Цугцванг

скачать книгу бесплатно


– Яны Борисовны! Умная девочка, взрослая, – старик отключает гарнитуру, нажимает вызов. – Не доступен. Эх, вечером увидитесь! Поговорим? Расскажи деду, как служилось.

Прогулочным шагом они углубляются по тропинке в лесок. Братья смотрят им вслед.

– Шустрый старик. – Роман озадачен. – Не глухой он совсем.

– И бегает хорошо! – Данила смеется. – Когда только до шашлыков доберемся?

•

Еловая шишка падает на капот джипа, отскакивает в сторону. Меркулов вздрагивает, хватается за автомат, смотрит в окно. Он сидит в охотничьем домике на табурете. На столе бутылка водки, железная кружка. Под столом валяются банки консервов, пара пустых бутылок. Взгляд осоловевший. Он походит на солдата, не спавшего несколько суток. Он готов подняться во весь рост, умереть геройски, или спасаться бегством, без разницы. Приказа нет, время остановилось, что творится в штабах жизни, понять невозможно. Он убеждается, за окном спокойно, ставит автомат к столу, наливает очередную порцию. Выпить не успевает. На этот раз шишка прилетает в окно. Тут сомневаться не приходится. Решимость читается на лице. Оставаться в доме опасно. Двери припрут, в окно гранату, и все. Танец со смертью в теплых объятьях. Меркулов выпивает, ставит кружку. Берет автомат наизготовку, ударом ноги выталкивает дверь наружу. Сразу не выходит, автомат смотрит в тайгу из дверного проема.

•

Охотничий домик таится под разлапистыми елями. Перед домом поляна, на поляне джип. Мутное оконце, проем двери. На углу ржавая бочка для дождевой воды. В проеме Меркулов с автоматом в руках. Он прыгает через порог кувырком вперед. Тучная фигура действует неожиданно проворно. Следует перекат в сторону. Он сидит за бочкой, спиной к стене, ноги поджаты. Ствол смотрит вверх. Сам невидим, поляна открыта, он держит сектор широким глазом, на малейшее движение или шум готов среагировать. Сидит неподвижно минуту, другую.

– Джонсон!! – голос Меркулова, похожий на хриплый рык, разрывает окрестности, заставляя смолкнуть птичий гомон. Над поляной повисает напряженная тишина. Однако скоро одна птичка возмущенно чирикает, другая весело отвечает, через минуту лесная жизнь восстановлена. У пернатых свои дела, не менее важные, чем людские разборки.

– Леня! Ермаков!! Ты здесь?! Выходи!.. Поговорим! А?! – Меркулов высовывает глаз из-за бочки, снова прячется. Безответная тишина. – Тогда стреляй, выхожу! – Меркулов кряхтит.

Подняв автомат над головой, он кладет его поперек бочки, берется за ржавый край, поднимается, по сторонам не смотрит. Отряхивает со спортивного костюма мелкий мусор, налипший во время боевых маневров. Каждое мгновение ждет оклика, нападения со спины, удара, но не показывает страха, кладет руку, опирается на автомат, поворачивает голову в одну сторону, другую.

Убедившись, что никто на него не покушается, Меркулов с автоматом идет по поляне, обходит джип. Взяв автомат наизготовку, идет дальше, издалека смотрит за угол дома, там нетронутые заросли кустарника. Обходит поляну по периметру, не забывая смотреть вокруг и под ноги, нет ли примятой травы. Ни одного дерева он не минует вплотную. Сделав полный круг и не заметив постороннего присутствия, он возвращается к домику с обратной стороны. Заросшая тропинка уходит в кусты шиповника. Продираться не имеет смысла.

Меркулов возвращается к дому. Окинув поляну повеселевшим взглядом, он шагает в темноту проема, заходит в дом, и пугается по-настоящему. Лицом к дверям, спиной к стене, сидит Джонсон в темных очках, в руке охотничий нож с оранжевой рукояткой.

– Ты кто такой? – Меркулов поднимает ствол, сдерживая искушение нажать на курок. Легкое движение пальцем, и ничто не спасет незваного гостя от очереди поперек. Деваться некуда, помещение слишком маленькое. Джонсон это понимает.

Резкий стук возле уха. Меркулов видит краем глаза: из косяка торчит оранжевая рукоятка. Он сморгнул. А Джонсон где?! Острая боль в шее заставляет Меркулова судорожно сжать палец. Грохот! Очередь идет наискосок, поперек стены, труха летит из бревен. Что толку? Автомат сползает на пол.

•

Лицо Меркулова в оспинах, налитые кровью глаза. Толстая осина, под осиной шатается чурбан. На нем стоит Меркулов, с трудом удерживает равновесие. Свободной рукой пытается ухватить автоматный ремень над головой. Петля на шее, ремень зацеплен карабином, второй конец захлестнут на суку.

– Джонсон, – хрипит генерал. – Сними меня!

– Я хотел поговорить, ты стрелять начал. Сниму. Обязательно! – Джонсон фотографирует Меркулова на телефон. – Мучиться не будешь. Хруст! И порядок.

Джонсон отставляет табурет, достает сигареты, смотрит снизу.

– Выбить чурку, помочь?

– Я тяжелый! – Меркулов балансирует руками. – Сними!

– Тебя Тагиров заказал, приятель твой, партнер, товарищ. Спрашивается, зачем ты жил, Меркель? Чтобы на вертолете в старости летать. На охоту? Мы с тобой тоже рыбачили. Помнишь рыбалку? Давно мечтал встретиться, поговорить, ты стрелять вздумал. Все, твое время кончилось.

– Джонсон! Сними. Денег дам! Сколько?

– Коррупция. Не стыдно, командир? Я тебя предупредил, чтобы в глаза посмотреть. Перепил генерал, бывает. Держись, недолго осталось. Для всех ты мертв, сгорел на трассе под бензовозом. Где у тебя телефон? Включу, определят по локации, найдут, снимут.

– Я пожилой человек, не издевайся.

Джонсон невозмутимо закуривает.

– При чем тут я? Найдут быстро, не прокиснешь. Следов насилия нет, я аккуратно тебя подвесил. Где телефон? Секачев с Лосевым найдут. Как думаешь, кто из них? Вряд ли Тагиров сам. Растут люди, полковники, генералы. Я же говорил, могу шею свернуть. Я твоей машиной воспользуюсь, до трассы доеду, там брошу. Не возражаешь? – Джонсон встает, ставит ногу на край чурки.

– Ты кто?! – Меркулов балансирует руками. – Не надо!

– Шанс есть. Если ответишь на вопросы. Стакан водки или сигарету?

– В машине телефон! Там контейнер с правой стороны, в торпеде.

– Понимаю, пить сейчас не хочется, горло першит. Сидели бы сейчас в домике, как в старые времена. Закон и порядок, мир переделать. Дашь показания?

– Леня! Это ты?! – Меркулов хватается за ремень, удерживает равновесие. – Что рассказать?

– Как ты Ермакова со счетов списал. Напомнить?

Чурка выскакивает из-под ног Меркулова. Ухнув, грузное тело вытягивается струной, ноги касаются земли, словно генерал встал на цыпочки и остервенело лезгинку танцует. Подпрыгнув, Джонсон с хрустом обламывает сук. Меркулов мешком валится на землю.

4 СЕРИЯ

2016

Секачев нажимает кнопку звонка. Дверь открывает Марина Сергеевна, поправляет очки.

– Здравствуйте, – Секачев достает из-за спины букет в целлофане. – Москвичей принимаете?

– Здравствуй, Толя, – особой радости хозяйка не проявляет. Секачев мнется.

– Думал, обрадуешься. Сколько лет не виделись, совсем не изменилась. Я пройду, чтобы не на пороге. Извини за вторжение? Я ненадолго.

Марина Сергеевна уступает дорогу. Секачев заходит, отдает цветы, спешно закрывает дверь, поворачивает замок, нажимает кнопку стопора.

– Так рушатся семьи, – замечает хозяйка. – Проходите, гости дорогие! Можешь не разуваться. Спасибо за цветы. Я их в вазу потом поставлю, когда уйдешь, чтоб не задерживать. Почему на перроне не подошел? Конспиратор.

Секачев все же разувается, надевает тапочки, откашливается.

– Ну! Ты сына встречала из армии. Компания у вас. Я думал, ты меня не заметила?

– Не заметила. Платон уже дома сказал. Проходи. Чай, кофе?

– Не стоит. Я ненадолго, тороплюсь. Что ты сказала насчет конспиратора, – он проходит в гостиную, перепуганная кошка шмыгает под диван. Он садится в кресло, смотрит на фотографию Платона. Ждет, пока Марина Сергеевна расположится на диване. – Семьи рушатся. Ты, о чем?

– Привычка у тебя дурная! Двери на защелку закрывать.

– Действительно. Привычка, чтоб не зашли часом гости непрошенные. А что?

– Он и не помнит, – Марина Сергеевна опускает со лба очки на нос, смотрит изучающе. – И не стыдно? Конечно, 20 лет прошло. Зачем помнить?

– Марина, честно не помню.

– А я каждый день тебя поминаю, недобрым словом. Явился вот так же, с цветами, еще и с водкой. Леню ждал, выпил и развезло, прилег на диване. А он приходил в тот вечер. Ключом не смог открыть. Караулил в подъезде, пока ты не проспался. Встал и вышел, а бутылка и цветы остались. Леня словом не попрекнул. Когда развелись, обмолвился. Раньше, говорит, надо было думать, когда с моим другом на защелку закрылись, водку пили и кувыркались. Он перила грыз, потом лучшего друга увидел, из квартиры выходит. Ты мимо прошел, не заметил, что смерть за углом стояла. Так, о чем ты спросить хотел? Друг лучший. Ни разу не появился! И на похороны не приехал.

Секачев сидит обескураженный. Марина Сергеевна со злорадством повествует.

– Мы только-только переехали, квартиру купили. Думали, заживем! И все рухнуло. Леня раз только и показался, даже в гости не зашел. Сына посмотрел, ничего слушать не стал, исчез с концами, а потом сгорел. Пил и допился. Знала бы тогда, я тебя с лестницы спустила. Ну! Зачем явился гость московский?

– Извини, – Секачев приходит в себя. – Я, правда, не помню. Мне он тоже ничего не сказал, да и когда. Я попрощаться приходил, в Москву уезжал. Черт попутал, напился. Из-за чего? Ты мне нравилась. Даже завидовал! Но дурных мыслей не было. Чтобы в постель там.

– Да куда уж! Ты маленький был, стеснялся, а наговорил ужасов, пока на кухне сидел. На прощание отомстил? Тоже мне, друг-разведчик. Разве можно так напиваться, – Марина Сергеевна отчитывает его, словно нашкодившего мальчишку. – Все секреты выболтал. Леня меня не любит, женился для конспирации, а ты надежный. В Москву звал, как устроишься, вместе с сыном. И ничего не помнишь. А я-то дура. Ревела ночами. Сейчас-то как? Семья, дети. Внуки?