Сверхновая угроза: Звездолёт последней надежды

– Отделение третьей ступени, – возвестил механический голос.

Камера вновь приблизилась, и ракета вновь прошла сквозь зал, экрано-шар заполнился ослепительным ярко-оранжевым светом, превратившись на миг в пылающую звезду. И всё заслонила высокая сине-чёрная бездна небес, в которой неслась ярко-белая точка – крохотный осколок огромный ракеты.

– Ну что же, – Грушевский, наконец, перестал качаться, улыбнулся во весь рот и достал из-под стола портфель, а из него бутылку шампанского. – Предлагаю выпить за первый полностью автоматизированный пуск. От начала и до конца произведённый роботизированными системами.

На столе он выставил бокалы, также извлечённых из портфеля. Аккуратно вскрыл пробку. Деликатно пыхнув белым дымком, из горлышка на стол пролилась белоснежная пена, так ярко напомнившая те бурлящие клубы дыма, из которых возродилась космическая Венера.

– Да, это было здорово, ничего не скажешь, – выпив половину бокала, я со стуком поставил его на стол. Смахнул капли с губ и удовлетворённо откинулся на кресле. – Но ты не забывай, Валентин. Без людей мы можем вести производство недолго. Пока идёт расследование. Потом мы будем вынуждены вновь следовать рекомендациям Лиги защиты профсоюзов. Вернее её приказам. Как минимум тридцать процентов людей должны быть заняты на производстве. Иначе кошмарные штрафы. А ещё хуже – бойкот нашего производства.

– Ох, уж эта Лига, – скривился Грушевский, его ярко-голубые глаза нехорошо сверкнули. – Артур, тебе надо поговорить с Моргуновым. Ну, чтобы он надавил на Лигу.

– Взятка? Он не пойдёт на это. Нет, надо что-то придумать иное. У меня есть одна идея.

– Какая? – Грушевский вновь наполнил свой бокал, быстро и жадно выпил, и глаза его подёрнулись дымкой.

– А вот какая. Надо перевести все производство за пределы Земли. Понимаешь? Вывести наноматериалы, которые сами воспроизведут цеха, лаборатории и будем строить недостающие узлы и компоненты звездолёта там. Без людей. Ну а здесь…

Эта идея родилась у меня спонтанно, в тот момент, когда любовался прекрасными башнями Гигаполиса, с такой быстротой возведёнными этим материалом.

– А здесь будем лишь имитировать бурную деятельность! – быстро подхватил мою мысль Грушевский. – Ты гений, Артур! – довольно больно он хлопнул меня по плечу.

– Но надо все держать в секрете, чтобы Лига не пронюхала. Понимаешь?

– Разумеется. Разумеется, – он довольно закудахтал.

– Пуск ракет с Земли сократить до минимума. Ну… под предлогом того, что озоновый слой разрушается и так далее.

Я никогда не ощущал себя таким счастливым. Мне хотелось петь, хотя я не обладал таким бархатным сильным баритоном, как Олег.

Резкий звук, будто зашипели хором сотни змей, распорол воздух. Экрано-шар заклубился чёрным дымом, и сердце у меня заныло – неужели пуск оказался неудачным?

Но тут из полутьмы выступило лицо в маске, в прорезях сверкнули белки глаз.

– Никитин, слышишь меня? – голос был искажён, неузнаваем.

Я замер в кресле, вцепившись в подлокотники.

– Олег Громов у нас. Мы его будем держать у себя до тех пор, пока ты не отдашь нам свою «ловушку для Сверхновой», но в полном варианте. Понял, Никитин? В полном. Версии Два-Ноль.

Руки и ноги заледенели, прошиб ледяной озноб. Не знаю, что испугало меня больше – то, что Олег оказался в руках бандитов. Или то, что эти ублюдки с такой лёгкостью смогли взломать суперсекретную сеть ЦУП, узнали, где я нахожусь. Надо обладать гениальными способностями хакера, чтобы вскрыть трёхкратное шифрование квантового суперкомпьютера.

– Мы даём тебе пять дней. Каждые сутки мы будем присылать тебе часть тела Громова. Руки, ноги, а на пятый день ты получишь его голову. Если, конечно, откажешься выполнить наши условия.

Краем глаза я видел побледневшего, как мертвец Грушевского, он стучал зубами, сотрясаясь всем телом, так что я ощущал вибрацию дубового стола.

– Покажите мне Громова, – я требовательно шлёпнул ладонью по столу, изо всех сил стаясь, чтобы голос звучал ясно и твердо. – Я должен знать, что он жив.

– Хорошо.

Камера отдалилась, и я увидел привязанного к стулу Олега. Выглядел он паршиво. Опухшее багровое лицо, левый глаз заплыл. Видно, мерзавцы сильно избили его. Рот заклеен скотчем. Это напрягло.

– Вы ему рот заклеили. Пусть он сам скажет, что жив.

Главарь в маске как-то недовольно дёрнулся, но потом махнул рукой – сделал кому-то знак. Чёрная тень метнулась к Олегу и оторвала с его рта блестящий кусок изоленты.

– Артур! Не отдавай им свою разработку! Не отдавай! Они все равно меня убьют!

Глава 5. Смертельный выбор

Олег Громов

Я бродил по лестницам странного офисного здания. Поднимался по широким крутым ступенькам, проходил длинным просторным коридором, сворачивал и видел в окнах одно и то же – на фоне серого неба темнели голые и беззащитные силуэты деревьев в коконах из голубоватого льда. Искал выход, какую-то дверь, любую, но всё вокруг состояло лишь из коридоров и лестниц. Стены выкрашены грязно-белой краской. И множество больших картин в рамах. Вернее не картин, а фотографий звёздных скоплений, туманностей, пульсаров, с бьющими из них лучами. И чем больше я ходил, тем больше попадалось картин. И я не выдержал, подошёл к одной, и дыхание перехватило – показалось, это не фотография, а иллюминатор и там, за стеной, бесконечный чёрный бархат с алмазными проколами немигающих ослепительно-ярких точек. Я вздрогнул, оттолкнулся рукой от фотографии в рамке, и меня с силой отбросило в противоположную сторону, словно я был в невесомости. Закружилась голова и окружающая обстановка вдруг посерела, стала таять, сквозь неё начала просачиваться реальность. Тряхнул головой и вдруг понял, что сижу в полутёмной комнате на стуле, руки заведены за спину и скованы наручниками.

– Пришёл в себя? – голос принадлежал тому самому главарю, который встретил меня в липовой клинике Св. Терезы.

Он сидел в кресле, держал в руках белую фарфоровую чашечку и медленно, очень медленно помешивал в ней маленькой ложечкой, которая нежно позвякивала о стенки.

Теперь я мог разглядеть этого ублюдка поближе. Не думал, что подобные типы могут служить говнюку Макбрайду. Красиво вылепленные скулы будто держали лицо в определённых рамках, черты крупные, но не грубые, аристократичный нос, высокий лоб в морщинах, благородная седина зачёсанных назад ещё густых волос. В светлых глазах ни ненависти, ни презрения, скорее любопытство.

Оглядевшись по сторонам, я увидел немного. Помещение смахивало на куб, без окон, без видимых светильников. Стены терялись в полутьме. Из мебели только небольшой стол и пара стульев. Ну и мой стул, к которому я был привязан. Но что удивило меня – едва заметный гул и вибрация.

По левую руку от главаря стоял плечистый высокий бугай, голый по пояс. Впрочем, поначалу показалось, что одет он в тёмно-синие штаны и цветастую плотно облегающую фуфайку. На самом деле, весь торс парня украшали цветные татуировки. Лицо круглое, плоское, почти без бровей, глубоко утопленные круглые глазки, короткий нос с толстой спинкой и широкими ноздрями.

Если они не скрывают своих лиц, значит, точно меня убьют, – промелькнула мысль. Засосало под ложечкой, запылали щеки и уши, словно от стыда. И это так разозлило меня, что страх совсем отступил, свернулся в клубочек где-то на самом дне души. Но главное, в голове билась лихорадочно мысль – тянуть время, надо тянуть время. А шанс сбежать всегда может появиться.

Главарь покачался на кресле, мрачно взглянув на меня, сообщил:

– Значит так, Громов. Слушай внимательно. Нам надо, чтобы ты связался с Никитином и вызвал его в то место, которое мы тебе укажем.

– А не пойти ли вам всем на х… – сказал я просто и, скорее всего, ожидаемо для моего собеседника.

В лице его не дрогнул ни один мускул, глаза также смотрели куда-то вглубь себя. Ритмично заскрипело кресло, когда он покачался на нем. И бросил быстрый взгляд на бугая.

Тот размял кулаки. Сделал шаг, мгновенно оказавшись рядом. Обдало едкой вонью немытого тела, пота, дешёвого курева и мочи. Резкий удар под дых. Прожгла острая боль, из глаз брызнули слезы. Я согнулся, но верёвки впились в тело, лишь добавив мучений. Я попытался изо всех сил напрячь пресс. Но против сокрушающего кулака это оказалось бесполезно. На мгновение я рухнул во тьму, а когда вынырнул из неё, обнаружил, что рядом стоит главарь с чашечкой в руках.

Наклонив голову набок, он внимательно изучал меня, спокойно, без ненависти или презрения, как это бывает на выставке знакомого художника, когда надо сделать вид, что ты реально пытаешься оценить картину, хотя на самом деле тебе плевать.

Протянул руку и вылил содержимое чашечки мне за шиворот. С шеи и спины будто содрали кожу, сделав меня ещё более беззащитным.

– Не сопротивляйся, Громов, – проронил главарь и даже с какой-то жалостью вздохнул. – Твои наноботы не действуют – мы отключили их. Боль ты будешь чувствовать адскую. И тебе здесь никто, поверь, никто не поможет. А приносить себя в жертву не стоит. Это глупо. Подумай и прими мои слова.

– Бараны, – я с силой вытолкнул изо рта слова вместе со сгустками крови. – Вы всё – стадо безмозглых баранов. Следуете за этим мудаком Макбрайдом, как за гребанным пастухом. А он ведёт вас на убой.

Татуированный амбал расплылся в гнусной ухмылке. А губы главаря едва заметно растянулись, глаза сузились в ироничной усмешке, что взбесило меня ещё сильнее.

– Ах, как же ты ошибаешься, Громов. Мы не служим этому ушлепку Макбрайду. Мы сами по себе.

– А на кой черт вам нужен Никитин тогда? – бросил я в сердцах. – Он спасти Землю хочет и вас, подонков. А вы чего? Б… уроды.

– Мы не желаем зла твоему другу Никитину, – вкрадчиво, почти ласково проронил главарь. – Он талантливый учёный. Мы уважаем его.  Нам лишь нужна его разработка. Вот и всё. Когда получим её, отпустим его. И тебя, конечно, на все четыре стороны. Живых и невредимых.

Я на миг задумался, перекатывая желваки. Постарался унять бешено колотящееся сердце.

– Хорошо. Свяжусь с ним.

Главарь вернулся в кресло, вытащил из внутреннего кармана пиджака толстую сигару, и маленькие кусачки. Мягко и деликатно стащил прозрачную обёртку, помял в длинных, но крепких пальцах свёрнутые в трубочку табачные листья. Щёлкнув кусачками, отрезал кончик. И медленно начал раскуривать длинной спичкой. Подержав дым во рту, выпустил. И предупредил, растягивая слова:

– Не обманывай нас, это нехорошо. Наша система обнаружит, если ты будешь врать. Понял?

Он сделал жест своему холую. Тот подобострастно поклонился, как болванчик и вышел. Вернулся через пару минут с голокамерой. Замерцала рамка экрана, и я увидел свою собственную физиономию, сильно помятую. Синие губы, опухшие глаза и клочковатая рыжая щетина по краям щёк.

– Держись уверенно и спокойно, – добавил главарь. – И никаких кодов, шифров. Бесполезно. Тенинген, позови Мизэки.

Он откинулся на спинку кресла и вновь погрузился в нирвану, наслаждаясь своей гребанной сигарой, распространяя щекочущий ноздри ароматный вкусный дым. Ублюдок, он, словно находился не в камере пыток, а на курорте, сидел в шезлонге на берегу океана и ничего его не трогало.

Едва заметно скрипнула дверь и на пороге оказалась девушка, затянутая в серебристый комбинезон. Наши глаза на миг встретились. Ни раскаяния, ни жалости, ни торжества. Ничего.

Легко, словно пташка она вспорхнула, чтобы оказаться по правую руку от главаря. И вновь бросила на меня быстрый взгляд. В глубине её глаз мелькнуло что-то человеческое, какая-то эмоция. Но возможно мне лишь показалось.

– Давай говори, – в руках главаря вновь оказалась чашечка с кофе, заботливо наполненная его холуем.

– Привет, Арт, – сказал я, как можно жизнерадостней и сделал попытку улыбнуться. – Я тут недавно был на выставке собак. Присмотрел одного пса. Щенка алабая. Вот такая собаченция. Давай встретимся в кафе «Золотой фавн», там симпатичный скверик есть. Я покажу тебе щенка.

Зелёная лампочка на камере ни разу не мигнула. Всё в порядке. Но лицо Мизэки вдруг изменилось, словно она увидела что-то омерзительное, что возмутило её до глубины души. Изящно вырезанные ноздри тонкого носика начали раздуваться. Она сжала кулачки, потом резко выключила камеру.

– Он врёт, – бросила зло и решительно.

– Но Мизэки, милая, – медленно и также растягивая по слогам слова, возразил главарь. – Система показала, что нет.

Она зашла за кресло, грациозно положила гибкие тонкие руки на спинку и объяснила со снисходительной иронией:

– У Громова аллергия на шерсть. Ему даже форму шьют только из антиаллергенных тканей. И никаких натуральных материалов – шерсти, меха. А ещё это их личный код с Никитином.

Вызвала мерцающую рамку экрана. Пару касаний и мой сказанный текст превратился в предостережение Артуру. Откуда эта стерва могла узнать о моей аллергии? А о нашем личном коде. Вот б… Как я мог быть так глуп!

– Ах ты, сука, б… – заорал раскрашенный бугай. – Водить за нос нас решил!

Кинулся ко мне. Одним тычком сбросил вместе со стулом на пол. Бах! Из глаз посыпались звёзды. Стал наносить короткие, но дьявольски мощные удары в грудь, живот. Удар и треск рёбер, удар – во рту железный привкус крови и осколки зубов. Казалось, все тело превратилось в единый комок жуткой все поглощаемой боли, от которой не скрыться, не уйти. А бугай молотил и молотил по мне, как по боксёрской груше.

– Прекратить! Немедленно прекратить.

В глазах поплыли цветные круги, я обвис на верёвках без сил, ощущая лишь чудовищную боль во всем теле. Прикрыл глаза и будто сквозь толщу воды ко мне пробились слова:

– Ты спятил?! Как он теперь встретится с Никитином? Ублюдок, тварь! Придётся ждать неделю! А то и…

И тут боль начала таять, расходиться жаркими, но мягкими волнами. Я лежал словно в гамаке на берегу моря. Снизу раскалённый песок, сверху палящее солнце. А по жилам струилась адски горячая лава, но приятная, расслабляющая, как в сауне. И боль исчезла, оставив лишь едва заметное покалывание в кончиках пальцев. Рядом стояла Мизэки, деловито вглядывалась в экран, повисший перед ней.

Главарь и его татуированный холуй замолкли, глаза обоих синхронно расширились. Замерли, как манекены в тех же позах, что ругались.

– Мизэки, ты что сделала? – ещё более медленно, чем обычно, протянул главарь.

Она закрыла экран и спокойно ответила:

– Я разогнала его наноботов, а они восстановили его здоровье.

– Куда разогнала? – пробормотал Тенинген, растерянно хлопая глазами.

– В наноботах разогнала процессор. Теперь они стали работать в десять раз быстрее. Они восстановили его здоровье.

– Ёшкин кот, вот ни х… не понял, но ты крута, Мизэки, – на лице парня появилась широкая глупая улыбка. – Ты что же можешь и с нашими наноботам так сделать?

– Нет, – Мизэки покачала головой. – У Громова класса экстра, он же на Моргунова работает. Там стоит компьютер самого последнего поколения, но процессор легко разогнать.

– Ах, вон оно что, – щёлкнул пальцами главарь, и на лице возникла едва заметная загадочная улыбка. – Значит, мы можем его немного, как бы это сказать, поучить уму-разуму. А перед тем, как он будет готов отойти в мир иной, вновь вернём к жизни? Ты понял, Тенинген?

Бугай расплылся в плотоядной ухмылке, обнажив жёлтые крепкие зубы с выступающими клыками, так что меня затошнило.

– Нет, нельзя постоянно разгонять его наноботы, – запротестовала Мизэки. – Процессор в компьютерах наноботов перегреется. Громов просто умрёт.

– Ну и х… с ним, – без тени сожаления бросил холуй, сцепив пальцы, начал их с хрустом разминать, будто готовился к бою на ринге.

Я уже готов был сдаться, запросить пощады, выполнить все требования этих ублюдков. Но унизительное ощущение превосходства надо мной, написанное явно на толстой морде этого вырожденца, взбесило меня. Пусть на куски разрежут, но я ни х… не буду делать. А выдержу, то смогу сбежать. Разнесу к чёртовой матери всю богадельню.

– Пошли, – бугай одним махом стянул с меня верёвки, несмотря на мой немалый рост, схватил за шиворот, встряхнул, как тряпичную куклу и поставил на пол.

С его лица уже не слезала злорадная ухмылка, предвкушал развлечение, мерзкая тварь.

– Мизэки, пойдёшь с ними, – сказал главарь.

В глазах девушки мелькнула досада, она сморщила лобик:

– Зачем?

– Как зачем? – грубо хохотнул амбал. – Будешь, это самое. Разгонять этих ботов, когда этот ублюдок, – он фамильярно, будто по-дружески, схватил меня за шею и сжал на миг так, что я зашёлся в диком приступе кашля. – Когда он сдыхать будет.

– Адам, я же объяснила, – сердито и резко сказала девушка, бросив недовольный взгляд на главаря. – Нельзя постоянно держать наноботов на максимальном режиме. Они выйдут из строя.

– Хорошо-хорошо, – тот поднял обе руки ладонями перед собой, словно сдавался. – Пусть Громов сам решит, что ему делать. Умирать за дело своего друга или помочь нам. Это его выбор. Понимаешь, милая?

Он приобнял её за талию, чуть прижал, но она высвободилась  с какой-то, как показалось, брезгливостью.

Перед нами с тихим шелестом приподнялась толстая металлическая дверь, и мы вышли всё вчетвером. Но главарь развернулся и быстрым шагом направился в другую сторону, а амбал подтолкнул меня в другую грубым тычком в спину.

Узкий коридор. Стены из прозрачного стекловолокна. За ними толстыми змеями извивались трубы из серо-синего сплава. Теперь гул и вибрация усилились, и ощущались более явственно. Словно ритмично и тяжело дышало большое животное. Поднял глаза, и голова закружилась, так, что я чуть не впечатался носом в стену. Преломляясь сквозь стекловолокно, раскинулась бездонная тьма небесного купола. В вечном хороводе кружились звёздные скопления. А слева плыл огромный бело-голубой шар, вернее только её часть, закрытая густой шапкой облаков, сквозь которую просвечивали горы, реки. Такой я видел нашу планету из доков, где собирался звездолёт и спейсфайтеры. Но находились мы явно где-то в ином месте. Эти ублюдки притащили меня на свой космический корабль?! Но как они смогли спрятать такую махину от наших спутников? Как?

– Ну чего, напугался? – услышал я торжествующий голос Тенингена. – Да, мы не на гребанной Земле, а в космосе. Так что кричи – не кричи, не поможет тебе никто. Давай иди, не спотыкайся, – мрачнее добавил он.

Гулкий топот привлёк внимание. Я на миг задержался, повернул голову и замер, ошеломлённый. За прозрачной стеной прыгало странное существо, смахивающее на огромного варана, но с шестью лапами и двумя хвостами разной длины, бугристая тёмно-красная кожа, будто его только что освежевали. И тут я просто офигел – мерзкую тварь на длинном поводке, вёл другой зверь. На двух лапах, с квадратной мордой кирпичом, ростом с человека. И в лёгком блестящем скафандре.

– Вон, будешь сильно сопротивляться, – с гнусным смешком сказал Тенинген. – Скормим тебя этелофактусу.

Узнавать, кто конкретно из этих уродов – этелофактус, было в лом. Я быстро сообразил, что пофиг, кому я достанусь на обед. И та и другая тварь, несмотря на медлительность, разделалась бы со мной мгновенно.

Коридор быстро закончился, за ним в проёме зияла глубокая ниша, на самом дне едва просвечивались, отливая золотом, клубки труб. И никакого мосточка, перехода к двери напротив, в паре сотен футов. Тенинген, шумно обдав меня кислым дыханием, бесцеремонно толкнул в спину, я не удержался, вскрикнул и шагнул в пустоту. Но тут же ощутил под ногами твердь, и ухнувшее было вниз сердце, вернулось на место.

Передо мной симметричными геометрическими узорами засветилась лента, которая шла прямо, а потом резко вздымалась вверх. Я машинально сделал пару шагов, поверхность мягко спружинила под ногами и подошва ботинок словно прилипла к ней. По инерции я сделал шаг к вертикальной ушедшей вверх стене, но лента словно прогнулась подо мной и я легко начал взбираться вверх.

– Ух, и ни х… себе! – вырвалось у меня.

– Не ори, – услышал я голос Тенингена. – Тупой что ли? Никогда не видел магнитного трапа? Бестолочь.

Так хотелось развернуться всем корпусом и врезать этому бугаю от души. Теперь мы могли быть на равных. Сил у меня прибавилось. Но скованные руки не дали бы все равно рассчитаться с этим ублюдком. И кроме того, я боялся сорваться с этой ленты. И так мы дошагали до другой двери. Перед ней, как гриб на длинной ножке, «рос» столб с информационной панелью. Девушка поколдовала над ней, дверь гостеприимно распахнулась, пропустив внутрь.

Это помещение понравилось мне ещё меньше, чем то, в котором я очнулся. Напоминало оно заброшенный технический центр. По стенам, выложенных обвалившейся грязно-бежевой плиткой, на переносных столиках стояли какие-то агрегаты, мониторы, валялись кучи приборов. У одной из стен выделялась станина массивного электрогенератора, выкрашенного краской болотного цвета. Посредине зала – бассейн, наполненный жидкостью бурого цвета. Я передёрнулся, уж больно это напоминало свернувшуюся кровь.

Хорошенькая камера для пыток. Интересно, сколько людей закончили здесь свою никчёмную жизнь? Впрочем, может быть, бандиты решили меня лишь попугать? Думали, увижу бассейн с кровью, наложу в штаны, упаду на колени и буду просить пощады. Может быть, я так и сделал бы, если бы не торжествующая ухмылка этого холуя. И Мизэки. Сжимая челюсти до хруста, я пытался найти последние силы, чтобы всё выдержать. Сдохнуть, но выдержать. Я храбрился, пытался мысленно заболтать свой страх, но ноги предательски подгибались, а ладони мерзко повлажнели.

Со стены свешивались цепи, длинные, рыжие от ржавчины или засохшей крови, я не мог разобрать. И я решил, что холуй главаря прикуёт меня к ним, станет бить кнутом. Но Тенинген оставил меня стоять у стены, а сам куда-то вразвалочку ушёл, а через минуту вынес нечто похожее на электрический стул. Видел такой в древнем голливудском фильме. Вернее, это штука смахивала на кресло, но не деревянное, а металлическое, довольно хрупкое и в лапищах бугая оно казалось детским. Со спинки свешивался «шлем» из тонких полос металла, скреплённых между собой крест-накрест. Когда Тенинген усадил меня в кресло, привязал руки и ноги кожаными ремешками и нахлобучил эту «корону», металл неприятно обдал холодом кожу, а по телу расползся пульсирующий страх, перехватило горло, его словно кто-то сжал, а руки и ноги одеревенели.

Разряд чудовищной непостижимой силы прожёг насквозь. Словно воткнули раскалённый кол в голову, а мозги поджарились. Между ног промокло сразу. Сдержать позыв я был не в состоянии. Горячие струйки потекли из глаз, по щекам, по лицу. И я провалился во тьму.

И вновь попал в то самое странное здание, состоящее лишь из лабиринта коридоров и лестниц, широких и узких. И фотографий звёздных скоплений на стенах. Но теперь у меня страшно болела голова, просто раскалывалась. Но не так, когда я мучился с похмелья, а так, что вместо серого вещества мне залили раскалённую лаву. И каждое движение выбивало слезы из глаз, так что всё начало расплываться, как в телескопе, когда сбился фокус. А в иллюминаторах вспыхивали все новые и новые звезды. Взрывались, оставляя после себя разноцветные туманности. Переливались всеми цветами спектра, но так ярко, что глаза будто разрывались изнутри этим светом.

Стиснув зубы от боли, я вновь начал свой путь. Дверь. Наконец-то, дверь. Массивная, из двух створок, резное светлое дерево, латунная изящная ручка, отполированная ладонями тысяч студентов. Толкнул. Ворвался шум аудитории. Много-много рядов кресел, спускающихся амфитеатром к сцене. Там, внизу, у доски, заметил Артура. Он выглядел моложе, но я узнал его и меня это совсем не удивило.

– Олег! Олег! – услышал я шёпот, от которого вскипела кровь и обдало жаром. – Ты опять опоздал!

Знакомый голос. Я обвёл глазами ряды и вдруг обнаружил свою старую подружку Аню.

– Иди ко мне, милый, – голос Ани прозвучал рыком ласковой львицы.

Я протиснулся через ряды кресел, уселся рядом с ней. Обволокло её очарованием и ароматом парфюма, дьявольски прекрасным, туманящих мозги и это ослабило боль. Она наклонилась ко мне, прижалась, её груди заполнили блузку приятной тяжестью, а крупные розовые соски проступили сквозь тонкую ткань. Она никогда не носила белья. И трусиков на ней наверняка тоже не было.

– Одной из главных задач астрофизики является изучение сверхновых, – оттуда, со сцены доносился голос Никитина. – Но важно не просто собирать данные обо всех вспышках этих интересных звёзд, но и приводить их в единую систему. Когда я только начал свою работу в версии Каталога сверхновых были данные о почти десяти тысячах внегалактических сверхновых. Эти данные собирались с конца девятнадцатого века. Вы можете посмотреть на схеме, что каталог был составлен в порядке возрастания порядковых номеров, которые присваивались Центральным Бюро Астрономических телеграмм Международного Астрономического Союза. Но мои исследования сумели увеличить количество сверхновых на порядок и теперь …