МАКАШОВ И ДРУГИЕ

О СТАЛИНЕ

– Вы родились в Порт-Артуре. Встречали ли вы впоследствии людей, которые, как и вы, родились в этом дальневосточном городе?

– Встречал. Не человека, который служил там с моим отцом и работал врачом (там был военно-морской госпиталь в свое время). И мама у меня там работала. И вот с этим доктором мы как-то встретились. Я был в командировке. Это было поразительно. Сначала я даже ему не поверил. Он мне потом фотографию показал, где он молодой и моя мама молодая с отцом. Представляете? К сожалению, этого человека уже нет.

– Вы часто повторяете, что ваши земляки – это питерские. А все-таки вы в Порт-Артуре не просто родились, но и несколько лет, по-моему, прожили, на базе Военно-морского флота СССР.

– Это так. Но сформировался я все-таки в Питере, в Ленинграде. А Порт-Артур – просто яркие детские воспоминания, очень красивые. Да и название красивое очень. Сейчас это Люйшунькоу. Кстати, китайцы зовут его Артур.

Я о детстве говорил недавно с матерью. Что это были, пожалуй, лучшие годы жизни. Хорошее обеспечение. Замечательный дом. Блестящее отношение к нам китайцев. Потому что мы пришли туда, как освободители. Это ведь не русско-японская война 1904 года и позор того Порт-Артура, гибель Порт-Артурской эскадры, наших броненосцев и крейсеров. Поэтому у меня, видимо, через родителей отношение к этому городу теплое.

– А какой статус был у этой базы? Это флот арендовал эту землю? Или это была территория Советского Союза?

– Это была территория нашей страны, сначала Российской империи, потом Советского Союза. Хрущев, к сожалению, в 1957 году подмахнул документы о сдаче нашей базы Китаю.

– Вам 5 лет было на тот момент: были там в это время?

– Нет, мы уже уехали во Владивосток. Оттуда уже отец демобилизовался.

О ХРУЩЕВЕ

– Именно за сдачу Порт-Артура вы Никиту Сергеевича Хрущева недолюбливаете?

– Вы знаете, есть много причин, по которым его можно недолюбливать. Это и Крым, это и Севастополь, это и то, что он сотворил с нашим сельским хозяйством. И то, что он «качнул корабль» не в ту сторону.

Я понимаю, когда культ личности Сталина разоблачали те, кого он арестовывал, те, кто на это имел моральное право. Тот же Солженицын. Но, когда разоблачал такой же сатрап, прошу прощения, у которого руки в крови, – это непорядочно, с моей точки зрения. Так, по крайней мере, мой отец говорил покойный.

Степашин в проекте Додолева «Важная персона».

— Да. Но при Хрущеве мы полетели в космос. Спутник, Юрий Гагарин, Валентина Терешкова.

– Мы полетели в космос благодаря Берии и Сталину, и Королеву, и тем же шарашкам.

– Отношение к Иосифу Виссарионовичу – это лакмусовая бумажка.

– Ну, я не жил при Сталине, точнее говоря, один год всего. Мне как-то отец говорил: Сергей, ты же не жил, не знаешь, как было, поэтому вы сделайте лучше и не надо старика ворошить.

– А вы с родителями вообще единомышленники? В идеологическом аспекте?

– Ну, у мамы «идеология» – это семья, дом. Она всю блокаду пережила, настоящая ленинградка, как и моя бабушка, и прабабушка. У меня все питерские оттуда, даже, когда не было еще Петербурга, там жила небольшая шведская семья Боргов: оттуда мы пошли по материнской линии. Фамилии, конечно, менялись.

Что касается отца, то, конечно, да. Хотя у бати всегда была дилемма, знаете. Он с уважением относился к Сталину. Ну, как к Верховному главнокомандующему, скорее всего, военному человеку. И при этом смотрел (он совсем недавно ушел из жизни,) телеканал «Дождь». Я говорю, бать, как совместить эти вещи-то? Говорит, и там, и там за справедливость.

Вообще, вы знаете, в России понятие справедливость, пожалуй, является одним из главных. Все революции случаются не потому, что это Маркс так определил, а потому что народ чувствует несправедливость очень остро и больно. Так получилось в 1917-м. Сто лет скоро будем отмечать. Причем, не в октябре, а в феврале следующего года. В октябре уже никакой революции не было: власть просто валялась, ее Ленин спокойно подобрал.

Так было и в 1991-м году. Это уже на моих глазах, что называется.

– Ну, и при вашем участии: вы же проголосовали за независимость России…

– …Не понимая, что подкладываем мину, готовим развал Советского Союза. Поэтому я 12 июня никогда не отмечаю, как праздник. Демонстративно, причем. И на приемы никуда не хожу. Я не понимаю, что такое 12 июня, и какое отношение это имеет к России.

О ГИТЛЕРЕ

– А Девятое мая?

– Это день Победы. Я советский офицер. У меня все родственники повоевали. Дедов я своих не помню. Они погибли. Покойный тесть – Герой Советского Союза. Мама пережила всю блокаду. Я все знаю не понаслышке.

Степашин в проекте Додолева «Важная персона».

– К вопросу о блокаде. Вы же, наверное, знаете, что на упомянутом вами канале «Дождь» была в свое время инициирована полемика на тему: надо было сдать Ленинград и избежать всех этих ужасов блокадных.

– Ну, на самом деле я говорил ребятам из «Дождя», что напрасно вы так вопрос ставите. И мне объяснили, что они не за сдачу города, просто хотели провести некий референдум и исследование.

– Вам любой филолог скажет, любой лингвист, что в постановке их вопроса был заложен провокационный смысл.

– Нет, я говорю, как они мне объясняли.

Это глупость. Потому что, да, конечно, страшно. Миллионы людей умерли с голоду. В основном, кстати, мальчишки; девочки многие выжили. Боженька им дал, видимо, двойную жизнь; они матерями становятся.

У меня высшее военное образование. Я учился в Военно-политической академии имени Ленина. И знаю, что Гитлер планировал с моим городом сделать. Для фюрера Петербург не существовал: должен был быть уничтожен вместе с населением.

– Недавно ваш любимый писатель Улицкая приводила в пример французов. Процитирую ее: «Французы – вот, они немцам сдали свою страну. Сейчас прошли годы – Париж стоит, они его сохранили, они сохранили культуру… А у нас страна была разрушена, народу погибло ужасное количество… Это вопрос, который вот так на раз-два не решается… У Победы есть цена. Потому что миллионы погибших людей – это, конечно, очень большая цена. Французы своих уберегли на самом деле».

– Я с удовольствием читаю Людмилу Улицкую, особенно «Казус Кукоцкого». Но с рядом ее высказываний категорически не согласен. Это глупость. Франция и Германия – это одно. Нацистская Германия и Советский Союз – это другое. Мы по «Плану Барбаросса» должны были быть уничтожены. В лучшем случае – стали бы рабами. Не надо путать божий дар с яичницей. Я могу ей так ответить, если она меня, конечно, услышит.

– А когда вы в своей, скажем, биографии, сталкивались с несправедливостью?

– Ну, наверное, когда начал служить. Хотя мне повезло с первым командиром. Командир бригады спецвойск Веревкин Александр Семенович, кстати, мальчишкой партизанил в Белоруссии и был награжден Орденом Боевого Красного знамени. Вот он был справедливый.

А подчас – не буду фамилии этих людей называть, иных уж нет, другие далече, – я видел, как люди говорят одно, делают другое, унижают тех же солдат. Вот это первое, что я увидел. Потому что учили меня в училище одному, но по жизни получилось несколько иное. Я ведь год, будучи замполитом роты, жил в роте. У меня рота стала за год отличником. Потому что там не было ни мордобоев, ни поборов, ни издевательств со стороны, в том числе офицеров.

Потом были «горячие точки», когда я со своим училищем, уже будучи преподавателем, поехал в Сумгаит, затем: Фергана, Нагорный Карабах, Ереван, Баку, Сухуми. И вот там я увидел много несправедливости: уничтоженные, убитые, зверски изувеченные дети, женщины, а это ведь Советский Союз еще был, а нам рассказывали о том, что клубничка какая-то в Фергане растет! Может быть, помните? Какая там клубничка! Там выжгли все, вырезали наших. И врали, врали, врали. И Союз развалили. Вот тогда я понял, что такое несправедливость и ложь.

Я еще в школе мечтал быть военно-морским офицером, как мой отец. Но в 10 классе, за три месяца до выпуска, когда проверяли зрение, врач мои планы подкорректировал. Спрашивает: «А ты ведь в военно-морское собрался?». Я говорю, да, во «Фрунзе». Он говорит, у тебя проблемы могут быть, Серёж. Что случилось? Миопия. Слово такое страшное. Близорукость, да. У нас вообще очков никто не носит в семье. Я единственный. Потому что читал очень много. В основном вечером, да еще с лампочкой, да еще под одеялом. Зрение посадил.

Степашин в проекте Додолева «Важная персона».

Поэтому военно-морское училище пролетело. Отец говорит, слушай, тут какое-то Высшее политическое училище МВД СССР образовалось в Ленинграде. Я говорю, ну, как можно вообще сравнивать: военно-морской офицер и вот это вот хозяйство? Он мне: сходи, вдруг понравится, а дальше видно будет. Но вот так и поступил, естественно, без проблем. Втянулся. Закончил с красным дипломом. Так сложилась судьба.

– А вот интересно вы, действительно ведь были, ну, что называется политруком.

– Замполитом. У комиссара были очень большие полномочия во время войны. Он мог отменить приказ командира. И без комиссара командир не мог принимать решения. Сталин институт комиссаров закрыл в 1943 году, после Сталинграда. А замполит – это замполит. Это заместитель. Но который занимается воспитанием личного состава, причем владеет военным делом не хуже, чем командир. Когда ротный уходил в отпуск, я исполнял обязанности командира роты.

О ЕЛЬЦИНЕ

– Перед встречей разговаривал с одним знакомым, он говорит, спроси обязательно Степашина, откуда у него такая мания все переименовывать? Когда возглавил Федеральную службу контрразведки, переименовал ее в ФСБ. А МВД когда возглавлял, ГАИ переименовал в ГИБДД. Свердловскую область хочет переименовать. Вот такой вопрос вам.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.