Князь Московский

Ведь она была гораздо легче, чем те сомнения, которые раздирали его на части….

Ведь только Святой мог сотворить это чудо! И только дьявол может творить такое в этой стране!..

За стеной послышался звук лязга запоров. Со скрипом отворилась дверь в камеру.

– Терехов, на выход! – громыхнуло из открывшейся двери. Андрей вздрогнул, но не поднялся. Он буквально чувствовал, что сходит с ума, и ему было всё равно, что и как с ним будет.

– Эй, студент! Вставай! А то я сейчас зайду, и ни тебе, ни мне не понравятся последствия, а ты всё равно пойдёшь, только болеть всё будет, но уже не вылечит тебя Его Высочество, нету его здеся!!

И тут же раздался хриплый смех из нескольких глоток.

– А ха! Да уж, точно! Нетути!! – хохотали эти прислужники деспота, а Андрей встал, оправился, как мог, и с гордо вскинутой головой двинулся на выход. «Нет, никогда я не буду перед вами унижаться, псы!» – думал Андрей, выходя из камеры, и тут его прострелила жгучая боль, она пробила низ груди и зажав горло, заставляя хрипеть и не разрешая дышать.

– Чито, ваше благородия, пониже носик опустили, ну тогда пойдёмти, ваш ждут, гы-гы-гы – хрюкал жандарм, волоча за шиворот Андрея, а тот, еле переставляя ноги, семенил за ним.

Глава восьмая

7 мая 1891 года.

Москва. Кремль. Николаевский дворец.

– Что случилось в Первой градской больнице, Серёжа? – спросила Элли серьёзно, глядя на меня пристально. Сейчас, в темноте спальни, её голубые глаза напоминали ночное звёздное небо.

Мы лежали в моих покоях чуть запыхавшиеся и довольные друг другом. Её головка покоилась на моей руке, и была Элли в этот момент очаровательно беспомощна.

«Ну, думаю, капельку правды можно ей выдать». – смотря на её голое плечико, подумал я.

– Я не знаю, как это назвать. Просто понял, как и что делать. Меня будто само потянуло сделать именно так. Хотя и не чувствую в себе чего- либо необычного, только радость от нашей близости, ну и, конечно, спина стала поменьше болеть. – сказал я и притянул эту любопытную особу к себе.

Мы поцеловались и решили ещё разок повторить нашу любовную борьбу.

Елизавета очень долго сдерживала своё любопытство, её тактичность и терпеливость, были серьёзным подспорьем в нашей семейной жизни. Хотя буквально всё моё окружение уже по несколько раз пыталось, так или иначе, задать этот вопрос.

А Шувалов так чуть ли не за пуговицу начал меня хватать сразу после того, как мы остались одни в моём кабинете.

– Сергей Александрович, простите меня за дерзость, объясните мне, чему мы были свидетелями? Мистического действия или чего-то другого? Я видел свет, исходящий из ваших рук. Скажите, что я видел? – Шувалов в волнении ломал руки.

Сам граф не был сильно набожным человеком. Конечно, соблюдал посты, потому что положение обязывало, но он никогда и не высказывал сомнений в Боге, просто был равнодушен к вере.

А тут – Чудо!

«М-да, вот и отыгралось мне моё мистифицированнье, а ведь это цветочки, вот дойдет история до Петербурга, тогда и ягодки пойдут».

– Что вы хотите от меня, Павел Павлович? – решил я уточнить и обозначить границы интересующего его вопроса.

– Я не знаю! Я боюсь ответа и желаю его… – мялся Шувалов.

– Ведь это невероятно! И как? И чем?! Божия это ли сила или… или она Ваша?.. – добавил он шёпотом.

«А ведь это вариант» – с интересом подумал я, -« Но его мы отыграем позже».

– Под этим солнцем всё Божие, граф, не может быть по-другому, запомните это, Павел Павлович. Даже дьявол бессилен перед пожеланием Господа! – вбивал я слова в Шувалова.

– А то, что произошло в больнице, это просто произволение Творца. Иногда, так случается, люди не видят и не понимают это… а ведь чудес очень и очень много, они буквально повсюду! – сказал я и положил руку ему на плечо, а он поражённо посмотрел на неё. Его патрон раньше не позволял себе таких вольностей и никогда не переходил личные границы.

– И в Вашей жизни полно чудес Божьих, дорогой мой граф. Просто вы к ним привыкли, и от них уже не сжимается ваше сердце в благоговейном страхе. Они стали для вас банальностью. А это плохо. Ведь если не видеть чудеса в малом, то и в большем они тебя не тронут, так и останешься слепым и нищим.

Произнеся этот спич, я сжал его плечо и, отпустив, повернулся к своему столу, который был завален бумагами, и это меня удручало гораздо больше, чем предстоящая разборка с Александром Александровичем.

Я ещё не вступил полностью в должность, а уже дел просто Торгова куча!

8 мая 1891 года.

Москва. Кремль. Никольский дворец.

Придя во дворец с утреннего богослужения, обнаружил там фельдъегеря с телеграммой из Гатчины.

«Сергей, ожидаю твоего скорейшего приезда. Александр».

Подойдя ко мне, Елизавета посмотрела на меня вопросительно.

– Вызывают в Гатчину, – сказав это, протянул телеграмму Элле.

Она мельком посмотрела на неё, а после с испугом и растерянностью в глазах взглянула на меня.

– Не волнуйся, думаю, за неделю или даже меньше обернусь, – попробовал её успокоить, но кажется, сделал только хуже.

– Я с тобой поеду, не оставляй меня одну… – прошептала она, глядя мне в глаза.

«Ну, может, и к лучшему. Будет свидетель, а то мало ли, что там наговорили про меня» – промелькнуло у меня в голове.

– Конечно, не оставлю, любимая! Поехали вместе, но надо поспешить, брат явно торопится, – тут же поправился я. – Отправимся завтра.

И наскоро написав ответ, отдал его фельдъегерю.

После трапезы Елизавета развела кипучую деятельность, а я скрылся от этих забот в кабинете, прихватив с собою Стенбока. Озадачив того нашими планами и поручением Императора, решил поинтересоваться слухами. Ведь с чего-то так всполошились в Столице?

– Сергей Александрович, какие слухи?! Да, там толпа собралась огромная, из калек и верующих! Полиция не знает, что с ними делать! – эмоционально начал он говорить. – За воротами Кремля не пройти из-за столпотворения народа!

«Дааа, а вот и моя несдержанность. Мучило меня безделье! Вот теперь иди и не скучай!» – думал я, подперев голову руками.

– Вызови мне начальника охраны и отца Корнилия. И, кстати, а где Павел Павлович? Когда требуется его нелегко найти… – проворчал я.

– Если, честно, Ваше Императорское Высочество, то сегодня очень трудно попасть в Кремль, вполне возможно, что он просто за воротами.

В общем, так и оказалось.

Шувалов пробился через толпу и доложился, и тут же был отправлен за билетами на поезд.

Я решил, что он мне может понадобиться в поездке. Так обрадовал и его известием о променаде в Гатчину.

Явное неудовольствие он не высказал, но вид у него стал смущённый.

Архимандрит явился достаточно быстро, и стал мне тут же в мягкой форме пенять на неосторожность. Да и вообще, лечить – дело врачей, а исцелять – дело Божие, а представители Небесной канцелярии здесь – Матерь Церковь.

На этом я его перебил, уточнив, что может быть, он знает, требуются ли священники в Дальневосточный край?

Намёк был понят, и проповедь была окончена.

– Отец Корнилий, а где сейчас мощи того святого, что я видел в склепе, под Чудовой церковью? – решил уточнить мною пропущенную информацию.

– Дык, там же и лежат. Там же прах один! Мы и решили его опять замуровать. Ведь не знаем же, кто там лежит. Вот как узнаем, так с молитвою и откроем. – стал разводить руками этот черноризец. А глаза у него такие честные-честные, что я тут же понял – не отдадут.

Не стал настаивать: если мои замыслы будут воплощаться, то сами принесут и отдадут, ещё и умолять будут. А нет, значит, нет.

Попросил его организовать Крестный ход вокруг Кремля, с выносом икон и мощей, пусть народ пройдётся и успокоится немного.

Провожая архимандрита, мы спустились в холл, у входных дверей была какая-то суета, и мне стало любопытно поглядеть, что там происходит.

Снаружи у подъезда двое моих казачков из охраны разговаривали на повышенных тонах, с каким-то невзрачным, но очень голосистым мужичонкой.

– Отставить! – гаркнул я. – Ко мне! Доложить по форме!

Эти крикуны вытянулись, и самый старший, промаршировав ко мне по лестнице(!), доложился. Что вот, мол, неустановленная личность прорывается на приём ко мне, и называет себя журналистом из "Российских ведомостей".

– Подойдите, сударь, – сухо обратился я к этому господину. Одет он был просто и вид его не вызывал у меня особого доверия.

На нём была не новая тёмно-синяя шинель, каракулевая шапка-пирожок, а на ногах видавшие виды сапоги.

Он подлетел ко мне, нимало не чинясь, представился:

– Владимир Алексеевич Гиляровский, из разночинцев, журналист. Представляю здесь «Российские ведомости». Если у Вас, Ваше Императорское Высочество, есть несколько минут свободных, чтобы разъяснить нашим многочисленным читателям некоторые моменты из Вашего посещения больниц Москвы, был бы очень благодарен! – он выпалил это на одном дыхании.

Несмотря на то, что шинель изрядно скрывала его фигуру, в его движениях чувствовалась так знакомая мне пластика.

И я решил просветить этот момент.

– Вы воевали, Владимир Алексеевич?

У Гиляровского от удивления чуть скинулись брови. Но он быстро взял себя в руки, и, выпрямившись в подобии стойки «смирно», ответил мне молодцевато.

– Так точно, воевал, Ваше Императорское Высочество, вольноопределяющимся в 161-м Александропольском полку! – пробасил он громко и чётко.

– Хорошо, Владимир Алексеевич, пройдёмте в мой кабинет, там и пообщаемся, – сказал я, и, не оглядываясь, пошёл наверх.

Зайдя в кабинет сел в кресло за журнальный столик и предложил Гиляровскому кресло напротив.

Тот выглядел чуть рассеяно и взволнованно. Он явно находился не в своей тарелке. Ну и конечно явно не ожидал, что его пригласит генерал-губернатор к себе в кабинет. Пообщаться так-сказать.

– И давайте здесь без чинов. – предложил я, видя что Гиляровский слегка «не в форме». И не дождавшись реакции продолжил сам.

– И что же интересует ваших читателей? – немного развязно поинтересовался я, так как за этот день уже притомился.

– Наших читателей интересует очень много чего. – немного не впопад продолжил журналист, но видно взял себя в руки и продолжил.

– Конечно самый нашумевший вопрос, что всполошил буквально всю Москву – было Чудо или нет?

«А какой дерзец, но харизматичный, это да», – думал я, разглядывая этого журналиста, у которого, как по волшебству, в руках появился блокнот и карандаш.

– В этом Мире всё Чудо. Что вы имеете в виду под этим словом, Владимир Алексеевич?

– Мне и нашим читателям хотелось бы узнать, что произошло в отделении травматологии, что при Первой градской больнице находится? – начал наводить меня на мысль Гиляровский.

– Вы имеете в виду, когда я решил помолиться об Андрее-студенте?

– Да, совершенно верно, Сергей Александрович, я именно это и имел в виду!

– Если честно, то опять не понимаю, в чём вопрос. Я увидел, что этот юноша страдает, подошел к нему, сел на кровать. Он начал с большой болью о чём-то говорить. Не помню, правда, о чём. Понял, что надо о нём помолиться. Положил руку ему на голову и молился. Всё. Потом встали и поехали в другие больницы, – рассказал я и развёл руки в стороны.

А Гиляровский строчил своим карандашом с огромной скоростью, перелистывая одну страничку блокнота за другой. На минуту повисла тишина, а я отхлебнул из чашки чай, который нам подали, пока излагал свою версию событий.

Он смотрел на меня слегка расфокусированным взглядом, как-бы и сквозь меня, это вызывало доверие, при этом не чувствовалось, что ты находишься на допросе.

– Я Вас понял, Сергей Александрович, – проговорил Гиляровский. – Но многие очевидцы видели свет, исходящий из Ваших рук, что лежали на голове Андрея, и врачи, что после его освидетельствовали, говорили о том, что он выздоровел и не стал калекой благодаря Вашим молитвам?

Повисло несколько напряжённое молчание.

На самом деле мня совершенно не интересовало, что подумают эти людишки. Кто они такие, чтоб оценивать мои поступки!? Плебс! Голытьба!..

Но мне отчётливо было ясно, что если не смогу вести нормальный диалог с читателями этой газетёнки, да и с другими подобными ей изданиями, то лучше вообще сбежать из этой страны куда-нибудь за границу. А ещё лучше на другой континент. Так как управлять местными можно только посредством идей, зарождённых именно такими инструмента, как эта газетёнка, чей представитель сидит и хлебает мой чай.

– Владимир Алексеевич, как Вы считаете, что есть Чудо? Давайте я сам опишу свои мысли об этом, – решил я повернуть эту беседу в нужную мне сторону.

– Ведь в этом Мире чудесно всё! …-Вот Вы, как человек повоевавший, знаете, что смерть всегда рядом находится. И множество раз видели, как солдат остаётся целым там, где все получили ранение или даже смерть! А ведь мы с вами живы благодаря Чуду. Но сейчас у многих молодых и образованных на уме учение Дарвина! Который утверждает, что люди произошли от обезьян! Да, есть некоторое сходство с человеком у этих животных. Но скажите мне тогда, от кого произошли дятлы? – спросил я, смотря, как за мною записывает Гиляровский. Вот он дописал и остановился.

– Сергей Александрович, а что с ними не так? Птичка как птичка. – сказал он и чуть удивлённо пожал плечами.

– Да, верно. Птица. Обычная. Но Вы знаете, что язык дятла оборачивается вокруг головы, через ноздри и выходит изо рта?! Что это за "эволюция"? Как это?! И таких Чудес Божьих очень много. Просто мы с вами не хотим их замечать. Устали мы от них. А когда Великий Князь над бунтовщиком помолился, это у нас стало чудом. – устало проговорил я, меня уже утомила эта беседа, и хотелось поскорее закончить.

– Да, Вы совершенно правы, Сергей Александрович, мы стали очень равнодушны, но какой лично Вы предлагаете рецепт от равнодушия к Божьему Чуду? – спросил у меня этот хитрец.

– Самоё большое чудо Творца – это жизнь. В общем, её понимании конечно. Я предлагаю нашим подданным подумать о том, как её можно облегчить своим ближним. Например, как новый градоначальник хочу первым делом наладить отвод канализационных стоков в Москве. И предлагаю всем желающим поучаствовать в этом деле. Сначала выберем инженерный проект, согласуем и после очистим наш город от зловонных выгребных ям. А потом займёмся водоснабжением города.