
Полная версия:
Высота Безымянная

На совещании в штабе присутствовали командир 14-го мотострелкового полка 21-й мотострелковой дивизии войск Народного комиссариата внутренних дел (НКВД), майор Воробьев, командир 1 роты Козалинский, политрук Руденко и командир первого взвода. Начал командир полка:
– Товарищи командиры! Ваши предложения? Как высоту брать будем?
– Товарищ майор! Противник, численностью до роты закрепился на высоте близ Хийтолы. К станции пока не продвигаются – ждут подкрепления и, по нашим данным, должны подтянуть минометы. На спуске с высоты остатки второй роты. Ночью финны в атаку, скорее всего, не пойдут. Вот с этого леса и предлагаю пойти на штурм после заката, – взял слово командир роты.
– Руденко, что думаешь? Ты у нас с финнами много лет знаком, не первый год воюешь…
– Товарищ майор, думаю, финны постараются возле высоты посадить кукушек – метких стрелков, чтоб подступы к высоте были под постоянным контролем. В первую очередь, они обезопасят себя, только потом будут думать о наступлении. Предлагаю отдельно от роты выдвинуть дозор, на значительном удалении. Я готов сам с ними пойти. Есть несколько смышленых бойцов в роте. Постараемся подойти максимально близко к высоте, обеспечим контакт с остатками второй роты, потом рассредоточим нашу роту на возможную ширину атаки и перед закатом ударим. Бойцы штурмовать обучены – пулемет оставим в лесополосе, он накрывать позиции оттуда будет.
– Нас еще на подступах срежут!
– С нашей стороны на высоте склон достаточно крутой, камней и валунов не много, финны могут засады поставить в лесу и расстреливать атакующих в спину, либо укрепления на самой высотке. Но у нас есть небольшое преимущество – как только подойдем к склону, удерживать его станет сложно. Чтобы им видеть атакующих – придется свешиваться с укреплений и из-за бруствера, а пулемет как раз и будет накрывать эти укрепления. То есть пулеметчик будет не прицельно бить по противнику, а по позициям и чуть выше, чтоб финны не высовывались лишний раз. Плюс атакующие так же стрелять будут.
Когда пули без умолку свистят над головой – не очень-то и высунешься. Но и пулеметчику надо наших бойцов видеть, чтоб своих не накрыть, поэтому атаку надо начать до заката. А как подойдем вплотную, так и в штыковую – финны ее как огня боятся. Там уже преимущество на нашей стороне будет.
– Взять мало. Нет у меня подкрепления, чтоб вас усилить. Сутки еще продержать высоту надо… Раньше ничего выделить не смогу. Осилишь, Козалинский?
– Так точно, товарищ майор!
– План Руденко одобряю. Разумно. Действуйте! Политрук, выступи перед бойцами, чтоб за душу взяло…
– Им и без выступлений тяжело… Пообщаюсь, товарищ майор… Возьмем высоту, не переживайте…
– Товарищи пограничники! Сегодня мы выдвинемся снова к Хийтоле. Финны подавили сопротивление второй роты и взяли высоту под свой контроль. Силами нашей роты необходимо опрокинуть противника и удержать высоту до подхода подкрепления, – политрук встал. – Да, нас осталось 30 человек. Да, задача кажется невыполнимой. Но подумайте о другом – каждый день через Ладогу успевает переправиться порядка тысячи человек. Наших жен, матерей, детей. Возьмут финны Хийтолу и перекроют им возможность выбраться. На день их задержим – еще тысяча человек успеет спастись. На два – две тысячи. Я понимаю, что устали, больше месяца непрерывных боев. Враг уже у Киева, у Смоленска, а мы держимся. Как можем держимся. И еще надо продержаться. Сколько сможем.
Красноармейцы не смотрели на Руденко, потупили взоры, каждый о своем думал. У многих окровавленные бинты на руках, головах, ногах. Взгляд остекленелый. Будто не под ноги смотрят, а куда-то вглубь земли. У каждого свои мысли. Здесь и те, кто с конца июня пришел с первым отрядом, встретив финнов в паре десятков километров отсюда, возле границы. И те, кого привезли несколько недель назад, как пополнение. Пополнения этого было больше ста человек. Осталось меньше десятка.
Рота? Сейчас они с трудом дотягивали до взвода. Тридцать человек, включая командиров. Обратись к ним кто-либо другой, может, и взбрыкнул бы кто, но это РУДЕНКО!!!! Финскую прошел. Здесь с первых дней. Во все атаки первым идет, даже не в первых рядах, нет, а именно первым. Стыдно такому сказать, что смертельно устал, что есть хочется, что ранен. За спиной такого политрука и в огонь, и в воду пойдут.
На его личном счету 12 «кукушек» – финских метких стрелков. Располагаются они, обычно, в засаде на дереве. Красноармейцы привыкли смотреть вниз, на уровне своего роста, а в зарослях противника высмотреть практически невозможно. Даже когда огонь открывает – непонятно, откуда стреляет. Подпускает поближе, а то и, вообще, мимо себя пропустит, потом выстрел… Смотри – не смотри, не поймешь откуда. Только начнут бойцы перемещаться – снова выстрел… А Руденко их вычисляет. Поначалу думали случайно заметил, ан нет, высматривает он их. Заранее высматривает. Большинство снял еще до первого выстрела…
Руденко помолчал немного и продолжил:
– Товарищи! Мы – пограничники! Чекисты! Нам Родина доверила беречь границу от супостата. И наша граница – Хийтола. А Родина наша – это матери, жены, дочери и сыновья, которые смотрят на нас и ждут защиты. Переправляясь через Ладогу ждут, под Луганском, под Одессой, под Ленинградом и Москвой. Отправляя сынов своих навстречу немцам, финнам, румынам и прочей нечисти, отдавая последний кусок хлеба красноармейцу, в поле, у станков и печей ждут… Не для бравурных речей собрал я вас, товарищи… Не об этом сейчас речь, сами все прекрасно знаете…. Надо взять высоту во что бы то ни стало. Просто надо. Выдвигаемся через полтора часа. Привести в порядок снаряжение и обмундирование. Санинструктор?
– Я! Санинструктор Кокорин!
– Всего в достатке?
– Так точно!
– Возьми бинтов побольше, сеча та еще предстоит…
– Есть!
– Мусатов!
– Я! – отозвался пулеметчик
– Со мной пойдешь, в дозоре, бери второго номера и пару разведчиков. Мы раньше выдвинемся, надо по лесочку пошукать, дабы потом не оборачиваться…
– Есть! – загорелись глаза у пулеметчика. Будто искорка во взоре появилась и мгновенно вспыхнула.
Исполняющий обязанности командира роты старший лейтенант Козалинский подполз к лежащему Реденко и шёпотом спросил:
– Ну что тут, Николай Матвеевич?
– Как и говорил, поставили они «кукушек», троих сняли, больше не обнаружил. Саврасенко ранен, успели его заметить и подстрелить. Тяжелый. Пусть санитар займется.
– Уже занимается, видел.
– Финны на выстрелы переполошились, но спускаться не стали, побоялись. Пулеметчика в низине положил, оттуда отлично все простреливается. У них пулеметов не обнаружили, да и не видно их особо, пару человек только мелькали. Хорошо спрятались. Один с автоматом вон за тем валуном лежит, его перед атакой сам сниму. Давай как договаривались, старлей, расположи людей пошире и по команде бегом к высоте. Здесь скорость имеет решающее значение. Как под высотку забежим, оттуда проще будет. Стрелять на ходу. Прицельно не получится, примерно, навскидку по позициям, объясни бойцам. Главное – чтоб финны не высунулись лишний раз. В окопах аккуратнее, своих не постреляйте. И сам на рожон не лезь. Ты уже четвертый командир в первой роте за этот месяц…
– Из второй роты нашли кого?
– Нет. Может, ушли, может на шум боя подтянутся.
– Начинаем по ракете?
– Зачем? Пулеметчик начнет – и сразу в атаку, чтоб все пошли. Пару-тройку секунд выиграем, а это лишние метры. Вот кто отстанет – их и заметят первыми, тут всего-то полторы сотни метров…
Спустя тридцать минут все были на местах. На холме, иногда, появлялись финские бойцы, пытавшиеся рассмотреть, что происходит в лесу. По ним никто не стрелял, но, наученные горьким опытом, скрывались достаточно быстро. Август богат растительностью. Скрывает передвижения, стоит лишь отойти в лес на пару десятков метров. Поэтому рассмотреть что-либо в лесу было практически нереально.
Пулеметчик Мусатов лежал в небольшой ложбинке. Удачное место – ему видно вершину холма великолепно, сам же скрыт от посторонних глаз кустами и ветвями раскинувшейся рядом сосны. Ели уловимый шум раздался практически у его ног, резко обернулся – политрук:
– Тихо, тихо, Мусатов, не дергайся. – Руденко заполз в его ложбинку и, подняв бинокль, стал осматривать позиции, – готов?
– Так точно, товарищ политрук!
– Вот и славненько, тебе начинать карусель. Смотри, за валуном лежит один с автоматом, первым стреляю я, по нему, ты начинаешь накрывать вон тот бруствер – ветки на нем свежие, значит точно обитаем… Сколько дисков заряжено?
– Четыре. Все, что было.
– Короткими очередями по укреплениям бей. Не надо прицеливаться долго и высматривать противника. Твоя задача – чтоб ни одна зараза не выглянула из-за укрытий, пока мы перемещаемся. Накроешь их – и мы живые добежим… Не будут они высовываться, когда пули над головой свистят. Но только короткими. Четыре диска надолго не хватит. Первый разрядил, второй номер уже забивать его начал. Все ясно?
– Так точно!
– Ждем еще десять минут и начнем.
Спустя несколько минут политрук перекрестился, осмотрел еще раз позиции противника через бинокль, вскинул свою старую добрую «Мосинку», и затих. Рядом Мусатов, прильнув к прицелу «Дегтяря», левой рукой смахнул со лба капельки пота.
Выстрел… Еще один… И застрочил пулемет…
Со всех сторон раздались одиночные выстрелы.
– С Богом – прошептал Руденко и, вскочив, со всех ног побежал к высоте, не перекрывая траекторию стрельбы пулемета.
Секунда, вторая… выстрел, еще пару секунд. Вот начинают раздаваться ответные выстрелы с финских укреплений. Одиночные, редкие… Еще секунда. Справа за шумом пулемета слышны выстрелы винтовок, стреляют наши, правильно поняли, да и не впервой уже. У подножия небольшой валун. Упал за него Руденко, посмотрел по сторонам – справа и слева подбегают бойцы к холму. Кто-то так же залег. Пару секунд, отдышался.
– Урррра!!!! – раздался справа голос командира роты.
– Ураааа!!! – подхватил еще один. И еще…. И еще…
Полезли на холм. У кого-то примкнут штык, кто-то в руке держит, кто-то на ходу пытается прицелиться. Редкие одиночные выстрелы атакующих, еще более редкие выстрелы в ответ…
Смолк пулемет. Только не сейчас… Да, это уже вторая пауза, первую слух уловил, но в горячке перемещения не придал ей значения. Ответные выстрелы с финских позиций стали громыхать все чаще… И снова пошел треск пулемета. Диск менял. Живой…
Вот первый боец навис над бруствером и тут же упал, будто скошенный очередью из окопа. Слева снова раздалось «Ураааа!», Руденко повернул голову и увидел, как пару бойцов запрыгнули в окоп.
Быстрее, быстрее, дыхание сбилось… Вот он, окоп. Прижатый к дальней стенке сидит парень, лет 18, выстрел из ТТ, схватился за живот мальчишка… Спрыгнул в окоп, справа движение – еще один пытается поднять винтовку, но неудобно делать это в узком окопе, ствол уперся в землю. Выстрел и подкосились его ноги. С обратной стороны окопа на политрука навалился финн, рослый, здоровый, прижал руку с пистолетом к земле, другой рукой пытается за горло схватить. Вдруг тело этого гиганта стало мягким и упал на Руденко всем своим весом. Отбросил его кто-то в сторону «Товарищ политрук, живы?»
– Жив, жив… не дождетесь. Давай, продвигаемся дальше.
Давно смолк пулемет. Одиночные выстрелы, иногда короткая очередь из финского пистолета-пулемета «Суоми», мат финский и русский, иногда одновременно, вперемешку, иногда по очереди, звуки ударов приклада, стоны, стоны, стоны… Рукопашный бой не знает жалости.
– Бегут! Бегут! – раздалось на левом фланге.
И снова винтовочные выстрелы вслед убегающим финнам. И тут же, с другой стороны, побежали. Вот уже из-за валунов с другой стороны холма вскочили несколько человек и припустили – видно, оставляли их там тыл прикрывать, опасались обходных маневров.
– Товарищ политрук! Командир убит!
– Санитар!
– Перевязывает раненых.
– Соберите раненых в лесу, там полянка есть, пусть санитар занимается. Выделите пару человек ему в помощь. Комвзвода живой?
– Так точно!
Спустя пару минут подбежал командир взвода, начал поднимать руку для доклада, но Руденко его жестом остановил:
– Давай сразу к делу, нечего здесь раскланиваться!
– Старший лейтенант Козалинский тяжело ранен. По вашему приказу раненых начали относить в лес.
– Ранен – не убит, уже хорошо. Потери?
– Семеро убиты, двенадцать ранены. Товарищ политрук, вы ранены? У вас кровь на плече.
– Ерунда, зацепило немного. Десять человек… Десять… Горстка… Смотри, лейтенант, сейчас финны обратно полезут. Постараются нахрапом взять. С этой стороны холма много расщелин и камней. Расположи бойцов за ними. Не подпускайте их к подножию. Из леса выпустим, они в чистом поле будут и расстояние до нас не меньше трехсот метров. Дай им в поле выйти, подпускай поближе и открывайте огонь. Вон там поставь пулемет. Мусатов жив?
–Так точно. Мы как в окопы запрыгнули, и он побежал. Как финны драпанули, как раз им в спину пару дисков опустошить успел.
– Молодец Мусатов. Не сомневался в нем. Нам бы таких пулеметчиков еще парочку и уже б Хельсинки штурмовали, – улыбнулся в усы Руденко, – ну, так вот, не дай финнам повторить наш кавалерийский наскок – не подпусти их к холму. Уже темнеть начинает, эту атаку собьем и ночью вряд ли полезут – попробуют перегруппироваться. А с утра с новыми силами и встретим.
В этих широтах ночь наступает практически мгновенно. Вот только брезжил закат и тут же тьма. Лишь месяц иногда выглядывает среди туч, освещая пространство перед холмом.
– Товарищ политрук! Санинструктор Кокорин. Комвзвода сказал, что вы ранены…
– Уже перевязали. Что у тебя?
– Восемь человек погибло. Командир роты тяжело ранен. Еще пять тяжелых.
– А остальные? Мне докладывали про двенадцать раненых
– Остальные в строй вернулись. Я им запрещал, но даже слушать никто не захотел. У Белькевича обе ноги прострелены, а все одно – пусти санитар, я и лежа повоюю…
– Возьми четырех бойцов, раненых надо к нашим отнести. Больше не могу выделить, нас тут, и так, раз – два и обчелся… Командиру взвода скажу, чтоб погибших похоронил, не дождутся они похоронной команды, чтоб с почестями.
– Там еще два десятка погибших, из второй роты. Бойцы их с нашими положили.
– Вот всех и похороним. Финны ночью не полезут. Подкрепления дожидаться будут.
– Товарищ политрук! – Подошел практически бесшумно взводный
– Лейтенант, что по вечерней атаке? Без потерь?
– У нас без потерь. Амилахори немного зацепило шальной пулей. Но он даже на перевязку не пошел. Их полтора десятка выбили. И при штурме пару десятков. Пленных нет, – чуть помедлив сказал лейтенант
– На нет и суда нет. Выставь дозоры, обеспечь, чтоб все отдохнуть успели. Раненые в первую очередь. Четыре человека санинструктору в помощь. Надо раненых в расположение доставить. Еще парочку – похоронить ребят. Мусатова на позиции оставь. Я к нему пойду, подменю, если что, пусть тоже немного отдохнет.
– Товарищ политрук! Тут такое дело… Бойцы интересуются… Просили спросить…
– Да не жмись, лейтенант, что ты конопатишься?
– Правда, что вы еще трех «кукушек» сняли?
– Нашел время слухи собирать. Как бабка базарная, честное слов. Правда. А они что, считают за мной?
– Так точно. Говорят, уже пятнадцать на вашем счету. Как легенду передают вновь прибывшим ваш «птичий счет»
– В эту войну да, пятнадцать… Давай, лейтенант, расставляй людей. В четыре часа ко мне. Будем планы строить на день грядущий.
Через несколько минут Руденко был на позиции Мусатова.
– Товарищ политрук!
– Тихо-тихо. Всех финнов переполошишь. Что у тебя?
– Тихо пока. Дали им прикурить. На закате в атаку шли с оглядкой назад, вроде и идут на нас, а сами по сторонам смотрят. Подпустили поближе, дали короткими, они и побежали.
– Да видел – видел. Я только пару раз выстрелить успел, – улыбнулся политрук, – завтра новых подвезут, свежих, с чистыми подштанниками. Что по боекомплекту?
– Так, почти, и не стрелял. Дисков семь-восемь пока только выпустил.
– Это хорошо. Вот что, боец, давай-ка поспи вместе со вторым номером пару часов. Кстати, как твоя фамилия-то?
– Красноармеец Калатозов, товарищ политрук!
– Ну, вот и подремлите пару часиков с Калатозовым. Я подежурю. А потом и я пару часов прикорну.
– Товарищ политрук! Мы друг друга сменим, поспите нормально
– Да я пока все равно не усну. Завтра день тяжелый будет. Отдыхайте.
– Ну что, лейтенант, имеем в сухом остатке?
– Пятнадцать бойцов. Тяжелораненых успели отнести. Погибших похоронили.
– Ну, слушай, что думаю… Командир полка обещал подмогу к сегодняшнему вечеру. Держаться нам весь день здесь надо. Во что бы то ни стало. Пока минометы не подвезут – шансы есть. Место здесь хорошее. Главное на высотку их не пустить. Здесь могут численностью взять. Вот пока они в поле – можно поиграть. Пару человек отправь в лес, раненых, пусть спину нам прикрывают. Обойти нас тяжело, но вдруг попробуют. Еще пару человек положи под холмом. Они включаются только если финны поле преодолеют и побегут в атаку. К этому моменту они будут вверх смотреть, на высотку, а у себя под ногами бойцов не заметят. Только пусть позиции хорошенько замаскируют. Землю на бруствер не срезанной травой накрыть, а вместе с дерном, посвежее выглядеть будет, пожухнуть не успеет, не так в глаза бросится. У финнов охотников много, глазастые. На вершине холма сам оставайся и с тобой пару человек. Остальных за валуны. И позиции менять постоянно. Выстрел сделали, перекатились, второй выстрел с другого места.
Противника подпускайте поближе. Издалека стрелять – смысла нет, все равно вряд ли попадете, только себя обнаружите. Пулемет здесь оставь. Хорошее место, я с ним буду.
– Товарищ политрук! Красноармеец Белькевич имеет ранения обоих ног, с ранеными уходить отказался. Просит перенести его к валунам, пониже.
– У него деревня под немцами с первых дней войны. От них ни слуху, ни духу. Вот честно, лейтенант, я его понимаю. Определи куда просит. Только объясни, что не время свою жизнь по мелочам разменивать. Пусть стреляет только наверняка, прицельно. Вот они – богатыри, лейтенант. Мы про таких только в книжках читали, однако же, с нами здесь на одной высоте сидят, безымянной…
– Он после ранения успел напрыгнуть на одного финна, тот выстрелил в упор ему в ногу, но Белькевич его голыми руками задушил.
– Я и говорю – богатыри. Давай, лейтенант, расставляй людей.
Рассветало. Легкая дымка тумана парила над травой.
– Идут. Слышь, птицы закричали?
– Не переживайте, товарищ политрук, встретим.
– Да я и не переживаю.
Вот вдалеке показалось несколько серых мундиров. Справа, слева, еще, еще…
– Да сколько же их? – раздался дрожащий голос рядом
– Нам хватит, Калатозов, не переживай.
Кровь запульсировала так, что отдавалось в висках… Еще, еще, еще, выходят и выходят. Чуть пригнувшись идут, цепью.
– Тихо, Мусатов, не торопись. Пусть подходят…
Прошли метров пятьдесят, вскинули винтовки, прицелились. Офицер что-то прокричал, раздались несколько выстрелов с их стороны
– Не дергаться, не дергаться, не видят они нас, не могут видеть, стреляют, чтоб мы себя выдали…
Нет ответа на финские выстрелы. Еще несколько выстрелов. Руденко прицелился в офицера. Еще немного. У финнов застрочил пулемет по нашим позициям, Ба!!! Да это ж «Дегтярь»! Политрук всмотрелся – вот он, пулеметчик, лежит, красавец. Головой крутит, пытается хоть кого-то рассмотреть… Пулеметчик сейчас важнее офицера. Пора, дальше будет поздно. Выстрел. Пулеметчик притих. Рядом включился пулемет Мусатова. Со всех сторон стали раздаваться одиночные прицельные выстрелы. Финны залегли. Пытаются стрелять в ответ – да куда? Не видят наших бойцов. Вот мелькнул кто-то, выстрелили, но нет там уже никого, а в ответ очередь с пулемета и обмяк финн.
Руденко еще раз выстрелил. Есть, офицер. Но снова включился «Дегтярь» у противника, сменили пулеметчика. И пули засвистели прямо над позицией Руденко – по Мусатову метит, зараза. Выстрел – и этот убит.
А финны ползут, в сторону наших позиций ползут. Трава высокая, видно их плохо. Сверху раздались несколько выстрелов – ну да, это нам плохо видно, а вот с высотки – вполне так, хорошие мишени. Вскочил один, побежал назад, тут же догнала его пуля, будто споткнувшись упал.
Назад отползают. Затарахтел пистолет-пулемет с их стороны. Еще несколько выстрелов – смолк. Отползают, вот еще несколько человек назад побежали. И еще, и еще… Отступают!!!
Спустя двадцать минут Руденко поднялся к командиру взвода.
– Докладывай, лейтенант!
– Двое убиты, еще двое ранены.
– Значит, все-таки прицельно финны били… Охотники прирожденные.
– Товарищ лейтенант, еще один раненый, Кокорин перевязывает., – раздался голос бойца за бруствером
– Итого десять…. И двое в тыловом охранении… Восемь. Не густо. У финнов что?
– До четырех десятков в поле осталось, но большая часть ушла
– Хорошо. Со вчерашними почти пол роты их здесь оставили… Я по позициям пройду, с бойцами пообщаюсь, наблюдай, лейтенант. План тот же.
За холмом санинструктор перевязывал раненых. Руденко подошел к нему:
– Кокорин, как успехи?
– Трое раненых, товарищ политрук. Один без сознания, еще один тяжелый, у третьего плечо. С плечом, вот, обратно просится, на позицию. Тяжелый тоже просится, но он и говорить-то может с трудом, куда ему воевать…
– Боец, ты правша?
– Так точно, товарищ политрук!
– Так куда тебе на позицию, с простреленным-то правым плечом?
– Да хоть с гранатой, товарищ политрук! С левой приноровлюсь стрелять. Ну, не могу лежать, лучше б убили, чем вот так – мужики гибнут, а я здесь с царапиной отлеживаюсь… Что я, баба, от каждой царапины в кусты бежать?
– Прохоров, верно?
– Так точно, товарищ политрук! Я ж в роте с конца июня, уже был ранен легко, ротный разрешил остаться, да на мне как на собаке, мгновенно все зарастает, глазом моргнуть не успеете…
– Держи, Прохоров. Парабеллум. У финского офицера вчера затрофеили. Специально для тебя хранил, – улыбнулся Руденко
– Спасибо, товарищ политрук!
– Да за что спасибо-то? Это тебе спасибо, красноармеец. И от меня лично и от всей нашей роты.
– Товарищ политрук! – обратился к Руденко Кокорин – разрешите и мне в строй? Нас мало осталось, совсем ничего. Раненые перевязаны. Лишний ствол не повредит.
– Нет, Кокорин! Вот тебе никак нельзя. У тебя миссия святая. Ты нам надежду даешь на жизнь. Знаешь, Кокорин, в бою первым берегут командира, вторым радиста, а третьим санитара. Командира не сберегли, радиста у нас нет, только ты и остался, – улыбнулся Руденко – и сберечь тебя необходимо, ты наша надежда выбраться отсюда живыми.
На дне окопа сидел командир взвода с одним из бойцом, курили.
– Уж полдень близится, а финнов-то все нет, лейтенант, – раздался сверху голос Руденко, заползающего в окоп – о чем это говорит?
– Ни о чем хорошем, товарищ политрук…
– А ты философ, лейтенант, хотя не могу не согласиться. Ждут они чего-то или кого-то. Перекусить успели?
– Так точно!
– Подскажи, где Белькевич? Пойду к нему наведаюсь. Уж очень мне хочется с богатырем нашим пообщаться
– Вон за тем валуном
Руденко выглянул из окопа в направлении места, на которое показывал взводный:
– Идут, приготовиться!
Замполит ужом юркнул из окопа и стал переползать в сторону позиции Мусатова, вглядываясь вперед, в сторону вражеского леса. «Ба, да сколько же их?»
Спустя пару минут, тяжело дыша, он сместился к пулеметчику:
– Мусатов, сколько насчитал?
– Под сотню…
Пройдя порядка сотни метров, финский офицер что-то закричал, и противник побежал на наши позиции, пытаясь стрелять на ходу.
– Давай, Мусатов, поливай!!!
Длинной очередью пулемет прошелся вдоль цепи. Кто-то упал, кто-то стал оборачиваться по сторонам, кто-то продолжал бежать, несколько человек встали на колено и стали целиться. Вокруг затрещали винтовочные выстрелы, раздался звон от попадания пуль по камням, свист от пролетающей рядом смерти. Руденко выстрелил. Еще выстрел. Еще. Финский офицер снова что-то прокричал и снова поднялся противник, побежал вперед.
Мусатов примкнул очередной диск и снова затрещал пулемет, но бегут, бегут, будто поняли, что под холмом, среди камней и валунов ждет их спасение. Смолк пулемет. Руденко повернул голову – лежит Калатозов, пулеметчик крутит головой в поисках заряженного диска. Нашел, примкнул. Снова застрочил. Руденко выстрелил. Есть. Упал офицер. А до холма все ближе.
Взрыв. Еще один. Еще. Прямо под холмом. Бойцы, лежавшие в засаде, внизу, кинули несколько гранат. Снова смолк пулемет. «Последний диск» – подумал Руденко. Первые финны, тем временем уже скрылись за валунами. Еще взрыв – на позиции Белькевича, рядом с валунами, за которые забежали первые атакующие. Винтовочные выстрелы не умолкают. Все, они уже начали подъем на высоту, дальше будет поздно…