Путь стрельбы

Ответила настороженно:

– Обещать не буду, теть Лен. Пока не услышу.

Она вздохнула. Сбросила наигранность и сказала серьёзно:

– Тебя посещала… мысль-не мысль, но желание посоветоваться не с медиками, а с каким-нибудь батюшкой, жрецом, колдуном, старцем?

Скептического презрения у меня было много. Часть наползла на лицо. Наверное. Потому что она вскинула ладонь и брякнула весело:

– Погодь кипешить!

Ну, погодила. Она продолжила:

– Я не про торгашей в рясах. И не про газетные объявления от потомственных шаманов. Это – хрень с редиской. Я сейчас тебя спрашиваю, мелькало ли вообще желание поболтать с кем-то, кто шарит не только в мозгах, но и во всей этой паранормальщине. То есть в душе, вере, воле, общении с предками и прочем. Причём нормально шарит и нормально объясняет, а не выносит мозг ритуалами в бубен.

Подумала и посомневалась вслух:

– А чё, такие есть?

Она расплылась в хитрой улыбке, и задушевно сказала:

– Препод. Классный. С опытом разъяснения материала долбоклюям. Он же – научник, в закрытой лавочке копавшийся в паранормальщине. Он же, ныне, один из двоих святых старцев-отшельников, которые сидят у нас в области и вообще принимают людей. Кого… как сами говорят, бог приведёт.

Я протянула:

– Ну, если просто поболтать…

– Ага. Просто показаться и поболтать. Я тебе запишу координаты для джипиэс. А то тот хутор – в заказнике, и не гуглица по адресу. Или… ты как к идее вместе скататься?

Подумала пару секундочек, что бы ответить. Вместе – точно был не вариант. Так что достала телефон, открыла карту, протянула.

Тёть Лена набила координаты, нажала «сохранить точку».

Я – взяла, глянула, кивнула, убрала телефон.

Несколько секунд посидели неподвижно молча. Типа ставили точку про всю эту затею.

Потом тёть Лена включила подружку и мы посплетничали о Старосте. И вообще про учёбу. Но это – не в этой истории. Обычные бабские сплетни.

Следующий кусок истории про стрельбу был шокирующий.

Мне несколько неудобно его рассказывать, потому что если бы такое рассказывали мне – я бы в лучшем случае просто не поверила. А в не лучшем задумалась бы о том, что курила или нюхала рассказчица.

В общем, на следующий день вызвала такси, по карте. И поехала.

По трассе полтора часика. И по лесной грунтовке для джипов ещё полчасика. Только я была не на джипе, а на обычном изделии отечественного автопрома эконом-класса.

Так что когда дорога выпетляла наконец к одинокому лесному хутору, настроение было так себе.

На скамейке у забора вокруг хутора сидел бородатый рыже-седой дед в джинсах и потрепанном худике, и как-то насмешливо смотрел зеленущими глазами. На такси, на меня, вылезающую из такси. На мои берцы с серым платьем с капюшоном в стиле джедай.

Натянула маску. Обычную. Подошла к этому старшему брату тёть Лены, окликнула:

– Старец Николай? Здравствуйте.

Дед гнусно улыбнулся и спросил:

– А чё, если не Старец – болеть?

Позлилась под маской, что сразу ломает шаблон, изобразила смущение, поправилась:

– Не, по любому – здравствуйте.

Дед эдак ласково:

– Ну и тебе доброго денёчка. И ты это, в следующий раз как поедешь – кросовер какой-нибудь заказывай. Он, говорят, по колдобинам шустрее прыгает.

Подбесило вот это «в следующий раз» – закладка, что ещё раз к нему поеду. Но я, сдерживаясь, спросила настороженно:

– А если не поеду?

Дед эдак вальяжно ответил:

– Ну ботинки-то у тебя годные.

Я – встала. В смысле, мозги встали, не решаясь выдать адекватное на такую наглость. А лицо растянулось в скептическую улыбку.

Старец изучил улыбку и буркнул:

– Ню-ню.

И отвернулся в небо.

Я – постояла полминутки. Очень выжидательно на него глядя. Но он просто рассматривал облака, демонстрируя, что может этим заниматься вечность, как китайский мастер медитации.

Так что окликнула с нотками раздражения:

– Старец Николай, мне помощь нужна.

Он – продолжил рассматривать облачка.

Я вдохнула-выдохнула, залила лицо и голос промышленным бетоном и ровно сказала:

– Помоги, пожалуйста.

Он опустил взгляд, окинул меня с макушки до ног и обратно до глаз.

И во взгляде у него была ярость, хорошо скрытая насмешкой. Мне стало страшно. А он, резко, не сдерживаясь, тихо прокричал:

– Не нужна тебе сейчас моя помощь. Сама знаешь, что делать. Только веры в тебе нету, одни мозги паникующее тупящие. И болтаешься у мироздания как гвоздь в ботинке. Иди учись, если сможешь выдержать.

Я – опять встала. Заклинило. Потому что с одной стороны, обозвали и послали. А с другой стороны, ругаться было совсем не конструктивно, как и уходить. Так что мозги выдали автоматическое, машинальное:

– А можно про гвоздь поподробней?

Старец глянул на таксиста, потом как-то пронзительно мне посмотрел в глаза, махнул рукой вдоль дороги, и сказал «Ступай».

Ну вот дальше – то самое, во что я бы не поверила.

В себя я пришла через полчаса, идущей по дороге.

Точней, не в себя пришла. Потому что сознания я не теряла – в памяти осталось, как он сказал «ступай» и я развернулась и пошла. Теряла я контроль.

И мозг взвыл сиреной от того, что влетела под это… наверное, под гипноз.

Я окаменела, задавливая в себе рефлекс что-то сделать от паники. Заорать, разрыдаться, бежать.

Ко мне, тихо урча двигателем, подъехало такси. Водитель выглянул в окно.

Померещилось, что в глазах у него – та же весёлая ярость, что у Старца. И что говорит он тем же тоном:

– Гражданочка! Час сопровождения по двойному тарифу простоя оплачивать будете? Или я поехал? Вам до трассы всего километров пять осталось, а там попутку поймаете.

Я – постояла-потупила в панике. Что водитель – под слиперинг-контролем Старца. Потом краешком разума поняла, что это перебор паранойи. Выругалась яростно. И рыкнула водителю адекватное:

– Оплачу.

На ярости залезла в машину и уехала.

По дороге – колбасило. Очень хотелось допросить водилу. Вынуть из рюкзачка нож с зубочистками, приставить к горлу и допросить, втыкая зубочистки.

Останавливало, что со стороны всё, наверное, выглядело прилично. Старец – послал. Я – очень расстроилась и пошла. Без гипноза меня и слиперинг-контроля водителя. Водитель просто поехал следом в надежде срубить бонус за то, что не уехал. Ну и сразу же ответил, что шла я аж час.

Но останавливало – с трудом. Закурила в машине, даже не спрашивая, и смолила одну за другой.

А приехав домой, первым делом пошла в ванную заклеивать мозоли на ногах. Мозоли – радовали. Доказывая, что шагометр телефона не взламывали, и я на самом деле прошла восемь тысяч триста шагов в неразношенных говнодавах. А не пролежала час под гипнозом, после чего такси отвезло на пять километров и поставило на дорогу с командой проснуться через двадцать шагов.

Заварила чаю, попила-покурила.

Набрала тётю Лену.

Взяла со второго гудка. Как Староста.

Она спросила бодро-заботливо.

– Даша, здравствуй. Съездила? Как?

Я – без здрасте, спросила ровным холодным голосом:

– Теть Лен. Напомни, пожалуйста. Я ведь тебе про гвоздь ничего не говорила?

Тетя Лена помедлив, таким же ровным сухим голосом отчеканила:

– Ага… понятно. Паранойя от столкновения с паронормальщиной. Разум пытается найти объяснение нелогичным данным. И далеко он тебя послал?

Я, не сдерживаясь, раздражённо:

– В смысле?

Тётя Лена, холодно-агрессивно:

– Очнулась за пяток километров от трассы или за сто метров? И, надеюсь, послал по дороге, а не напрямки через лес?

Я помедлила, успокаивая накрут эмоций, который должен был укатиться в бабский ор, и сказала устало-спокойно:

– Давай ближе к гвоздику.

Тетя Лена очень спокойно и отстранённо сказала:

– С паранойей – к участковому психиатру.

И – закрыла звонок.

Я пару секунд сидела неподвижно, с трубкой у уха. Переваривала вот это «к участковому психиатру». Сдерживалась, чтобы не херакнуть телефон в окно. Сдерживалась, чтобы не рвануть бить ей морду за предательство.

Потом как-то уговорила себя, что во-первых, тёть Лена – ни разу не бабуля. А во-вторых, всё-таки будет соблюдать врачебную тайну.

Ещё попила чаю, позвонила бабуле.

Мантра «бабуля возьми трубку, ять!» не сработала. Десять раз – не сработала.

Перекурила. Очень хотелось с кем-нибудь поговорить. Прополоскать эмоции в потоке общения.

Набрала Старосту. И внезапно услышала «Абонент разговаривает по другой линии». Без предложения оставить сообщение.

Это – напугало. До мыслей, что мне всё-таки взломали телефон. Или взяли под колпак. Я с перепугу набрала Димочку.

И оператор сказал что «Телефон абонента выключен или находиться вне зоны действия сети». Хорошо, что хоть другим голосом сказал. Хорошо, что у Димочки со Старостой разные операторы.

Хотя паника, что меня отрубили от телефонной связи, никуда не делась.

И братика я набирала уже с каким-то истеричным весельем. Ну, таким, что если счас и он не дозвониться, то буду звонить в техподдержку. Или ещё куда, где точно должны взять.

Братик взял через три гудка. И бодро начал:

– О! Здорово! Сколько лет, сколько зим! Как сама, когда племянники?

Меня – распустило. Почти заплакала от счастья. Буркнула привычно:

– Сам такой.

– Не-не. Мужчина, как коньяк, должен нагуляться и приобрести выдержку.

– Политрука на тебя нету! Хотя… вот пожалуюсь начальнику секретной части – будешь знать.

– Не прокатит. Он из другого управления. Так что – жду племянников.

– Не-не. Это страшная неизведанная область. Старший брат – вперёд.

– Ну разве что на пару деньков. Ты там давай, присмотри мне жену среди одногрупниц. Ага?

– Это давай к бабуле.

– Ну да… она, блин… мама в шоке будет. Хроническом.

– Ладно, если кто подвернётся – буду иметь в виду.

– Ну разве что только в виду.

– Фу. Пошляк.

– Ага.

Замолкли. Выше – это было так, общий трёп для установки и верификации соединения и определения состояния собеседника.

Паузу прервал брат, серьёзно-заботливо спросив:

– Ладно, сестра. Чё вдруг звонишь-то? Вопросы, проблемы? Ножиков на подарки надо?

Я подумала и жалобно попросила:

– Дэн… а можно не как обычно? В смысле, можешь мне просто ответить на вопрос, насколько бы странным он тебе не показался? Без… нашей семейной раскрутки вопроса на инфу?

Он пару секунд подумал и всё-таки сказал:

– Любопытно. Но всё-таки дай чуть-чуть конциркумста.

Я тоже пару сек подумала, как бы сказать и сказала:

– Ну, скажем так. Я тут немного… как бы ушла в отшельничество от семьи. Начала разбираться в себе. Кто я, чего я хочу. Не чего от меня хочет папа, а я сама.

Я – замолчала, ожидая реакции на такое вот заявление о бунте.

Брат помолчал десяток секунд. Понял, что продолжать я не буду, пока не услышу его реакцию, и сказал осторожно:

– В целом, дело хорошее. Если не увлекаться. И не уходить в подростковую войнушку с родителями… Ладно, давай твой вопрос.

Я, задумчиво запинаясь, что для меня редкость, спросила:

– Э-э-э… скажем так: у тебя… твоё самоощущение роли в жизни… насколько близко оно описывается как гвоздь, который забивают в какое-то место и на котором всё держится?

Брат – сэмоционировал:

– Опа! Ничоси вопросик!

Я помолчала. Как бабушка, молча ожидая ответа.

Брат вздохнул, попробовал ввинтить шутку:

– Даже хочется спросить, сколько промилле.

Я яростно ответила:

– Чай я пью. С травками. Будешь сношать мозги затяжкой ответа – буду их не пить, а забивать.

Брат, успокаивающе:

– Спокойно! Я так, намекаю, что это вопрос на поллитру усидеть.

– Ну, прости. Испортилась я в большом городе. Вот приспичило – звоню, вместо того, чтобы приехать.

Брат, помедлив:

– А. Так бы и сказала, что приспичило.

А потом начал рассуждать вслух:

– Короче, про забивание гвоздя – это совсем… и про то, что на нём… я бы, наверное, всё-таки описал себя как аккумулятор. Который вставляют в прибор, и прибор – работает. Можно в другой прибор. Но точно надо время от времени вынимать и ставить на подзарядку. А вот так, чтобы молотком по шляпке, и потом без гвоздодёра не вынуть – не… не моё. Хотя… с другой стороны, если подумать… и посмотреть на кипиайсы завода в моё отсутствие, можно сказать и так, что коллектив держится на мне… в общем, я ж говорю, что на поллитру разговор.

Я сказала искренне:

– Спасибо, брат. Помогло. Сильно.

Тут я застеснялась своей искренности и добавила стёба:

– Аж картинка возникла, как несчастные голодные детальки и моторчики из последних сил ползут к батарейке, присасываются проводочками, и счастливо вздыхают от того, что могут жить и работать дальше.

Брат хохотнул и сказал:

– Язва ты, Дашка.

Я включила детство и тонким обидным голосочком пропищала:

– Дениска – редиска!

Брат, тем же тоном:

– Дашка – какашка!

Я чуть помедлила, перестраиваясь, и томным эротичным голосом прохрипела:

– Дениска – мокрая киска.

Брат смущённо хмыкнул, сказал радостно-удивлённо-удовлетворённо:

– Вот это новая нотка в наших отношениях, да. Ну, на этой прекрасной ноте…

Я, искренне сказала:

– Спасибо, Дэн. Спок-ночи.

– Звони чаще. Спок ночи.

Он закрыл звонок.

Я посмотрела на телефон и поняла, что надо пробежаться. Растрясти мозги, промёрзнуть, и потом уже начать обдумывать полученные четыре мнения, и что-то решать.

Мозги этой пробежкой мне встряхнуло редкостно.

Хорошо, что случилось оно не сразу. Я успела набегаться. Мозги встали на место, паранойя угомонилась. И когда оно случилось, я была уверена, что это – реальность, а не глюк.

В общем.

Ночь. Парк – дорожки, деревья, кусты. Фонари, почти все – работают.

Я уже бежала на выход из парка. Не спеша, утомлённо хрипя. И слева в кустах раздался вскрик, а потом сдавленный вопль «не надо!» Женский, если не сказать – девчачий.

Я откуда-то знала…

Ладно, если честно, я читала Вики про все основные религии, включая буддизм. И что такое «мыслеформа» – теоретически знала. Так что краешком сознания, не верящее, что это – со мной, я знала, что сама дура, что не развеяла то, что нафантазировала у тёть Лены.

Но – именно краешком. А в основном – всё это просто взбесило. Очень хотелось забить и пробежать мимо. Всем и всему назло. И только каким-то чудом меня остановило какое-то глубинное чувство… ну, или знание…

Извините, научно-популярная пауза. Очень хочу донести. Потому как это, наверное, был первый поворотный момент всей этой истории.

Как бы это…

У вас есть вещи, которые вы просто знаете. Некий набор фундаментальных вещей. Фундаментальных – это таких, на которых стоит и держится ваше «Я», ваша личность. У всех – разное. У кого-то это – где живёт. У кого-то – пол. У кого-то – профессия или хобби, если жизнь не сложилась. Или место работы.

Коренной москвич, мужик-бирюк, слесарь-монтажник шестого разряда, «Горсвет».

У некоторых в основе может лежать какая-то обычная фигня, раздутая в важное. Вегетрианка. Носитель формы с пушкой. Водитель. Сын своей матери. Мать дочери.

Надеюсь, вы понимаете, о чём это я. Фундаментальное. Что вы просто знаете. Что-то такое, что, если у вас отнять, загонит в состояние «потерялся по жизни и поплыл по течению смыва». В работный дом для нариков, в психушку или в монастырь.

И это сейчас я типа мудрая и понимаю, что это тогда было. И даже пытаюсь объяснять.

А тогда, в парке…

Конец паузы.

Тогда, в парке, я стояла и бесилась. Потому как мозгу, «бизнес-леди-киборгу», очень хотелось пробежать мимо. Но – не давало вот такое глубинное знание, что – нельзя. Потеряю что-то важное и нужное. И потеряюсь по жизни.

Я висела полминутки, уговаривая себя пробежать мимо. Ну, всякие «не моё дело», «нарвусь на нож, и нафига?».

А потом из-за кустов долетел ещё звук удара и вскрик. И пришло знание, что или я иду в кусты принимать в глаза нафантазированную мыслеформу, или всю остальную жизнь мне будет очень противно и пусто.

И я с истеричным смешком шагнула в кусты. С истеричным – потому как мелькнуло… собралось со всех утренних пробуждений желание сдохнуть, лишь бы больше не видеть этот сон. И шагнула я, как самурай, с готовностью нарваться на нож и умереть, радостно хихикая, что всё закончилось.

За кустами, за второй линией кустов, было почти как в том кухонном сочинении.

Небольшая поляна, тускло освещённая светом двух фонарей. На поляне – два больших обрюзгших мужика в кожанках, джинсах, туфлях и рыжая девчонка лет 15 в поношенных кроссовках, джинсах и худике.

Один мужик прижимал плечо девчонки к дереву, второй стоял в паре шагов, иногда посматривая вокруг. Меня он заметил не сразу, так что успела постоять за кустами и повкушать свою фантазию:

Тот, что прижимал к дереву, прошипел девке:

– Ну ты чё, сучка тупая! Ты, ля, вкури, наконец, что ты проопала закладку!

Рыжая, с плачем, тупо-безнадёжно, не по первому разу:

– Да я всё правильно сделала же!

Прижимающий отвесил ей пощёчину по виску. Рыжая вскрикнула.

Тут второй повернул голову осмотреться. Я поняла, что сейчас увидит и пошла. И увидел он меня уже выходящей из-за кустов. И громко шепнул:

– Атас!

Первый повернул взгляд на меня. Рука, прижимающая рыжую деваху, чуть обмякла в сомнении.

Ну, видимо, потому что увидел он некое стройное тело в дорогом спортивном костюме с капюшоном. Расслаблено выпрямившееся. И с руками, сложенными за спиной. Будто бы…

В общем, те пару секунд, что стояла в кустах и осознавала, что – да, это оно… за эти пару секунд я на истеричном веселье залезла в ту кухонную фантазию и представила, что у меня в руке – бабулин ТТ.

И сложила руки за спину. Типа прячу его за спиной. И выпрямилась, как положено вооружённой дворянке при виде невооружённого быдла.

Рыжая тоже бросила на меня взгляд, мрачный, отвернулась. И жалобно шмыргнула с мрачно-обречённым лицом. Типа ни о чём не просила.

Зависла была пауза, на взаимный осмотр и решение, что делать. И, я, как положено дворянке, управилась первой, брякнув отмороженно-бодрым голосом:

– Парни, а у вас пушки с собой?

Меня внутри колотило от истерического хохота. Ну, я-то понимала, что паясничаю, как на детском утреннике. И думала, что эти двое меня видят. Ну и просто нарывалась. Но привычка не давала заржать и сорвать выступление.

Второй, который на стрёме, сделал пугающее лицо и шагнул ко мне. И встал, от того, что я начала разминать шею. Я, напомню, КМС по гимнастике. И достаю ушами до плеч. Не поднимая плечи.

Размяв шею, я прошлась взглядом по первому. По коленям и локтям. Прикидывая, куда буду стрелять. Потом с забетонированным лицом и ржущим взглядом посмотрела на второго.

Он испуганно окликнул:

– Э! А ты – кто?

Мелькнуло…

В общем, погоняла бабушки и папы я знаю. И вообще мелькнуло было сказать. Но это вообще не соответствовало теории агрессивных переговоров, вбитых в меня тренировками и практикой с бабулей. Так что я чуть не радостно воскликнула:

– Так-так. Пушек нету.

Потом я чуть встряхнула плечи, типа расслабляя руки перед стрельбой, и с надеждой в голосе попросила:

– Ну хотя бы перышки-то есть?

Первый секунду посмотрел на отмороженное веселье у меня в глазах. Потом отшагнул от рыжей и бросил второму:

– Валим.

Повернулся и пошёл напряжённой походкой. Второй удивлённо обернулся. Бросил на меня испуганный взгляд и побежал за первым.

Я проводила их взглядом и посмотрела на рыжую. Та, пошмыргивая, ответила таким же изучающее-внимательным. Я, продолжая паясничать, сделала за спиной движение, будто убираю пистолет за пояс. Поправила куртку и неторопливо убежала. В смешанных чувствах.

С одной стороны, очень надеялась, что это – всё. Конец прокрутки мыслеформы, не докрученной на кухне. А с другой стороны – плющило очень странным чувством. Очень странным и непривычным. В чем-то даже стыдным.

В общем, под этим изучающее-внимательным взглядом рыжей мелькнуло чувство, что я – сказочный принц, который спас красавицу от чудовищ. И теперь должен… даже не знаю, что. В сказке принцу – понятно, что: уволочь в замок, трахнуть десяток раз и выдать замуж за старого конюха, если вдруг не царевна с пол-царством в приданном. А вот что делать мне в реале – не знала. И побежала я от этого незнания.

И да. Наверное, надо ещё по честному пояснить по поводу «красавица». По честному описать первое мгновенное впечатление. Иначе будет не вполне понятно, почему я дальше не вела себя.

Я была довольна своим футляром. Но после снов, после получения той реальности, где нас – четверо, я не задумалась, а просто поняла, что буду рожать. И вот тут у меня начало проскакивать чувство зависти к молодым плотно сбитым бабам с третьим размером. И заодно пришло понимание, что во мне мало того нечто, что даёт домашнее тепло и уют. И где-то полуподсознательно мне показалось, что такие вот тёплые и уютные – рыжие. Как муж Лёня.

Вот эта рыжая деваха не была моделькой или раскрасавицей. Но офигительно была похожа на недокормленную Лёнину младшую сестру. Иными словами – на то, чем я бы хотела быть и чего мне не хватало.

В общем, я побежала. И от мыслеформы, и от рыжей.

Но через пяток секунд за спиной раздалось топанье. Рыжая догнала, когда я выбежала на дорожку. Пристроилась рядом, шумно дыша.

Я – продолжила бежать, изо всех сил делая вид, что её нет и мне пофиг.

А она, чуть отдышавшись, брякнула такое, что паранойя взревела от чувства подставы и мне призадумалось, ушла ли я от тёть Лены или всё ещё там под глубоким гипнозом.

Она – брякнула:

– Слыш, сестрёнка! У тебя вписки до утра не будет?

Я чуть не споткнулась от такого. Раздражённо скривилась, и продолжила делать вид, что её нет. Рыжая, очень грустно и безнадёжно – аж пробило на жалость, – сказала:

– Ну, или хоть в падик пусти, а то задубею.

Меня разозлило, что она пробила меня на жалость, и я надела маску отбивки от разводки:

– Я чё, на лохушку-терпилу похожа? Нарика тянуть на вписку, чтоб по утру с вынесенной хатой проснуться? От и пись-ка пожалуйста.

Рыжая с каким-то осторожным обиженным отчаяньем полукрикнула:

– Я не наркоманка!

Я скептически неверяще цыкнула. Рыжая, так же осторожно-азартно:

– Да блин… ну давай наперегонки до конца дорожки! – кивает на ворота парка в паре сотен метров.

Я хмыкнула, стиснула зубы и начала ускоряться.

Сквозь ворота, я само собой, пробежала первой.

На стоянке у входа стояли заведённые тонированные «Жигули». И я сбавила, и начала высматривать по сторонам этих двоих, которые чудовища.

И поскольку крутила головой, заметила, как поменялось лицо Рыжей при виде «Жигулей». Сначала – паника, потом – обречённая угрюмость. И вот от этой обречённой угрюмости меня снова нахлобучило жалостью, что я – не принц и у меня нет замка.

Вообще от парка я бы пошла, а не побежала. Если бы не «Жигули». Но тут пришлось сделать вид, что я люблю бегать и побежать по тропинке к углу квартала. Рыжая, хрипя и булькая, пристроилась в спину.

«Жигули» – тронулись и поехали по дороге к тому же углу квартала. Видимо, отслеживая рыжую и, возможно, меня.

Так что, добежав до домов, я забежала на дорожку впритык к дому, забежала за угол и приготовилась присесть за палисадник, как поймаю свой рыжий хвост.

Рыжая выскочила из-за угла, шумно хрипя. У меня мелькнула мысль, что сейчас резкой остановкой могу сорвать ей дыхалку и вообще убить. Но – поймала её, левой рукой зажав рот, а правой обняв, как в танце. Поймала – и присела, утягивая за собой вниз, присесть за палисадник.

Присели. На корточки. Лицом друг к другу. Наверное, уперлись бы коленями друг другу в животы, но я ещё в присяде вниз стремительно отодвинулась.

Ну, знаете, есть такая не очень понятная современной науке штука. Называется «биохимия». Этим «биохимия» объясняют ситуацию, когда два человека внезапно вспыхивают друг к другу неземной страстью. Ловят получасовые оргазмы, начинают кончать от лёгких обнимашек и всё такое.

В общем, я про неё читала в Вики. И знала, теоретически, что это за хренью меня жахнуло от прикосновения к рыжей. Но напугало оно меня сильно. Вот это ощущение, что она – реально тёплая, уютная и просто кусок нежного спокойствия, которого мне очень надо, меня напугало. Особенно – в сочетании с ощущением, что ей реально сложно по жизни, и если я не помогу – её вот-вот затопчут и сломают в угрюмую терпилу.

Так что я просто отпрыгнула от неё на метр. Мы пяток секунд подышали, а потом во двор заехали «Жигули». Проскочили ко второму подъезду, встали.

Я, не вставая, гусиным шагом уползла за угол, поднялась, и тихонечко побежала в кусты через дорогу. Рыжая – за мной.