Двери

– Нет. – мальчишка совсем успокоился и начинал проявлять интерес.

– Ну вот!!! Ты посмотри сколько полезного от плаканья!

– А ещё я недавно разозлился на Вальку! Я дёрнул её за косичку, и она ударила мне по голове учебником! – Костя решил пожаловаться понимающему человеку сразу на все свои горести и несчастья.

– А зачем ты дёрнул её за косичку?

– Ну она мне списать не дала.

– А разве это хорошо дёргать за волосы? – Катя быстрым движением руки, схватила пальцами короткие волосики на его голове и хорошенечко дёрнула.

– Ай, – в глазах ребёнка появилось разочарование в своём собеседнике. – больно!

– За волосы всегда больно! Разве твой папа дёргает маму, если она ужин не сделала?

– Нет.

– А ты зачем Вальку дёргаешь, за то, что списать не дала?

– А ей сложно что ли?

– А тебе? Разве тебе сложно самому сделать задание?

Костя задумался. Новая знакомая говорила понятные вещи, но как ей признаться, что ему было лень делать домашку, и вообще он про неё забыл. Однако, уже взрослая Екатерина Анатольевна, отлично помнила свои школьные годы, и предположила:

– Забыл сделать?

– Забыл. – вздохнул Костя.

– Ну вот, а Валя не забыла! Ещё и за волосы дёрнули её. – Катя нежно обняла мальчика за плечо и прошептала. – Представляешь, как ей было и обидно, и больно.

– Да. – вздохнул он ещё раз.

– Вот теперь. Когда ты тоже научился чувствовать и понимать боль и обиду, тебе стало понятно, как было обидно и больно ей.

Катюшкины коленка с туфелькой, далеко в подсознании, уныло вздохнули, сломали свои зеркальные двери и ушли. Всё. Нет двух дверей в её голове. Она облегчённо улыбнулась, чувствуя, как слёзы прошлого потихоньку исчезают.

– Проводить тебя до дома? – спросила она Костю.

– Ага. – кивнул он. – А скажете моей маме, что я случайно упал и замарал рубашку?

– На птичек или машинку засмотрелся?

– На машину! Представляете, она была такая длинная, как в кино, и ещё она была очень чёрная и…

Он почти всю дорогу рассказывал какая аховая была машина, и как он смотрел ей вслед, а Катя шла и мысленно прощалась со всеми своими дверями, понимая, что они ей нужны… как и салон красоты не очень нужен, ведь её глаза и вправду очень красивые… и вечерний ужин, так себе по важности, можно и дома остаться.

Она отчётливо понимала, что больше не нуждается в зеркалах и похвале, восхищении и желании всем нравиться! Ей теперь не интересно как она отражается в чужих глазах… ведь сегодня у неё в душе стало на несколько зеркальных дверей меньше и самовлюблённое эго больше не видит только себя, оно начало видеть других.

***

Мы живые! Именно поэтому мы кричим, плачем, смеёмся, сопереживаем и грустим…

Когда все эти чувства запрещают показывать, мы запираем их внутри себя, в отдельные комнатки, за стеклянные двери, чтоб не забыть их… запомнить отчего и почему было так тоскливо, и потом погрустить наедине с собой, когда никого нет рядом, когда никто не осудит.

Эмоции, запертые в нашем теле, очень отчаянно пытаются вырваться наружу… им тесно, они просятся в мир, чтоб их увидели, чтоб предприняли меры, чтоб услышали и поняли… Они бьются… бьются в эти стеклянные двери… и с каждым ударом оставляют на них, следы серебра наших невыплаканных слез… День, два, три, эмоции и обида затухают, они больше не стучат и не кричат внутри нас, вот только дверь становится серебряной… зеркальной, и мы перестаём видеть через неё мир… такой огромный… такой прекрасный, такой эмоциональный!!!

Ломайте своё: «… а у меня…», приглядитесь к «…тебе очень больно/грустно/обидно…».

Давайте обнимем того, кому плохо…

Да, да, да… вам было хуже… верю…

Глава 3. Дверной гамбит

Мы привыкли к тому что открываем входную дверь, и за ней… что-то определённое: квартира мамы, друга, офис, магазин… или что-то не определённое, но обязательно хорошее, приятное, доброе, ожидаемое.

Однако бывает так, что, открывая дверь, мы точно знаем, что за ней конец… конец жизни, конец надеждам, конец всему… но мы открываем её, и даже входим… или открываем её и выходим из чего-то надёжного и привычного, во что-то страшное и плохое.

Так могут очень смелые люди… или обречённые.

Татьяна вошла в такую дверь, не по своей воле.

В их скромной квартире, точнее в её скромной квартире, жили слишком много тех, кому нужен мир, покой и светлое будущее.

Она, её дочь с мужем, двое внучат ютились на двухкомнатной территории обычной «хрущевки» и по всем законам физики, психологии, морали и благоразумия, места для светлого будущего явно не хватало.

Зять Анатолий не выдержал первым, по убеждениям отчаянного инженера, мама жены была лишней, о чём он и намекал ей ежедневно, за вечерним ужином.

Дочь скромно молчала, когда муж мечтал при тёще о прелестях её жития с братом, великовозрастным старичком, где-то севернее Тюмени, в паре тысяч километров от этого уютного гнёздышка.

– Ну ведь всем будет только лучше! Вы увидитесь с братом! Мы оборудуем детям детскую в вашей комнате, и Марина будет лучше высыпаться в зале, после работы! – мечтал зять почти каждый вечер.

Когда Марина начала тихонько поддакивать любимому мужу, Татьяна поняла… да… пора, наверное, освобождать молодой семье заветные метры.

«Им без меня будет комфортнее… будут чувствовать себя свободнее», – подумала Таня, и в один прекрасный вечер, когда дочь ушла в ночную смену, собрала самое необходимое в небольшую сумку, и шагнула за дверь, из тёплой квартиры в холодный зимний подъезд.

Оглянувшись на такую любимую дверь, ведущую в её личный мирок счастья и покоя, она тяжело вздохнула. Сколько всего было пережито за ней, свадьба с любимым мужчиной, рождение Маришки, первые выходы на работу, и радостные возвращения в этот уютный мир теплоты и любви. Вот обивка на двери, она вспомнила, как Марина, ползая под ногами, мешала им с супругом наводить красотищу. Маленькая дочурка воровала красивые гвоздики и с улыбкой подавала папе, тяжеленный молоток.

Рука Татьяны невольно потянулась к ручке и словно по привычке, сжала её в руке. Сколько раз она открывала эту дверь неся в руках подарки, и вкусности… сколько раз её открывал муж, вежливо пропуская любимую вперёд, и потом на кухоньке, они вместе готовили вечерний ужин… сколько лет она стремилась скорее попасть домой, чтоб ворваться в мир взаимопонимания и тепла… сколько тысяч раз, она выходила за неё, зная, что вечером вернётся… и только за ней она могла отдохнуть и расслабиться.

Татьяна, выдохнув, сжала ручку двери в своей ладошке так сильно, что побелели костяшки пальцев.

Посмотрев на небритого зятя, она вздохнула:

– Пойду я… такси поди приехало.

Толик помог спустить небольшую сумку до первого этажа и аккуратно сложил все тёщины вещи в багажник такси.

– Мама, вы приезжайте на праздники! – равнодушно сказал он. – Дети по вам будут скучать!

– Конечно приеду! Вот обоснуюсь у брата, и сразу позвоню. Может приеду на следующий Новый год.

– Отлично!

Анатолий захлопнул дверь машины, и не дожидаясь пока водитель отъедет, пошёл домой.

– Будет внучатам подарок на Рождество! – тихо шепнула она, последний раз кинув взгляд на дом, где на пятом этаже горел свет, в окнах её маленького островка безопасности и любви.

Впереди ждало отсутствие безопасного убежища, непонимание, и полная неопределённость. Конечно, она тысячу раз соврала Толе, сказав, что поедет к своему брату. Кто её ждал? Брат?

Ох… он уже давно никого не ждал, его вполне устраивала жизнь бобылём в обшарпанном частном секторе, на краю Тюменской области.

– На вокзал? – таксист посмотрел на неё с вопросом.

– А, была-не была, поехали за город! На въезде, со стороны железнодорожного вокзала, есть дачи. Я там выйду.

– В Дзержинец? – уточнил удивлённый мужчина.

– Да, точно. Дзержинец! – Таня улыбнулась водителю и с грустью посмотрела на дорогу.

«По крайней мере», – думала она. – «там есть домики, некоторые даже с печкой. Обустроюсь в одном из них переждать зиму, а весной придумаю что-нибудь».

– Остановите у магазина. – попросила она шофёра. – Забегу за продуктами!

– Угу. – кивнул он, и следующие двадцать минут, пока ехал до дачных участков, откровенно завидовал Татьяне, без умолку говоря, как ей повезло, что они живут в частном секторе… и что это огромное счастье иметь свой собственный дом… и что это так романтично, топить печку и глядя на живой огонь, ужинать при свечах.

Таня думала о своём, сжимая в сумочке купленную в продуктовом, бутылку водки, она мечтала найти заброшенный дом, выпить горячительного успокоительного и забыться до весны, а ещё лучше навсегда.

Расплатившись с таксистом, она вошла в зимние сады, чувствуя себя изгоем этой жизни, а спустя час, блуждания по сугробам и холодным улицам, ей повезло найти более-менее приемлемый домик. Сломав замок, каким-то железным прутом, пройдя внутрь, и убедившись, что он однозначно не жилой, она устало села на стул. Ноги начинали замерзать.

Света не было. Да он и не нужен.

Печка была. Отлично, она нужна!

Дров, естественно, нигде не наблюдалось, но, есть забор! Он деревянный, а значит есть, чем растопить ту самую печь.

Снова выходя на улицу, чтобы отломать несколько штакетин, она уже чувствовала себя не только изгоем, но ещё грабителем, мародёром и разрушителем… но ни о чём не жалела! Ну разве только о спокойной пенсии. Как они ждали этих прекрасных зимних вечером с мужем! Как грезили о новогодней ёлке, о внучатах, рассказывающих стишки Деду Морозу и о сотнях разноцветных гирлянд, развешанных по дому.

Жаль, чти Саша так рано ушёл из жизни, что ж ему не сиделось спокойно, с их милой квартирке, без зимней рыбалки. Да и кто мог подумать, что льдина отколется, что искать его будут почти неделю, что он просто замёрзнет.

Таня остановилась и почувствовав, как слёзы обиды и горечи снова наполнили её глаза, проговорила со злостью:

– Скотина ты всё-таки, порядочная, Александр Иванович! Как ты мог бросить меня вот так по-глупому? Как-совесть-то твоя позволила! Как мне теперь одной, без твоей надёжной руки выживать в этом безумном, безумном мире?

Муж ничего не отвечал.

– Ещё бы ты ответил! Лежишь себе спокойненько, спишь! Не надо тебе думать о печке, о сломанном заборе у чужих людей! О морозах!

Она со злостью выломала пятую штакетину, и почувствовав облегчение, с лёгкостью оторвала ещё несколько штук. Занозы больно впивались ей в кожу, но сильно замершие руки этого уже не ощущали.

Затопив печурку, она пододвинула поближе к ней стол и стул, и глядя на огонь, открыла заветную бутылку водки.

– Не чокаясь! Из горла! – шепнула она и только хотела сделать глоточек побольше, как проснулся её внутренний голос:

– Ты алкоголик. – с пренебрежением сказал он.

– Да! – Таня не смущалась своего поведения.

– Кандидат технических наук! Педагог! Из горла! – голос не собирался сдаваться.

– Да!

– Ночью печка погаснет, и ты проснёшься без пальцев на руках и на ногах!

– С чего бы это?

– С того что домик полулетний! Тепло из него выдует за час, полтора. Ты же не гуманитарий! Ты же техник! Должна понимать устройство домов и теплотехнику.

– А кому нужны мои пальцы? Мне-то точно нет.

– А кому нужна бабка обмороженная?

– Никому. – Таня понуро опустила голову. – Мне надо забыться. Надо успокоиться и перестать думать о том положении, в котором я оказалась!

– Водка не поможет. – уверенно заявил голос.

– Поможет! Я напьюсь и всё забуду.

– Завтра проблемы вернутся! А пальцев уже не будет, плюс добавится гангрена, температура и заражение крови!

– И что ты мне предлагаешь? Приседать до утра, чтобы согреваться?

– Следить за огнём и не переохлаждаться! Не засыпать пьяной под этим столом. Думать о том, как решить первоочередные задачи! Разбить одну большую беду на несколько маленьких! Ты же математик!!! В твои шестьдесят четыре года, нельзя терять надежду, чувство юмора и позитив. Может только благодаря им, ты смогла воспитать дочь и помочь ей в воспитании внуков.

– Мне уже не двадцать лет, чтоб бороться за жизнь!

– В двадцать ты построила свою судьбу… и в сорок, после смерти мужа, ты всё перестроила… поэтому не составит большого труда и в шестьдесят с копейками повторить сей подвиг. Сдулась что-ли?

– Сдулась.

– Ну давай тогда напиваться в более тёплом помещении! Чтоб не околеть до утра.

– Нет у меня такого. Улица есть, зима есть и этот домик.

– Давай тогда переберёмся на улицу, но в более климатически удачном районе страны.

– Пить на берегу Чёрного моря?

– Ну хотя бы! – внутренний голос был согласен пить только в тех краях, где не угрожала смерть бренному телу, в котором он поселился.

– На кредитке осталось всего тысяч двадцать. – тихо сказала Татьяна, но крышечку на бутылочке с водочкой всё-таки закрутила обратно, и бережно убрала её в сумку.

– Хватит на билет до моря.

– Хорошо. Чёрт с тобой. Напьюсь на море!

– Договорились.

Когда первые лучи солнца озарили дачный участок, Таня спалила в печи почти весь забор. Оставаться на вторую ночь, было неразумно, поэтому она тихонечко пошла к дороге, чтоб поймать машину до железнодорожного вокзала.

Внутренне чувство самосохранения было право, как ни крути. Если и жить на улице, то там, где нет угрозы замёрзнуть насмерть.

Ближайший поезд был только до Севастополя…

«Далековато», – подумала Татьяна. – «и дороговато» …

Однако это был наитеплейший вариант на сегодняшний день, и потратив большую часть денег с кредитной карты, она пошла в зал ожидания, до отъезда оставалось шесть с половиной часов.

Спустя почти сто шестьдесят восемь часов, тряски в вагоне… съев почти сорок пирожков, от бабок на транзитных станциях… выпив почти тридцать кружек чая и проведя ровно семь ночей на боковой верхней полке недалеко от туалета, Татьяна вышла на заветной станции, под лучи неведомого, тёплого солнца абсолютно чужого, незнакомого города.

– Вот теперь можно и… – рука потянулась к заветной бутылке в сумочке.

– Чой-то? – внутренний голос не дремал. – Прям на железнодорожных путях?

– Ну сейчас отойду вон на ту скамеечку. – не сдавалась Татьяна, открывая бутылку и желая, как можно скорее залить своё горе, которое к слову говоря, уже не было таким уж горем…

– Тут до морского вокзала километра три – четыре! Ну давай хоть на пляж пройдём? Закаты-то нынче знаешь какие волшебные!

Таня недовольно закрутила крышку и спрятала огненную воду.

– Пляж, так пляж. Всё равно не была на море уже лет сорок!

Время, проведённое за пешей прогулкой по улице Ленина, было незабываемым! Красота и позитивный ритм курортного морского города воодушевлял на подвиги, а не на длительный запой.

Эх море! Татьяна Васильевна впервые за последние лет сорок, вздохнула полной грудью запах морской воды… нежный аромат счастья и свободы, лёгкий и неуловимый… совсем не такой как в освежителях воздуха с надписью: «Морской бриз».

– Ты чувствуешь, как пахнет? – спросила она у своего внутреннего «я».

– Конечно!

– Неужели можно всю жизнь прожить, и не познать такое счастье, как море, солнце и огромные пляжи.

– Можно. Ты же жила.

– Ночевать будем на песке! Ты готов?

– Ночевать будем в подсобке!

– В какой подсобке? – Таня резко остановилась, ожидая ответа от своего же голоса.

– В той, которую предлагают мойщице посуды. Ты, когда у красного столба проходила, я объявление успел прочитать.

– А почему я не успела?

– Ты дышала воздухом, а мне всё равно чем пахнет море, я хочу безопасно расположить наше общее бренное тело на ночь.

– У кра-асно-ого-о сто-о-лба-а… – нараспев повторила Татьяна и повернула назад, чтоб ещё раз внимательно прочитать все вакансии.

И да, вот оно, маленькое, невзрачненькое объявление.

– Отлично! Пошли посуду мыть? – её настроение заметно улучшилось, и она не знала отчего… может так влияет на всех прелесть бесконечного морского прибоя… или может то, что ситуация не такая уж тупиковая и пальцы ног теперь не отмёрзнут… а может отсутствие ворчливого зятя сыграло свою роль. Это всё было уже не важно.

– А что важно? – спросил внутренний голос.

– Не знаю. – улыбаясь проговорила она, оборачиваясь по сторонам, и надеясь, что никто не считает её сумасшедшей старушкой, болтающей сама с собой. – Но обязательно узнаю.

Спустя год, когда всё старое уже забылось, Татьяна одевала униформу, нежно-голубого цвета, и понимала, что морской воздух, навсегда будет с ней. За это время она сменила кухоньку небольшого кафе, на кухню ресторана, а потом, по рекомендации своего шефа, попала на круизный пароход! И о чудо, тут, вместо подсобки для швабр, ей выделили койко-место в каюте.

– Очень важно, чтобы форма сидела аккуратно! – сказала она, глядя на себя в зеркало.

– Согласна с тобой! – её сменщица, помощница, да уже и подруга, валялась в постели и отказывалась вставать. – Принесёшь мне ужин?

– Конечно, мартышка. Хотя на твоём месте, я бы всё-таки подняла попу, и отужинала на берегу! В Трабзоне великолепная кухня!

– Угу.

Выходя из своей каюты, прекрасного морского парохода, она окинула взглядом то, что так и осталось непознанным. Небольшая бутылка водки, стояла непочатой, на верхней полочке.

Так и не нашлось на неё время… а может быть на неё просто не нашлось действительно важной проблемы, которую никак не решить… какой-то безвыходной беды… тупиковой ситуации… отчаянно патовой безысходности…

***

Всегда, абсолютно всегда, надо понимать, верить, бороться и тогда, дверца из привычного, маленького, уютного мирка, может закрыться для того, чтоб отрылась дверь в огромный мир, который нас окружает.

Понимание этого – приведёт к желанию бороться и искать.

Борьба с неизбежностью, всегда будет выигрышной для вас, если не бояться сжигать мосты, порты, города за своей спиной… ведь только свет от пламени сгорающих мостов, озарит путь вперёд!

Так и у нашей Танечки, закрыв дверь маленькой квартирки в маленьком городе, она освободила руки, чтоб открыть огромную дверь прекрасного мира.

Дверной гамбит… махнуть, не глядя… дверь незавидного прошлого, на дверище бесконечного настоящего.

Не страшно закрывать за собой дверь выходя из зоны комфорта… Страшно оставаться в ней, потому что страшно выходить и закрывать за собой дверь …

Глава 4. Сквозь года…

Эта дверь была, есть и будет в каждом доме, зачастую она такая же, как и все остальные двери, снаружи, её даже не отличить. Изнутри, ситуация в корне меняется, словно открывая, ты попадаешь совсем в другой мир.

В мир хаоса, и зашторенных окон.

Да, да, да.

Как правило, именно в этой комнате, окна наглухо закрыты плакатами, занавесками, жалюзи, одеялами или всем, что попадётся под руку… Это дверь в комнату обычного снаружи человека, но с бунтарским, взрывным содержимым изнутри.

Подростковый максимализм. Противоречие во всём. Самая загадочная пора… бури гормонов и самопознания, взрывы чувств и эмоций, порядок и хаос, свет и тень, слабость и лидерство…

Уже не дети, но ещё и не взрослые!

Мой сын, прожил свой подростковый период под девизом: «Не учите меня жить!», дочь проживает его со словами: «Как надо? Как лучше?»… а я… я жила с правилом: «Отстаньте от меня все, у меня убийца, оказывается, нифига не дворецкий…».

Родителям с подростками очень непросто, но поверьте мне, им гораздо сложнее и тяжелее пережить этот период.

Нашей главной героине Машке, в самом разгаре переходного возраста, случилось увидеть ЕГО…

Первого сентября, он зашёл в её класс, и улыбнулся. Классная руководительница, начала что-то говорить о прекрасном дне, о новом ученике в их классе, о чём-то ещё, но Маша, сидя на второй парте среднего ряда, вообще ничего не слышала.

Поток адреналина, дофамина, окситоцина, обжигающей волной хлынул ей в голову, и рухнул вниз по телу, выжигая всё изнутри. Она смотрела на новенького, и мысленно сравнивала со всеми красавчиками в мире. Все красавчики в мире, проиграли ему с треском, а его чёрные глаза, врезались в её сознание и мысли.

Ситуацию срочно надо было спасать, поэтому на первых секундах перемены, Машка подбежала к своей лучшей подруге Юльке, и, хотя чувствовала бурю волнения и страха, нарочито спокойно сказала:

– Юль, ты опять весь урок кидалась записками с Ромкой! Ну ничего за лето не изменилось! Как восьмой класс на записочках закончили, так и девятый начали!

– Аха-ха-ха. – Юлька поправила белый бант на голове и подмигнула Роме, через плечо Маши. – Да. Мы так и не повзрослели.

– А чего это к нам новенького засунули? Я пока свежие учебники перелистывала, даже не заметила его. – сердце Машки почти остановилось от переживания.

– Ага, такой ушлёпок. Всем девчонкам, без разбора улыбается. Даже Таньке-ботаничке! Мы с Ромой ему уже пять кличек-обзывалок придумали, и ни одной приличной. – Юлька засмеялась и полезла в карман за записочками. – Вот смотри. Антон-тампон, батон, облом… а ещё с его фамилией, вообще зверски звучит… Безголосов… это надо же так сына не любить, чтоб Антоном назвать. Короче будет «молчаливым тампоном».

Юля заливисто засмеялась, и вытирая с глаз выступившие от смеха слёзы, начала готовиться к следующему уроку.

Маша, почувствовав острую неприязнь к подруге, впервые за несколько лет, обиделась на неё, и решила минимизировать их общение, ведь Антон… Антон был просто нереальным парнем, и ей всё время казалось, что завтра он исчезнет.

Открыв социальные сети на телефоне, она половину урока искала его профиль, чтоб разузнать о нём побольше.

«Безголосов, уникальная фамилия», – размышляла она. – «это явно дворянская фамилия, вон как он держит спину, как смотрит прямо, как улыбается».

Досидев уроки, Маша шла домой воодушевлённая мыслями об Антоне, поэтому открывая дверь квартиры своим ключом, она никак не ожидала подвоха. Дома была мама!

Это фиаско! Почувствовав, что настроение падает уже куда-то ниже плинтуса, девушка постаралась прошмыгнуть в свою комнату, где её ожидал ещё более неприятный сюрприз.

Во-первых, там стояла мама… во-вторых, она там прибралась!!!

Это был верх наглости со стороны родительницы, и Маша сразу решила высказать всё что у неё накипело:

– Ты прибиралась тут? – на всякий случай, уточнила она, глядя на мать.

– Ну конечно! – судя по интонации, у мамы тоже порядком накипело от непорядочного беспорядка.

– Я же просила не делать этого!!! – Мария быстрым движением руки, обратно задвинула шторы, создав в комнате романтический полумрак.

– А я просила убираться тут, хотя бы раз в месяц!!! – мама распахнула шторы обратно.

– А я просила не лезть в мою жизнь!

– А я не могу этого не делать, потому что, по нелепому стечению обстоятельств, ты моя дочь!

– Спасибо, что родила! Стакан воды в старости принесу! Теперь я могу уединиться в МОЕЙ комнате?

– Маша! Ну нельзя так жить!!! У тебя в чайных кружках, за компьютером, уже новая цивилизация развивается!

– И чо?

– А то что представители этой расы, живые, и начинают вылетать из ТВОЕЙ комнаты в МОЮ, в поисках пропитания!

– Я положу им хлеб!

– Где? – у матери заканчивались силы спорить, видя непоколебимость дочери.

– В одной из кружек!

– Что он там будет делать??

– ЛЕЖАТЬ!

– Маша, можно хотя бы съедобные остатки убирать? Ну дома уже самый настоящий свинарник!

– Мам, выйди из комнаты! Это моя комната.

– Доченька! Неужели тебе нравятся горы грязных носков под кроватью, трусы в шкафу, вперемешку с кофтами… куртка, запиханная в ящичек для носков?

– Это ящичек для куртки! Мама, это порядок, который меня устраивает!

– Поэтому тебя устраивает и тот срач, который остаётся после тебя на кухне?

– Где ты там срач видела?

– Горы грязной посуды каждое утро, это порядок? – голос матери срывался на истерические нотки.

– Не убирай. – равнодушно ответила Машка, пытаясь найти в комнате, очень важные, для всех подростков вещи, которые пропали с привычных мест обитания.

– Ну как не убирать, Маш?

– Ну вот так, приду со школы помою.

– Так ты не моешь её после школы!

– Ну значит помою вечером.

– Так ты и вечером не моешь!

– Ну значит завтра.

– Маша, ты, когда вообще посуду мыла последний раз?

– Мам, где красные закладки с клейкой стороной?

– Всю канцелярию я сложила в верхний ящик стола.

– Зачем?

– Чтоб не валялись на столе, среди мушек и каких-то опарышей.

– Всё ясно. Можно я останусь одна?

– Маш. – голос матери сменился со злобного, на примиряющий. – Пойдём поможешь мне с уборкой…

– Так чисто же дома! Пусть папа поможет.

– Папа на работе, а под кроватями пыль, надо пропылесосить и помыть.

– У меня домашка. Я занята.