Один миг и вся жизнь

Из кабинета вышла Эмма, доцент и образец подражания всей кафедры. Она укоризненно посмотрела на Алексея и, покачав головой, пошла своим путём. Эмма была вовсе не Эмма, просто её имя и отчество было М.М., причём совершенно непроизносимое, поскольку родом она была откуда-то с Алтая. Возраст по ней определить было абсолютно невозможно из-а необычных пропорций лица и удивительно хрупкой фигуры. Догадаться, что она давно бабушка при первом взгляде было невозможно. К сокращению до Эммы она давно привыкла и отзывалась на новое имя, совершенно не обижаясь.

В проёме кабинета Шефа Катя пропустила Алексея вперёд и плотно закрыла за собой дверь. Слегка подтолкнув его к стулу, стоявшему посередине, она скользнула в тень и уселась рядом с Дедом. «Тройка и жертва» – подумал Алексей и, приняв покорный вид, предано посмотрел в глаза Шефу.

Шеф, явно подавляя улыбку, сказал:

– Уважаемый Алексей Николаевич, Вы, конечно понимаете, зачем мы вас пригласили?

– Нет, но вроде догадываюсь, – делая заинтересованное лицо, ответил Алексей.

– Вы только догадываетесь, это крайне интересно звучит. Но тогда скажите, уважаемый, зачем вы на заседании совета института публично так оскорбили Ректора, который вам лично ничего плохого не сделал. Как можно было позволить себе назвать такого серьёзного человека, – тут Шеф призадумался, но ненадолго, преподавательский опыт не пропадает, – лицом с нетрадиционной ориентацией? – и вопросительно посмотрел на Алексея.

– Ну, так это же несчастный случай, а не умысел – ответил Алексей, подавляя усмешку, – так всегда бывает, что шум, гам, как в трамвае, а стоит матюгнуться, так обязательно тихо в этот момент будет.

Шеф вздохнул:

– Вы и в трамвае материтесь значит… Разве так можно себя вести человеку, которому доверено воспитание кадров, молодых, ещё незрелых людей.

– Черт возьми, – тихо проворчал Алексей и понял: «а ведь он не лицемерит, а действительно так думает».

Ему стало не то чтобы стыдно, но как-то некомфортно. Но вслух сказал:

– Да это я к слову, я редко матюгаюсь в транспорте. А тут просто промашка вышла, обещаю, что в дальнейшем буду аккуратнее.

– Надеюсь что будете. Кстати, поясните, пожалуйста, что вы под этим понимаете? Не будете сидеть спиной к докладчику, разговаривать в полный голос или использовать неподобающие слова и словосочетания во время заседания Совета института? – слегка разозлившись, спросил Шеф. Дед ухмыльнулся в усы, а Катя отвернулась, чтобы не фыркнуть от раздирающего её смеха.

Алесей понимал, что каждому из присутствующих надо исполнить свою роль в ритуале, а потом доложить по инстанциям о проведённой воспитательной работе, но бесёнок за него произнёс:

– Ну согласитесь, я ведь почти прав. Вот над вами он сегодня надругался со страшной силой, а вы-то тут при чем?

– Тьфу на вас, Лёша!!! – вмешался Дед, – Из-за вашего хамства отодрали заведующего кафедрой как последнего мальчишку, а вы посмеиваетесь!

– Ну, значит, я прав насчёт лица с нетрадиционной ориентацией, – ляпнул Алексей и понял, что это конец, сейчас его разорвут, как минимум на три части и понесут куски предъявлять ректору.

– Ладно, ладно, я завёлся, не обращаете внимания, я что-то устал в последнее время, заносит немного, – быстро и жалостливо как мог, продолжил Алексей пока собеседники не очухались от его наглости.

Во время затянувшейся паузы он, превратившись в воплощение кротости, осторожно произнёс:

– Я осознал и больше не буду, честное слово, – и, закрыв глаза, откинулся на стуле.

– Ну вот, так бы сразу, – обрадовался Дед, – незачем всех нервировать и самому заводиться. Теперь нам необходимо принять к тебе, Лёша, меры административного воздействия.

Катя всё-таки фыркнула и отвернулась, закрыв лицо руками, а Шеф повернулся на стуле так, что его профиль на фоне окна с капельками дождя был печален и возвышен.

Алексей успокоился, разборка идёт, как положено, теперь надо придумать себе наказание, да так, что бы в ректорате его пожалели и пожурили Шефа за строгость.

– Ну, давайте объявим мне выговор с занесением, лишим квартальной премии и летнего отпуска, – предложил Алексей, но быстро спохватился, – насчёт премии, я наверно, погорячился.

Но по виду собеседников он понял, что маловато будет, не поймут в ректорате Шефа. Да и выговор не пропустит юрист, не напишешь же в обосновании, что именно сказал Алексей о ректоре. Дед покачал головой и задумался. Шеф сидел как памятник, не шевелясь. Катя тоже собралась и затихла.

Подумав, обращаясь к Деду, Алексей предложил:

– Ну, давайте я выпью всю валерьянку, которую Катя бережёт для Эммы, а потом вы отвезёте меня домой, рыдающего и бесконечно переживающего за свой не слишком тактичный поступок.

Тот изумлённо поднял брови.

– Нет, нет, отвезти надо только в соседний двор, до машины. А Катя поможет вам вынести моё тело из института, – добавил Алексей.

– Ага, давайте ещё и неотложку Лёше вызовем, – с ухмылкой добавила Катя, – а после этого выговор схлопочет уже Владимир Иванович за негуманное обращение с подчинёнными.

– Не, не схлопочет, я объяснюсь с ректором, – приняв игру, неожиданно, заявил, Дед. Он улыбался от души возможности слегка развлечься с пользой для дела.

– Эх, не получится, у меня в четыре семинар, – вспомнил Алексей.

– Ничего страшного, семинар проведёт мой аспирант, Саша, ему полезно. Задачу ему я сейчас поставлю, а Вы, Алексей Николаевич, пожалуйста, дайте ему тему, – вдруг решительно произнёс Шеф, мгновенно став настоящим заведующим и добавил, – идите в свой кабинет, я Сашу пришлю к Вам. И не вздумайте, на самом деле выпить весь пузырь с валерьянкой, там доза на слона, это же опасно.

Алексей хмыкнул, но не сдержался:

– Не видел, чтобы слонов поили валерьянкой, зато на сотню котов хватило бы этого пузырька, да и мне бы осталось, – выдал он мечтательно глядя в потолок.

Дед встал, потянулся и весело сказал:

– Ну давай, Лёша, быстро умирай и мы тебя оттранспортируем в твою берлогу. Катя, давай, ты с одной стороны поддерживай, а я с другой.

Троица боком выползла из кабинета в коридор, а подошедший сзади Шеф добавил в совершенно неестественном для него стиле:

– А в отпуск летом пойдёшь, хулиган несчастный, – и решительно закрыл дверь.

Для любого из коллег это означало беду, кроме Алексея, поскольку летний отпуск означал неучастие в приёмных экзаменах, а значит, существенно уменьшал заработок репетиторством. Алексей терпеть не мог это дело, ему хватило одной попытки, чтобы отбить всякое желание подрабатывать на абитуриентах.

Осторожно положив руку на плечо Деда и, основательно обняв Катю, Алексей побрёл в сторону кабинета, поёживаясь под взглядами студентов и коллег. Зайдя в кабинет, Алексей плюхнулся на свой любимый стул у компа. Дед, ухмыляясь, уселся напротив и задумчиво гладил свою клочковатую бороду, явно забыв об Алексее. Катя проскользнула за перегородку, и оттуда вскоре раздалось гудение чайника. Мир возвращался к своим основам. Через несколько минут они втроём сидели на диване и пили крепкий вкусный чай с конфетками, которые регулярно водились у Алексея. Это было единственное, что он позволял себе принимать в дар от студентов по случаю зачётов и экзаменов. Испив чаю, Дед поднялся и со словами:

– Ну ладно, Лёша, как оклемаешься и соберёшься уезжать – позвони, я тебя торжественно вывезу на своём катафалке, – исчез, оставив Алексея наедине с Катей.

– Ну что, пришёл в себя? Маловато Шеф тебя погрыз, ох маловато, – заявила, ехидно ухмыляясь, Катя, сидя с ногами на глубоко обожаемом ею диване.

– Вполне нормально, я ничего такого и не сделал, ну ляпнул в тишине, а какого лешего ректор припёрся в середине Совета? – проворчал Алексей, наливая себе вторую чашку.

Катя молчала, и Алексей опять провалился в воспоминания. Она появилась на кафедре практически одновременно с Алексеем. Привела скромную девушку подружка из деканата. Долго умолять Шефа не пришлось и через неделю, переоформившись с дневного на вечернее отделение, Катя вышла на работу. Числилась она, конечно, не секретарём, а старшим лаборантом, но это никого не волновало. Постепенно она нашла общий язык со всеми преподавателями, а это ведь очень непростое дело. Свою жизнь она не выставляла напоказ, но вскоре стало известно, что у неё пара мальчишек, живёт с мамой и умудряется успевать всё дома и на работе. При этом всегда приветливая и улыбчивая девушка вызывала только положительные эмоции. Важнейшей её обязанностью было отпаивание преподавателей чаем с булочками и печеньем после приёма экзаменов и зачётов. Даже опытным людям было трудно переварить тот поток бреда и чуши, который им сообщали студенты в доверительной форме. И, вообще, дел ей на кафедре хватало, особенно с планами и графиком работы. Все преподаватели хотели чего-то несбыточного, например, ходить пару дней в неделю на работу, не иметь окон между парами и читать только те курсы, которые отрабатывались годами.

Алексей от коллег отличался хотя бы тем, что ему было всё равно когда и кому преподавать. Окна между занятиями он заполнял чаепитием и работой в лабораториях, гоняя нещадно лаборантов, которые почему-то не обижались. Алексей соглашался с лёгкостью как на резьбу по дубу, то есть лекционные курсы на дневном отделении профильного факультета, так и на плотницкие работы – семинары и лабораторные на непрофильных факультетах и у заочников. В результате он за пару лет стал абсолютно незаменимым сотрудником, поскольку мог подменить кого угодно, причём практически без подготовки.

Жизнь шла своим чередом, но как-то Шефу прислали пустографку отчёта на 10 страниц для министерства, посмотрев на которую, он тихо загрустил. Катя беспомощно развела руками, и тогда на глаза Шефу попался довольный Алексей, вернувшийся с обеда. Шеф в непререкаемой форме поручил Алексею разобраться, заполнить документ без ошибок и как положено. Добавив, что утром следующего дня следует положить ему на стол готовый документ, Шеф исчез, справедливо полагая, что поняв проблему, даже Алексей заорёт нечеловеческим голосом. Провозились Алексей с Катей допоздна. Больше половины цифр пришлось просто прикинуть на глаз, а кое-что заполнить, воспользовавшись монеткой в качестве рандомайзера. Съестное на кафедре закончилось, и они перебрались в логово Алексея. Уютный диван, вкусный чай сделали своё дело, и природа взяла своё. Около полуночи они снова попили чаю и стали прикидывать, что дальше делать. Катя позвонила маме и получила добро не мотаться по ночам. В итоге она душевно выспалась на диване, а Алексей сидел за компом и мучал очередную методичку почти до утра, пока не уснул, положив голову на клавиатуру. Та обрадовалась, и отредактированный текст методички едва влез на жёсткий диск. Никто на кафедре ничего не заподозрил и лишь изредка они оставались вдвоём после работы поговорить, попить чаю и отвести душу. Вспоминая этот кусок жизни, Алексей изумился, осознав, что прошло почти десять лет, а казалось, что это было вчера.

Очнулся Алексей от стука. Катя стучала костяшками пальцев по столику перед ним, и лицо её выражало полное умиление.

– Ты чего? – изумился Алексей.

– А ты где? Уснул что ли после педагогического акта? Или ещё, по какой причине засыпаешь стоя? – нахально глядя в глаза, спросила Катя.

– Я не сплю, просто задумался, вспомнил годы на кафедре, ничего такого, – бестолково захлопав глазами начал отговариваться Алексей.

– Ага, вроде очухался, ну и отлично, – уже совсем ласковым голосом прошептала Катя и усевшись за спиной, сидящего боком Алексея стала слегка массировать ему шею и плечи. Алексей заурчал от удовольствия, но где-то краешком сознания почувствовал подвох и насторожился.

Катя мгновенно поняла его мысли и, продолжая массировать плечи, перешла к самому интересному:

– Лёша, я так понимаю, что ты решил жениться и это очень и очень хорошо. Я одобряю твой выбор. Твоя Царевна мне нравится.

Алексей поперхнулся и потерял дар речи. В чувство его привели сильные хлопки по спине, и встревоженный голос Кати:

– Лёша! Лёша! Ты смотри, случаем от счастья-то не помри, не время.

Медленно возвращалось сознание, и внутренний голос ехидно заметил, что самое время вскочить, замахать руками, отнекиваться, а ему почему-то совсем не хочется этого делать. Тогда Алексей решил спокойно пообщаться с умным человеком, то есть с самим собой. Для начала он понял, что сообщение о женитьбе не вызвало, как это не парадоксально, никакого сопротивления, а наоборот, облегчение. Это гармонировало с утренними ощущениями и неосторожными мыслями о том, что пришло время остепениться и завести семью. До сегодняшнего дня любые слова о браке мгновенно вызывали реакцию отторжения, а тут как будто бы так и надо. Ещё он подумал, что его устраивает ситуация, что кто-то за него всё решил и ему не надо вылезать из шкуры, прыгать на одной ножке перед избранницей и не дай бог получить отказ. Что же теперь делать с Катей? Их отношения были очень дороги обоим и потому они оберегали их от стороннего взгляда годами.

Как же сложно, подумал Алексей, а вслух спросил с вымученной улыбкой:

– А ты с чего это взяла? Катя, ау!

Катя сняла руки с плеч и уселась на столик перед Алексеем. Убедившись, что Алексей слушает её, открыв рот, она продолжила:

– А ты ещё ничего не понял? Лёша, разве можно доверять женщинам, ай-яй-яй, как это на тебя не похоже. Ты помнишь, где ты был вчера вечером? По глазам вижу, что помнишь. Просто замечательно. А твоя Царевна-лягушка моя давнишняя приятельница и зовут её, кстати, Катя. Сегодня это милейшее создание прилетело утром и, умирая от восторга, рассказала, что наконец-то ты обратил на неё внимание, был безумно нежен и предложил руку и сердце. Очень ей хотелось получить от меня благословение. И я его ей дала. Теперь ты мой должник навеки. Кстати, как тебе халат? Мы с ней его долго выбирали, правда тогда я не знала, что для тебя. Классная вещь, правда? Дорогая жутко, ей он обошёлся в трёхмесячную зарплату. Знаешь, что тут самое смешное – я мысленно прикидывала его на тебя.

Алексей понял, что по лицу течёт холодный пот и вообще его всего колотит. Взяв Катю за руку и убедившись, что это не кошмарный сон, Алексей осторожно спросил:

– Послушай, а ты уверена, что это так и было? Я не могу вспомнить вчерашний вечер, что-то не так пошло. Может я просто погорячился и пообещал жениться до того? А? Может кто-то чего-то не понял. А как же ты? Я к тебе очень привязался, а тут вдруг так сразу надо жениться. Ну чего ты молчишь, – зарычал Алексей.

– Ничего я не молчу, – возмутилась Катя, – просто не хотела перебивать. Царевна сказала, что предложение ты сделал на кухне сидя за столом, попивая чай в прекрасном настроении и блаженном состоянии, перед тем как задрых без задних ног. Теперь не открутишься. А я, ну так я тоже Катя, тебе ничего не грозит, даже если перепутаешь. И я буду хранить тайну, но одну вещь я от тебя хочу получить. Ты согласен?

– Я для тебя сделаю всё что угодно, – радостно воскликнул Алексей и осёкся, увидев грустные глаза Кати и тихо спросил, – А что ты хочешь?

– Ничего особенного, – с мягкой улыбкой, взъерошив Алексею, волосы сказала Катя, – я хочу от тебя ребёнка, и лучше девочку. Мама не возражает. Да и ещё совсем мелочь, я хочу, чтобы на этом диване, который я обожаю до слез, никого кроме меня не было.

Алексей почувствовал, что падает куда-то в пустоту, внизу живота возникла льдина, которая не давала дышать. Он закрыл глаза в надежде, что сейчас всё пройдёт и мир вернётся в обычное состояние.

Ничего не проходило, и он провалился в сон, быстрый, но поразительно глубокий. Они сидели вечером на диване после рабочего дня и просто болтали. Алексей привычно шутил, что ни в цирк, ни в зоопарк он уже давно не ходил и совсем не хочет, потому как тут намного круче. Катя смеялась и говорила, что это потому, что тут они сами в клетке, а студенты приходят на них посмотреть и послушать. К тому же некоторые из них выполняют заодно и роль дрессировщиков, вроде Шефа или ректора. Только всё же различие есть с зоопарком и цирком. Оно очень важное, ключи от клеток у них самих в руках, но нет желания выйти на свободу. А кто-то, вроде Шефа, Деда или Эммы вообще выбросили свои ключи, потому их вынесут из клеток только вперёд ногами. Алексей тогда согласился, ему очень понравилась Катина ассоциация, он поинтересовался, а как обстоят дела с его и её ключами. О, смеялась она, мои-то просто висят на крючочке в клетке. Они никому не нужны, даже мне. А вот ты свои притырил, чтобы никто не мог тебя вытряхнуть из тёплой клетки, но себе врёшь, что хочешь сам распоряжаться своей волей и неволей. Сон закончился, пора вернуться, подумал Алексей и открыл глаза.

– Ну, ты силен! – воскликнула Катя, увидев, что Алексей смотрит на неё, – взять и нагло уснуть во время такого важного разговора. По тебе плачет психиатр, или даже вся психбольница, причём навзрыд. Ну, скажи, ты ведь рад, что так сложилось?

– Ага, рад, да так, что вообще перестал от радости различать, где верх и низ, тепло и холод, друзей и врагов… Я хочу домой, в тёплую постель и ничего больше. Не обижайся, я выжат как тазик с сухофруктами, из которых по второму разу выдавили стакан сока, – с отчаяньем проговорил Алексей и, подперев подбородок руками, уставился на Катю большими грустными глазами.

– С тобой Лёша, ясно. Вы, мужчины, вообще не способны принимать жизнь такой, какая она есть. Давай-ка я попрошу Деда закинуть тебя домой, а свою клячу заберёшь через несколько дней, как только отойдёшь, – решительно выговорила Катя и взялась за телефон.

– Ты не кляча! – возмутился Алексей.

Телефон выпал у Кати из рук. Она облегчённо рассмеялась от всей души:

– Точно заметил, я действительно пока не кляча, а вообще-то я имела в виду твою машину. Ну, так что, звоню Деду?

– Давай, но ведь обормот Саша не пришёл, как уезжать? – мрачно ответил Алексей, не меняя позы и не мигая глядя на Катю, которую он увидел совершенно с другой стороны.

– Чёрт с ним, разберётся сам. Послушай, как же я тебя не понимал, это просто невозможно, ты такая взрослая и мудрая оказалась, – медленно, почти по слогам проговорил Алексей и закрыл глаза. Ему показалось, что она должна хорошенько треснуть его по башке, но ничего не произошло, и он осторожно открыл глаза.

Катя смотрела на него с удовольствием, как смотрят на красивое и дорогое домашнее животное и чему-то про себя улыбалась.

Алексей осмотрелся вокруг и, взяв Катю за руку спросил:

– А ребёночка когда будем…

Она фыркнула и рассмеялась:

– Ты неисправим, Лёша, у тебя за эти сутки столько всего произошло, а ты о чем думаешь? Вся жизнь у человека изменилась, а он как рядовой Иванов думает об одном и том же, жуть какая-то.

Раздался сильный требовательный стук, пришёл Дед. Рано ключ от клетки доставать, решил Алексей и открыл дверь кабинета.

«Одни сутки, всего одни сутки» – как мантру повторял про себя Алексей пока они шли к машине и ехали по насквозь продуваемым и холодным улицам.

Пробуждение

Коля проснулся рано и быстро одевшись, вышел на улицу. Всю ночь шёл снег, потому его напарник спокойно накатил и даже не подумал махать лопатой впустую. Вся работа осталась Коле, и он не спеша начал расчищать проходы к подъездам.

Сам Коля был крепким молодым мужиком. Его с детства за глаза, а иногда и в открытую, называли нехорошими словами, из которых «тормоз» было самое невинное. Намного чаще обзывали идиотом, дебилом и, что особенно его огорчало, недоноском. Он почти не обижался на окружающих, потому как и сам понимал, что с ним происходит что-то неладное. Школу так и не закончил, ничего не получалось у Коли, а если и получалось, то слишком поздно. Девочки шарахались, и он понимал, что это не случайно, но от него всё равно ничего не зависело. Изредка мир вокруг становился ярким, цветным, пели птицы, дул ветер, но это счастье очень быстро кончалось, всё опять становилось серым, мимо опять сновали люди и говорили, говорили, говорили что-то не понятное.

Дворником по просьбе матери его взяли с удовольствием, где ещё найти крепкого парня, обязательного и непьющего. Только и тут, если что-то случалось, то исключительно в его смену. Если сосульке суждено было упасть, то именно перед его носом и обязательно на крышу самого дорогого автомобиля во дворе. Если у подъезда образовывалась наледь, то именно в те десять минут, пока он её не почистил, на льду поскальзывалась главная стерва округи, являющаяся по совместительству старшей дома. Отца он не помнил, а мать, работавшая в соседнем магазине, очень рано постарела и каждый раз, глядя на сына, с трудом сдерживала слёзы.

Прочистив дорожки для ранних пташек, выбегавших на работу в 6—7 утра, Коля начал чистить проезд между домами. Мимо, улыбаясь, прошла девушка из второго подъезда с внушительной сумкой и приветливо помахала ему рукой. Коля опёрся на лопату и с удовольствием смотрел ей вслед, как вдруг понял, что сейчас будет беда. По поперечной дорожке шла машина и их пути неминуемо пересекались. Девушка смотрела на Колю, улыбалась и шла спиной вперёд навстречу беде. Коля сорвался с места и, подскочив к ней, отшвырнул в сугроб. Сильный толчок в бок, потом удар обо что-то твёрдое, страшный треск и острая боль в голове.

И вдруг, несмотря на боль, Коля увидел медленно падающие снежинки, тёмно-синий капот и ясно услышал голос хозяина колымаги. Тот орал, что сейчас убьёт идиота, который разбил стекло и вообще испохабил ему машину. В момент, когда озверевший водитель покалеченного авто схватил его за руку, Коля увидел, что на голову обидчика опустилась с хрустом тяжёлая сумка. Нападавший исчез, а перед Колей возникло женское лицо с огромными испуганными глазами. Всплеск ощущений быстро прошёл, и к Коле вернулась дикая боль в голове почти отключившая сознание.

Сквозь туман он слышал, как девушка кричала в трубку, – «Папа, меня чуть не задавили! Человек, который мне спас жизнь, умирает, помоги! Я разбила лучшую камеру редакции о голову дебила, который меня чуть не угробил и набросился с кулаками на моего спасителя. Он тоже тут лежит без сознания в сугробе. Боже мой! Папа, помоги!». Сладкое тепло охватило Колю, впервые в жизни дебилом назвали не его.

Сквозь туман он слышал, как девушка кричала в трубку, – «Папа, меня чуть не задавили! Человек, который мне спас жизнь, умирает, помоги! Я разбила лучшую камеру редакции о голову дебила, который меня чуть не угробил и набросился с кулаками на моего спасителя. Он тоже тут лежит без сознания в сугробе. Боже мой! Папа, помоги!». Сладкое тепло охватило Колю, впервые в жизни дебилом назвали не его.

Больше Коля ничего не видел и не слышал. А к вечеру того же дня в коридоре больницы врач, вышедший из операционной и жутко уставший после четырёхчасовой операции, как мог утешал девушку, её отца и мать Коли:

– Поймите, операция сложная, травма серьёзная, крови он потерял очень много. Но не волнуйтесь женщины, выживет ваш герой. Не забудьте, кстати, принести новую одежду, из того, что на нем было, уцелели только носки, – доктор замолчал и задумался, – и вот ещё что, у мужчины были тяжелейшие повреждения двух артерий полученные, полагаю, что ещё при рождении. Мы их восстановили, но совершенно непонятно, как он мог нормально существовать до настоящего времени. Ох, не понимаю. Но теперь будет как новенький, только не раньше чем через пару месяцев.

Коля же ничего не слышал, он тихо лежал опутанный проводами и шлангами, за него дышал автомат, а в мозгу бежала бесконечная цепочка никогда ранее не виданных цветных красивых снов.

Остановка

Третий день подряд шёл сильный снег. Большие снежинки падали в полной тишине. Полянка перед избушкой, лес и кусты вокруг стали черно-белыми и казались нереальными. Была середина сентября, когда снегопады в этих краях не редкость, но такого сильного и нескончаемого Фёдор не ожидал. Просидев два дня безвылазно в избушке, выходя лишь изредка на порог по необходимости, он решился, наконец, на крупную экспедицию в ближайший кустарник, поскольку туалета в зимовье не было предусмотрено. Одевшись потеплее, он сделал несколько энергичных вдохов и решительно пробежал два десятка метров. Сочтя это более чем достаточным, он выполнил поставленную задачу, чертыхаясь от сырости. Когда всё было успешно завершено, Фёдор с удивлением обнаружил, что его следы полностью заметены снегом, а избушки не видно вовсе. Весь мир вокруг был совершенно белым без верха и низа.

Осмотревшись, он немножко запаниковал, но быстро успокоился – нельзя же заблудиться в двадцати метрах от жилья, в котором он провёл уже два месяца кряду. Весело насвистывая, он попытался разглядеть следы на снегу, но всё вокруг было совершенно одинаковым и на первый взгляд казалось вообще нетронутым. При внимательном осмотре следы стали обнаруживаться во всех направлениях. Убедившись в тщетности поисков свежих следов, Фёдор сник, но уверенность в себе его не покинула. Поразмыслив спокойно и трезво, он решил двигаться по спирали вокруг места отдохновения, предполагая, что, в конце концов, избушка не может никуда убежать и он на неё наткнётся через два-три круга. Вдохновлённый идеей, Фёдор двинулся по воображаемой спирали, усмехаясь над природой, царём которой он себя упорно воображал. Через минут пятнадцать бодрого хода страх остановил его на полушаге. Остановившись как вкопанный, Фёдор осмотрелся и понял, что он попал в совершенно незнакомое место, а избушка так и не попалась на пути. Ходьба по пушистому толстому слою снега его не особо утомила, он много двигался в последнее время. Однако безотчётный страх уже возник в глубине души и вырвался на волю криком, который утонул в белой пелене снега и вернул мысли в нормальное русло.