скачать книгу бесплатно
– Да ладно, выдохни. Шучу я. В следующий раз сто раз подумай, прежде чем на пустом месте хвастаться. Пока!
И ушла, а Вадик растерянно таращился ей вслед.
Инна сама удивлялась, но почему-то все время пребывала в хорошем настроении. Возможно, потому, что мама ее совсем не ругала, а обрадовалась прибавлению и тут же принялась вместе с бабушкой готовить приданое младенцу. Беременность Инна переносила легко, про дядю Лёву не вспоминала, Виктор с Тамарой регулярно слали письма и, наконец, вернулся из армии Гена Канищев, по которому, Инна, конечно же, скучала. Но их встреча получилась совсем не такой радостной, как представлял Геннадий.
Он сначала забежал домой, а потом помчался к Инне. Хотя она не написала ему ни одного письма, он по-прежнему надеялся, что Инна ответит на его чувства. Не зря ж у него над койкой висела ее фотография! Генка не сразу понял, что Инна беременна, а когда осознал…
– Ты замуж вышла?
– Нет, не вышла. И не собираюсь.
– Но… Как же… Ты ведь в положении!
– Ну и что? Я и одна ребенка выращу. Мама с бабушкой помогут.
– Он тебя что – бросил? Обидел?
– Можно и так сказать.
– Я… я его…
– Убьешь? Силой заставишь женится? Перестань. Все нормально. Не я первая, не я последняя. Или что, ты теперь меня презираешь?
Гена молча смотрел на Инну, сжав кулаки. Потом развернулся и вышел, хлопнув дверью. На площадке он остановился и закурил. Пускал дым в приоткрытое окно и думал. Неизвестно, до чего бы он додумался, но тут вдруг что-то мелкое, теплое и мягкое повисло на нем, целуя, куда попало и вереща:
– Геночка! Вернулся! Наконец-то! Как я тебя ждала, как ждала!
Это была Вера. Отстранив ее, Гена вгляделся в ее счастливое личико с сияющими глазами и нежным румянцем, провел рукой по спутанным кудряшкам и поцеловал в губы.
– Твои дома? – спросил он хриплым голосом.
– Нету… Никого нету… Родители на работе, бабушка у сватьи гостит, а Надя замуж вышла – я ж тебе писала? К мужу ушла. Подожди, я беретку уронила…
Но Генка почти ее не слушал. В голове у него билась одна мысль: «Ах, ты так? А мы тогда тоже!» Кинув в прихожей сумку и куртки, на ходу стянув обувь, они метнулись в комнату Веры – Гена тащил ее за руку. Вера, ошарашенная его напором, не сопротивлялась: цеплялась горячими руками и только раз всхлипнула – в конце. Нет, не так она представляла себе их первую близость…
– Завтра заявление подадим, – сказал Гена, натягивая брюки. Вечером я приду, обговорим все. Жить будем пока у нас.
– Хорошо, Геночка, – прошептала потрясенная Вера. – Я согласна…
Пятнадцать лет спустя. Майка и Миха. У тебя кто-то есть?
Майка проснулась, посмотрела на часы и ахнула: двадцать минут десятого! Она пропустила первый урок! Майка вскочила и понеслась на кухню, крича:
– Бабушка! Что ж ты меня не разбудила! Я опоздала в школу!
Евгения Александровна взглянула на внучку и тихо сказала:
– Не кричи так. Что за привычка? А в школу ты сегодня не пойдешь.
– Почему?!
– Побудешь вместе с Михой. Горе у нас, Маечка. Дядя Гена умер.
– Как… умер? Дядя Гена? Он же совсем не старый!
И у Майки, и у Михи родители были самыми молодыми в классе: Инну все принимали за Майкину сестру, а Евгению Владимировну – за маму. Как же мог умереть дядя Гена – такой живой, веселый, такой добрый! Почему?
– Сейчас мама придет – она у тети Веры, расскажет тебе. А мне надо на работу бежать. Побудешь одна немного, ладно?
Майя присела у окошка и пригорюнилась. Это была первая в ее пятнадцатилетней жизни смерть близкого человека – прабабушки не стало, когда Майе было шесть лет, и она не запомнила это горестное событие. Но дядя Гена! И он, и тетя Вера, и тем более Миха были ближе любых родственников.
Сначала Канищевы жили в доме напротив, а потом переехали в квартиру Тарасовых, что рядом на площадке – произошла очередная перетасовка родственников Канищевых-Тарасовых: кто-то умер, кто-то женился, а кто-то, наоборот, развелся и вернулся в отчий дом. Майя и Миха с младенчества играли вместе, вместе и в школу пошли – хотя разница в возрасте у них была почти в полгода. Но маленькая Майя много болела, да и не хотела никуда идти без Михи. Они были смешной парочкой: вечно лохматый кареглазый медвежонок Миха и голенастый цыпленок Майка, подстриженная под мальчика, потому что ее непослушные гладкие волосы не держали никакие резинки и бантики…
Мама пришла вместе с Михой, который выглядел испуганным. Накормив детей завтраком, Инна сказала:
– Вы уж тут вдвоем займитесь чем-нибудь полезным, хорошо? А у нас с тетей Верой много дел. Обед в холодильнике.
– Мам, давай, мы поможем? – сказала Майка, а Миха энергично закивал.
– Обязательно поможете! Но пока мы не можем сообразить, чем именно. Потом по магазинам побегаете, надо будет стол для поминок собрать.
Инна обняла Майку и Миху, поцеловала обоих, и ушла.
– Пойдем, что ли, в комнату? – предложила Майка. – Только там беспорядок. Поможешь прибраться, ладно?
Она уже поняла, что Миху надо чем-нибудь отвлечь. Спрашивать, что случилось, Майя боялась. Они прибрались в четыре руки, посмотрели телевизор, пообедали… Обычно разговорчивый Миха все молчал, и Майка не выдержала:
– Мих, может, поговорим? Что случилось-то?
– Не знаю я, что случилось! – резко ответил Миха. – Ночь была, я спал, потом мамка закричала. Я вскочил, а она мечется, как сумасшедшая: где телефон, где телефон? Где-где! Он всегда на одном месте – в коридоре на полочке. Ну, вызвала скорую, папу забрали, мамка с ним уехала. Ко мне тетя Инна пришла. Потом мамка вернулась… Сказала – умер папа. Даже до больницы не довезли. Тромб какой-то, что ли.
Майка слушала Миху, страшно переживая, – такая беда, а она-то все проспала! Бедная тетя Вера, бедный Миха… Как дядю Гену жалко… И Майка потихоньку заплакала. Миха закричал и с силой ударил кулаком по дивану:
– Ерунда! Чушь собачья! Тромбы еще какие-то придумали! Он не мог умереть, не мог…
За все дни, что прошли до похорон, Миха так и не уронил ни слезинки. Но когда родственники и соседи толпились у морга, Майя, взглянув на Миху, увидела, что он стоит в сторонке совсем один и дрожит. Майка побежала к нему и обняла, загородив собой от любопытных глаз. «Папа… Папа, как же так?» – прошептал Миха и заплакал, уткнувшись Майке в плечо. Она держала его, бормотала какие-то слова утешения и плакала сама. Потом слезы иссякли, но они так и продолжали стоять – обнявшись. Обоим казалось, что они оказались в некоем круге света, в теплом круге любви – всепроникающей и сильной. Сердца их бились в такт, а души словно соприкасались напрямую. Это странное состояние запомнилось им надолго, но потом все-таки забылось. Вернее, каждый хранил эти секунды неимоверной близости на самой дальней полочке своего сознания, зная: так было.
Инна все это время держалась, но на поминках не выдержала и расплакалась: вместе с Геной ушла и часть ее души, часть ее жизни! После женитьбы на Вере Гена ни разу не заводил с Инной никаких разговоров о любви, но Инна всегда чувствовала идущее от него тепло: верный друг, почти брат, главный помощник и защитник. Сорвался он только раз, незадолго до смерти. Зашел вечером, чтобы поменять прокладку в кухонном кране. Инна была дома одна – Евгения Александровна еще не пришла с работы, а Майя ушла к Михе. Гена возился с краном, Инна сидела у стола, они разговаривали о каких-то хозяйственных мелочах, потом примолкли. И вдруг Гена, не поворачиваясь, спросил:
– У тебя кто-то есть?
– В каком смысле? – удивилась Инна.
– В том самом. Я вас видел.
– Не знаю, что ты видел, – ледяным тоном произнесла Инна. – Допустим, кто-то есть. Какое отношение это имеет к тебе?
Гена повернулся к Инне, и ей сразу показалось, что воздух в маленькой кухоньке стал густым и вязким – трудно дышать.
– Ген, не надо! – успела сказать Инна, прежде чем Генка шагнул к ней, поднял и прижал к холодильнику. Инна не успевала уворачиваться от его цепких рук и жадных губ.
– Хоть раз! – хриплым шепотом бормотал он в горячке. – Хоть один чертов раз! За всю жизнь! Неужели ты не можешь…
– Не могу и не хочу! – закричала Инна, с силой его оттолкнув. Но он схватил ее снова. Она перестала сопротивляться, опустила руки и спросила, глядя Генке прямо в глаза:
– Хочешь меня изнасиловать? И как я к тебе буду относиться после этого?
Генка отшатнулся и быстро вышел, пересчитав по дороге все углы, так его трясло. Инна подошла к окну, открыла форточку – из подъезда выскочил Гена и быстрым шагом ушел в темноту. А через три недели его не стало, и теперь Инну мучило воспоминание об их последнем с Генкой разговоре. Почему, почему именно так закончилась их почти тридцатилетняя дружба? Чем она виновата, что никогда его не любила?
Вернувшись поздно вечером с поминок, Инна чувствовала себя странно легкой и пустой – рассеянно бродила по квартире, что-то отвечала дочери и матери, а сама думала: чем же мне теперь заполнить эту страшную пустоту внутри? Она открыла гардероб, чтобы убрать черное платье, и машинально взглянула в зеркало на дверце. Некоторое время она с недоумением смотрела на свое отражение, не понимая, кто эта женщина – такая красивая и такая несчастная? Она была красива даже в поношенном домашнем халатике и с волосами, кое-как скрученными в пучок: нежное лицо с тонкими чертами и огромными серыми глазами, словно молящими о любви.
Да, у Инны действительно был «кто-то». Но отношения развивались медленно – да и отношениями-то вряд ли можно было назвать их редкие встречи. Инна давно отметила этого читателя: литературные вкусы у них совпадали, да и внешне он Инне нравился, хотя другие библиотекарши никакой особенной красоты в нем не видели – странный он какой-то! А Эрик был просто застенчивым. Высокий, худощавый, с копной зачесанных назад светлых волос и бледным замкнутым лицом, он напоминал какого-то средневекового персонажа. Внешние уголки глаз у него слегка опускались книзу, что придавало Эрику вид меланхоличный и задумчивый. Но больше всего Инне нравились его изящные руки с необычайно длинными пальцами. Один раз, засмотревшись, как Эрик листает какой-то журнал, Инна поймала себя на остром желании прикоснуться губами к его тонким пальцам и запястьям. Она невольно покраснела, а когда взглянула на Эрика, оказалось, что он смотрит на нее с нежной улыбкой. Никаких слов не нужно было – обоим стало ясно, что между ними происходит.
– Вы музыкант? – спросила Инна.
– Да, я играю на фортепьяно. Преподаю в музыкальной школе.
– Мне хотелось бы увидеть, как вы играете.
– Это можно устроить.
В следующий понедельник, свой выходной, Инна пришла в музыкальную школу – Эрик нашел пустой класс, сел к фортепьяно:
– Что вам сыграть?
– То, что вам самому нравится. Я не очень разбираюсь в музыке.
Эрик кивнул:
– Хорошо. Тогда… Пожалуй, вот это: Шуберт, скерцо №1 – Аллегретто.
Он заиграл, но Инна не столько слушала, сколько смотрела, как порхают по клавишам пальцы Эрика. Он закончил играть, посмотрел на Инну… Встал, подошел к ней… И поцеловал. Ноги у Инны сразу ослабли и подогнулись – если бы Эрик не удержал, она бы упала. Они долго стояли, обнявшись, а потом разошлись по домам. Встречались они только в библиотеке, иногда гуляли, выбирая дальние закоулки, чтобы не встретить никого из знакомых. И не могли наговориться.
И вот теперь, похоронив Гену, Инна поняла, что не хочет больше ждать неизвестно чего, а хочет жить, любить и быть любимой. Но им с Эриком совершенно некуда было приткнуться, поэтому в один прекрасный вечер Инна решилась: когда Эрик пришел вечером в библиотеку, Инна закрыла двери, выключила везде свет и провела Эрика наверх, в чайную комнату, где стояла старая узкая кушетка, на которой время от времени отдыхали ее коллеги. Закрыла дверь, подошла к Эрику…
– Вот, это все, что у нас с тобой есть.
– Так много!
Это была их первая близость – неловкая, но отчаянно нежная. Наконец Инна смогла вволю целовать руки Эрика, приводя того в крайнее смущение:
– Ну что ты, не надо! – молил он. – Это я тебе должен ручки целовать!
Инне казалось, что ей хорошо удается скрывать свои чувства, и она испугалась, когда мать внезапно спросила ее за вечерними чайными посиделками:
– Ты влюблена?
Инна покраснела и внутренне заметалась – когда-то ей проще было сообщить маме о своей беременности, чем признаться сейчас.
– Да, – сказала она наконец.
Евгения Александровна смотрела на дочь с грустью, потому что чувствовала: все не так просто. Она всегда жалела, что Инне выпала участь матери-одиночки, и она не изведала настоящей любви. Пусть ее собственная любовь была горькой, но лучше такая, чем никакой. Поэтому она сочувствовала дочери всем сердцем.
– Он женат? – спросила она снова.
– Нет! – воскликнула Инна.
– Тогда почему ты нас не познакомишь? Кто он?
– Эрик Щукин. Он преподает в музыкальной школе.
– Сколько ему лет?
– Тридцать.
– На пять лет моложе… Он тебя любит?
– Да.
– И что вам мешает пожениться?
Инна вздохнула:
– Мама, а где нам с ним жить? Привести его сюда? В нашу тесноту? А Майка что скажет? Уйти к нему? Он живет в такой же квартире с родителями и младшим братом, у которого ДЦП, так что Эрик вообще-то и не может от них уйти, потому что родители не справятся, тем более что его отец недавно перенес инфаркт.
– Ох, почему ж тебе все так трудно дается, – вздохнула Евгения Александровна.
– Мама, а тебе разве легко было?
Они помолчали. Потом Евгения Александровна сказал:
– Пусть он к нам приходит. По понедельникам ты выходная, я на работе, Майя в школе. Целый день ваш. А там видно будет.
– Спасибо. Только… Я не хочу, чтобы Майка знала. И Вера с Михой.
Но Майка, конечно, узнала. И Инне не оставалось ничего другого, как познакомить Эрика с дочерью, а потом и с Канищевыми. Дети восприняли ее друга на удивление спокойно – он им понравился, но Вера осуждающе поджала губы. Инна и сама чувствовала неловкость и какую-то неясную вину: подруга только что потеряла мужа, а она привела в дом мужчину. Отношения Инны с Эриком продолжались лет пять, и постепенно все его полюбили, даже Вера, которая все время норовила осчастливить его то самодельным лечо, то маринованными огурцами:
– Отнесешь своим!
Он плохо умел принимать чужую заботу, привыкнув все делать сам, поэтому Инне приходилось трудно: в ее любви к Эрику было много материнского начала, а он, как мог, сопротивлялся, не желая быть вечно опекаемым. Евгения Александровна даже как-то сказала Инне:
– Оставь Эрика в покое. Видишь же, ему не нравится, когда вокруг него пляшут.
Но Инна так не могла – у нее разрывалось сердце, когда она видела, как тяжела та ноша, которую добровольно взвалил на себя Эрик: он с отличием закончил консерваторию, но отказался от карьеры пианиста ради семьи.
Потом началась совсем уж черная полоса: сначала умер отец Эрика, его мама стала чаще болеть, и он не мог так часто бывать у Инны. Через год ушел его брат, а мама слегла. Помощь Инны Эрик категорически принимать не хотел: «Я сам». Два года ухаживал Эрик за парализованной матерью, а когда ее не стало, и у Инны ожили надежды на совместную жизнь, Эрик…
Эрик внезапно умер от инфаркта. Один. Инна нашла его уже остывшим – Эрик не пришел к ней, когда обещал, и Инна заволновалась. Пожениться они не успели, внезапно объявившиеся дальние родственники отстранили Инну от всего, подозревая, что она хочет заполучить квартиру. Но Инне был нужен только Эрик. И казалось так странно, что из жизни исчезла вся его семья – как будто и не существовала вовсе. Квартиру родственники тут же продали, и только памятник на местном кладбище служил подтверждением того, что Эрик все-таки был в жизни Инны. Он ушел в том же возрасте, что и Гена Канищев, и Инна иной раз думала: «Это такое мне наказание? Но за что?!»
