Склеп духовных скреп

– С исторической точки зрения, ничего не меняется.

– Вот-вот, то-то и оно. – поддакнул Неверов. – Перед правителями весы, на одну чашу они кладут мучения и страдания, которые они причиняют народу, на другой чаше захваченные этими правителями земли, войной или аннексией или с помощью сепаратистов. И в итоге получается так, что мучения забываются, в то время как расширение границ вписывается в учебники истории. В народе пропагандируется воодушевление и патриотизм, отчего народ и чествует своего тирана и мучителя. Так и нынешний правитель не меняет тактику. И ему воздвигнут памятник, вот увидите. Вангую. – заулыбался Неверов на последнем слове. – Коррупцию на космодроме забудут, а аннексию полуострова запомнят. И напишут не – оккупация, аннексия, захват, нет, напишут иначе. Подберут благостное словечко. Например “присоединение”.

– И что же сейчас делает Мутин? – спросил Бибиков.

– Бибиков, не произносите его имя. Он тот, кого нельзя называть. – усмехнулся Неверов. – Не спешите так, вам к нему пока что рановато. Мутин сейчас открывает газопровод в Кийяй. А то, что в наших деревнях и посёлках нет газа, это конечно ничего, это подождет. Наша страна благотворительна. Страна альтруист. Многомиллионные парады и фейерверки. А затем просит отправлять смски на лечение ребенка. Русия – щедрая душа, и скупая рука.

– Я порою не могу понять. То ли взаправду вы восхищаетесь нашей страной, то ли по вашим речам размазан толстый слой сарказма. – пробубнил Бибиков, слегка надувшись.

      Неверов на это наблюдение пассажира даже не отреагировал, то ли ради сохранения тайны не стал ему отвечать, то ли, потому что вереница автомобилей наконец-то сдвинулась с места. Покуда автомобиль Неверова плутал по дорогам столицы, Бибиков, редко выбирающийся из своего осознанного заточения, смотрел по сторонам. Особенно его взор привлек небоскреб Биг Сити. Действительно ли похорошела столица, на этот вопрос дворник не мог ответить, однако то, что все инновации в строительстве происходят именно здесь, в этом он не сомневался. Впрочем, в других городах он не бывал, потому его мнение не было объективным. Неверов тем временем остановился возле небоскреба, и с явным ожиданием стал посматривать на часы.

– Опаздывали мы, но в итоге опоздал он. – прошептал себе под нос Неверов.

      Тут дверь автомобиля отворилась и возле Бибикова сел молодой человек с экстравагантной наружностью с точки зрения дворника, но вполне обыденной для реп тусовки. У молодого человека были цветные волосы, татуировки на руках и на лице. Одежда на нем была с надписями различных именитых дорогих брендов.

– Знакомьтесь, Бибиков, рядом с вами расположился репер Потный.

      Бибиков со своею всегдашней отсталостью, не поверил своим ушам, однако всё же он пожал руку этого музыканта. И, безусловно, он не знал, кто это глядит на него белесыми непроницаемыми линзами. Дворник лишь смог выговорить нечто невразумительное.

– А почему Потный?

      И что тут началось…. Дворник даже не смог слушать весь этот поток мыслей этого юного гедониста. Юноша начал рассказывать ему о том, как он потеет, делая свою музыку, как покупает биты и сочиняет тексты за несколько минут, и один текст даже зачитал здесь, прямо в машине. Затем он стал рассказывать, как он потеет, развращая девушек, и как он лишил одну из них невинности прямо в сауне, также о том, что он спит сразу с несколькими девушками. Он поведал о своем пристрастии к наркотикам, алкоголю и кальяну. О том, что у него большие многотысячные концерты и миллионы поклонников, миллионы подписчиков в социальных сетях и на Ютюбе. И слушая всё это безобразие, Бибикову казалось, что прямо сейчас из его ушей хлынет кровь. Юноша не замолкал, но внезапно он перешел на другую тему, он стал хвастаться своими дорогими украшениями, автомобилями, квартирой в столице. Когда он окончил эту свою тираду, насыщенную бранными словами, называющими гениталии в различных вариациях. Бибиков сказал с чувством отвращения.

– То, что вы сейчас описали, это гедонизм в чистом виде.

      Но Неверов тут же добавил от себя.

– Боюсь, Бибиков, нынешняя молодежь не слишком хорошо разбирается в философии. Они верят в магию чисел. Потому и стремятся к десяткам, тысячам, миллионам. Им нужны миллионы просмотров в интернете, тысячи поклонников и десятки половых партнеров. Еще, конечно, миллионы рублей им нужны, а лучше долларов. Конечно, ваш сосед, которого я сегодня подвожу, обыкновенный “кальянный репер”, который произносит вслух тексты о деньгах, женщинах легкого поведения, с низкой социальной ответственностью и вообще о богатой разгульной жизни. Слушателям и зрителям такое нравится, ведь у них ничего такого нет, и не будет. Такие реперы как он, умирают от передозировки наркотиков или алкогольного угара, либо они превращаются со временем в политических реперов. Одни из них хвалят власть, другие ее критикуют, и у тех, и у других имеются свои как сторонники, так и противники. – сказал Неверов резко завернув автомобиль за угол кинотеатра, а затем припарковался. – А впрочем, у нас сейчас очень важное дело впереди, так что, Бибиков, берите свой закадычный пакет и идемте на прием к министру культуры.

      Бибиков выходя из автомобиля Неверова, долго не мог прийти в себя после всего услышанного им от этого аморального юноши, который постоянно повторял – я кайфую.

      “Какая гнусность, разве можно делать зло себе и людям и при этом чувствовать удовольствие?” – думал Бибиков. – “Какая-то новая ступень эволюции разврата. А впрочем, и раньше были гладиаторские бои, публичные дома с проститутками, были кутилы тратившие огромные состояния. Всему этому подражали, всему этому завидовали. Ничего не меняется. И всё это извращение транслируется на широкие массы молодежи. И Неверов не прав! У молодежи, предположим, нет таких денег как у этого горе музыканта, но они могут совокупляться как он, употреблять всяческие вредности и вообще всяческими способами деградировать. Я слышал, что они еще и оружие показывают в своих клипах, тем самым пропагандируют насилие. Моральное дно – кратко говоря. Мертвечина, разложение”.

– О чем вы задумались, добросердечный Бибиков? – спросил у Бибикова Неверов.

– О смысле я думаю. О смысле всего этого псевдоискусства. Ведь в текстах этого юноши нет никакого смысла! – вспылил Бибиков.

– Смысл остался в прошлом, для них он слишком сложен. Им важна эмоция, чувство, импульс. Смысл не удовлетворяет, им нужно что-то быстрое и сильнодействующее. Сознание молодых людей стало клиповым, больше нескольких минут информации они переварить попросту не могут. Но разве все идеологии поступают не так же, разве они руководят массами смыслом? Нет, не смыслом. А воздействуют на эмоции и чувства, на первобытные инстинкты.

– Но как же тогда в прошлые века писали книги по несколько лет, картины по несколько лет. По десять, двадцать лет! И создавались подлинные произведения искусства. А сейчас что, он записал на смартфон несколько строк, наложил на них бит, выложил всё это в интернет и при этом чувствует себя гением. Где это видано, чтобы художник столь халтурно творил! Потому и на этой неделе их творение гремит, а завтра о нем уже никто не помнит.

      Неверов остановился возле входа в кинотеатр и слегка хихикнул, но столь хладнокровно, словно рептилия зашипела, отчего дворник Бибиков вздрогнул.

– Вы не представляете, Бибиков, насколько вы архаичны.

      На это обвинение в отсталости воззрений, Бибиков ничего не ответил, ведь это было сущей правдой, он давно кардинально отстал от жизни. А впрочем – подумал он – ничего не переменилось, жизнь только меняет наряды, за коими скрывается всё та же старуха смерть.

      Войдя в помещение кинотеатра, Бибиков сразу же оказался в толпе всевозможных артистов, журналистов, депутатов, казалось, что здесь собрался весь свет общества. Однако свет будто бы погас и Бибиков, словно оказался во тьме, когда он увидел то, по какому такому особенному поводу все эти люди здесь собрались. Оказывается, сегодня здесь происходит презентация, или точнее говоря премьера очередного военно-патриотического фильма, спонсируемого различными фондами, в том числе и министерским. И что возмутило Бибикова больше остального, так это то, что сама тема этой киноленты, описывающей вымышленный героизм никогда не существовавших псевдогероев русийких солдат якобы защищавших столицу от фашистских захватчиков. Ветхое мифотворчество, которое подают так, словно всё это основано на реальных событиях. И миф этот состоит не в том, что одни убийцы убивали других убийц, а миф в том, что одни убийцы злодеи, что не нужно оспаривать, а другие убийцы якобы герои, что, безусловно, ложь, так как все убийцы по определению злодеи и преступники.

      “Ложь также не меняется. Ведь это неправда, да и историками доказано, что эти события выглядели не так. Всего этого не было. А они подают ложь как неопровержимый факт. Неужели государственная пропаганда так работает, ей видимо плевать на доказанность или недоказанность, ей лишь бы сделать очередной милитаристский выпад в сторону общественности. И больше ничего. Никакого смысла, только сухое воздействие на народные чувства”. – думал Бибиков разглядывая большущий плакат, рекламирующий этот военный фильм.

– Такие фильмы министерство культуры снимает каждый год по несколько штук. Из ста десятков только десять окупаются, и есть фильмы, которые снимают, но зритель их никогда не увидит, настолько они плохи. Министерство культуры это отдел пропаганды и ничего более того. – заявил Неверов говоря у самого уха Бибикова, дабы тот расслышал его в этом шуме толпы.

– А вот и само персонализированное министерство культуры в одном лице. – прибавил он и отошел от Бибикова на приличное расстояние.

      Посреди всей этой разряженной в дорогие наряды публики, появился такой худенький интеллигент, насколько заведено у много читающего человека, в очках, в сером костюме паршивого покроя. В общем, этого министра культуры можно легко спутать с каким-нибудь перезрелым студентом, который недоедает, лысеет, словно его разрастающийся ум вытесняет корни волос с его головы вместе с совестью.

      Бибиков нисколько не смущаясь, подошел к этому заморышу от науки Медичинскому.

– Позвольте представиться. Бибиков моя фамилия. Я пишу, вернее, хочу написать книгу о современности. Надеюсь, вы мне уделите несколько минут своего времени? – сказал Бибиков и протянул министру свою руку для рукопожатия.

      Однако министр культуры оказался горделив и не менее самоуверен, чем наглый университетский дворник. В министре он разглядел нечто холодное, резкое, отточенное.

      От такого холодного отношения к себе, Бибиков слегка стушевался. И тут же в ответ протянул министру конверт с письмом Неверова. Но и конверт министр не взял, потому немедленно отвернулся.

      “Я будто взятку ему предлагаю. Этот неверовский конверт только всё портит. Хотя и пропагандистское искусство охотно продается”. – подумал Бибиков.

      Тут Бибикову стоило отчаяться, однако к министру подошел сам Неверов, что-то тому прошептал, и тут-то наконец-то министр разглядел кислую физиономию Бибикова.

– Вы намерены расспросить меня о сегодняшней премьере? – спросил министр культуры.

      “Как будто мне не ясно, что все ваши проекты, это грубая государственная пропаганда”. – подумал Бибиков. А тем временем министр культуры счел молчание дворника за положительный ответ, потому и начал свое нудное тоскливое повествование. Бибиков по ходу его рассказа, думал о правде.

      “Воинственный патриотизм этот министр почитает за неотъемлемую часть русийкой культуры. И если культура такова, то она мне противна, она безнравственна. Войны, победы, юбилеи победы, патриотическое воспитание молодежи. Мерзость на мерзости и мерзостью погоняет. И всё это он замесил в этом фильме, который спонсирует министерство культуры. Даже если этот фильм не окупится в прокате, то ничего страшного, цель у этого гнилого продукта иная. Пропаганда военщины, на самом деле всего лишь бутафория, столь схожая с декорациями в этом фильме. Снимают на зеленом экране и живут мифами. Снимают насилие, военное насилие, будто оно может быть не злым и не преступным. Тогда как, по правде, насилие всегда зло. Сколь это всё скверно. Но этот захудалый министеришка этого не понимает. Отрабатывает зарплату. А впрочем, чтобы быть винтиком в государственном аппарате иначе мыслить и не позволяется. Вот только они все винтики в танке, причем в ржавом танке, застрявшем в болоте. Но что же ждать от тех, кто не вернулся с войны. Верней, они-то вернулись, но продолжают жить в мирное время, словно в военное время. Они настолько привыкли к войне, что и жить иначе не могут, да и не хотят. Им бы всё пушки строить, ракеты, корабли, танки. Орудия массового убийства. Только подумай об этом, ты, бездушный министеришка. Орудия убийства. Противно. О как же мне противна эта ваша мертвая пропаганда. Всё живете в прошлом, чтите преступления предков, желая стать сопричастными той мифологии. Государственная религия – победобесие. Но нужна ли современной молодежи эта ваша мертвая пропаганда суеверий патриотизма? Нет, им она не нужна. Вы их сгоняете в армию. Тогда как они свободные люди, и рабами быть не желают. Но что для вас люди, так, нажиматели на кнопки, курки, рычаги. Война чудовищна. А для тебя, министеришка, она покрыта золотом. Как бы вам объяснить, что орудия убийства есть зло, и все солдаты убийцы злодеи. Но вы не поймете, ваша религия – смерть. Вы всё равно будете создавать всё новые орудия убийства. Вы их постоянно совершенствуете. И тем самым всё больше нравственно деградируете. Сколько сил, ресурсов, ума, и всё ради лозунга – можем повторить. И повторяют. Обязательно повторяют. Как маньяки не останавливаются на одной жертве, но чувствуют голод, слышат голоса. И это руководители страны? Мерзкие гнусные руководители. Потому-то в этой пропащей стране единственное что хочется, так только умереть, поскорее бы умереть, и не видеть и не слышать их патриотические речи, в стране, в которой постоянно ждешь прихода полиции из-за слов, картинок, из-за книги, репоста. Неправильно мыслишь, и тебя начинают считать экстремистом, или даже террористом, по причине отказа от насилия. Тогда как действительные террористы те, которые придумали армию, придумали оружие. Они-то и есть злодеи. И они правят. Война и насилие – их вера, религия. А если не веришь, то ты еретик, и тебе уже приготовлена тюрьма. Страна мертвых. Здесь не живут, нет, здесь подготавливаются к смерти. Но недолго вам осталось править. Скоро, очень скоро поколеблются ваши троны, ваши памятники. Новые люди отвергнут всю эту военщину, весь ваш чумной патриотизм. Ваши скрепы уже трещат и корёжатся. Такова моя вера. Вам же я не верю”. – размышлял Бибиков не слушая Медичинского.

–…Вот, в общем-то, и всё, что я могу вам сказать насчет презентуемого сегодня фильма. Патриотическое воспитание является для нас приоритетной движущей силой культуры. В нашем фильме идеально подобраны актеры, натуралистические декорации и ландшафты.

      “Ну да, ну да. Всё тот же актер, участвующий во всех крупнобюджетных русийских фильмах и всегда играющий самого себя”.

– Надеюсь, вы останетесь довольны, ведь в постановке нашего фильма участвовали ваши коллеги видные историки и реконструкторы. – сказал Медичинский.

      “Так вот почему ты заговорил. Неверов тебе нашептал, будто бы я историк. Что, конечно, не правда. Но, а ты, какой ты? Не ради ж денег ты хвалишь русийское искусство, попутно ругая иностранную киноиндустрию. Нет, ты сам веришь во всю эту чушь. Ты сам веришь, будто так правильно, что это якобы полезно. Но веришь с прохладцей, веришь автоматически, по схеме. Или по приказу”.

– А почему у вашего фильма такое название – “Можем повторить!”? – спросил, словно невзначай Бибиков.

      Ответ у министра культуры, безусловно, был уже приготовлен, тот начал что-то объяснять, начал рассказывать о наследственной памяти, о чествовании предков, и сильном государстве и о героическом народе. Слушая его, Бибиков не выдержал и высказался напрямую.

– Ну, хорошо. Псевдоценности и псевдогероев вы показали. Ну а дальше-то что? Супротив, какого врага вы сейчас-то вооружаетесь? Вам должно выступать против тирании нынешнего президента, против бедности в стране, коррупции, против вредных привычек или половой распущенности. И что же, вы боретесь со всем этим с помощью танков и кораблей? Неужели вы не понимаете, что вся эта ваша злосчастная пропаганда бессмысленна и вредна.

– Так вы либерал. – осудительно воззрился министр культуры на Бибикова. – Тогда мне с вами не о чем разговаривать. К тому же всеми проблемами в стране, которые вы перечислили, занимаются другие министерства.

“Конечно же, это извечная борьба консерваторов и либералов. Вот только я не тот и не другой. Я в ваших распрях не участвую. Я сам по себе. Вот только вам всегда нужно определить человека в тот или в другой лагерь”.

– Конечно это так. – согласился Бибиков. – Однако именно культура призвана наставлять людей, одухотворять их. – на последнем слове Бибиков услышал возле себя сдавленный смешок и обернувшись увидел Неверова, который одними своими зелеными змеиными глазами намекнул, дескать – заканчивай, а то худо будет.

      Впрочем, и время, отведенное для небольшого интервью, закончилось, причем окончилось полным фиаско. Медичинский отошел не попрощавшись.

      Бибиков ощущал гнетущую душевную тяжесть, всё как-то произошло скомкано и безрезультатно. Ничего хорошего из этого предприятия не вышло. Так для чего он здесь? К чему всё это ведет? – вопрошал он у себя, всё более предаваясь внутреннему унынию. Может быть, поэтому прибывая в этой апатии, он не заметил, как вышел из кинотеатра и очутился в автомобиле Неверова.

– Не вешайте нос, Бибиков, вы же не гардемарин. Вы всего лишь начинающий культуролог. – иронически улыбаясь произнес Неверов.

– Всё насмехаетесь надо мной. Иронизируете. – ответил тому Бибиков. – Но вы даже представить себе не сможете насколько жалко и ничтожно я выглядел пред этим министирешкой.

– Почему же не представляю, очень даже могу себе вообразить. – рассмеявшись сказал Неверов. – В том-то и состоял мой план.

– Какой же, позвольте узнать? – вопросил Бибиков.

      “Нет, Бибиков, ты не узнаешь мой замысел до самого своего конца”. – подумал Неверов, а вслух сказал. – План мой был весьма прост. Пока вы брали у министра культуры Медичинского интервью, который, да будет вам известно, терпеть меня не может, я неплохо так пообщался со своими знакомыми.

– Что? Значит, мы не поедем обратно?

– Вас, Бибиков, не понять, то вы понижаете свою самооценку, то вновь готовы на подвиги. Вы уж определитесь, какова ваша устремленность.

– Я понял. Так вот для чего я вам понадобился! Министр вас недолюбливает, а интервью вам брать у него надо было, затем вы и воспользовались мной. Или вы хотели увидеть мое унижение. Так вот оно вам. Довольны?

      “Глупый, Бибиков, если бы мне нужен был журналист, то я бы попросил кого-нибудь из них. К тому же более чем сам себя, никто тебя унизить не сможет”.

– В журналистике нет ничего унизительного, унижает только лицемерие, да работа на правительство. Вы же, Бибиков были честны и неподкупны. – тут Неверов резко перестал улыбаться. – Прежде чем к вам обратиться, я навел о вас кое-какие справки, вернее мой сын, учащийся в университете, поведал мне о вас. Рассказал о том, как вы якобы любите читать лекции по истории в пустой аудитории.

      Бибиков перестал дуться, и ответил.

– Я же вам говорил, что я не историк, и не культуролог. Я простой университетский дворник. И что с того? Только вы называете меня историком. Да и вся эта ваша история о душах мертвых, показалась мне крайне занимательной.

– А какое у вас образование? – спросил Неверов.

– Видимо, никакое. В ранней юности меня определили в военное училище. Но в милитаризме я разочаровался, ставши пацифистом. И покинул эту военщину. В военном училище я изучал историю войн, поэтому я и стал интересоваться всемирной историей. Затем я поступил на исторический факультет. Прошел год, и я разочаровался в истории как в науке. Отчислился по собственному желанию. Я изучал историю, и меня привлекло всемирное искусство. Поэтому недолго думая я поступил на факультет культурологии. Однако культуролог из меня также не вышел. Примерно через год я отчислился, так как меня заинтересовала философия и религиоведение. В конце концов, и в религии я разочаровался и потому стал агностиком. Я за все эти годы научился только одному – разочаровываться. Я когда-то был увлечен всем, я был словно очарован, околдован, но однажды чары развеялись, магия угасла. И что же осталось во мне – спросите вы меня? – тут Бибиков призадумался, а потом ответил. – Я и сам не могу на этот вопрос ответить. Я просто убираю за людьми, они мусорят, а я собираю их мусор, надеясь на то, что однажды они перестанут создавать мусор и мой труд станет не нужен. Я вижу весь тот идеологический мусор, которым завален этот мир и потому стремлюсь вычистить этот мир, я желаю сделать его чуточку чище. Но вы правы, без диплома, без бумажки кто я? Никто. Всего лишь дворник.

      Неверов, внимательно воззрившись на Бибикова, сказал.

– Либо вас, Бибиков, можно назвать кладбищенским сторожем. Вот перед вами могилы, кресты, надгробия, памятники и склепы. И вы, будучи живым, за всем этим погостом приглядываете. Вот только каково быть единственному живому человеку среди мертвецов? Каково быть расколдованным?

– Порою одиноко. – промямлил Бибиков. – Особенно уныло видеть и слышать всё это культурное безобразие, которое творится в нашей стране. Все эти бесконечные фильмы про войну, спорт и космос. И все они о прошедшем. Мы попросту копаемся в прахе.

– Вы, Бибиков горячитесь, а нужно ко всему относиться спокойно.

– Я высоконравственный высокочувствительный человек, потому иным быть не могу и не желаю.

– Потому-то и седеете раньше времени. Вы морально устаете. Вам бы отдохнуть. – здесь Неверов сделал паузу. – Чтобы завтра с новыми силами приступить ко второму интервью.

      “Хороший отдых ты мне предлагаешь. Вот уж нет, воздержусь”. – подумал Бибиков и, ощетинившись, зашипел словно еж.

– Не буду я больше никого интервьюировать. Хватило мне и этого недавнего позора. Не удивлюсь, если меня еще на камеру снимали. Не нужны мне ваши деньги и славу свою заберите обратно. Я сыт по горло всем этим!

      “Что ж, раз так, то мне придется менять тактику, чего, конечно не хотелось бы. Но что с этим идиотом поделаешь”. – помыслил Неверов и сказал.

– Резковато с вашей стороны, Бибиков, так поступать. Всё нервничаете, когда нужно всё хорошенько обдумать. Я же от вас многого не прошу. Мы с вами завтра осмотрим один склеп. Это будет нетрудно, я вам обещаю.

– Склеп? Какой еще склеп? Я думал, что вы говорите аллегорически. – сказал Бибиков, а сам подумал. – “Попахивает уголовщиной. Не к добру это”.

– Метафора она и есть. – здесь Неверов посерьезнел. – Но о том вы узнаете завтра. А пока, освободите мой автомобиль от своего присутствия. Доедите до университета на метро.

      В ответ Бибиков только фыркнул и, выбравшись из автомобиля Неверова, захлопнул дверцу, да столь громко, что ему показалось, будто сейчас журналист изменит свое снисходительное отношение к дворнику, на менее покладистое. Но ничего не произошло, поэтому Бибиков молча поплелся до станции метро, прибывая в разрозненных чувствах. С одной стороны в нем бушевало отторжение, с другой стороны напирало любопытство. Да и сам его тридцатилетний возраст, то ли еще юность, то ли уже зрелость. Потому в нем то ли юношеский максимализм, то ли мудрое желание покоя и рациональности. Бибиков словно поделен пополам.

      “Только раздвоения личности мне не хватает”. – подумал он и внутренне усмехнулся. – “А всё-таки как же занимательно начала фонтанировать моя серая жизнь всяческими событиями”.

      Уже сидя в вагоне, он начал размышлять о современной культуре.

      “Они сопоставляют культуру западную и культуру русийкую, и что из этого всего получается? А выходит то, что с одной стороны они пытаются подражать западному искусству, в частности – кинематографу, либо они снимают свое, и это свое оказывается очередной – чернухой. С другой стороны, создают патриотическое гнилье, давно истлевшее в закромах государственной пропаганды, и умы нынешнего поколения уже не переносят запах этого трупного яда, у нынешней молодежи выработался иммунитет ко всей этой националистической заразе. Пропагандисты всё пытаются надавить на государство образующие архаичные скрепы, дабы они зацепили современную молодежь. Всё хотят, чтобы они любили своих, и ненавидели чужих. Старая песенка. Обыкновенный фашизм. Выступают против национализма, но при этом занимаются возвеличиванием страны и народа. И это противоречие их нисколько не смущает. Устаревшее безобразие. Все эти националистические лозунги, обряды, присяги. Но чему удивляться, когда во властных структурах заседают старики, потому иначе мыслить и поступать они попросту не умеют. Так было когда-то при моем обучении в школе, когда на мою парту положили учебник по географии и сказали прочитать текст о численности населения. Вот только данные в этом учебники давным-давно устарели, да и многие страны сменили названия и размеры территорий. Но учителей это обстоятельство не волновало, у них были только такие привычные им учебники. Так и пропагандистские методички всё те же, по ним и работают. Результат от такого подхода двоякий. Старшее поколение одобряет нынешний режим, тогда как младшее поколение смотрит на власть с отвращением. Как и мои родители голосуют за президента Мутина, на что я им парирую и говорю – а то, что он вам пенсионный возраст повысил и поэтому вы теперь прозябаете в безработице и нищете, это, по-вашему, ничего, такая вам стабильность нужна? Они в ответ молчат, зная, что это плохо, но это плохое свое, родное, а что-то новое страшно. Они мыслят именно так. Но это пройдет. Это пройдет. Уйдет на покой старое поколение и возьмет с собой в могилу государство с ее победобесием, религией и патриотизмом. Всё это станет одной большой библиотекой, она как бы есть, но уже никому не нужна”.