Дух. Мой опыт выживания в армии

– А можно мне тоже добавки? – обратился я к повару, чье лицо мне показалось очень знакомым.

– Можно Машку за ляжку! – скривил злое лицо мне человек в белом халате и поварском колпаке. – До фига отслужил что ли солдат?

– Ну, а все же? Тебе что жалко?

– Нет, я сказал! Ты что русского языка не понимаешь?! Не задерживай роту! Иди отсюда!

– Эх, встретил бы я тебя под Сталинградом в сорок третьем… – расстроено произнес я.

Рядом с окном хлебореза на столике лежали два подноса с нарезанным черным хлебом, который остался после предыдущих приемов пищи. Я взял себе пару горбушек, чтобы набить чем-то желудок.

– Ты что делаешь? – послышался предостерегающий шопот рядового Горохова за спиной. – Положи на место! Ты что не знаешь, что нельзя брать отсюда хлеб? Нехватом станешь!

– Сами вы нехваты! Я кушать хочу!

Лавки и столы РМП располагались в дальнем углу зала. Мы расселись и принялись завтракать. Многие солдаты старались занять места поближе к сержантам, которые иногда угощали колбасой и маслом.

На завтрак нам полагалась гречневая каша с подливкой, в которой вместо мяса были только шкварки. Сегодня был понедельник, командирский день, а значит, командир части и все командиры рот должны были присутствовать на завтраке вместе с солдатами.

В столовую зашел Батя в сопровождении начальника столовой прапорщика Пешкова и ротных. Рядом услужливо суетился дежурный по столовой. Батя по-хозяйски расхаживал по залу, заглядывал в тарелки солдат и отпускал все новые и новые распоряжения.

– Сидите, сидите! – произнес полковник Быстров, подходя к тому месту, где сидела рота молодого пополнения. – Когда вы кушаете или работаете, не зачем вставать. Приятного вам аппетита!

– Взаимно! – дружно отозвалась рота и продолжила уплетать кашу.

– Ну как вам армейская пища, бойцы? Нормально вас кормят? Есть какие-то просьбы, пожелания? Да вы не стесняйтесь, говорите!

– Товарищ полковник, все хорошо, но только мало, нельзя ли хоть немного увеличить порции?

– Ну что же… учтем… Товарищ старший прапорщик возьмет ваше замечание на заметку. Так ведь Иван Андреевич? – обратился Батя к стоящему от него по левую руку начальнику столовой.

– Будет сделано, товарищ полковник! – вытянулся Пешков в струнку, пытаясь спрятать свой живот.

– Ну ладно, кушайте! Кушайте! Наедайтесь! Набирайтесь сил! – сказал командир и вместе со своей свитой проследовал в офицерский зал, где его ждало специальное угощение.

За каждым столом в солдатской столовой умещались сразу восемь человек. Солдаты быстро ели и обсуждали последние новости, которые могли обсудить только во время приема пищи, потому что в другое время солдаты были заняты

– Мавлей, а как же ты ешь сало? Это же свинина! Разве мусульманам можно есть свинину? – обратился один из солдат к призывнику из Ингушетии.

– Видишь, я в тенечке сижу?

– И что из этого?

– Аллах меня не видит, так что ничего страшного нет!

Солдаты дружно рассмеялись.

– Закончить прием пищи! – скомандовал Володин, вставая из-за стола, – По команде «Закончить прием пищи» вы должны убрать руки со стола и ждать следующей команды. Отставить разговоры!

Сдав свой поднос с грязной посудой на мойку, Володин вернулся.

– Выходим строиться! Живее давай! А тебя что, солдат, это не касается? Выходим строиться!

Запихав горбушки черного хлеба в карманы и сдав посуду я вместе с другими выбежал на улицу.

– Что-то я совсем не наелся… – грустно произнес Женя Козлов.

– Ага, только раздразнили желудок – перешептывались солдаты в строю.

– Отставить разговоры! – командовал ротой Володин. – Шагом марш!

На встречу роте шел одинокий солдат сводной роты. Он был небольшого росточка с огромными румяными щеками, он двигался уверенными шагами по направлению к столовой, держа руки в карманах.

– Духи, в роте вам пизда!!! – прокричал вдруг всей роте незнакомец.

Как гром среди ясного неба прозвучала его угроза. Взгляд солдата выражал крайнее призрение к нам. Володин радостно заулыбался. Мурашки побежали по спинам солдат. Впервые с начала службы, несмотря на все увешивания наших командиров, что в части нет никакой дедовщины, мы почувствовали страх перед той невиданно жесткой силой, которая находилась где-то тут же рядом в части и от которой трудно было ожидать чего-то хорошего. Никто не знал, что такое дедовщина в действительности, кто такие деды и чем грозит встреча с ними. Но злобный оскал проходившего мимо солдата не оставлял нам никаких сомнений, что после перехода в роту к старослужащим нас ждут тяжелые времена, нас ждут испытания и возможно сопряженные с риском для здоровья. Мы понятия не имели, что нас ждет, но это незнание и неизбежность встречи с ним нас пугали. Какое-то злое и кровожадное чудовище по имени «дед» жило рядом с нами в части. Оно затаилось и ждало. И вот сегодня мы увидели пока только его глаза, красные глаза налитые кровью, эти глаза пока всего лишь осматривали, оценивали нас. Страшное чудище нагуливало аппетит.

– Привет, Круглый! – бросил ему Володин – Держи, краба!

– Привет! – пожал на ходу протянутую руку рядовой и пошел дальше.

Рота подошла к казарме.

– На месте стой! Налево! Справа по одному в казарму шагом марш!

Сегодня весь день шел снег, зима набирала обороты, температура неуклонно ползла вниз, приближаясь к минус тридцати. По ночам в роте было очень холодно, и ротный разрешал нам поверх тоненьких одеял укрываться бушлатами.

Часть мгновенно покрылась метровыми сугробами снега, солдаты постоянно его убирали, но снег продолжал идти дни напролет. Почти все дни мы проводили на улице, очищая плац, дорожки вокруг казармы и Аллеи Славы и дорогу в столовую, которая также была закреплена за нашей ротой. Отдельные взводы поочередно занимались строевой подготовкой с сержантами на плацу, но чем ниже становилась температура, тем чаще занятия переносились на незаселенный второй этаж казармы. Остальные солдаты продолжали убирать снег.

Злой ветер дул в лицо, поднимал снежинки вверх, словно никак не хотел мириться с армейскими порядками. Природа отторгала кантики и любую попытку навести порядок на вверенной солдатам территории. Дорога в столовую стараниями солдат обрастала новыми сугробами по обочине, но снега на самой дороге упорно не становилось меньше. Через полчаса прохода по ней скребками и лопатами новый слой снега не оставлял и следа от проделанной работы.

Я впервые увидел, как Коробов выглядит в военной форме. Он одиноко шел в столовую своей четкой уверенной походной. Военная форма изменила его до неузнаваемости, теперь он совсем не походил на того молодого щегла, каким он выглядел на пересыльном. Суровый мужчина, который каким-то невообразимым образом за неделю, казалось, вырос на целую голову и оброс грудой мышц, шел мне навстречу.

– Здравия желаю, товарищ капитан!

– Ну, здравствуй, здравствуй, Беспалов! – улыбнулся мне в ответ Коробов своей лучезарной улыбкой, – Как поживаешь? Как служба?

– Да вроде бы все в порядке. Только вот болел я недавно. Даже в санчасти лежал.

– В санчасти, говоришь, лежал… Хочешь я дам тебе совет один? Если ты хочешь нормально служить в армии, ты должен забыть о всяких болезнях. Это армия, здесь не любят тех, кто отлынивает от службы и валяется по больницам.

– Я знаю, товарищ капитан. Но у меня была высокая температура… – попытался я оправдаться.

– А это никого не волнует! Учти, если еще раз услышу, что ты лежишь в санчасти, я тебя к себе в штаб не возьму. – грозно посмотрел на меня Коробов. – Мне такие солдаты не нужны. Будешь вместе с другими солдатами копать окопы от забора и до обеда. Ты меня понял?

– Я все понял… – опустил виновато голову я – А когда я буду заниматься нормальной работой?

– Ты сначала присягу прими! Будешь нормально служить, в апреле сядешь за компьютер. Только не подведи меня! С русским языком, с грамотностью у тебя все нормально?

– Да вроде бы нормально. Ну, относительно, конечно…

– Ладно, Женька! Хорошо служи и все у тебя будет хорошо! Главное не лентяйничай и время пролетит быстро!

– Спасибо, товарищ капитан! Я не подведу.

– Я знаю. Успехов тебе! – произнес Коробов на прощание, пожал мне руку и удалился по направлению в столовую.

Через каждый час мы должны были греться в казарме. А самое теплое место в казарме была сушилка. Прислонившись спиной к батареям, мы пытались запастись теплом до следующего выхода на улицу. Набившиеся в сушилку солдаты за прошедшую неделю уже успели достаточно хорошо узнать друг друга. У некоторых солдат появились прозвища. Теперь это уже была не безликая масса одинаковых солдат. Солдаты стали постепенно меняться, речь солдат стала все больше походить на речь военных. В ней стало еще больше мата и специфических армейских ругательств.

– Слышали, что сегодня сказал этот солдат из сводной роты? – не унимался рядовой Горохов. Это был щупленький восемнадцатилетний парнишка с тоненькими ручками и длинными пальцами.

– Свисюк говорил, что нет в части дедовщины… – мрачно оппонировал рядовой Шемотюк.

– Да кого ты слушаешь? Ему что дедушки обо всем докладывают? Он что стоит за дверью, когда дедушки «воспитывают» молодых?

– Нас все равно намного больше! Мы сильнее! Возьмем количеством! Правильно я говорю, Леха? – обратился рядовой Шемотюк к вошедшему в сушилку погреться рядовому Басову.

Леха Басов был словно сказочный герой. С лицом старичка и ростом метр с кепкой в свои неполные девятнадцать лет, он все делал по-деревенски неспешно и обстоятельно. За деревенский говор на «о» его в роте быстро прозвали «Костромой». Но сам он был не из Костромы, а из Ярославской области, что не меняло сути, потому что всю жизнь он прожил в глухой глубинке, в большой деревенской семье. С детства привык к тяжелому ручному труду, о чем свидетельствовали его большие мозолистые руки. Он никогда не обижался, если его передразнивали, и всегда готов был отозваться на любую просьбу товарищей.

– О, Леха, Леха Басов пришел! – обрадовался младший из братьев Жидких Андрей и попытался спародировать характерный говор Басова, – Здорово, Леха! Ты, правда до армии работал водителем кобылы?

– Чур, тебя! Сам ты водитель кобылы! Электриком я работал! У меня даже допуск есть для работы с высоким напряжением! То-то!

– Леха, что делать будем?

– А что случилось-то?

– К дедушкам в роту хочешь?

– А, чему быть, тому не миновать. Ну, поколотят маленько… Что об это говорить? Вы бы вон ноги лучше отряхивали при входе в казарму. А то грязь развели, а дневальным убирать за вами!

– Так, я не понял, что за посиделки устроили?! – через открывшуюся дверь сделал нам замечание сержант Фадеев. – Что уже все убрали? Работы никакой нет что ли? Вам работу найти?

Не знаю, что лучше: убирать снег в двадцатиградусный мороз или маршировать в тоненьких портянках по плацу, но постоянные работы на свежем воздухе шли нам на пользу, мы закалялись и крепли. Никогда, наверное, еще я за всю свою жизнь не проводил столько времени на улице, на свежем воздухе.

Правда, свободного времени с каждым днем становилось все меньше и меньше. За день ломалась пара совковых лопат, солдаты натирали новые мозоли на ногах с непривычки и из-за этого постоянно бегали в санчасть. Но более всего солдаты страдали от холода. Не помогали ни ватные штаны, ни валенки, ни тулуп с варежками, выданные старшиной для уборки снега. Все чаще мы бегали в казарму греться. Настоящий отдых для солдат наступал только после ужина. Это было единственное время, когда мы могли заняться своими делами. Сняв кители и сменив тяжелые кирзовые сапоги на резиновые тапочки, солдаты бродили на казарме в поисках занятия. Телевизор смотреть не разрешалось, поэтому большинство солдат предпочитало сидеть в ленинской комнате и комнате отдыха, где можно было почитать газету «Красная звезда» месячной давности, поиграть в шахматы или написать письмо родным.

Уже почти две недели в армии, а еще ни одного письма из дома ни я, ни другие солдаты не получали. Каждый день мы с нескрываемой надеждой смотрели на приходящего в казарму солдата-почтальона по прозвищу «Кабан». Но писем в очередной раз не было.

Одиночество и тоска по дому усиливались с каждым днем, проведенным в армии. Грусть накатывала с новой силой. Все окружавшее меня казалось каким-то чужим, противоестественным. Но не так пугали меня бытовые условия, как нехватка нормального общения с нормальными людьми. С каждым днем молодые солдаты становились злее, коллектив стал распадаться на компании по интересам, общение с некоторыми солдатами становилось невыносимым. Каждый солдат пытался самоутвердиться, показать, что он главный здесь, пытался задеть другого солдата за больное место, оскорбить.

Когда я писал письма родным я отгораживался от внешнего мира невидимой перегородкой и погружался в свой мир, в котором все было по-доброму и по-простому. Мир, где тебя понимают, любят и ценят, где с твоим мнением считаются и не имеет значения, что ты рядовой и мало еще прослужил. Я представлял себе свой дом, своих родителей и сестер. Я общался с ними, изливал свою душу и мне казалось, что они слышат меня сейчас, просто не могут ответить.

– Женек, может партейку сыграем? – застал меня в раздумьях Саша Иванов.

– Чего? А, не… нет, спасибо! – поднял я глаза на Иванова, который сидел рядом с шахматной доской.

– А может все-таки сыграем? – продолжал он меня упрашивать.

– Не Саш, с тобой играть бесполезно! Ты любого в два хода сделаешь!

– Это верно! – заулыбался Иванов – у меня ведь юношеский разряд по шахматам!

– Ты уже подшился? Кантик сделал?

– Успею! Еще партию сыграю с кем-нибудь и пойду готовиться к утреннему осмотру.

– Хорошо! Если тебе понадобится моя помощь… – не договорил я, потому что мои мысли уносили меня со скоростью истребителя далеко домой.

– Ага! Сделаешь мне потом кантик?

Дверь в комнату открылась и оттуда выглянул дневальный.

– Парни, к-к-кто-нибудь есть шаа-а-аряший в компьютерах? – произнес рядовой Широков.

– А что случилось? – спустился я с небес.

– Там это… – заикаясь говорил Широков – Ка-ка-какой-та а-а-а-фицер звонит. Ему нужен компьютерщик. Па-а-адойдешь?

– Уже иду – обрадовался я и пошел за Широковым к тумбочке дневального, где стоял телефон.

– Рядовой Беспалов! – произнес я в трубку, слегка волнуясь и пытаясь соблюдать заведенные в армии правила общения. – Слушаю Вас!

– Как? Беспалов? Беспалов, ты в компьютерах разбираешься? – услышал я в трубку сильно картавивший голос. Знаешь, как таблицу в Ворде сделать?

– Конечно! Это легко! Нужно войти в меню «Таблица», выбрать…

– Подожди! Не гони коней, Беспалов! Знаешь, где шестое отделение находится?

– Ну, так, весьма приблизительно.

– Значит так, мальчик большой, найдешь, не заблудишься! Иди сюда! Придешь, спросишь капитана Баронова. Жду!

– Но, товарищ капитан, я не могу без разрешения уйти из роты…

– Считай, что оно у тебя есть! Позови ротного к телефону!

На улице стояла метель и завывал ветер. Слабый свет уличных фонарей освещал неубранную дорогу в шестое отделение. Дорога была длинной и что находилось в конце ее было не различить. Узкая полоска света уличных фонарей освещала путь. Было очень темно. Я оказался в одиночестве. Но только на этот раз одиночество было не душевным состоянием, а физическим явлением. Впервые за все это время я оказался один на один с собой. Мне не нужно было идти в ногу с другими солдатами, на меня не смотрели сержанты и сослуживцы, мне не нужно было следить за тем, правильно ли на мне сидит форма. Я был один. Я мог прыгать, плясать, кривляться и говорить в слух разные глупости, не боясь за это быть наказанным.

Подпрыгнув изо всех сил вверх и повалявшись вдоволь в сугробе, я почувствовал, какое это счастье быть свободным. Преодолев желание повалять еще дурака, я пошел в шестое отделение. Отделение находилось за отдельным забором. При входе меня встречал очень угрюмый сержант, который молча показал мне, где сидит капитан Баронов.

– Разрешите войти, товарищ капитан? – обратился я к офицеру, который сидел в темной комнате при входе в отделение.

В комнате было темно, лишь свет от экрана монитора падал на лицо офицера. Капитан много курил, окурки не умещались в пепельницу, так и норовя вывалиться на стол.

– Заходи, Беспалов! – ответил офицер, туша очередную сигарету. – Садись сюда! Мне нужно вот эту таблицу сделать. Сможешь?

– Смогу – ответил я капитану и принялся рисовать в Ворде таблицу. – Это просто товарищ, капитан. Можно вот так сделать выравнивание текста, так выбрать направление, а так менять ширину столбцов и высоту строчек.

– А ты мне вот эту таблицу сделай! Я не знаю, как мне вот эту колонку разбить на части.

– Ну, это вот так делается. Вы выделяете вот это столбец так и нажимаете «добавить столбцы», или нажимаете вот сюда и вот так.

Капитан внимательно смотрел за быстрыми движениями курсора мышки по экрану.

– Как у тебя это ловко получается! Что закончил, Беспалов?

– Политех.

– А, сразу видно, что с высшим образованием, не то, что эти раздолбаи!

В дверях кабинета стоял тот высокий сержант, который встречал меня при входе в отделение. Облокотившись на дверной косяк, он стоял, держа в руках какие-то бумаги. Петух за спиной, шапка надетая набекрень и расслабленный ремень не оставляли никаких сомнений в том, что это старослужащий. Он злобно, с некоторой обидой смотрел на меня. Баронов стоял рядом со мной и, не отрываясь, всматривался в экран.

– Что тебе, Григорьев? – заметил офицер сержанта.

– Товарищ капитан, подпишите, пожалуйста, лист обхода. Я все посмотрел, все печати на месте.

– А те дальние КамАЗы у ограды посмотрел? Что там было?

– Да, все нормально. Пломбы на месте.

– Кунг закрыл?

– Да, вот ключи.

– Хорошо, оставь тогда, я подпишу позже, – не отрываясь от экрана, говорил Баронов. – Да, и выкинь, пожалуйста, окурки.

Бросив злобный взгляд на меня, Григорьев нехотя взял пепельницу.

– Рылевич, ко мне! – послышался голос сержант из коридора. – На, выкинь это!

– Беспалов, а ты и программировать можешь? – не унимался Баронов.

– Могу, я до армии программистом работал.

– А что-нибудь о ГИСе ты слышал? Сталкивался когда-нибудь?

– Ну, что это такое знаю, но лично не приходилось иметь дело…

– А хочешь за компьютером работать постоянно? Дема уже сказал, в какую роту ты попадешь?

– Никак нет, товарищ капитан. От нас это держат в секрете.

– Я поговорю с ним, и ты будешь служить в шестом отделении. Тут работы невпроворот. Будешь у меня карты рисовать – картавил Баронов. – Хочешь?

– Так точно, с удовольствием – оторопел я от неожиданного предложения.

– Ну, вот и ладно, нам нужны толковые солдаты.

– Товарищ капитан, мы закончили печатать партию. Для новой партии бумага нужна… – в дверях кабинета стоял рядовой Рылевич с чистой пепельницей.

– А, иду уже. Посиди пока тут, Беспалов. Вот этот текст мне набери! – офицер быстро вышел из кабинета и направился по коридору в дальнюю комнату шестого отделения, где стояли печатные станки, и вокруг которых возились чумазые солдаты.

– Привет! – сказал мне Рылевич, когда ушел Баронов. – Что делаешь?

– Да вот капитан попросил таблички сделать.

– А, понятно. Он меня тоже спрашивал, но я не знаю, как сделать в таблице текст вертикально.

– Да это вот так делается – показал я Рылевичу.

– Меня Мишей зовут.

– Женя – пожал я Мише руку.

– Я сразу понял, что ты с высшим.

Миша был таким же молодым солдатом как и я, только приехал он из Ярославля. Я не раз видел его в роте, но лично никогда не общался с ним.

– Я про тебя тоже так подумал. А что ты закончил?

– Ярославский политех, САПР.

– Ха, да мы коллеги! Я тоже САПР закончил! А что вы тут в шестом делаете?

– Дежурим. Такой же наряд как по роте дневальным.

– Это я понимаю. Но вы тут еще что-то печатаете?

– Да нет, мы пока ничего не печатаем. Этот тут солдаты из сводной роты печатают. Мы просто дневальные. Баронов подбирается себе новую команду взамен тех, кто весной будет увольняться. Вот и вводит нас в курс дела.

– Ну и как наряд? Тяжелый? Что делаете в наряде?

– На вышке стоим посменно, территорию чистим, охраняем машины, и тут в отделении пидорим пол в коридоре.

– А спать вам дают?

– Да, посменно в роте по два часа ночью спим.

– А ночью в отделении что делаете, когда не стоите на вышке? Отдыхаете?

– Да куда там! С Гришей поспишь! Он всегда работу какую-нибудь найдет!

– Рыло, ты, что тут делаешь? – тут как тут появился сержант Григорьев. – Я что тебе сказал сделать?

– А я уже выкинул, вот пепельницу принес.

– И что? Я что-то не понял, тебе, что заняться нечем? Самый умный что ли?! Кто тебе разрешал сюда заходить?

– Да, я… – начал было оправдываться Миша.

– Головка ты от руля! Взял лопату и пошел на улицу! Тебе мало снега на улице что ли?! Организовать снегопад?

Рылевич быстро оделся и пулей вылетел на улицу.

– А ты что тут расселся? – набросился сержант на меня.

– Выполняю поручение капитана – набираю документ.

– Ну, так и делай работу! А сделал работу, дуй в роту! Устроили тут посиделки! – не унимался сержант. – Совсем вы там, в РМП расслабились!

– Хорошо, я понял.

В комнату зашел капитан Баронов чем-то очень озадаченный.

– Ну, что закончил, Беспалов? Ладно, иди в роту. Я поговорю с Демьяновым насчет тебя.

Я был рад, что передо мной открывалась перспектива получения новых знаний. Мне всегда казалось, что в армии от глупой работы и бестолковых занятий я могу потерять свои навыки и умения. Это меня всегда пугало в армии. Я только что закончил институт, получил диплом инженера и мне никак не хотелось терять своих знаний. Мне всегда хотелось развиваться, расти в профессиональном плане, получать новые знания, осваивать новые технологии, глубже познавать окружающий меня мир. Без этого я не могу представить своей жизни. Безусловно, в армии познаешь новый мир, получаешь незабываемый опыт, растешь как личность. Так, по крайней мере, мне хотелось думать, когда я шел в армию. Но год проводить с лопатой в руках или равнять постоянно кровати в мои планы не входило. Мне хотелось от себя личностного роста, развития и поэтому знакомство с таким человеком, как Баронов, меня очень обрадовало. Он хотел, чтобы я занимался неизвестной мне ранее технологией, он видел во мне специалиста и мне это было очень приятно. С капитаном Бароновым кроме личностного роста, я получал шанс вырасти и как профессионал. Но кое-что меня мучило. Пока я шел в роту я все пытался понять, что мне мешает в полной мере радоваться открывавшимся возможностям. Во-первых, сам Баронов не производил впечатления огромного специалиста по компьютерным технологиям. А значит весьма сомнительным выглядело то, что он может меня чему-то новому научить. Во-вторых, встречаться с этим сержантом снова как-то не очень хотелось. Какая агрессия, какая ненависть в его глазах! Почему он так ненавидит меня, если я его даже не знаю? Что плохого я ему сделал, в чем я провинился перед ним? Как приятно общаться с офицерами, которые видят в тебе человека равного себе и уважают тебя и как тяжело общаться со старослужащими, с сержантами и простыми солдатами, которые так и норовят сказать тебе гадость, как-нибудь унизить и оскорбить! Почему так получается? Почему столько злобы в простых солдатах?

Было приятно вот так прогуляться одному по части, почувствовать себя свободным. Было приятно посидеть за компьютером и постучать по клавишам после такого долгого перерыва. Было приятно пообщаться с человеком, который не видел в тебе соперника, врага или просто рядового, с которым можно общаться только криком, только отдавая команды.

Но нужно было снова возвращаться в роту. Было уже почти девять часов вечера, мне предстояло еще подшиться перед утренней поверкой, привести себя в порядок, чем я и занялся по приходу в казарму.

Десятки солдат сновали по расположению в белуге и сланцах. Места в бытовке было мало, поэтому многие солдаты, помыв свои подворотнички и прогладив утюгом, шли в расположение подшиваться. Среди них был и я.

– Эй, Козлов! – зашел в расположение сержант Попов. Здоровый парень, широкоплечий, крепко стоящий на ногах, носил новую форму. Верхняя пуговица его кителя всегда была расстегнута и выглядывающая оттуда широкая толстая белоснежная подшива подчеркивали его статус старослужащего. – Ты ничего не потерял, Козел, а?

Рядовой Козлов, по кличке «Нарик», который рылся в этот момент в своей тумбочке, тотчас обернулся и улыбнулся своей беззубой улыбкой.

– Потерял… Военный билет не могу найти.

– Что ты говоришь! Проебал военный билет?! – покачал головой Попов. – А где ты его оставлял?

– Кажись, у умывальника… – взгляд солдата выражал полную растерянность.