Полная версия:
Секс-кукла Маша
– Общение вообще суть насилие!
Так.
Мне плохо, когда я разговариваю…
С кем-то…
Вообще – когда хоть кому-то хоть что-то говорю…
– Это насилие над собой.
…Всем всегда всё – Всё – понятно.
Уж такой у всех вид.
Но все чаще всего равнодушны к этому самому – ко Всему.
Или, в лучшем случае, просто трусливы даже намекнуть, и даже самим себе, на своё понимание…
36
Кто бы знал, что за роман я теперь пишу!..
Я фразы в файсбуке вывешиваю – эпатажные!
Нарочно…
Из моего нового романа.
«Спасение нации: как устроить выборы. Избиратель, любимого своего учителя или преподавателя иди и попроси: доверяю только тебе – баллотируйся!»
А все – принимают эту экстравагантность за моё личное мнение!
И пишут: «Идиот!»
Очаровательно…
«Спасение цивилизации: борьба с наркотиками. Наркоман! Первому, кто дал тебе впервые любую дозу, иди и скажи: ты меня подсадил, ты меня и лечи, а не то…»
И кто-то ведь, хоть и робко, пытается реагировать: «Графоман!»
Ну-ну…
37
Я пишу – по ощущениям моим… по этапам писания… по этапам ощущений… по ощущениям этапов…
Вот – как тот космонавт рассказывал о себе:
– Сложный был путь, чтоб только попасть в отряд. Долгие были обучения и тренировки.
– Всё готово к полёту. И вдруг вопрос. А зачем всё это?..
– Иду, уже в скафандре, к ракете… Она самая красивая!..
– Подымаюсь наконец в кабину… Страшно. Только дуракам не страшно.
– Пуск… Плавно тебя стало поднимать, подымать…
– Потом… Что-то на меня давит! давит!
– И вот… потерял своё тело… руки и ноги отдельно, голова отдельно…
– Самое неприятное это переход от веса в невесомость.
– Теперь надо заново учиться есть, учиться глотать.
– Стыковка. Ожидание… Волнение…
–– Выравнивание давления. Переходный отсек.
– И вот я на станции! Вот я там, где все меня ждут!
Это – так, так: это всё – мои герои, сюжеты, интонации, алфавиты, мотивы… и многое, многое другое…
Притом всё это – рождается… меняется… перемешивается…
Притом – явно независимо от меня самого.
…Одного нет у космонавтов: когда у меня в тексте, в душе-аппарате-спутнике, что-то исчезает – внезапно и бесследно – я этого не замечаю… не замечаю даже замечать.
38
Слух некий…
Странный…
Среди моего полёта.
Странный!..
Чего же в нём странного?..
Посреди моего полёта.
Да то…
Рядовое, казалось бы, событие для города…
В общем-то, может, и так…
Но он – давал денег на мой первый тот на мой роман.
Он – мне денег мне давал мне.
И умер.
39
…Во мне – двое.
Во мне – целых двое!
Всегда, с детства, это находил.
И наблюдал.
Реально, отчётливо.
Их, обоих.
Таких разных.
Один я – озабоченность… безысходность… боязнь обстоятельств… прямой, за самого себя, страх…
Второй я – покой, свобода… уверенность, сила… и устремлённость к чему-то явному и возвышенному, к Возвышенному! и притом – к Явному!
Может быть, один я – это и есть то, что называют «душа».
А второй я, может быть, это – и есть тот «дух».
Они, эти оба я, встречаются зачастую.
Иногда, самым ранним утром, ещё даже ночью, – они, оба эти я, словно бы впиваются друг в друга глазами… кто кого переглядит…
…Лучше бы этих минут не было!
40
…Боже мой!
Что же происходит?!..
В мире.
Что же случилось?!
Во всём в целом мире.
Пробудись! Пробудись!
Как же это я – с женщиной…
Я с женщиной так – что ближе уже нельзя.
И – ни разу до этого… до этого события… не сказав ей, не признавшись ей, что люблю ее…
До первой нашей ночи-постели.
Ни разу до этого – не сказав даже и самому себе, что люблю её, что влюблён хотя бы в неё…
Пробудись!
Пробуди – себя.
Ни разу до этого – её, эту женщину, даже не встречав, в жизни не встречав…
Ни разу её – даже не видев…
Ни разу о ней, хотя бы как-то и что-то, не слышав…
Пробудись!
Пробуди себя, меня.
Пробуди, оживи – самого себя!
Оживи – это событие, оживи этот сам случай.
Оживи, наконец, – всё в мире происходящее.
Оживи, оживи – весь мир!
Ведь если сейчас в мире то, что в мире сейчас, то это значит, что мир… не живой…
Мир – не живой!
Иначе бы он – осознавал сам себя и самого себя.
…Как же, в самом деле, так?
С женщиной – в такой близости… в такой близи…
Нет…
Я с женщиной – вместе. Именно – вместе!
Нет…
Я и женщина одно. Вот именно! Одно!
Ну одно и одно…
Но такое это одно – однако такое это самое одно…
Что именно от этого самого Одно… порождаются, собственно, люди! появляются люди!
Появляется, продляется, раз за разом, сама собственно жизнь, Жизнь!
Появился… я…
Ну продляется и продляется…
Но как же… без признаний в любви? без слов любви?..
…Пробудился.
Наконец-то…
Впервые.
В своей кровати.
Через… сколько дней… или недель?
…Боже мой, какое утро сию минуту – раннее!
Может быть, лучше бы сказать: какая сейчас… вокруг… ещё ранняя-ранняя ночь…
Повторное объятие!
41
Любой и каждый двигающийся своевольно, то есть – хомо сапиенс, то есть – человек, есть секс-кукла.
Так она, МАША, презрительно.
Кукла – по рынку спроса и предложения – настоящая, будущая или возможная.
Гарантированно – любимая, то есть – особенной симпатией, если та несиликоновая – надоевшая или ненавистная. – Ведь есть и двигающимся якобы своевольно, кого среди так же двигающихся презирать.
Любой и каждый, из этих самых так двигающихся, может быть – в любую и в каждую минуту по любому исчислению времени и в любой и в каждой точке на пересечении любой параллели с любым меридианом, – может оказаться в поле зрения сексуального внимания, сексуальной заинтересованности, а также и подвергнут насильственному принятию известной позы: соответственно – движениями другой такой же куклы или группой таких же кукол.
Даже априори – по крайней и по меньшей мере – любой и любая и каждый и каждая может стать и быть самым приветливым или хотя бы сколько-то покладистым сексуальным партнёром.
Реально – каждой и каждая становится действительной и действующей секс-куклой по её, ею требуемой или желаемой, оплате.
Данные куклы – отнюдь, выражаясь церемонно, то есть – поэтически, не скелеты в шкафу.
Отсутствие знаков: скобки открываются и скобки закрываются.
Из истории:
Когда-то, иногда и ныне, это были женщины, захваченные в плен мужчинами, – так называемые рабыни.
Бывало и наоборот.
Без скобок.
Далее чаще всего существовали в виде так называемых жён – в подобном же рабскому подчинении мужчине во всём: в сношении, в работе, в хозяйстве. И даже в эмоциях.
Далее распространилось приобретение, то есть – покупка, женщин.
В среде так называемых крестьян – так называемые снохачи: за подарки-серьги – у своих сыновей жён, то есть снох.
У так называемых дворян: за бриллианты и поместья – равных, замужних и незамужних, по социальному статусу, то есть любовниц.
Для всех иных, то есть праздных и пьяных в ямах, – за глоток вина таких же праздных и пьяных, то есть срамных девок.
Теперь, в текущем веке, все своевольно якобы двигающиеся – подлинные, в унисон с прогрессом, манекены.
И мужчины, и женщины – чтобы не ощущать ни малейших подозрений в отвращении и сомнении к самим себе.
Главная причина: мужчина – не может познакомиться с женщиной.
Соответственно, женщина – не хочет познакомиться с мужчиной.
Мужчина.
Не может с нею пребывать.
Не может её терпеть.
Не способен снисходить.
Не может переплюнуть через свою неприязнь.
Выносить подозрения в измене.
И вынужден: в браке или не в браке – вынужден сексуального партнёра ревновать, бить, запирать в квартире, в доме или в подвале гаража.
Соответственно: женщина – то же по всем означенным пунктам.
Рекомендации:
Обычному пользователю, то есть – живых женщин, достаточно иметь – велосипед, удочку, резиновые сапоги, сигареты и заначку.
Плейбою-пользователю следует иметь – сигары, набор для бритья, порядок в носках, секс втроём и затемнённые очки.
Самое странное – самое сказочное, волшебное и самое вожделенное, эротическое – событие среди этих секс-кукол, а именно так называемых простых людей, – это ритуал, процесс их переодевания.
Когда один из многих совершенно одинаковых таковых, мужчина или женщина, становится, например, председателем любой какой-то общественной организации, даже какого-либо районного её отделения: тогда такой самый обыкновенный, избранный только что обычным поднятием какой-то одной из двух рук членов отделения-организации и лишь по простому большинству таких поднятых рук, – вмиг, враз становится, делается объектом для восхищения и зависти всех без исключения глаз того пусть самого малого организации-отделения.
Тем более – многократно более загадочно и многократно более фантастично переодевание, перелицевание, переобмундирование самой обычной рядовой и заурядной этой несиликоновой секс-куклы – в какой-либо административный, любого уровня, чин: в единое мгновение такая превращается – в кумира, в идола для поклонения и, или – или, проклятия.
Ведь у такого и у такой перелицованной – многократно увеличивается доступ ко всем другим противоположного и не противоположного пола.
Креативный бренд – он же стёб:
Пощекотать изнутри. – Как говорят работники всякой администрации, то есть – между собой, о работницах администрации же.
Скобки бы открылись.
Самый большой пардон.
Скобки бы закрылись.
Своеобразны и магазины и отделы магазинов, своеобразны и сайты и страницы сайтов – по ориентации на рынок соответствующей известной клиентуры.
Рекомендации:
Обычному пользователю достаточно иметь – мотоцикл, ружьё, болотные сапоги, мундштук и однушку с разведенкой.
Плейбою-пользователю следует иметь – гильотину для сигар, банный халат, футбол с друзьями и виски.
У людей-кукол главная озабоченность: избежать появления из них собственно самих, то есть – откуда ни возьмись, других кукол: куколок, куколочек.
Во избежание этого мужчины натягивают на себя резиновые капюшоны – презервативы.
Женщины, наоборот, вынуждены запоздало – выворачивать себя, как резиновых, наизнанку: делать аборты – кроша в своей внутренности уже живую куколку.
Креатив:
Доноры-альтруисты продают свои почки.
Для продления движений других двигающихся – в ритме вышеописанного образа движений.
Доноры, обычные, сдают, в определённый день и безвозмездно или в любой день и возмездно, свою кровь.
Для продления своих движений и продления таких же движений у таких же.
Каждый и любой есть секс-кукла.
42
– А вот мой сын…
– Мне уйти.
– Нет-нет!.. Он бы, кто его знает, позвонил бы…
– Будем ждать.
– Да! Мой сын занимается делами.
– Книг не читает.
– Погоди…
– При ходьбе отбрасывает в сторону руку ладонью вперёд.
– Где ты его видел?!
– В идее.
– В какой ещё?!
– Как у матери-одиночки.
– Нас папа бросил в пелёнках.
– И походка твоя.
– Да. А в детстве читал.
– Как велела мама.
– Да. Зато с парой.
– С гражданской.
– Да. По-современному.
– С однокурсницей.
– Да. Угадал.
– Я не стремился.
– Квартира.
– Да. Снимают.
– И оплачивают.
– Ну где бы им… Машина.
– И машину купила мама.
– Да! Представь себе!
Ну, это чуть ли не обида…
Однако.
Сын её на фото, – коротко, по нынешней моде, стриженный и несколько, к его двадцати трём полноватый.
Случайно это я увидел его в фейсбуке.
Самой её в фейсбуке нет…
Почему-то – из-за этого, что её в сети нет, она мне ближе, дороже!
43
Обратил внимание…
Да нет… конечно, не так.
Не мог не обратить внимания… обязан был…
Не так! Не так!
Само собой – замечается и отмечается.
И ничего не «обращается»…
В начале нашего романа – что.
С самого начала – болтал больше, как и бывает при таком знакомстве, я:
– О мужчине с фальшивым дипломом говорят: зато он юморной.
– Ха! Верно!
– О том мужчине, кто совсем без диплома: он остроумный.
– Да! А кто и без аттестата?
– Он симпатичный.
– Здорово!
Потом, через какое-то время, – стала подавать голос и она:
– У тебя идеалы шестидесятых годов!
– Двадцать первого века.
– Ну! Тебя не переговоришь!
– Мне так же кажется.
– Так же?!
– Что с тобой не соскучишься.
Потом в разговоры наши краткие вечерние – стали вмешиваться кое-что так называемое повседневное:
– Какое у нас теперь время?
– В которое живу я.
–– Ну это понятно…
– Мне.
– Да летнее или зимнее, в конце концов?!
– Не замечаю.
– Что же так?..
– Я жил по времени «люди». А теперь живу по времени «разум».
– Ого!.. Ну так уж скажи… как это всё… так или этак…
– Если жить по времени «люди», то так будет возможно мною манипулировать.
– И всем есть до тебя дело!
– Кому-то есть.
– И кому же, например?
– Тому, кто манипулирует всеми.
– Ну, это да, это так. Не поспоришь…
А поспорить-то бы, значит, хотелось?..
44
Каждый для каждого – тоже секс-кукла.
МАША – в своём гордом презрении – как никогда достойна и самодостаточна.
Отсутствие знаков восклицания.
И отсутствие – в необходимости иных каких-либо эмоциональных, изобретённых несиликоновыми, знаков препинания.
Итак, каждый каждого может в принципе – физически или вербально, то есть, в обоих случаях, – фактически, или виртуально: обидеть, оскорбить, оклеветать, изнасиловать, обворовать, ограбить, убить.
Иное прочтение данной парадигмы.
Только каждый каждого, а не призрак или инопланетянин, – может упомянутыми способами лишить предполагаемых или наличествующих благ.
Подробнее:
Лишить – чести, достоинства, личных, носильных и недвижимых, вещей, девственной плевы, внешности, то есть – бороды и вообще волос, здоровья, свободы передвижения, воздуха.
Между прочим – воды и пищи, способности к зачатию и деторождению.
Креатив:
Половых органов и головы.
Креатив креатива:
Прилюдно и демонстративно, на площади, то есть – назидательно, – других конечностей.
В любом сообществе и при любой степени близости каждый от каждого – не защищён как минимум: от взгляда, от касания, от толчка, от вируса.
Прежде всего – энергетического, вольного или невольного, вампиризма.
Каждый от каждого может защититься, то есть – уберечься, – расстоянием, стеной, колючей проволокой, бронежилетом, пуленепробиваемым стеклом.
Креатив:
Титулом – гения, вождя, прокажённого.
Статусом – дипломата, депутата, клоуна.
Советы на каждый день:
То есть – каждому по поводу каждого.
Исключена возможность и вероятность защищённости – супруга от супруги, зятя от тёщи, снохи от свекрови, здорового от больного.
Средства и способы превращения каждого в пользователя каждым, а каждого в секс-куклу для каждого – не ограничены.
Наиболее распространены, то есть – исторически, – цирки, арены, сцены, парламенты, думы, книги, фильмы.
Соответственно и взаимозаменяемо:
Гладиаторы и тигры. Вожди и адепты. Депутаты и граждане. Писатели и читатели. Актёры и зрители.
Как пример:
Писатель, как он сам себя декларирует, для читателя – и в итоге: нет и не было на планете столько несиликоновых преступников, сколько их было в неисчислимых книгах в жанре криминала.
Читатель, как он сам о себе сладко полагает, для писателя – и нет столько на планете несиликоновых, годных для изнасилований и убийств, сколько их было изнасиловано и убито в детективных, то есть силиконовых, романах.
Нет в природе, то есть – и не может быть, соответственно – стольких преступных сюжетов, орудий преступлений и мотивов для совершения преступлений.
Нет столько реально – возможностей и способностей, фантазий и виртуозности: соответственно – у преступников для совершений преступлений и у сыщиков для раскрытия этих преступлений.
Скобки бы открылись.
Когда некто – на что, опять же, способен каждый – сам себя лишает чести, достоинства, невинности, имущества или жизни, то он этим самым имитирует всё таковое – в отношении каждого другого.
Скобки бы закрылись.
Каждый для каждого – мерило и мера всегда, везде и во всём.
Официальные и неофициальные – усладительные, успокоительные или возбудительные, статистики-рейтинги.
Каждому к каждому – кого ты больше любишь:
– родителя или родительницу,
– бабушку или дедушку,
– границу или за-границу,
– повара или официанта,
– лежать или сидеть,
– блондинок или брюнеток.
То есть – и так далее, по возможностям.
Каждому к каждому – кого ты больше не любишь:
– жену или тёщу,
– мужа или свекровь,
– президента или премьера,
– места отдалённые или не столь отдалённые,
– погоду или гороскоп,
– продукты или цены.
То есть – и тому подобное, по потребностям.
Позитив:
Каждый для каждого является предметом – для воздыханий, любвеобилия, эпистолярного увлечения, звонков, эсэмэсок.
Негатив:
Каждый для каждого потенциальный или реальный – мишень, подсудимый, палач.
Позитив негатива:
Каждый для каждого – прототип или мотив для творческого произведения.
Негатив позитива:
Нет столько квадратных метров в аду – для размещения всех, изображённых на фресках, триптихах и полотнах, грешников.
Последние примечания.
Каждый мужского рода, оказавшись в прямом телеэфире, на одной из рук раздвигает два пальца, указательный и безымянный, – рожками вверх.
Каждая женского рода, если она в прямом эфире, целует одну из своих ладоней, потом дует на неё.
45
Карту вставил в автомат.
Мне – какой-то чек…
Вместо денег!
Один только чек…
Карту я забрал.
Вышел на улицу.
Голова уже… кружилась?..
На чеке…
Какие-то цифры… и с каким-то минусом…
Я вернулся в банк…
К автомату опять…
Всё повторил…
Всё повторилось!
…Ведь сегодня же – день зарплаты у меня.
Из конторы, где я в охране.
Деньги мне приходят – на эту карту.
Чёрт возьми!
И… и главное.
Почему столько цифр?!.. Да ещё и с каким-то минусом…
Это же… несколько десятков тысяч!
И – в минусе!..
Я вышел на улицу…
Оказывается, я в самом деле… в обществе… в социуме… в цивилизации…
Я ощутил презрение.
К себе.
Из-за этого – что я внутри этого какого-то социума – ощущения.
…Мне вдруг – почему-то – живо представилось: а если б я сейчас был старик!
Неужели я когда-нибудь буду стариком?!..
…Нет. И уйти нельзя.
Нет!
Уходить нельзя!
Я вернулся в банк. Прошёл в главный зал.
Занял очередь для справок.
Сколько-то ждал – без времени и без пространства.
…Подал карточку сотруднику.
Стараясь, как мог и умел, показаться обиженным…
Мне – она, сотрудник: всё верно.
Я – ей, сотруднице: что верно?
Арест.
Арест наложен на данный банковский счёт.
«На данный»…
…Я – на улице.
И – главное.
Почему – среди моего романа?..
Почему – в самый разгар всех моих, обоих, романов?!..
46
Среди самого моего счастливого покоя…
Среди моего спокойного и беспокойного счастья!..
Настоящего.
Настоящего?..
Что же тогда оно, счастье, не перевешивает?..
…Там, в банке, было сказано: обращайтесь… к судебным приставам!
К судебным?!..
Это… что-то… как бы из телевизора… из того… где сериалы…
…Долго думал.
«Думал»!..
О чём же?
Позвонить ли ей?..
…Позвонил.
Прямо с улицы – дома не мог усидеть.
Что-то как-то сказал.
Она – помолчала.
Потом…
Она – сухо:
– Судебные приставы по адресу…
Значит, нашла в интернете.
Я немедленно – туда.
Приехал.
Там: дни приёма – в другие дни.
Н-ну!..
…Вечером она – только глянув на меня:
– Ты себе не наворачивай.
Я ничего… не умею сказать… произнести…
– Я уже подумала. Я знаю. За тобой ничего не может быть.
Мне стало, наконец, жалко её. – Зачем я ей позвонил?..
А был, был в смятении, в смятении…
Да и вообще…
«Уже подумала»…
Она ведь старше, постарше.
Причём тут это!..
– Ты не наворачивай!
…Я был с нею – впрочем – как никогда самозабвенен.
47
Поехал опять.
В надлежащий день, пропади он пропадом…
К тем к судебным приставам.
Там – в коридоре стоял: долго, долго, долго…
Наконец – в кабинете сижу.
Перед дамой.
То есть – перед полной.
Я – заранее всё продумав – представился.
И сходу – дарю книгу, мой роман.
То есть – ей так уж ей, толстой… так уж пришлось, пусть…
Та удивилась… и стала, глядя в монитор… часто моргать…
Не понимая, то есть, как ей реагировать.
Ясно. Книг и в руки не берёт.
Но… не забирать же роман со стола, то есть – в сумку…
Та: у вас несколько счетов.
Я: ну так что?
Та: почему?
Я: были, например, сберкнижки…
Та: тогда всё.
Я: что всё?
Та: в бухгалтерии ошиблись.
Я: в какой?
Она: в нашей.
Я: как ошиблись?..
Та: а из-за этих нескольких счетов.
Я: а-а… деньги?..
Та: придут через дня два-три.
…Вышел.
Какая простота…
Как же так?!
«Ошиблись»…
«То есть»…
Трудно разве нажать – то есть! – на какую следует клавишу?!
Что ещё за «то есть» это пошлое ко мне – тьфу! – привязалось!..
…Вечером мне эсэмэска: арест снят.
Я заметил, что глажу себя по щеке…
Боже мой, ел ли я хоть что-то сегодня?
…Она – по-обычному бодрая.
И кажется мне – теперь – словно бы… смотрит на меня как-то серьёзнее.
– Ты ведь, кажется, историк?
– Историк.
– По диплому-то.
– И влип в историю.
– Ну-ка! Признавайся! Какую историю ты имеешь в виду?..
– Всемирную.
– Зачем она тебе?
– Все. Вокруг. Всемирные.
…И опять – мы с нею – даже и не опять, а будто бы в первый раз!
48
Прошла неделя.
Я был, наверно, как обычно.
Дежурил. В свои смены. Со своей, на плече, сумкой. В которой, в пакете, рукопись.
Я ведь в охране, чтобы – писать, писать, писать…
И, конечно, ещё – для одиночества.
…Неделя целая уже прошла.
Совал карту куда надо каждый день…
А денег нет!
Поехал – в урочный в тот день.
«Как бы»…
Туда же.
«Как бы»…
С каким же глазами?!
В смысле – я.
Буду смотреть… там… если придётся… в глаза…
Там, у приставов, я достался уже другому кабинету и уже другой, худенькой, даме.
Я ей – претензии, что ли…
Та – сразу намекнула, что знает о моём, в соседнем кабинете, подарке.
И надолго ушла. – Наверно, в тот, в соседний кабинет.
Вернулась решительная.
Деньги мне придут через три дня.
Я – решительно встал.
Захотелось радостно выругаться.
Что и сделал на улице.
…Вечером она:
– Ты впечатлительный!
Я:
– По наваждению.
Она:
– И по характеру.
Я:
– По писательскому.
Она:
– Это хорошо!
– По наваждению.
– Это мило!
…Боже мой! Как хорошо полноценно жить!
49
…В эти минуты.
В движениях её всей – в шевелениях малейших её всей: её желаний и её тела – в них есть что-то как бы властное…
Но не навязчиво властное.
Вернее сказать: в движениях ей всей – есть что-то как бы должное, как бы правильное…
Но – не навязчиво должное и правильное.
Я ощущаю, что во всей в ней – в эти самые минуты – есть что-то… верно так, материнское.
И я ощущаю – что и она чувствует, что я ощущаю в ней, в эти минуты, это самое материнское.
Я ещё ощущаю…
Что это чувство ей – ко мне материнское – ей самой особенно приятно, попросту ценно.
Я воспринимаю её это – правильное-материнское – как даже награду за мою ей податливость.
И я отдаюсь ей – с восторгом наивного дарителя.
Когда я ночью, по моей привычке, просыпаюсь – с нею рядом – рано и открытыми бодрыми глазами куда-то, судя по щекочущим ресницам, смотрю, то у меня такое настроение… будто я в эти мои бодрствующие минуты её предаю… её предаю…
