто моя жизнь.

Я обвела глазами квартиру, в которой столько времени прожила, которую считала своим домом. Предметы обихода, с помощью которых я создавала здесь уют. Многие из этих вещей были мне дороги. И я не знала, что хочу из этих вещей забрать.

Мои раздумья прервал Ник, которому не хотелось тут долго задерживаться.

– Полли, – сказал он, – возьми то, без чего тебе не обойтись.

И я забрала ещё утюг, фен, электронную книгу, наушники и чайник. И мы ушли, аккуратно закрыв двери. Я хотела оставить ключи в почтовом ящике, но Ник меня остановил.

– Ещё могут пригодиться, – сказал он, и я его послушала.

Я перемерила весь свой гардероб. Мне хотелось выглядеть красиво, но я все время боялась переборщить. Что хорошо для маскарада, не подойдёт для свидания. Отбраковывая один наряд за другим, я поняла, что привычно жду обвинений в распущенности. Эта юбка слишком короткая, этот вырез слишком глубокий, только шлюхи носят розовое, это платье слишком тебя облегает… Эти фразы просто проигрывались в моей голове, каждый раз, когда я примеряла очередную вещь.

Я остановилась у зеркала и сжала виски пальцами. Глубоко вздохнула и подняла взгляд. Спокойно оглядела себя в зеркало – лицо, шею, плечи, грудь, талию, бедра, ноги.

Спросила себя: – Что я вижу?

И сама себе ответила:

– Я вижу своё тело. Своё лицо. То, что создала природа. Не моя вина, если кто-то будет считать меня некрасивой или наоборот, слишком красивой, распутной или же скромной. Я не в ответе за чужие мысли. Главное, что я сама думаю о себе. Нравлюсь ли я себе?

Несколько минут я задумчиво смотрелась в зеркало. Рассматривала черты своего лица, волосы, фигуру и все время спрашивала себя:

– Я себе нравлюсь? Люблю ли я себя? Считаю ли я себя красивой? Умной? Достойна ли я уважения?

Мне удалось ответить на эти вопросы. Да. Я себе нравлюсь. Я красива, умна и я себя люблю. И никто не будет любить меня так же сильно, как я.

Я повернулась к кровати, заваленной вешалками с одеждой и моментально выбрала себе наряд. Широкие брюки, серебристый топ на тонких лямках и невесомый воздушный пуловер из тончайшего жемчужно-серого мохера, кружевной как паутинка, с широким воротом, который открывал одно плечо. Надела серьги и кулон из крупных неровных жемчужин, подкрасила губы и свободно заколола волосы на затылке. Остановившись перед обувным шкафом, я задумалась, какую обувь лучше надеть, и решила выбрать грубоватые кожаные ботинки с небольшим каблучком. Когда я застегивала молнию на ботинке, зазвонил телефон.

– Машина у подъезда, миледи, – сказал в трубку Генри, – выходите, я жду.

Я накинула пальто, сверху на шею набросила снуд, надела перчатки и вышла из квартиры, закрыв за собой дверь.

У подъезда стоял лимузин благородного черного цвета, шофер открыл передо мной дверь, и я уселась в салон рядом с улыбающимся Генри. Я с любопытством повернулась к нему, не скрывая, что разглядываю его. Он улыбался такой знакомой улыбкой и точно так же рассматривал меня.

– С ума сойти, – выдохнула я.

Рядом со мной сидел синеглазый брюнет с удивительно красивым лицом. Интересной формы нос, высокие скулы, немного хищная улыбка, ямочка на подбородке – его лицо показалось мне просто совершенным.

– Согласен, с ума сойти, – Генри взял мою руку и поцеловал её, – Полли, ты такая красивая!

Он определенно смотрел на меня восхищенным взглядом, я даже немного смутилась. Чтобы не выдавать своего смущения, я улыбнулась и спросила:

– Можно ли считать, что наше случайное незнакомство перешло в случайное знакомство?

Генри рассмеялся.

– Определенно, – сказал он, не выпуская мою руку из своих пальцев.

– А куда мы пойдём? – спросила я. – В кино?

– Не совсем, – ответил Генри, – к сожалению, ничего интересного сейчас в кино не идёт. Но я взял билеты на представление цирка Дю Солей. Ты любишь цирк?

– Боже! – воскликнула я. – Я обожаю цирк. А цирк Дю Солей… Это просто нереально! Я ни разу не была на их выступлении, но всегда хотела.

– О, так я угадал? Это радует, – Генри широко улыбнулся.

Я не удержалась и улыбнулась в ответ. Моё настроение повышалось с каждой минутой. До места мы ехали ещё минут пять, по дороге молчали, Генри изредка поглядывал на меня с улыбкой. Моя рука всё ещё лежала в его ладони.

Лимузин высадил нас возле входа в большое здание. Генри предъявил билеты контроллерам, мы избавились от верхней одежды в гардеробе и прошли в зал. Я оглядывалась по сторонам, разглядывая людей, постепенно заполняющих кресла полукруглых рядов. Мы прошли к нашим местам и сели на удобные мягкие сиденья. Меня не покидало приподнятое волнующее настроение и ожидание чуда, как в детстве. Постепенно свет в зале начал гаснуть, шум стих, цветные лучи прожекторов осветили сцену, послышались первые такты музыки. И действо началось.

Это было потрясающее зрелище. Я забыла обо всем, полностью погрузившись в яркую, невероятную сказку, разворачивающуюся перед нами на сцене. Фантастические костюмы, невероятные трюки, жонглеры, эквилибристы, воздушные гимнасты, клоуны… Музыка гармонично дополняла динамичное представление. Номера плавно, без пауз, перетекали один в другой, и каждый следующий номер поражал больше предыдущего. Представление закончилось на самой высокой точке, и зрители апплодировали в полном восторге.

– Как тебе? – склонившись к моему уху, спросил Генри.

Я ответила, не скрывая своего восторга.

– Это было невероятно! Потрясающее зрелище! Мне ужасно понравилось. А тебе?

Генри улыбнулся.

– Согласен, было потрясающе. Особенно эти трюки в воздухе, невероятная физическая подготовка у этих ребят.

– Это точно. Просто фантастические способности человеческого тела. А какие костюмы! Я, наверное, месяц буду вспоминать это выступление.

Генри подставил мне локоть, и я взяла его под руку. Мы стали пробираться вместе с толпой к выходу.

– Я рад, что наше первое свидание тебе так надолго запомнится, – сказал он с усмешкой, – но у нас ещё впереди гастрономические изыски.

– KFC? – со смехом спросила я.

– Почти, – ответил Генри, помогая мне надеть пальто.

Мы вышли на улицу, и к нам подъехал ожидавший лимузин. Генри открыл передо мной дверь и помог усесться. Потом занял место рядом со мной.

– Как ты относишься к тайской кухне? – спросил он.

– Не знаю, – чуть растерянно сказала я, – ни разу не пробовала. Я слышала, она очень острая, это меня всегда останавливало.

Генри чуть прищурился.

– Доверишься ли ты моему вкусу? – спросил он. – Мне бы хотелось, чтобы ты попробовала мои любимые тайские блюда. Даже если тебе не понравится, ты сможешь потом пренебрежительно говорить: «Такая гадость эта ваша тайская еда…».

Я расхохоталась. Генри тоже рассмеялся. Ему так шла улыбка, она делала его красивое лицо ещё привлекательней, хотя казалось, куда уж больше?

– Хорошо, я согласна. Доверюсь твоему вкусу. Но учти, врать из вежливости не буду, свое мнение выскажу как есть.

– Ничего другого я и не хотел, – ответил Генри и, наклонившись к шофёру, назвал адрес ресторана. Машина аккуратно поехала по вечерним улицам.

Приветливая девушка в стилизованном национальном костюме проводила нас к столику. Интерьер мне понравился, стены были украшены яркими орнаментами, много растений, а наш столик отгораживала от остального зала целая зелёная стена.

К нам подошёл официант и подал меню. Я с улыбкой закрыла меню, положила его на стол и посмотрела на Генри.

– Что мне выбрать? – спросила я.

Генри с улыбкой поднял меню и обратился к официанту:

– Мы будем Том Ям с креветками, для моей дамы острота на единицу, мне на тройку. Ещё нам по порции сладкого карри…

– Массаман? – уточнил официант.

– Да, – подтвердил Генри. – И на десерт манго с рисом, хорошо?

– Отличный выбор, – вежливо улыбнулся официант. – Что будете пить?

– Какое вино порекомендуете? – спросил Генри.

– Если хотите экзотики, могу предложить тайское вино из мангостина. Оно лёгкое и не очень крепкое. Или можно выбрать что-то из традиционной винной карты – Испания, Португалия, Франция…

Генри вопросительно посмотрел на меня. Я слегка пожала плечами:

– Я за экзотику.

Генри перевел взгляд на официанта, тот понимающе улыбнулся и забрал наши меню.

– Итак, – сказала я, ставя локти на стол и опираясь подбородком на сцепленные пальцы.

– Итак, – подхватил Генри, – что ты хочешь спросить?

– Ох, – растерялась я, – на самом деле вопросов слишком много. И сейчас просто не могу выбрать, с какого начать.

– Тогда можно я спрошу?

– Конечно, спрашивай.

– Что ты любишь делать больше всего?

Я задумалась.

– Так странно, – сказала я, – это ведь такой простой вопрос, а я практически в тупике. Не то, чтобы мне совсем ничего не нравилось, просто я, кажется, так давно не занималась чем-то приятным для себя… И как будто забыла, что же нравится лично мне.

Генри удивленно поднял брови.

– Может, пора вспомнить? – сказал он.

Я рассмеялась.

– Кажется, у нас снова сеанс психотерапии?

– Вовсе нет, – парировал он, – просто мне интересно, от чего ты получаешь удовольствие? Что ты любишь? Что любила раньше?

– Ладно, – я снова задумалась, припоминая, что мне нравилось делать раньше, – я всегда любила читать, это определенно осталось, просто зачастую нет времени на чтение.

– А какая книга любимая?

– «Вино из одуванчиков» Рея Бредбери.

– Ооо, – уважительно протянул Генри. – Хорошо, что ещё?

В это время официант поставил перед нами бокалы с вином. Я взяла свой бокал и поднесла к лицу, вдыхая его запах. Пахло чем-то сладким и одновременно свежим. Я сделала глоток, покатала вино на языке и проглотила. Я, конечно, не великий дегустатор, но мне понравился вкус. Не приторный, но и не кислый.

– Вкусно, – сказала я, ставя бокал на стол.

Генри тоже сделал глоток и согласно кивнул.

– Дальше, – продолжила я отвечать на вопрос, – я однозначно люблю танцевать.

– И у тебя это отлично получается, – заметил Генри.

– Спасибо. Я ответила на твой вопрос?

– Ответила. А кем ты работаешь?

Я немного сникла.

– Работала. Я была личным помощником адвоката, этакая девочка за всё, и швец, и жнец, и на дуде игрец. Договоры, счета, оплаты, телефонные звонки, расписание встреч, решение личных дел…

– Тебе нравилась эта работа?

– Скорее да, чем нет. Я чувствовала свою нужность, да и отношения с работодателем были хорошие. Правда часто приходилось нервничать, да и иногда рабочий день был ненормированным. Но всё переработки оплачивались. А потом… Я уволилась. И два года не работала.

– Жалеешь? Что уволилась?

– Наверное, да. Мне не хватает… независимости. А оплачиваемая работа эту независимость даёт.

Наш разговор прервал официант. Он поставил перед нами тарелки горячего супа, отварной рис в отдельных мисочках и дольки лайма на тарелочках. Пожелав приятного аппетита, официант удалился. Я во все глаза смотрела на Генри и повторяла все его действия. Высыпала рис в тарелку с супом и размешала, выдавила дольку лайма туда же. И взяла ложку, чтобы попробовать.

– Кстати, я забыла спросить, ты при заказе говорил, какую остроту сделать, мне на единицу, тебе на три. А сколько всего уровней остроты?

– Здесь – пять. Как видишь, я взял не самую острую. Попробуй, мне интересно, понравится тебе или нет.

Я зачерпнула еду ложкой и поднесла к губам. Осторожно попробовала. В первый момент меня обожгла острота бульона, но после того, как я его проглотила, поняла, что мне вкусно. Остро и вкусно. И я хочу ещё. Я уже смелее зачерпнула новую порцию и отправила в рот.

– Что скажешь? – спросил Генри.

– Это ни на что не похоже, – сказала я, – ничего подобного прежде не пробовала. Такой необычный вкус. И острота такая мягкая, не агрессивная. Мне нравится.

– Это хорошо, – сказал Генри, – рад, что мне удалось познакомить тебя с чем-то новым.

– А как насчёт тебя? – спросила я, – Что любишь делать ты?

– К сожалению, у меня тоже нечасто выпадает свободное время, – ответил Генри, – но самое моё любимое времяпровождение – это выход в море на яхте. Для рыбалки или просто морской прогулки. Обожаю море.

Нам принесли карри. Я попробовала – блюдо было почти не острым, но таким же интересным сочетанием разных пряностей. Мне понравилось. Ну а к десерту из манго вообще никаких претензий у меня не было. Манго я всегда любила.

– Ну что ж, – заключила я, – знакомство с тайской кухней прошло удачно. К сожалению, я не смогу пренебрежительно фукать в разговоре, что тайская кухня гадость. Мне было вкусно.

– Ну извини, – развел руками Генри, – я сделал всё, что мог.

Мы пили вино, болтая о пустяках – о театральных премьерах, о домашних питомцах, о литературе и музыке. Я чувствовала себя свободно и расслабленно, у меня не было желания изображать из себя кого-то другого. Генри определенно принимал меня такой, как есть, и мне это ужасно нравилось.

После ресторана лимузин довез нас до моего дома, и Генри помог мне выйти из машины и проводил до двери подъезда.

– Спасибо за чудесный вечер, – сказал он.

– Тебе спасибо, – ответила я, улыбаясь, – было очень здорово.

Генри подошёл поближе, обнял меня за талию и наклонился к моему лицу. Его губы коснулись моих губ, и я снова потерялась от нежности его поцелуя.

– Я бы хотел снова тебя увидеть, – тихо сказал Генри, – если ты не против.

– Я только за, – так же тихо ответила я.

– Тогда я позвоню тебе, хорошо?

– Буду ждать, – прошептала я, касаясь губами щеки Генри. И пошла к двери подъезда.

– Спокойной ночи, Полли, – сказал Генри.

Я обернулась:

– Спокойной ночи, Генри. Спасибо за вечер.

Глава 5. Эмма и Ник

Когда пронзительно и настойчиво заиграл знакомый рингтон, я закатила глаза. Мама! Только её мне сейчас не хватало. Если бы я только могла, я бы с радостью уклонилась от этого разговора. Но я знала, чем мне это может грозить. Так что на звонок всё-таки лучше ответить. Постаравшись морально настроиться, я обречённо взяла трубку.

– Привет, мама, – сказала я фальшивым жизнерадостным тоном.

– Как дела, Полиночка? – когда мамин голос звучал так приторно заботливо, это не предвещало ничего хорошего.

– Все нормально, – осторожно ответила я.

– Нормально? Ты уверена? – скрытый сарказм просто сочился из телефонной трубки.

– Уверена, – ровным тоном ответила я.

– Ох, ну слава богу, у нее всё нормально, – притворно обрадовалась она. – Мы вбухали кучу денег в организацию её свадьбы, а она хвостом вильнула и передумала. И у неё, ты ж посмотри, все нормально.

– Мама, ты же знаешь… – начала я, но она меня перебила.

– Знаю, знаю, Джон приходил, всё мне объяснил. Глупейшее недоразумение, а ты и рада была уцепиться, только повод дай.

Я аж задохнулась от возмущения. Иногда я думала, может это Джон её сыночек, а я левая девица, покусившаяся на любимого маминого пирожочка. Во всех наших конфликтах мама брала сторону Джона, а на меня вешала всех собак. И сейчас, стоило ему прийти к ней, сделать жалобное лицо и пожаловаться на меня, как мама тут же рванула отстаивать его честь и достоинство, мешая меня с грязью. Она бы, пожалуй, и домой ко мне не поленилась бы приехать, чтобы лично вернуть заблудшую овечку в стадо. Но, к её досаде, свой адрес я держала в секрете от родных.

– Зачем ты звонишь? – спросила я, стараясь сохранять твердость в голосе.

– Затем, что хватит тебе дурью страдать, – резко заявила она, – попрыгала и будет. У тебя есть определенные обязательства перед семьёй. Мы столько в тебя вложили, нам столько стоила организация этой вашей свадьбы…

– Я вас не просила об этом, – в отчаянии перебила я, чуть не сорвавшись на крик, – мне не нужна была эта пышная свадьба, это пускание пыли в глаза родным и знакомым. Я это всё терпеть не могу. Это вы с Джоном настояли, чтобы «было как у людей». Так что продолжайте, но уже без меня. Можешь хоть сама за Джона выйти, явно ты его любишь больше, чем дочь.

– Да как ты можешь? – голос матери поднялся до визгливого крика. – Неблагодарная!

– Я верну вам ваши чёртовы деньги, – отчеканила я, – и можете ими подавиться.

Мать засмеялась неприятным смехом.

– Откуда ты их возьмёшь? – спросила она насмешливо. – На паперть пойдешь или на панель?

– А это уж не твоя забота, мама, – в эту фразу я постаралась вложить свой самый язвительный тон.

– Ну-ну, не надорвись, работяга, – и всё ещё смеясь, мама бросила трубку, как обычно, даже не попрощавшись.

Я со злостью бросила телефон на стол. Походила по комнате, успокаиваясь. Разговор с матерью вздрючил меня до невозможности. В запале я несколько раз крепко выругалась вслух. Опять она умудрилась попасть в больную точку. Дьявольщина! Где я возьму деньги? Поиски работы пока не увенчались успехом. Небольшая сумма денег, которые мне дал брат на первое время, постепенно таяла, а ничего так и не подворачивалось.

На самом деле я осознавала, что сейчас имею не самый лучший вид для нанимателей. Я ещё не оправилась до конца от разрыва с Джоном, да и два года сидения дома сказались на моих профессиональных навыках. К тому же я заработала жуткую неуверенность в себе, и кажется, потенциальные работодатели это чувствовали. По крайней мере после двадцати с лишним собеседований мне никто ни разу не перезвонил.

Возможно, поэтому я иногда слишком весело проводила вечера, глуша свою душевную боль алкоголем.

Я прошла на мою маленькую кухоньку и включила чайник. Надо хоть немного поесть. Чайник уже закипал, когда телефон снова зазвонил. Я с опаской взглянула на экран, но увидела незнакомый номер.

– Алло? – мой голос прозвучал испуганно, но в ответ я с облегчением услышала знакомый женский голос.

– Полли, это ты?

– Да, это я, – удивлённо ответила я, – добрый день, Эмма.

– О, ты меня узнала? – обрадовалась она. – Приятно! Скажи-ка мне, дорогая, чем ты сейчас занята? Где-то работаешь?

– Нет, – ответила я, – я свободна и как раз ищу работу.

– О, значит я вовремя! – Эмма радостно засмеялась. – Слушай, тут такое дело. После того, как ты уволилась, у меня поменялось какое-то безумное количество помощников. А я каждый раз вспоминала о тебе. И переживала, что ты ушла. А сейчас наше дело расширяется и офис увеличивается больше чем в два раза. И мне нужна ты. Причем не думай, я предлагаю тебе не твою прежнюю должность, мне нужен старший специалист, чтобы держать в руках этих мелких ленивых засранцев, ну и вести мои личные дела. Что скажешь?

Я восторженно выдохнула:

– Эмма, это удивительно! Я недавно рассказывала о своей работе у вас… другу, и поняла, что жалею, что ушла. И тут ваш звонок. Просто какое-то невероятное везение. Как вы нашли мой номер?

– Откопала в старой записной книжке. Хорошо, что ты не сменила телефон, я ужасно рада, что дозвонилась. Так ты согласна?

– Да!

– Замечательно. Тогда запиши адрес офиса и мой номер. – Эмма продиктовала адрес, я быстро нацарапала его в блокноте. – Жду тебя в понедельник в десять. Обсудим все детали, в том числе и твое вознаграждение. Всё, пока, до встречи!

И Эмма положила трубку. А я села на кресло и откинула голову на подголовник, прикрывая глаза. Только сейчас я поняла, в каком напряжении находилась всё последнее время. Теперь меня отпустило, и я почувствовала такую лёгкость и уверенность в себе.

У меня всё получится. Я откуплюсь от своей чертовой семейки и наконец-то заживу своей собственной жизнью.

Эмма! Я улыбнулась своим мыслям.

В офис к ней я попала стажёром после обучения, вместе с ещё четырьмя такими же зелёными, только что выпущенными специалистами. Теоретики без опыта, вот кто мы были. Было сложно, и первые несколько недель я ужасно боялась облажаться, а когда допустила-таки ошибку, обмирала от страха, что меня теперь уволят.

Помню, Эмма вызвала меня в кабинет, в который я вошла на подгибающихся от страха ногах, пригласила присесть – я просто бессильно упала на стул – и спокойно разобрала мою ошибку. Ровным голосом попросила быть внимательнее. А потом улыбнулась и сказала, что ей нравится, как я работаю.

Когда я вышла из кабинета, мне показалось, что моё тело сейчас взлетит. И я с этого дня просто влюбилась в Эмму.

У нее было правило – хвалить подчинённых при всех, ругать – наедине. И только за одно это я боготворила её. Она всегда была уважительной и внимательной к своим сотрудникам, зачастую была в курсе каких-то их личных дел. Она работала самозабвенно, имела большую практику и высокую репутацию. Требовала от подчинённых внимательности, точности, аккуратности. Не терпела пустых разговоров и подхалимажа. Я проработала у нее четыре года, за которые научилась большему, чем за все время обучения в университете.

Как же я жалела потом, что повелась на напыщенные рассуждения Джона на тему «Моя жена никогда не будет работать». Мне тогда казалось – как это заботливо. Но сейчас-то я ясно понимала, что ничего милого в том, что я уволилась по его настоянию и осела дома, не было. Только лишь завуалированный способ обрести контроль над моей жизнью. Сколько раз Джон невзначай отпускал замечания, что он меня содержит, ведь я не приношу в семью деньги. На мои скромные замечания, что он сам на этом настаивал, Джон либо всё отрицал, либо бросал непонятные замечания, из которых следовало, что мне стоило бы как-то решить этот вопрос, не решая его. Тогда я старалась не спорить, потому что зачастую эти разговоры кончались скандалом и обвинением меня в меркантильности.

Я потёрла ладонями лицо и встала. Это чудо, что Эмма позвонила. Её звонок выдернул меня из темной пучины отчаяния. А ведь она не в первый раз меня выручает.

Я вспомнила гнев своей матери, когда я выбрала не то учебное заведение, что она велела. Все то время, что я училась, мать бомбардировала меня письмами, в которых называла неблагодарной сволочью, и предрекала крах моей будущей карьере. Когда я успешно прошла стажировку и стала полноценным оплачиваемым специалистом, мать скрежетала зубами и продолжала пророчить мой скорый провал в выбранной профессии, неизбежное скатывание на социальное дно и окончание моей никчёмной жизни под мостом в окружении таких же неудачников, как и я.

Когда я заработала достаточную сумму, чтобы хватило на аренду жилья, я с облегчением съехала из дома. Но полностью прервать связь с семьей не смогла – мы всё-таки родня. Однако переезд помог сократить поток негатива до приемлемого минимума.

Когда я уволилась, мама была счастлива. Однажды брат сказал мне, что мать рассказывает всем знакомым, будто бы я просто не справилась с работой, оно и понятно, она сразу говорила, что это не моё, но дети, они такие упрямые, вы понимаете? Пока сами шишек не набьют, не поверят. Нет чтобы послушать умных людей…

Меня так разозлило это, тем более, что при мне мать никогда не упоминала мою бывшую работу, была со мной мила и приветлива, хвалила меня за мою хозяйственность, чистоту в доме и мой выбор спутника жизни всячески поддерживала. А я молчала, изо всех сил стараясь сохранить худой мир, который лучше доброй войны…

Я взяла телефон и набрала номер брата.

Ник был единственным из всей нашей немаленькой семьи, с которым у нас были теплые родственные отношения. Он был старше меня на пять лет, и всегда защищал меня и поддерживал. Это он уговорил меня, плачущую, подать документы в тот институт, куда хотела я, а не куда активно меня запихивала мама. Он всегда интересовался моими делами, и мы регулярно общались. С Эмили, его подружкой, мы тоже неплохо ладили, она мне нравилась. И это именно ему я позвонила в ту ночь, когда ушла от Джона. Ник без лишних разговоров забрал меня, приютил на пару дней и помог с жильем и деньгами. Мы почти до утра просидели с ним на кухне с бутылкой виски, я плакала и выплескивала Нику всю свою накопившуюся боль. Он молча слушал, зло курил и подливал янтарную жидкость в наши бокалы. Я пила глоток за глотком, не чувствуя вкуса, и говорила, говорила.