Сто историй любви Джульетты

Джек напевает матросскую песенку, любуясь собой в зеркале. До чего красива новая форма лейтенанта! Он был лучшим в своем выпуске в Аннаполисе и поступил в военно-морской флот в звании мичмана, а теперь, два года спустя, получил второе повышение. Конечно, сейчас немного легче подняться по служебной лестнице из-за войны, хотя тоже не так-то просто. Пока остальные страны дерутся, Соединенные Штаты по-прежнему сохраняют нейтралитет. Повышение надо заслужить, и Джек с гордостью рассматривает новые планки на воротнике своей рубашки и нашивки на кителе.

В дверь просовывается голова его товарища, Даррена.

– Все никак не налюбуешься собой, павлин чертов?

Джек со смехом хватает с койки подушку и швыряет в друга.

– Не завидуй!

Даррен ловит подушку и швыряет обратно.

– Завидовать, что теперь на тебе больше ответственности? Нет, спасибо, сэр. Я рад, что у меня ранг пониже. Рано или поздно нас втянут в войну, и тогда я бы хотел, чтобы на моей совести было как можно меньше человеческих жизней.

– Странное отношение для потомственного военного моряка, – хмурится Джек.

– Это называется мудростью.

Даррен торжественно постукивает себя по лбу, улыбаясь с видом мальчишки, запустившего фейерверк на соседской лужайке.

– Я не допущу, чтобы кто-то из моих людей погиб, – серьезно отвечает Джек.

– Вот за это мы тебя и любим. За искренность и очаровательную наивность.

Джек, однако, далек от наивности. Он повидал немало смертей задолго до того, как его нога ступила в священные залы Военно-морской академии Соединенных Штатов, до прибытия на службу в Перл-Харбор. Просто никто об этом не знает.

– В общем, – говорит Даррен, – я заглянул сообщить, что сегодня в городе вечеринка. Живая музыка, крепкие напитки, красивые девчонки… Что скажешь? Смотаемся с базы?

– Неохота, – отвечает Джек.

За два года службы он разбил не одно девичье сердце и решил сделать перерыв: девушки, которых он целует, хотят большего, чем он может дать.

– Да ладно, чем ты намерен заниматься?

– Книжку почитаю.

– Ты упускаешь возможности, которые дает тебе форма, особенно новые лейтенантские нашивки, – качает головой Даррен. – Стоит тебе зайти сегодня вечером в бар, и половина Гонолулу упадет в обморок. Черт возьми, Супермен, ты можешь затащить их в постель всех скопом.

Джек остается невозмутим. Интрижка на одну ночь – как водка: когда выпьешь, вроде бы лучше, а потом наступает похмелье, и чувствуешь еще большую опустошенность, чем вначале.

– Спасибо за приглашение, – говорит он, – лучше я останусь дома.

– Ты как восьмидесятилетний старик в теле… сколько тебе лет-то?

– Какая разница? – пожимает плечами Джек. – Ты только что обозвал меня Суперменом. Ему около тридцати, и он бессмертен.

– Старый скряга, вот ты кто! Держу пари, что под щегольской униформой на тебе стариковский кардиган, а не плащ Супермена.

– Меня устраивает, – смеется Джек. – Ни за что не напялил бы на себя колготки.

– Если передумаешь, мы будем в «Тики-Тики-лаунж». Давай, старина.

Даррен шутливо салютует и исчезает за дверью.

Еще раз взглянув в зеркало, Джек хватает фуражку и направляется к двери. Если оставаться дома и читать, то лучше заглянуть в библиотеку, пока не закрылась.

Он обшаривает все три полки с художественной литературой, надеясь найти что-нибудь новенькое. Библиотека военно-морской базы не самая обширная, поскольку большинство мужчин в свободное время предпочитают пиво, но иногда ему удавалось найти здесь настоящие жемчужины.

– Извините, – обращается Джек к библиотекарше, стоящей к нему спиной.

В библиотеке кроме них ни души. Девушка оборачивается. Когда их взгляды встречаются, по телу Джека пробегает сладкая дрожь, и он застывает.

– Закройте рот, лейтенант, муха залетит, – смеется библиотекарша, опуская на стол стопку книг.

На бейджике написано имя: Рейчел Уилкокс. Она определенно новенькая, Джек раньше ее не видел.

Рейчел одета в голубое платье в мелкий белый горошек, стянутое на талии поясом в тон. Ее бедра дерзко покачиваются, а в голосе слышна дразнящая снисходительность, как будто она уверена, что все мужчины на базе предпочтут красивую женскую грудь самой интересной книге.

Джек берет себя в руки.

– Я… э-э… пришел вернуть книгу, – говорит он, вытаскивая из кармана томик в мягкой обложке. – И надеялся, что поступили какие-нибудь новые романы… Похоже, с прошлой недели ничего не появилось.

Он указывает на полки с художественной литературой.

– Наверняка там найдется что-то на ваш вкус, – с дразнящим блеском в глазах отвечает Рейчел.

– К сожалению, я не люблю перечитывать по второму разу, а все эти книги уже читал. Я вообще-то грамотный.

Рейчел смеется: словно тропический ветерок шелестит в кокосовых пальмах.

– Тогда пойдемте со мной. Есть новая книга, которая вам понравится. Только что принесли коробку с пожертвованиями.

– Откуда вы знаете, что мне нравится?

– На мой взгляд, вы человек самодовольный, а роман, о котором я говорю, посвящен приключениям одного очень самовлюбленного парня.

– Ой, – краснеет Джек. – Честное слово, обычно я не так спесив. Просто сегодня утром меня повысили.

– Ничего страшного, – вновь смеется девушка. – В отличие от большинства мужчин вам это идет, лейтенант.

– Меня зовут Джек.

– Называть вас по имени, мальчики, – это первый шаг к тому, чтобы попасть на крючок и стать новым трофеем у вас на стене.

– Я не хочу превращать вас в трофей.

– Вот и я не хочу. Итак, мы пришли к согласию. Пойдем поищем книгу? – улыбается Рейчел, показывая милую ямочку на правой щеке. И оказывается, что все наоборот: не Джек поймал ее на крючок, а Рейчел со своей озорной ямочкой поймала Джека.

Мимо пробегает долговязый подросток, и я отвлекаюсь от рассказа. Мальчишка сжимает в руке маленький блокнот в спиральном переплете, и я сразу же проникаюсь к нему симпатией – сама держу при себе блокнот. Он взбегает по трапу на «Алакрити».

Тем временем морская песня Себастьена подходит к концу, и, клянусь, буквально весь порт улыбается. Несмотря на возмутительный поступок Себастьена, меня охватывает нежность к нему. Может быть, из-за песни. Или, может быть, я проецирую на Себастьена лейтенанта Джека из моего рассказа. Во всяком случае, сейчас я на него не злюсь.

Себастьен появляется на корме с бутылкой вина в руке. Восходящее солнце обрисовывает его силуэт мягким оранжевым светом, и, несмотря на многослойную теплую одежду, его движения полны уверенности и элегантности. Видно, что команда обожает капитана. Все собираются вокруг него.

– За благоприятную погоду, удачный улов и лучших краболовов, с которыми я имею честь работать! – говорит Себастьен.

– Ура! – кричат матросы.

Себастьен вытаскивает пробку и выплескивает вино на палубу, затем передает бутылку остальным членам команды, и те по очереди благословляют лодку.

Он совсем не похож на невоспитанного грубияна, с которым я сталкивалась раньше. Несмотря на мою прежнюю решимость не давать ему ни единого шанса, я замечаю в реальном Себастьене черты воображаемого.

Словно почувствовав, что я за ним наблюдаю, Себастьен окидывает взглядом причал. Наши взгляды на мгновение встречаются.

На моем языке мгновенно расцветает сладость, словно тоска по прошлому и любовь, перебродившие в теплое медовое вино. Я задыхаюсь от вкуса, одновременно знакомого и нового. И вдруг вспоминаю: я почувствовала ту же сладость в «Ледяной выдре», но думала, что это уникальная особенность местного пива, которым меня угостила Бетси. Тот же вкус коснулся моих губ в книжном магазине, просто я слишком отвлеклась на стычку с Себастьеном и не обратила внимания. По-моему, такое случалось и раньше, до Аляски. Странно.

Себастьен прижимает пальцы к губам и на мгновение закрывает глаза, будто смакуя.

Тоже почувствовал вкус медового вина?

Я чуточку влюбляюсь в эту вероятность и попадаю под очарование человека, который наполнил своей песней весь порт, который раньше меня знал, что я приду за своими книгами, с которым я чувствую незримую связь, хотя мы едва знакомы.

Жаль, что я не могу подняться на борт «Алакрити» и спросить прямо, что все это значит. Подозреваю, он знает гораздо больше, чем хочет показать, и, возможно, отталкивает меня именно по этой причине.

Когда Себастьен открывает глаза, я поднимаю над головой «Искусство написания романов» и шепчу одними губами:

– Спасибо.

Он бросает на меня самый грустный взгляд на свете и кивает, затем поворачивается и отдает приказ сниматься с якоря.

Себастьен

Прошла неделя, а я все еще думаю о ней.

Темное, словно плащ вурдалака, небо, двадцать градусов ниже нуля, холодный ветер… «Алакрити» яростно качается на волнах. Мне следовало бы уделять больше внимания экипажу и сложностям с ловушками. Мы уже семь дней в море, добыча обратно пропорциональна силам, потраченным на выживание в штормовых условиях, а мои мысли постоянно возвращаются к Элен.

– Капитан?

В дверях рулевой рубки стоит Колин. По-видимому, он обращается ко мне не в первый раз.

– Что случилось, Меркульеф? – Я делаю вид, что ничего не произошло.

– Пиньерос послал сказать, что есть свободная койка. Он может встать на вахту, если вы хотите немного вздремнуть.

Я отмахиваюсь, зная, что все равно не усну, пусть лучше поспит кто-то другой.

– Все нормально.

– Точно? – переспрашивает Колин. – У вас какой-то усталый…

Я впиваюсь в паренька таким взглядом, что он замирает, как олень в свете фар. Прием запрещенный, но ничего не поделаешь: я как натянутая струна, и нужно выгнать его из рубки.

– Я могу вам чем-нибудь помочь, раз уж все равно пришел?

– Нужно найти способ разорвать круг, – бормочу я.

– Что вы сказали, сэр?

– Ничего, – отвечаю я. – Вообще-то мне бы не помешало немного кофеина.

– Вас понял, капитан.

Колин скрывается за дверью, а несколько минут спустя приносит свежий кофе и оставляет меня в покое. Наедине с бушующим морем и такими же неспокойными мыслями.

Джульетта… Джульетта… Джульетта…

Военно-морская база Перл-Харбор, Гавайи, октябрь 1941 года

– Извините, – обращаюсь я к библиотекарше в голубом платье в белый горошек.

Она стоит ко мне спиной, хотя в комнате больше никого нет.

– Я хотел вернуть книгу…

Она оборачивается и смотрит мне в глаза. На губах возникает знакомый вкус медового вина, и я застываю. Это она.

– Закройте рот, лейтенант, муха залетит, – смеется девушка, отложив стопку книг, и направляется ко мне, покачивая бедрами.

Я загипнотизирован этим движением. Мне удается закрыть рот, только когда она оказывается прямо передо мной.

На бейджике написано: Рейчел Уилкокс.

– Вы новенькая, – шепчу я.

– Ага, сегодня первый день.

Она улыбается, и маленькое помещение библиотеки внезапно заливает теплый золотистый свет. Улыбка Джульетты всегда так действует.

Я тереблю накрахмаленный воротничок и указываю на полку с художественной литературой.

– Я… э-э… надеялся, что появились какие-нибудь новые романы.

– Наверняка там найдется что-то для вас интересное, – говорит Рейчел.

– К сожалению, я уже прочел все эти книги. Возможно, вы удивитесь, но я умею читать.

Рейчел вновь смеется, словно тропический ветерок шелестит в кокосовых пальмах.

– Тогда пойдемте со мной. У меня в подсобке есть книга, которая вам понравится. Кто-то только что принес коробку с пожертвованиями.

Прекрасно зная, что лучше уйти, я тяну время. Конечно, проклятие приносит несчастье, но этому всегда предшествует неугасимая любовь: Парис и Елена, Марк Антоний и Клеопатра, Данте и Беатриче.

Поэтому я следую за Рейчел, и она действительно находит для меня замечательную книгу.

На следующей неделе я осмеливаюсь пригласить Рейчел на ужин. Мы идем в скромный ресторанчик с настоящей гавайской кухней: свинина лау-лау, приготовленная на пару в листьях ти, кислый пои, от которого у Рейчел сводит зубы, а на десерт хаупия – густой кокосовый пудинг.

Позже мы прогуливаемся по бульвару Капахулу, и она позволяет мне взять ее за руку.

Неделю спустя мы едем на северное побережье острова и наблюдаем за местными серферами. Гигантские волны завораживают Рейчел, а я не могу оторвать глаз от нее. Когда она волнуется, то смешно поджимает губы, а если серфер ловит особенно мощную волну, улыбается и восторженно вздыхает.

Когда это происходит в пятый раз, я больше не могу сопротивляться. Я наклоняюсь и касаюсь губами ее губ. Брызги воды окутывают нас прохладным туманом, а над нашими головами шелестят пальмы.

– Прости, я не сдержался, – шепчу я.

– Я не хочу, чтобы ты сдерживался, – улыбается она и целует меня в ответ.

Две недели спустя мы становимся неразлучны, не считая моих дежурств. Если она работает, я кручусь в библиотеке, а свободные вечера она проводит со мной и другими моряками. Я не умею играть в бильярд, а Рейчел – просто ас, о чем мои приятели, к своему ужасу, узнают только после того, как ставят на кон выпивку для всех. Зато в покере она ничего не понимает, поэтому позволяет играть мне, а сама изо всех сил хлопает ресницами, чтобы отвлечь других игроков. Потом мы умираем от смеха, выясняя, кто сильнее других попал под ее чары.

По субботам мы встаем рано и отправляемся на рыбалку с ее семьей: мамой, папой, четырьмя братьями и дедушкой Фредом. Мы выходим в океан на их лодке и все утро ловим махи-махи; порой попадаются ваху или жирная опакапака.

Получив за столько жизней богатый опыт мореплавания, я знаю толк в рыбалке и завоевываю уважение отца и братьев Рейчел, а дедушка Фред оказывает мне честь, приглашая помочь ему приготовить улов на гриле и на пару. Рейчел, как и все Джульетты, не умеет готовить, и ей запрещено приближаться к кухне.

После ужина семья собирается вокруг догорающего костра. Я не силен в аккордах, а Рейчел и ее братья играют на укулеле, словно инструмент – продолжение их пальцев. Правда, она не умеет петь – однажды она мне спела, и это звучало как плач дельфинов, – и мне приходится отдуваться за двоих. Мать Рейчел учит меня своим любимым песням, а я ее – матросскому фольклору.

За свою долгую жизнь я так часто оставался один, что уже не помню, каково это – быть частью семьи. Недели проходят в радостном возбуждении, и я едва не забываю, что райское блаженство не может длиться вечно.

Пока не возвращается страшная реальность, бьющая в уши, в глаза, в каждую проклятую клеточку тела.

Утром седьмого декабря японцы атакуют Перл-Харбор. С неба падают бомбы. Вокруг вздымаются стены дыма и пламени, словно бесятся раскаленные демоны, посланные, чтобы заклеймить нас болью. Вот я в казарме, а вот уже плыву среди обломков, вытаскивая людей из тонущего судна. Оттаскиваю моряков по горящей воде в сторону, чтобы их подобрали спасательные команды, и вновь плыву к горящему кораблю. В этот день погибают все мои люди, кроме двоих. Наконец я падаю на берегу.

После минутной передышки собираю остатки силы воли и, пошатываясь, бреду в библиотеку. Резко останавливаюсь – библиотеки нет, только почерневшее пожарище.

– Рейчел? – хриплю я.

Нет, ее здесь не могло быть таким ранним утром. Она приходит на работу позже… Только вот… она собиралась прийти пораньше, чтобы разобрать несколько коробок с пожертвованиями.

В сером воздухе порхают обгоревшие клочки бумаги. Один обрывок падает к моим ногам, рядом с оплавившимся от взрыва бейджиком. На нем видны буквы: Рейчел Уил…

Я вскрикиваю, падаю на землю, сжимая табличку с именем – все, что осталось от Рейчел, и вою, пока голос не срывается, а горло не начинает кровоточить. Легкие забиваются дымом и пеплом, и даже тогда я отказываюсь уходить с пожарища, с места последнего упокоения моей любви. Я пытаюсь поджечь себя, добавить свой труп к мрачному погребальному костру, однако спички задувает ветром, потом начинает моросить дождь, и Перл-Харбор меня не принимает.

Я лежу на пепелище, пока не появляется сам контр-адмирал Киммел, который вытаскивает мое тело из тлеющих останков библиотеки. Когда президент Рузвельт наградил пятьдесят одного человека, в том числе и меня, Военно-морским крестом за исключительный героизм в бою, я выбросил медаль в Тихий океан. Я ее не достоин. Я не смог защитить своих людей. Не смог защитить Рейчел.

Единственное, что я имею право хранить из Перл-Харбора, – это мрачное напоминание о моей несостоятельности: расплавленный бейджик с ее именем.

Себастьен

Ночью я просыпаюсь от криков. Я заснул на вахте, а такого никогда не бывало. Кто-то стучит в дверь рубки.

– Человек за бортом! Человек за бортом!

Сердце выпрыгивает из груди. Я выбегаю в шторм, поскальзываюсь на мокрой палубе. На судно обрушиваются порывы ветра с мокрым снегом, высокие волны бьются о корпус. Матросы уже включили ночные огни. У рейлингов стоит Пиньерос.

– Кто? – кричу в шторм.

– Меркульеф! Ловушка для крабов оторвалась и ударила его по голове.

На один кошмарный миг вспоминаю несчастный случай с Адамом. Ловушка весит восемьсот фунтов. И вновь ее жертвой может стать Меркульеф. Черт, если Колина ударило по голове, он, скорее всего, бултыхается без сознания в бушующем океане. Это гораздо хуже, чем нога Адама.

– Где? – кричу я.

Пиньерос указывает взглядом на черную пенящуюся мглу, похожую на взбесившееся морское чудовище. Колина не видно.

Я сбрасываю куртку. Пиньерос испуганно выпучивает глаза.

– Что вы делаете, капитан?

– Я за Колином.

– Нельзя, сэр! Вы утонете!

– Черт меня побери, если я оставлю его здесь! – кричу я, задыхаясь от мокрого снега, бьющего в лицо. Воспоминания о Перл-Харборе свежи в моей памяти, и мысль о потере еще одного члена экипажа в море для меня невыносима. Единственное лекарство – действие. Я стаскиваю ботинки и вглядываюсь в воду.

– Дайте мне как можно больше света!

Пиньерос колеблется.

– Скорее! – требую я.

Может, я и сумасшедший, но команда пока выполняет приказы. Пиньерос уходит, чтобы добавить света. Я ныряю.

Видимость почти нулевая. Ледяная вода бурлит. Я не чувствую себя бессмертным и в то же время знаю, что, если потеряю сознание от холода, мое тело все равно каким-то образом всплывет на поверхность, и команда сможет меня выловить. Проклятие всегда находит способ вмешаться, даже когда я хочу умереть. Сегодня такая неуязвимость очень кстати.

Что касается Колина, то он продержится в таких условиях не больше нескольких минут, и то если не пошел на дно мгновенно.

Я готов на все ради своих людей, а ради Колина особенно. Он совсем ребенок, и я пообещал Адаму оберегать мальчика.

Один из краболовов, Джонс, кричит что-то в мегафон; из-за шторма не разобрать. Пиньерос направляет прожектор.

Вот! Я вижу Колина, метрах в пятидесяти! Его тело напоминает тряпичную куклу. Море, словно взбесившийся кракен, свирепо швыряет свою добычу на волнах.

Океанская пасть пытается проглотить меня целиком. Захлебываясь ледяной соленой водой, которая попадает в рот и в нос, я продолжаю плыть.

Разбушевавшееся чудовище, не желая отдавать добычу, использует против меня все средства: холод, многоэтажные волны, мокрый снег, ветер и темноту, которую неспособны рассеять прожекторы «Алакрити».

Я стискиваю зубы. «Не отдам его!» – мысленно кричу океану. Я всего в нескольких ярдах от Колина. В лицо бьют ледяные соленые иглы. Щиплет глаза, я ничего не вижу. На несколько секунд я забываюсь и вновь попадаю в Перл-Харбор: барахтаюсь в воде, отчаянно пытаясь спасти моряков. Воют сирены, воздух загустел от дыма. Я плыву, осознавая, что мои усилия тщетны, люди утонут, я не смогу их спасти…

Волны хлещут по лицу, ледяной апперкот вырывает меня из прошлого и возвращает в настоящее. Я не смог спасти своих людей в Перл-Харборе. А этого смогу.

– Это мой мальчик, ясно? – рычу я океану, пробиваясь ближе к Колину.

Его голова уходит под воду.

– Нет!

Захлебываясь новой порцией обжигающей соленой воды, я ныряю на ощупь, ничего не видя в пенной тьме, в том направлении, где скрылся Колин. Плыву изо всех сил и сталкиваюсь с безвольным, тяжелым телом. Обхватываю его руками и пробиваюсь наверх. Когда я выныриваю на поверхность и хватаю ртом воздух, океан, разъяренный похищением, ревет еще громче.

Я в изнеможении сражаюсь с бурлящими волнами, из последних сил пытаясь плыть. В воду летит спасательный круг.

Джонс и еще двое – Сю и Грюнберг – поднимают нас с Колином, и как раз вовремя. Когда мы падаем на скользкую палубу, я понимаю, что мои конечности онемели.

Грюнберг немедленно начинает делать Колину искусственное дыхание. Все моряки знают необходимые приемы. Такая у нас работа.

Я смотрю на Колина, и меня окатывает ужас. Он достигает апогея, когда кончается адреналин. Колин бледнее кальмара и не подает признаков жизни. Грюнберг заставляет его дышать, чередуя вдохи с качанием грудной клетки. Я не могу отвести взгляд, даже когда меня рвет на палубу.

Пиньерос уже развернул лодку и взял курс на порт. Нам придется бороться со штормом всю обратную дорогу.

Джонс опускается на колени рядом со мной и накидывает мне на плечи тяжелое одеяло. Сю включает грелки для рук и тела из комплекта первой помощи и надевает на меня. Мы не спускаем глаз с Грюнберга и Колина.

Пожалуйста, не умирай, пожалуйста, не умирай, пожалуйста, не умирай!

Грюнберг ритмично надавливает на сломанные ребра. Я дергаюсь при каждом нажатии, как будто сам там лежу. Лучше бы я. Колину всего восемнадцать, у него вся жизнь впереди. А с меня уже хватит – даже слишком.

Внезапно мальчик кашляет, и из его легких выливается целое ведро морской воды.

– Слава гребаному богу! – кричит Сю.

Грюнберг садится на корточки рядом с Колином, проверяет пульс и подтверждает, что наш новичок жив.

По моему лицу текут слезы – черт возьми, мы все плачем, – но каждый отводит взгляд, притворяясь, что мокрый снег попал в глаза. Краболовы прячут сердца под непробиваемой броней. Такая у нас самозащита, когда работа связана с постоянной опасностью и риском для жизни. Я тоже умею скрывать чувства.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.