
Полная версия:
Доктор твоих тел
– Не надо.
– Рома – надо! Я не буду извиняться за себя – тебе это не нравится, но… Сама ничего не могу с этим поделать! Знаю – кому я такая нужна, если уже трёх детей выносить нормально не смогла. Но не надо злиться на меня и тыкать в это лицом…
– Ты что – думаешь, я на тебя обижен?!
– Нет, но ты обижен – это точно. И зол. На обстоятельства, на жизнь или на судьбу, на Бога… Я понимаю тебя – не представляешь насколько!
– Перестань. По-моему, кому быть обиженной на жизнь – так это тебе. – было ощущение, будто он хотел ещё что-то добавить, но сдержался.
– Брось. Не строй из себя истукана – ты не такой. Тебе ведь тоже больно от этого. И сильно. Ты же сам просил меня о ребёнке… попробовать снова… и вот теперь ты огорчён.
– Я?
– Да – огорчён заранее, хотя ничего ещё не случилось. Не надо так! Это же не путь дальше. Это… тупик. Я понимаю тебя – что тебе трудно снова привязаться к уже четвёртому ребёнку, – тут у неё потекли слёзы. – Так проще, если снова что-то случится, но так нельзя. Детей заводят ради будущего, а не из-за несчастий прошлого. Они не обязательно должны идти чередой, без перерыва. Так бывает, но мы можем только идти вперёд.
– Ты…
– Не притворяйся, что тебе всё равно – это неправда и мне это известно. Я, – она перешла на бессильный шёпот, – я не могу обещать тебе… родить здорового ребёнка… Я пытаюсь – честно пытаюсь, ты же видишь!.. Но выходит… Знаю, что я не очень умная, уже не так молода и не такая здоровая, а теперь ещё и это… что не могу выносить тебе… Но я продолжаю. Ты попросил меня продолжать и теперь… я тоже прошу тебя – не будь отстранённым. К суррогатным матерям отцы и то проявляют больше чувств. А если ребёнок родится в таком настрое, в такой семье?.. Какой тогда смысл? Ты ведь и после рождения можешь думать, будто с ним что-то случится плохое, так и продолжишь себя вести. Но что дальше?! Будешь таким холодным до самой смерти?!
– Ты права, – ответил ей Роман, выдержав короткую паузу. – Да – ты права, чёрт возьми! Извини меня. Я… просто отстранился, но знаешь – я этого действительно не заметил. Прости – я правда ждал худшего. Знаешь, и выговориться хотелось, и вроде некому было. Мужчины должны всё решать в себе сами, а ты ещё беременная – как будто у тебя нет других проблем, кроме как слушать про мои страхи.
– Когда я последний раз говорила тебе – отстань, не капай на мозги, разберись сами или ещё что-то такое?
Роман задумался. И серьёзно.
– М-м-м, да вроде никогда.
– И не скажу. И даже не подумаю. Ты мой муж – не чужой мне человек. И если ты о чём-то мне говоришь, чем-то делишься, чего-то боишься – значит, это важно для тебя. Плевать, что скажут и думают остальные. Я – важнее я! И ты! А что там другие – гори они все! Я же должна тебя поддерживать. Я люблю тебя. Если тебе тяжело – приди ко мне, хоть я беременна, хоть под капельницей… Я не могу обещать, что точно найду решение, но выслушать, понять, поговорить об этом, чтобы тебе стало спокойнее – разве это такой уж труд?!
– Правда?
Она просияла улыбкой.
– Кривда! Иди сюда, – она встала, подошла к нему и тепло обняла. – Можешь вести себя так с другими, но, пожалуйста – только не со мной. Боже, мы же не дети.
Роман помолчал с минуту и потом добавил:
– Спасибо.
– Брось – было бы за что.
Она поняла, что Роман был рад. Рад, что она его так отдёрнула. И правда – кто его знает, к чему бы привело в итоге такое отношение. Аня надеялась, что они вспомнил о том, что она не такая, как все люди и женщины. Она родной с ним человек и не по паспорту или прописке.
9
Что самое интересное из последнего их серьёзного разговора – Аня действительно оказалась права (хоть Роман и считал её наивной). Он теперь постоянно ждал худшего. Правда, в одной детали она ошиблась – он боялся не самого срыва беременности, а скорее того, что может произойти потом. Роман был рад этому разговору и теперь чаще общался на разные темы с Аней – какие-то из них были серьёзные, какие-то не очень. Но он словно бы заново открыл для себя собственную жену. Однако, несмотря на это, ему всё равно не так уж редко приходилось себе напоминать о том, что он не истукан, что не стоит бояться и отстраняться, прежде, чем случится что-то плохое. Это приходилось делать совсем не так уж и редко.
Однако большого смысла надеяться на лучшее и в этот раз не было. Через четыре дня после УЗИ, которое Роман делал Ане, она упала в обморок и её привезли в больницу. Она снова потеряла малыша. Роман приехал к ней как раз вовремя, чтобы выслушать заключение доктора.
Преждевременное угасание функции яичников. Ранняя стадия.
Он знал, что именно это означает. Шансы забеременеть сильно снижаются, а выносить здоровый плод и родить ребёнка тоже скатываются вниз.
Когда доктор и Роман подробно объяснили это Ане, она выглядела, словно её молния ударила – совершенно поражённой.
– Это, ведь, только со старухами происходит. Я же… мне и тридцати ещё нет.
– Милая – это и есть преждевременное угасание.
– Какое ещё преждевременное?! У нас в семье о таком и не слышали! У всех женщин было по три ребёнка, а то и больше!..
– Это не всегда обусловлено генами, – подхватил доктор. – Похоже, что все ваши неудачные попытки выносить и родить ребёнка за довольно короткий срок сыграли на вашем здоровье.
– Как?!
– Вы не давали себе продыху – на репродуктивную систему была оказана слишком большая нагрузка. И все ваши выкидыши тоже не пошли на пользу.
– То есть вы говорите – я настолько сильно хотела ребёнка, что теперь не могу его родить?!
– Нет, не совсем.
Роман был в курсе про это «не совсем», но когда он услышал диагноз, то даже успокоился – подумал, что может теперь Аня, наконец, прекратит считать себя исключительно инкубатором для детей и решит пожить для себя… и для него тоже. Роман знал, что это плохая мысль и эгоистичная, но чёрт возьми, ему бы хотелось обойтись без этого «не совсем». Порой терять надежду очень опасно, но бывает давать её ещё хуже. Надежда – опасная штука. Надежда может свести человека с ума.
– При преждевременном угасании функции яичников шансы забеременеть и родить ребёнка невысоки, но всё же есть. Помогают гормональная терапия, искусственное оплодотворение…
– Нет – я не хочу детей из пробирки!
– Это совсем не то, что вы говорите – просто врачи сделают всё, чтобы обеспечить зачатие практически наверняка…
– Мне всё равно – я не хочу так! Это не естественно!
Роман впервые видел Аню такой – взволнованной, напуганной и даже злой. Он знал, что это из-за нового выкидыша, болезни, которая влияет на гормоны и её поведение, но ему всё равно было странно и неприятно от такого её поведения. Но Роман быстро подавил это в себе, вспомнив те слова о помощи. Даже если ему неприятно поведение Ани, она его жена. Любимая и единственная. А потому он просто подошёл к её койке, сел рядом и молча обнял её.
Если бы Роман делал ставки, то, скорее всего, поставил на то, что она заплачет у него на плече. Но нет – она просто тихо обняла его в ответ и крепко прижала к себе.
***
На самом деле Аня вполне осознавала, что и как говорит. Но как она ещё могла реагировать на то, что у неё – здоровой деревенской девки, нормально не работают яичники?! Боже, она вспомнила все нежелательные подростковые беременности, о которых только слышала – по телевизору, в интернете или в сплетнях. Она подумала о каждом брошенном ребёнке во всех детских домах. Обо всех абортах, совершаемых в мире в эту минуту. О китайцах, которым законом запрещено заводить второго ребёнка, но у них он всё равно появляется. И все те дети есть в мире, а её, хотя бы единственный сын, не может появиться на свет уже четвёртый раз подряд?! Мало того – ей заявили, что все её попытки родить этого сына в короткий срок сделали только хуже! Как же ей ещё себя чувствовать, если не паршиво?!
Но Ане было нужно то объятие от Романа. Он этим хотя бы ненадолго её отвлёк. Она поняла, что злобой всё равно ничего не решить – в такие дни ничего другого не остаётся, кроме как, больше не делать ничего серьёзного, дождаться заката, а потом вскоре лечь спать и надеяться на новый день.
– Хорошо… что ж, стадия угасания у вас ранняя, – продолжал доктор, – вы ещё даже можете пробовать забеременеть естественным путём. Но гормоны всё же принимать нужно.
– Да, конечно, – уже куда мягче ответила Аня.
– Я составлю вам рекомендации и вас, скорее всего, скоро выпишут. Но добавлю – раньше вам следовало делать больший перерыв между беременностями, а теперь, напротив, рекомендую вам поспешить.
Доктор понял, что он в палате лишний ещё когда они обнялись, и поспешил уйти.
– Ты… – «прости меня», хотела было сказать Аня, но Роман оборвал её.
– Даже не думай.
Супруги ещё несколько минут так и сидели обнявшись, пока Аня наконец тихо не заплакала.
Роман уже не мог слышать её плачь. Для него он означал только одно – ещё одну потерю.
10
Через несколько недель после выписки из больницы у Ани наступило подходящее время для зачатия. Она сразу позвонила Роману и сообщила об этом – чтобы он сегодня не слишком утомлялся, пришёл домой пораньше и по возможности держал себя в прохладе – это было лучше для спермы.
– Как романтично, – не сдержавшись, съязвил он.
После этого звонка у него не только пропало желание возвращаться домой или спать с (вроде как) любимой женой, но и вообще не было охоты что-либо делать. Он еле дожил день на работе, по дороге домой специально поехал окружным путём, а заодно не стал объезжать пару пробок. Перед смертью, конечно, не надышишься, но всё равно ему было это нужно.
Роман хотел бы вообще сегодня не приходить домой, но не мог придумать подходящего повода, который перевесил желание Ани иметь детей. Да и, кажется, никто бы не смог придумать такой повод. В итоге от этого не спрятаться. Раз судьба сдала ему такие карты, он должен попытаться разыграть их под себя.
Роман хотел, чтобы Аня прекратила свои навязчивые попытки завести ребёнка? Вот оно – её преждевременное угасание функции яичников как раз оно и есть. На сколько организму Ани ещё хватит пороху? На одну, может, на две беременности, а после – всё. Сама природа скажет ей: «нет». Она, конечно, будет страдать, но уж в чём–чём, а в этом он не виноват ни с какой стороны. Вероятно, Аня снова предложит усыновить ребёнка и он на это согласится. Раз она его хочет – пусть будет так…
Здесь он поймал себя на мысли, что рассуждает об этом, как о планах завести собаку. А это тоже был неверный путь. Но раз такой расклад – ребёнка она продавит в их семью, так, или иначе.
«Может, я слишком сильно сопротивляюсь? Или слишком многого хочу? Может, пусть оно всё идёт как идёт, а там посмотрим? Эх, ну ладно…»
Роман решил, что пусть будет, как будет – ни планов, ни надежд. Он прогнётся под её желание завести ребёнка. А там – видно будет.
Приехав, наконец, домой его с порога встретила чистая квартира с приглушённым светом и запахом благовоний, в глубине спальни играла музыка – выдержки из его любимых медляков и Аня добавила несколько композиций от себя. Она встретила его в чертовски сексуальном, но не развратном платье. Это платье, в отличие от нарядов Кристины, не хотелось быстро сорвать, а наоборот – его было просто необходимо снимать медленно, деталь за деталью, вплоть до белья, но и с ним не спешить. Причёска и макияж – чистый лоск. Не хуже ковровых дорожек в Голливуде. Роман сам не вполне понимал – как и где в их городе она смогла навести такую красоту. Но эта мысль была скорее порождением его удивления.
– Привет! Ну, как тебе?
Она пару раз медленно прокрутилась вокруг себя.
– Бесподобно!
Аня слегка хихикнула. Она теперь была куда больше похожа на светскую львицу, чем на его деревенскую жену. Роман вспомнил старую истину: все женщины-актрисы. И у него внутри появилось напряжение – это всё не ради него или не ради неё самой. Это всё только ради ночи секса с обязательным условием последующей беременности и, если им наконец-то чертовски повезёт – ребёнка. Вся магия, старательно сотворённая Аней для него, тут же спала. Но Роман не подал вида. Раз решил прогнуться – чего уж там.
Она помогла ему снять верхнюю одежду, потом отвела его в комнату, где уже висела приготовленная ей одежда для него. Не слишком официальная, более свободная по стилю, чем у неё, но и не шорты с майкой. Роман переоделся, всё ещё помня о конечной цели. Аня встретила его в коридоре и проводила на кухню, где уже был готов ужин. Очень лёгкий салат из капусты, другой зелени и помидоров черри. Небольшая порция карбонары и на главное блюдо – говяжий стейк средней прожарки с овощами на гриле. Он остался доволен – все блюда были его любимыми, но в голове опять завертелось:
«Порции небольшие. Меньше чем обычно. Если объешься – не сможешь исполнять супружеский долг».
– Достаточно романтично?
– Будь уверена.
Он взял Аню за руку и заглянул ей в глаза – она выглядела счастливой. Они сели за стол.
«Ну, разве тебе так обязательно затевать это только ради ребёнка?! Почему нельзя устраивать такие вечера просто так? А когда (или если) ребёнок всё же появиться, такое останется разве что в воспоминаниях».
Еда была не хуже ресторанной. Аня добавила в неё пару природных афродизиаков – чеснок, спаржа, базилик. Ничего экстраординарного, вроде заговорённого корня или ягод, собранных в полнолуние. Конечно, она ничего не сказала об этом Роману – иначе настроение было бы потеряно. Но и он сам, даже не зная об этом, всё равно не почувствовал какой-то дополнительной тяги. Для него это был просто хороший ужин. После они посмотрели фильм «Вечное сияние чистого разума», чтобы подогреть атмосферу и постепенно Роман начал снимать с Ани её роскошное облегающее шёлковое платье.
Они перешли к сексу и занимались им довольно долго, но была большая проблема – всё настроение, которое пыталась создать Аня, совершенно не влияло на Романа. Даже, наоборот – он только и думал о том, что всё это не от любви, не ради удовольствия и даже не от скуки. Это всё делается ими обоими ради зачатия того несчастного ребёнка, с которым наверняка опять что-то случится, или что-то случится с Аней во время беременности, или ребёнок родится мёртвым, или больным. У судьбы для них наверняка припасено ещё чертовски много дерьмовых карт и раскладов.
В результате возбуждения у Романа практически не было – он был вялым и никак не мог кончить. Аня же изгалялась как могла. Но ничего не помогало.
Роману и самому было неловко – подобным он не славился. С ним случалось такое несколько раз в жизни, как и со всеми, но сегодня он даже почувствовал себя старым:
– Извини. Ты же видишь… Мне уже больно. Если будет натёртость, то я вообще долго не смогу этим заниматься.
– Но ведь… я…
– Успокойся. Мне что ли тебе, женщине, это объяснять?! Овуляция не длится один день.
– А если теперь у меня как раз и длится один день?! Может, даже несколько часов – я не уверена, что ещё не кончилось…
– Ты истеришь. Расслабься.
– Расслабиться?! – она посмотрела на него так, словно Роман ей рассказал про Кристину в манере «ничего страшного – у всех так бывает». И ждал от неё абсолютно спокойной реакции на это. Он даже испугался её взгляда. – Не у тебя же вся система ни к чёрту. Не ты не можешь, а это я – я неспособна! И ловить нужно каждый день… даже час! Ты же сам слышал, что доктор сказал торопиться, иначе всё – я сгнию там!
– Ты не гниёшь.
Аня выдержала паузу, чтобы успокоиться и собраться, однако её спокойный тон внушал ещё большее волнение:
– Ну да – гнить не гнию. Но когда это закончится, то будет всё равно, как если бы у меня вся матка сгнила. От сигарет, наркотиков или сифилиса – неважно. Итог всё равно один. А по что я тебе буду нужна, когда вся иссохну?
– Кто-то тут негативно мыслит, – Роман понимал, что это похоже на низкопробное подшучивание, но ничего другого в голову не пришло. Он надел трусы, сел рядом с Аней на кровать и обнял её, но не за талию, а за плечо. Роман пытался казаться как можно более мягким, дружелюбным и позитивным:
– Послушай – сегодня уже точно ничего не выйдет. Но раз на раз не приходится. Давай продолжим завтра вечером. У меня короткий день будет, а тебе, кстати, не обязательно так уж готовиться. Я ценю это и очень сильно. Ты хозяйственная и заботливая, но такие вечера можно устраивать и просто так – без повода. А насчёт детей – знаешь, что я заметил?
– Что? – она и правда проявила интерес к этой последней фразе. Как никак, а Роман-то гинеколог – повидал много подобных случаев.
– То, что с ними, как всегда в жизни – всё получается спонтанно, ничего не планируя. Вспомни тех же старшеклассниц на выпускном или многодетные бедные семьи. Они хотя бы приблизительно что-то подобное планируют? Да никогда. Но получается то, что получается. И вообще, в жизни чаще всего так же и бывает – лучше выходит, если ничего не планировать, а действовать наобум.
Аня задумалась – она понимала, к чему клонит Роман. Но у неё на лице явственно отразилась мысль: «он на самом деле не хочет ребёнка». Но будучи покладистой женой, стало понятно, что она приняла для себя факт – сегодня у них ничего не выйдет.
Она молча, но понимающе посмотрела на него. Постаралась максимально смягчить взгляд, чтобы он никаким образом не смог увидеть в нём укора за сегодняшний день. Роман тоже вгляделся в Аню, и обоим показалось, что они друг друга поняли, хотя это было не так и у каждого остались свои мысли о сегодняшнем вечере. Но супруги об этом умолчали и отправились спать.
Вот только Аня так и не заснула. Она довольно долго обдумывала то, что хочет сделать, и в итоге пришла к выводу: это глупо и неправильно по отношению к Роману. Однако она всё равно решила сделать это, сама не вполне понимая, отчего прибегает к такому вот шагу: из-за того, что он ей сказал перед тем, как они попытались завести ребёнка в прошлый раз или из-за своего собственного желания иметь детей? Но в итоге сделала то, что сделала.
Роман проснулся посреди ночи. В области паха мокро – он уже было подумал, что обмочился во сне, но быстро отмёл эту мысль. Спросонья он не понял, что происходит и даже не на шутку перепугался. Он дёрнулся в сторону и упал с края кровати на пол. Потом вскочил и ринулся к выключателю, чтобы зажечь свет, едва не упав снова, когда запутался в собственных спущенных трусах.
Включив свет Роман, поначалу, всё равно не вполне осознал, что произошло, так как в комнате была только Аня, сидевшая на постели, и больше никого или ничего другого, чего там быть не должно.
– Что это было?.. – спросил он, в то время как она бурно заалела, похлеще любой розы. Аня снова испытала то чувство опустошённости и отчаяния, как когда теряла недоношенных детей. Роман посмотрел на себя, увидел спущенные трусы.
Он вперился в Аню таким взглядом, словно солдат, которого нечаянно подстрелил его же лучший товарищ, притом не в бою, а во время простого марш броска. Она же не могла смотреть на Романа – так стыдно ей не было, и не будет никогда в жизни и никогда она не чувствовала и не будет себя чувствовать такой виноватой и такой дурой:
«Изнасиловать собственного мужа», – мелькнуло у неё в голове. И ей дико, больше всего на свете, захотелось выйти из комнаты – убежать куда-нибудь как можно дальше и быстрее, лишь бы не видеть его взгляда, только бы не объяснять ему, что и зачем она делала. Но выбежать в кухню, детскую, коридор или в подъезд Ане духу не хватало, потому что тогда ей пришлось бы пройти мимо Романа, а решиться на это она попросту не могла. Как ей и казалась с самого начала – это дурацкая идея. Встретить всю её глупость Ане в итоге и пришлось лицом к лицу.
Она оказалась настолько пристыжена и растеряна, что была почти готова выйти хоть в окно с десятого этажа. Но тут уже Роман не выдержал этой сцены – он натянул трусы и вылетел из комнаты. Аня мысленно поклонилась ему в ноги, а себе плюнула в лицо.
Роман пришёл на кухню и тут же включил телевизор на первом попавшемся канале, лишь бы было что-нибудь отвлекающее внимание. Потом бросился к холодильнику и присосался к начатой ими сегодня бутылке красного вина. Оно было хорошее, импортное и недешёвое. Пара берегла его на особый случай и вот он – Роману нужно срочно забыться и затуманить голову, чтобы не думать о том, что сейчас произошло.
Хлебнул он его от души, не чувствуя вкуса – на счастье, уставший и давно не евший он захмелел быстро. Роман таращился в телевизор, попивая вино по мере надобности, а когда оно кончилось, перешёл на водку. Она уже окончательно застлала ему мозги. Будь у него более лёгкий характер и простое отношение к жизни он бы, наверно, рассмеялся, когда полностью понял, что собственная жена, не получив искомое законным способом, решила подоить его во сне. Но как Аня не могла пройти мимо него, чтобы выбежать из комнаты, так и он не мог так просто спустить это на тормозах.
Примерно через час после всего этого, она всё же решилась выйти из комнаты, если не для того, чтобы объясниться, то хотя бы с намерением извиниться. Она осторожно вошла в кухню, но смотреть на Романа по-прежнему не могла – её взгляд искал что-то на полу:
– И-извини… пожалуйста, прости меня…
Роман ответил с удивительным равнодушием и заплетающимся от выпивки языком:
– И ты считаешь, что это нормально?! Сделать… то, что ты делала, а теперь только прощением от этого отделаться?! То есть, ты правда считаешь, что «извини» тут всё исправит?! Что одного этого достаточно?!
Аня рухнула на колени, а голова всё так же была опущена в пол. Она была уничтожена. Притом совсем не ответом Романа – он был вполне понятен. Она была уничтожена самой собой и своим поступком. Не было ни сил, ни желания даже заплакать.
Прежде в такой ситуации Роман бы принялся её утешать, но этот случай вкупе с выпитым притупили его любовь в Ане:
«Ага, давай – извиняйся. Вот сейчас для этого как раз самое время! Вот тут уже ты сама виновата! Можешь ползать на коленях и корчиться – пусть будет так. Может, перебесишься, наконец!»
– Как, по-твоему, я сейчас должен себя чувствовать?!
Аня выждала полминуты и ответила:
– Плохо. Обманутым. Оскорблённым… но прошу поверь на слово – мне сейчас ещё не приятнее. Можешь не признавать этого, но я хочу, чтобы ты знал – так плохо мне не было, даже когда я теряла детей.
Он смягчился – ему стало её жаль. Но всё опять закрутилось вокруг этих детей. Роман решил зайти и с этого боку:
– То есть ты задумала подоить меня – извини, но иначе не скажешь – раз у нас двоих сегодня не вышло и забеременеть сама, соло?
Она виновато промолчала.
– Глупость несусветная. У малого ребёнка и то мозгов не достанет до такого. Я ведь не отказывал тебе, просто сказал, что попытаемся завтра, раз сегодня всё выходило неудачно, а ты… Чёрт возьми – ты ведь уже начисто зациклилась на потомстве. Это уже не здорово, понимаешь?!
Аня так и молчала, снова залившись краской.
– Ты слышишь?! Зачем тебе настолько сильно нужны дети? Неужели тебе совсем нечем заняться?! Если тебе так одиноко, пока я не дома, давай заведём собаку. Если ты так любишь детей, то устройся няней в детский сад. Но то, что ты сейчас делаешь – уже ни в какие ворота!.. Хоть посмотри на меня!
Она подняла голову с таким трудом, словно та была из свинца. Еле-еле заставила глаза подняться, но Аня знала, что дальше скажет Роман и уже была готова ему ответить.
– Ты понимаешь, что это не нормально?! Мы же с тобой отлично живём… жили до этого. И безо всяких детей. К чему они тебе? Нам же и так хорошо?!
– Вот именно.
Взгляд у неё сделался странным – словно щенячьим.
– Я хочу от тебя ребёнка как раз потому, что нам с тобой хорошо живётся. У нас есть дом, работа, достаток, мы любим друг друга и нам хорошо. Так почему не сделать так, чтобы и ещё кому-то было также хорошо?!
Это заявление обезоружило Романа.
– Знаешь, если бы так случилось, что я вышла за какого-нибудь ублюдка, который бил меня и насиловал, или жил только за мой счёт, или пил как сапожник, я, вероятно, не захотела приносить ребёнка в такую семью. Какой смысл? Он, скорее всего, не увидел ничего хорошего. Но мы с тобой… счастливы. В том всё и дело. Поэтому я хочу ребёнка. Твоего ребёнка. Потому что знаю наверняка – ему будет хорошо с нами в этом мире. И он тоже будет счастлив, потому что нам с тобой хорошо живётся. С ребёнком мы не будем жить хуже. Скорее наоборот – только счастливее станем. Ведь логично, что наша жизнь должна развиваться. А раз мы двое довольны ей, то следующий шаг – сделать другого человека таким же довольным. Не говори, что тебе самому не хочется видеть, как он ходит. Что тебе не хочется в первый раз прийти к нему на утренник, где он будет читать детские стихи. Что не хочется научить его пользоваться инструментами, чтобы он мог что-то починить сам. Это будет неправдой. И ведь ты сам это понимаешь.