Забытый берег

Не хочу! А как быть?

Продержаться для начала до завтра. Сегодня ни Ирина, ни Оленька не должны ни о чём догадаться! Я весел, влюблён в свою жену, люблю свою дочь, они отправляются в путешествие, а я заботлив и даже занудлив, но это правильно, потому что от любви. Это всё правда, и это моё спасение на сегодня!

Вот уже завтра меня от памяти ничто не спасёт! А чтобы всё вспомнить, придётся самому отправиться в путешествие. Туда, в забытые времена. Я буду пить – да, это будет пьяное путешествие. Именно пьяное, потому что трезвый я не выдержу: два дня впереди.

Или сойду с ума.

5

…Всё получилось так, как и было задумано. Я собрал и проводил Ирину с Оленькой до метро. Вчерашний морозец ушёл, близилась оттепель, пахло влажным снегом. Ирина что-то чувствовала, но я поводов не давал, держался бодро и нарочито завидовал.

Тупое довольство явилось, и я неспешно закупил в магазине продукты, которые посчитал к коньяку подходящими: сосиски, макароны, лимон, сыр, масло. Хлеб. Пару пачек печенья. Ломоть ветчины. Приготовил и к понедельнику всё: одежда, сумка, нужные бумаги для визита в лабораторию.

Вернувшись, я не стал сразу пить, а погулял с Ренатой. Мне нравилось готовиться, поэтому, вернувшись, я подмёл в квартире полы и сделал влажную уборку. Пока я это делал, сварились сосиски и большая кастрюля макарон.

Ещё позвонил вдруг Попов, пожаловался на то, что тонет в бумагах. Я велел ему идти с женой кататься на лыжах. Или просто подышать воздухом. Или ехать в Абрамцево.

Пить я решил в кабинете. Там висели плотные шторы – чтобы не замечать времени суток. В тумбочке выстроились бутылки с коньяком – коллекция подарков. Имелась рюмка стеклянная, на тридцать граммов, с золотым ободком по краю.

Я приготовил закуску на тарелочках – ветчину и сыр. На одно маленькое блюдечко насыпал сахарный песок, на другом уложил тонко порезанный лимон. Нарезал хлеб. Всё это расположил на письменном столе, постелив предварительно разовую скатерть в виде нескольких слоёв старых газет. Пахло приятно. Кастрюли с макаронами и сосисками стояли на полу. Подождал, когда наконец Ирина позвонит и доложит, что всё в порядке, из Москвы выехали, автобус хороший, стёкла прозрачные, публика приличная, экскурсовод – приятная дама, а Оленька передаёт привет.

Вот тогда, пожелав им счастливого пути, удачи, хорошей погоды, я и начал пить!

Я пил коньяк, проклинал Зенкова, любил жену и дочь, жалел молодые годы, вспоминал забытые мелодии и сам пел песни, гулял с Ренатой, весело раскланивался с соседями, отдыхал на диване, ходил в приятный душ, умно о чём-то рассуждал, радовался, что жить мне осталось хотя и меньше, чем я уже прожил, но ещё долго, и в эти годы уместится много интересного, – и так я погружался вниз, в мрачный многоэтажный подземный лабиринт под тяжёлым кубическим зданием на Семёновской площади. Я ел руками из кастрюли макароны, отвечал на радостные звонки Ирины, спал, попыхивал ароматной сигареткой на балконе, бормотал стихи и рюмочку за рюмочкой пил тёплый коньяк, закусывая когда лимоном, когда сыром, а когда и толстеньким кусочком ветчины. И почему-то становилось светлее на душе, вспомнились забытые звуки, открылись просторы, и я будто уже пересыпал горячий волжский песок в руках или брёл по илистой тёплой отмели… Оживали знакомые лица, и, наконец, услышал я запахи: воды, пыли, иного времени жизни. И вот – стал я на четверть века моложе: уверенный, наивный, совсем не ведающий того, что меня ждёт впереди…

Глава 4

Тающие острова

1

Мы собирались рыбачить и ехали в Казань скорым поездом «Татарстан». В купе ловко разложили вещи, снасти и сумку с лодкой. Брали минимум, но тяжести хватало. Ещё Павел принёс длинный свёрток – на ощупь в нём пряталось что-то похожее на сиденья. Мы удивились, но помалкивали: он руководил, и никто с этим не спорил.

Достопамятное лето девяносто второго года… Приятное тепло установилось в Москве, и в каждом из нас поселилось радостное ощущение приключения. А от приключений мы отвыкли: Латалин работал в КБ, тосковал, да так, что его белые кудри поникли. Виноградов мечтал о дирижаблях, но занимался трубогибочными аппаратами, а я в своём вузе никак не мог понять, почему преподаватель – это никто. Вперёд, вперёд – так отстукивали колёса километры железной дороги, и ночь длинно растянулась по земле, и что-то важное, замечательное ожидало нас. Постельное бельё с запахом чистоты, чай в фаянсовых чашках, лёгкие занавески – мы мчались на восток, на Волгу!

Четвёртой в купе оказалась чудная дама лет тридцати. Русоволосая, круглолицая, глазастая, в голубом платье. Она была одновременно вытянутой вверх и вся в округлостях. Звали её Лида, и она ехала в Казань на встречу с возлюбленным!

– Мой Харламов готовится к шабашке, а пока сидит в Казани, – сообщила она. – Позавчера он мне звонил. Мы встречаемся с ним на конспиративной квартире на улице Баумана.

У неё оказалось множество свёрточков и баночек: с разными вареньями, смородиновым желе, с тёртыми грецкими орехами, перемешанными с мёдом, с цукатами, щербетом, и она нас потчевала! Мы пробовали и восхищались. Лида сияла!

– Вы знаете, – сообщала она, – мой Харламов в армии служил! Представляете – он стоял в карауле! Виктор, вот вы, вы стояли в карауле?

– Н-нет, – ошарашенно удивлялся Латалин, хмурил белые брови и смущённо крякал своим фирменным смешком. – Хе!

– А Харламов стоял! Он связистом был! Связь – это глаза и нервы армии! А на учениях радиостанцию утопил, и с него потом по десять рублей в месяц вычитали! Представляете?

Своими округлостями и милым щебетаньем Лида заполнила купе полностью.

– А вы курите? Я хочу закурить.

– Курит у нас вот… – показал Павел. – Вячеслав Петрович. Да и то – в строго отведённом для этого месте.

– А я весной была во Франции, в круизе по замкам Луары: Блуа, Бежанси… Французы галантные: только достанешь сигарету – сразу несколько зажигалок. – Лида надула губки и исподлобья посмотрела на Павла.

– Лида, кто ж тебя с Луары-то да сюда?

– Харламов…

Она вздохнула, погрустнела и задумалась.

– Ну, Лидочка, пойдём, – пригласил я, и мы отправились в прохладный чистый тамбур.

Лида встала к двери, закурила и заговорила:

– Замки потрясающие! Французы самодовольные, а сами лягушек едят. Вернулись домой, появляется Харламов! Ничего не боится! Он же волосатый, представляете? У него рубашка на плечах не лежит, на волосах поднимается! Он пригласил меня в ресторан, красиво ухаживал, накормил, и я почувствовала себя женщиной. А вы где собираетесь рыбу ловить?

– Где-то в Гремячево.

– Гремячево? Не знаю. А в Волге водятся лещи. Когда их завялить, мужики с ними пьют пиво. Точно? А сомы в Волге водятся?

– Водятся.

– А сазаны? Сазаны бывают большие.

– Это, Лида, как повезёт.

– Ну да, рыбная ловля – дело тёмное. А вы на что будете ловить?

– На хлеб и на горох. Мочёный.

Лида посмотрела на меня искоса и сощурила глаза.

– Положено так, на горох, – пояснил я.

– Ну да – на фасоль, на бобы, – она прелестно рассмеялась, – на морковку! А я верю…

И спали безмятежно, и день солнечный ждал в Казани – превосходно всё начиналось! Лида повесила через плечо большую сумку и отправилась на конспиративную квартиру на улице Баумана. А мы доехали на трамвае до речного вокзала, часа полтора прождали в сквере и лёгким «Метеором» ушли вверх по Волге. Оставив в салоне вещи, мы более часа простояли на палубе, любуясь берегами. Я и не знал, что Волга такая роскошная река!

Поспели мы ко времени – через полчаса после прибытия на гремячевский дебаркадер к берегу подошёл катер переправы на Ширван. Мы уже осмотрелись, нашли на берегу бревно, взяли с собой. «Сидеть на нём будем!» – сказал Павел. Через четверть часа пути он попросил капитана высадить нас не у Ширвана, а дальше, на конусе выноса оврага Долгая Грива – всё равно он шёл по воложке в Покровское. Удивились мы с Виктором такому знанию местности, да значения не придали. И капитан удивлялся – остановочный пункт на правом берегу назывался Ползуново, а не Ширван.

Конусом выноса Павел назвал плоскую треугольную площадку под горой. Как раз там, где её рассекала щель оврага. Площадка густо заросла кустами и деревцами. Посредине протекал ручеёк с вкусной водой. Там мы затеяли костерок, заварили чай и пили его, сидя на бревне и глядя на погружающиеся в тень от громадного берега пышные зелёные острова.

Дальше просто: надули лодку, переправились на остров, установили палатку, очаг организовали. Устроились.

А вот когда, побив комаров в палатке, мы легли спать, Павел и сказал, что приехали мы сюда по виду рыбачить, но будем ловить рыбу только для прикрытия. А на самом деле мы приехали для того, чтобы определить местоположение клада, который закопан наверху, на горе.

– Мы найдём клад, – сказал Павел, – выкопаем его и вернёмся в Москву.

Виктор задумчиво спросил:

– А эти… сиденья в большом свёртке имеют отношение к кладу?

– Это не сиденья, а антенны радиолокатора. Спокойной ночи, малыши.

2

Остров выходил к Волге низким песчаным обрывом, заросшим ивняком, и плавно тянулся метров на триста. Наклонная от Волги его поверхность кое-как была укрыта ивовыми кустами. У приверха, там, где Павел распорядился ставить палатку, росло несколько тонких берёз. Собственно говоря, это был уже не приверх, а начало острова, ровно обрезанного во время работ по прокладке газопровода. Вдоль неширокого и мелкого пролива, который мы вчера легко перешли вброд, обрыв продолжался по второму, ближнему к горному берегу острову. Этот остров оказался короче, но в середине был выше, с берёзовой рощицей на бугре. Дальше была широкая воложка.

Надо всем нависал огромный горный склон Волги – от воды до самого верха в диких зарослях пышных кустов и деревьев.

Мы медленно пили чай у костра и ели лещей, которых с утра наловил Павел. Он сидел на бревне, спиной к Волге, лицом к горам, и задумчиво их разглядывал. Лицо круглое, кепка круглая, глаза круглые, серьёзные, а нос острый. Герой…

У противоположного, гремячевского берега с далеко разносившимся по воде грохотом устанавливалась баржа с щебнем. Буксир входил в затон. Снизу шёл сухогруз.

Я вздохнул и сказал:

– Витя, а давай мы Паше накостыляем?

– Горяч ты больно, – ответил Павел, – но я понял, что вы созрели.

Он отпил чаю, облизнул губы и сказал:

– Клад есть. Вон там.

И он свободной рукой показал на горы.

– Площадка, на которой он зарыт, известна, точное положение придётся определять. Что в кладе, я не знаю, – продолжил Павел. – Но мы в течение недели его достанем. Всё готово. Ну, мелочь осталась. Лопату насадить. Кайлу. Трудностей нет, кроме тех, которые на нас свалятся.

– Не понял! – запоздало встрял Виктор.

– Здесь коридор газопровода, – вздохнул Павел и испытующе оглядел нас, – есть смотритель. Они рыбаков не любят. При этом, чтобы не врать, придётся рыбу ловить по-настоящему. Копать будем в посадках, на горах. Там хозяин – лесник. Дальше пашня. Там бывает кто-то из совхоза. И на газопровод может заявиться проверка. Вы успеваете просекать ситуацию?

Волга, сцена у костра. Павел ставил спектакль. Я просекал.

– Поэтому: Виктор! Слава! Малейшая оплошность – и мы пропали.

– Ты брось страху нагонять! – сказал Виктор и пригладил волосы. – Хе! Мы же всё понимаем!

– Ничего вы не понимаете!

– Пошёл ты к чёрту! – не выдержал я. – Откуда ты знаешь про пашню? Мы там не были! Почему ты назвал Ползуново Ширваном?

– Почему?! Нас сверху как на ладони видно! И пусть, потому что мы рыбаки! Строжайшая маскировка! Мы…

– Командуй, – сказал я.

– Делать вот что. Сейчас, Слава, ты меня переправишь на конус выноса. Я поднимусь наверх и осмотрюсь. Заберёшь меня через… три часа. К тому времени у вас будет другое настроение.

Обойдя ближний остров на лодке, я причалил у верхнего основания треугольной площадки, возле древней ветлы. Здесь Павел дал мне инструкцию:

– Наберёшь воды из ручья, вернёшься. Заглянешь в палатку. В моей телогрейке лежит отчёт. Внимательнейшим образом, Слава, вы с Виктором прочтёте то, что там написано. Подготовите вопросы. Ты меня понял?

И он напрямик отправился в густые кусты, исчез, но через мгновение я увидел его на гребне, образованном оврагом и волжским склоном. Паша размеренно поднимался и скоро скрылся за молодыми сосенками.

А я по ручью прошёл в овраг и опешил: его склоны раздвигались и высоко уходили в стороны. Впереди, за татарником, ивами и берёзками открылось огромное, как будто скалистое ущелье. Крутой склон слева от меня был в тени, а справа сиял пыльной белизной. По склону ступенями застыл грунт, на ступенях росли берёзки. Такого я и представить не мог!

Затерянный мир.

3

Отчёт мы с Виктором прочли дважды. Не верилось, но разорвать логическую цепь исследований не получалось. Хотя все её звенья были двусмысленные.

Потом смотрели «Разъяснение». Я его усваивал, а Виктору показалось неинтересным читать про сорок пятый год и советских пленных, которых лейтенант Богданов вёл в Советский Союз через Южную Польшу. Он пробежал листки глазами и отправился купаться.

– Всё, Слава, – сказал мокрый Виктор, когда вернулся с Волги. – Не отвертеться. Хе! Будем искать клад.

– Будем, – согласился я, – а если найдём?

– Поделим.

– А государство?

– Со второго января девяносто второго года, Слава, о государстве не думай. Цены отпущены.

– Как скажешь… А что такое кау-гау?

– Хе. – Виктор вспушил волосы и посмотрел на горы.

Потом он отправился на волжский берег кидать блесну, а я – за Павлом.

На конусе выноса Павел сидел под толстой ветлой, подложив под себя кеды. Рядом, на щебне, сушились стельки и носки. Вытянув ноги, он грел толстые ступни у маленького костерка. Глаза прятались под козырьком кепки. С тонкого соснового ствола он неторопливо, длинными полосками снимал кору. Черенок строгал. Рядом лежал уже оструганный. Ну да – для лопаты и кайлы.

– Паша, отчёт изучен. Вопросы потом, а сейчас я тоже хочу наверх подняться.

– Созрел? Ну, посмотри, – разрешил Павел. – Только на газопроводе люди. Меня не видели.

Вдоль ручья я вышел к тропе и стал взбираться вверх. С деревьев и кустов сыпались козявки, букашки, жучки, вдруг ужалил кто-то в плечо, оказалось – муравей. Я взмок, когда выбрался наверх. А когда оглянулся, то у меня и колени задрожали. Неподалёку от толстой разлапистой сосны я сел на край волжского склона, круто уходившего вниз, в густой лес. Такого я раньше не видел!

Сидя на тёплой земле, я видел великую реку! Она являлась слева, из мутного горизонта и, плавно поворачивая, открывалась передо мной. Правый, нагорный берег отделялся от главного русла воложкой и длинными, наползающими друг на друга курчавыми островами. Левый, дальний, беспрерывной узкой косой тянулся до места почти напротив меня так, что мы были на одной линии: гремячевский дебаркадер, оконечность косы и я. За косой виднелась открытая вода с крохотными судёнышками на ней – это и был Гремячевский затон. И уже по самому берегу тянулся до дебаркадера город Гремячево.

Посредине плыла Волга. Серовато-синяя, огромная, тяжёлая. По ней шел сияющий белизной маленький «Метеор».

Это было видно, если смотреть налево, вверх по течению Волги. А внизу, километрах в двух-трёх от оконечности косы, вновь являлись у левого берега острова. Толстыми изумрудными лепёшками они как бы ползли вниз и сливались в огромный остров от одного края Волги до другого. А с другого края был громадный уступ, за которым, как я понял, располагалось Кривоносово. На уступе сверкала металлической паутиной мачта ЛЭП, провода тонкими ниточками спускались к Волге и вновь поднимались к такой же мачте на левом берегу.

Вся эта округа от пристального взгляда парила и поднималась в небо.

И наш остров я видел как на ладони: палатка, чёрточка бревна, чёрная точка костровища. Виктора я заметил на ухвостье, на самой границе кустов и белого песка, – он блеснил.

На коридоре газопровода, аккуратно выглянув из-за деревьев, я увидел метрах в ста от себя группу людей. Они о чём-то говорили и размахивали руками. Поодаль стояла оранжевая вахтовка.

Пришлось пробираться кустами ближе и занимать скрытую позицию у опушки. Брезентовая куртка хорошо маскировала. Оттуда их было хорошо слышно, хотя ветер иногда относил слова в сторону.

Чернявый в галстуке кричал. При этом он размахивал руками.

– Как могла труба поменять плановое положение? Уползла? Я гарантирую! Дайте! Ваши фамилии будут на титульном листе!

«Сильно, – подумал я, – что это за контора?» Ему передали какие-то бумаги, он их посмотрел и заверещал:

– Вы что написали?! Существующие технические решения по стабилизации полосы отвода сведены в таблицу, из которой следует, что она может быть дополнена! Вы соображаете?

Я соображал. Что-то у них не так, им придётся здесь работать и мешать нам искать клад. Павел предупреждал!

Мужики замахали руками. Вахтовка, рыкая, подъехала к ним. На дверце я увидел белый круг и в нём чёрную надпись – ВНИИСТ.

– Везите трубу! – требовал мужик в галстуке. – Я гарантирую!

4

Виктор расшифровал ВНИИСТ как Всесоюзный научно-исследовательский институт по строительству магистральных трубопроводов. Мы отдыхали у костровища после того, как двумя рейсами переправили на остров кучу хвороста. В голове у меня прояснилось. Осталось лишь организовать грамотный поиск и аккуратную выемку клада. Зная, что Павел не ответит, я всё равно спросил:

– Что такое кау-гау?

– Не знаю, – вздохнул Павел, круглое его лицо помрачнело, и он задумчиво пропел себе под нос: – Ля-ля, пом-пом…

– А теперь говори, хе, – сказал Виктор, – как к тебе попал отчёт Богданова.

– Правильно, – строго сказал Павел, – и ты созрел. Отчёт? Так вот, после смерти Богданова ко мне приходила какая-то женщина. Меня она не застала, а может, специально подгадала. Жена её встречала. Принесла чемоданчик с металлическими углами. С такими раньше мужики в баню ходили. Там были отчёт и радиолокатор, только без антенн. Чертёж был. Прочитали? В костёр!

На всякий случай мы подержали отчёт в руках, а потом Латалин его разодрал, сложил веером листы и бросил их в костёр.

«Даром преподаватели время со мною тратили, даром со мною мучился-а самый искусный маг!..» – донеслось с Волги. В Казань шёл красавец теплоход «Фёдор Гладков». Загорали в шезлонгах женщины. Дети бежали от кормы к носу.

Сияющие иллюминаторы трюмной палубы пускали зайчики по воде.

На завтра условились так. Павел и Виктор утром отправляются с радиолокатором на площадку и начинают её прочёсывать. Моя задача – ловить рыбу. Пойдут лещи – присолить. Второй рейс катер из Гремячево будет делать часа в два. До этого времени надо забрать Павла и Виктора, переправить на остров, накормить обедом. После обеда рыбу ловить Виктору, а мне идти подручным к Паше.

– Вы заметили, – спросил Павел, – что я выдаю вам сведения постепенно, согласно вашей готовности их воспринять?

– И что? – ответил Виктор.

– А то, что сейчас вы ознакомитесь с приложением!

Мы забыли. А он из рюкзака достал сложенный вчетверо лист бумаги и подал нам.

– Прочтите, а я полюбуюсь на Волгу.

Мы уселись на бревно и приступили к чтению.

– Эй! – крикнул Павел. – По прочтении – сжечь!

ПРИЛОЖЕНИЕ

Методика проведения полевых работ на площадке оврага Долгая Грива.

1. Поиск производится маршрутной парой. Первым следует коллектор. Он передвигается на плоских антеннах-лыжах, одновременно расчищая проход между рядами деревьев от сучьев.

Оператор следует сзади на расстоянии не более 2,0 м, наблюдая за коллектором, положением лыж-антенн и проводов. Приёморегистратор располагается на груди оператора. Наушники во избежание их повреждения ветвями должны быть прикрыты головным убором.

2. Движение должно осуществляться поперечными галсами. При получении звукового сигнала необходимо уточнить место его максимальной интенсивности и отметить его.

3. Порядок земляных работ следующий:

– уложить по двум прилегающим сторонам раскопа брезент или полиэтиленовую плёнку. На них осуществлять складирование вынимаемого грунта;

– по окончании работ грунт аккуратно уложить в раскоп, уплотняя его. Засыпанный грунтом раскоп сверху прикрыть дёрном.

4. В зависимости от состояния лесопосадки в найденном месте тщательно её очистить либо замусорить.

5. Всё, найденное в раскопе, должно быть изъято.

6. Земляные работы проводить в тёмное время суток.

Перечитывать не стали. Белый лист почернел, разорвался пламенем и сгорел в костре. Виктор сказал:

– Занудно.

Вот так. Овраги. Латинская F. Кау-гау. Кайла. И в итоге много денег…

Когда Павел вернулся, наловили уклеек, закинули донки. Рассматривали лыжи-антенны, радиолокатор, поместившийся в литровом пакете из-под кефира, наушники. По очереди ползли над закопанной кайлой на лыжах-антеннах и слушали рёв в наушниках: с регулятором громкости Богданов возиться не стал.

– Паша, – спросил я. – Ты сам-то уверен, что мы приехали за кладом? Что мы делом занимаемся, а не чепухой?

– Пока всё совпадает, – вздохнул Павел, – завтра проверим.

– А что мы ищем-то? – продолжал удивляться Виктор и всё топорщил брови. – Хе! Что в кладе?

– Клад, – сказал Павел, раздражаясь, – это когда кто-то куда-то что-то наклал!

Он ушёл в одну сторону острова, Виктор – в другую, а я сел на берегу Волги и по памяти записал то, что запомнил из «Разъяснения» Богданова.

«На теплоходе музыка играет, а я опять стою на берегу-у!» – с весёлой песней мимо меня проследовал на Нижний Новгород теплоход «Валерий Чкалов». Он был освещён, на палубе стояли люди, я их приветствовал, и они мне дружно отвечали!

Вслед за лёгким запахом отработанного топлива, повисшим над прохладной водой, пришли от теплохода корабельные волны. Забуруниваясь, они накатывали на берег и возвращались назад, шурша лёгким песком.

Глава 5

Вперёд!

1

– Вставай, дежурный! Гы-ы! А-ам! Аксёнов, подъём!

Я открыл глаза и увидел раскрытую пасть, усеянную острыми, гнутыми зубами. За ней сияла счастьем небритая физиономия Виктора.

– Это щука! Она хрюкает… – заорал он и поднёс пасть мне к глазам. – Понял, как надо? Понял?

Из поставленных вечером шести донок две оказались пусты, одна исчезла, а на трёх сидели два судака и щука. Щука – понятно. Почему судаки? Виктор потребовал, чтобы щука считалась метровой длины. Мы согласились.

Рыбу я пожарил всю. И пока я это делал, пока хлопотал вокруг костра, заваривал чай, туман наконец поднялся, открыв Волгу.

Ни лодочки, ни костра, ни баржи – сладкая тишина и пустота установились на реке вниз и вверх на много километров. Давно пора явиться катеру от Гремячево на Ползуново, а он, было видно, стоял недвижно возле дебаркадера.

Я переправил ребят на конус выноса, набрал воды из ручья и вернулся. Потом отчалил от берега и встал на якорь метрах в двадцати, в том месте, которое Павел по-умному назвал свалом глубин. Здесь, как он считал, паслись толстые, жирные лещи.

Приготовив удочку, я насадил на крючок мочёную горошину, прикормку покидал по сторонам и застыл так, как и положено: чуть согнувшись и прикрыв козырьком мятой кепочки глаза.

Превосходно наблюдался гремячевский дебаркадер. Вот и катер наконец отчалил. Чем он мог помешать Виктору и Павлу? А тем, что встречать его, наверное, придёт лесник. Постоит в сторонке, оглядит прибывших: подозрительные есть? И пойдёт домой. А какой дорогой? Вдруг он пожелает осмотреть лесопосадки в районе оврага Долгая Грива? И обнаружит двух звероподобных двуногих существ: одно ползёт впереди с топором и на лыжах, другое, соединённое с первым проводом, ползёт позади.

– Кто такие? Почему здесь?

Я неплохо прикемарил, и лещ едва не утащил из моих сонных рук удочку. Он оказался толстым и аппетитным. Дремота прошла, я закинул удочку за вторым.

А по Волге сверху шёл «Метеор». Всё, тишина закончилась. Когда «Метеор» причалил к гремячевскому дебаркадеру, я вытащил второго. Часы показывали около девяти. Пассажиры в Гремячево рассаживались в салонах «Метеора». Я сосредотачивался на рыбной ловле, полагая, что третий лещ уже крутит хвостом под лодкой. Павел и Виктор ползали в посадках с радиолокатором. Каждый занимался своим, увлекательным делом. Солнце шло с востока на запад, а Волга текла в Каспийское море.

Всего я вытянул семь лещей. Ныла поясница, горело лицо, и покалывало в левый локоть. Но ещё хватало для того, чтобы в ответ на вопрос «Как улов?» небрежно махнуть рукой – там, мол, просаливается. А я, сойдя на берег, вытянул на спиннинг ещё и трёх окуней!

Я давно не был один. Мне нравилось.

На конус выноса ребята вышли рано и полуголые сидели у воды. Они взмокли от усердия и явно поругались.

Соломенные волосы Виктора от кепки слиплись в квадратный стожок, в морщинах на шее чернела грязь. И щетина на щеках потемнела. У Павла грязь застыла за ушами, там, где стекал пот. Он ободрал левую щёку и выглядел осунувшимся.