День Петра и Февронии

Нина Ивановна заговорила:

– Ян, когда ты повзрослеешь, а? Что ж ты до сих пор сигаешь с балкона как пацан? Тебе ж уже не пятнадцать! Какой пример ты показываешь детям?

– Виноват, исправлюсь.

– Ты исправишься, как же! Кстати, к тебе пришли гости, видел?

– С чего вы взяли, что ко мне?

– Так кроме тебя в наш подъезд ни к кому по трое с дубинками не ходят. Ну, иди. Только ты там с ними поаккуратнее, а? Ведь совсем ещё дети.

– Постараюсь.

Я встал, потопал в подъезд. Шалопаи в масках караулили меня у моих дверей как те кошки, что караулят мышь у норки. Только, бестолочи, не подумали, что мышь может дать по зубам.

Шалопаев я раскидал по подъезду в момент. Отвесил гостям сполна. Хотел было отоварить шалопаев одной из тех палок, что дорогие гости заготовили для меня, да герои начали кричать караул.

На вопли шалопаев в подъезд влетела Нина Ивановна, принялась меня журить.

– Ян, ты же обещал! Как ты можешь их бить?! Они же дети! Посмотри, что ты наделал! У них же из носа идёт кровь!

Я сказал, что если бы я с шалопаями сюсюкался, то кровь бы текла из меня, и не только из носа.

Нина Ивановна меня не дослушала, обратилась к шалопаям:

– А ну-ка, детки, марш по домам! Хотите, чтобы этот изверг вас покалечил?

Шалопаи рванули к выходу. Одного я схватил за рукав, удрать не дал. Спросил, зачем пожаловали. Шалопай сказал, чтобы я пошёл к такой-то матери. Нина Ивановна поморщилась. Я отвесил шалопаю подзатыльник, сказал, чтобы в присутствии старших выражения подбирал. Затем я вопрос повторил. При этом сжал запястье шалопая так, что у бойца от боли глаза полезли на лоб.

Шалопай продержался целую вечность – четверть секунды. Затем проскулил, что шалопаев нанял дядька Некто, которого шалопаи и в глаза не видели. Дядька Некто дал каждому из шалопаев по сто баксов и велел мне передать, чтобы я дорогу к Владу забыл, а чтобы до меня дошло, Некто сказал меня отоварить по-взрослому, чтобы я на пару недель забыл как ходить. Всё это шалопай выпалил одной фразой, и попросил его руку отпустить.

Нина Ивановна, что стояла рядом и исполняла роль миротворца в горячей точке, покачала головой, сказала, как нехорошо бить дядю палками за деньги. Шалопай понурился: мол, тётенька, прости гадёныша.

Я попросил шалопая, чтобы тот дядьку Некто описал. Для убедительности запястье шалопая я сжал чуток сильнее. Шалопай взвыл, повернулся к Нине Ивановне, заорал: “Тётенька, тётенька! Он мне ломает руку!”. Нина Ивановна сделала вид, что у неё сломался слуховой аппарат, повернулась к шалопаю спиной, потопала из подъезда вон. По пути буркнула: “Тебе, ребёночек, надо сломать голову, а не руку!”.

Когда тётенька-спасительница ушла, я предложил шалопаю заглянуть ко мне, попить без свидетелей чайку. Колени у шалопая задрожали, из глаз потекли настоящие, не наигранные слёзы. Шалопай попросил его не убивать, а если я его отпущу, то он расскажет всё как было. Я пообещал шалопая отпустить.

Шалопай рассказал, что он со товарищи сидел во дворе на лавочке, пил пиво. Сзади к троице подошёл Некто и сказал не оборачиваться, если хотят заработать по сто баксов. Затем Некто спросил, согласны ли шалопаи за сто баксов каждому отходить палками одного никчёмного человечка. Шалопаи согласились. При этом не оборачивались.

Шалопаю показалось, что Некто говорил через платок да к тому же с зажатым носом, потому как голос был искажён. Некто назвал мой адрес, сказал, что конкретно надо со мной сделать, положил на скамейку три сотки баксов, пообещал шалопаев поубивать, если обернутся раньше чем через три минуты, и если деньги возьмут, а задание не выполнят. Шалопаи не дураки, оборачиваться не стали, дали дядьке Некто уйти неопознанным. А задание хоть и не выполнили, но попытались. Так что всё по-честному, без обмана.

Перед тем как шалопая отпустить, я наказал обходить мой дом стороной. Шалопай пообещал не подходить к моему дому ближе чем на пушечный выстрел. Затем я шалопая отпустил. Только пятки и засверкали.

Я вернулся в квартиру так же, как из квартиры и вышел: через балкон, потому как ключи забыл дома.

Я заварил себе чайку, вышел на балкон, уселся в кресло, да под мягкими лучами вечернего солнышка раздолбал себя по полной программе за то, что в лучших традициях детективных романов оставил Владу визитку, где мой телефон и адрес. Приходи, дорогой Влад, бей меня по черепу монтировкой, или присылай шалопаев с палками.

Минуту спустя я поостыл, ругать себя перестал, потому как что ж теперь – из-за всяких идиотов не раздавать народу визитки?

Затем я последнее происшествие обмозговал. Я подумал, что Владу мой визит пришёлся не по вкусу. Пока Влад думал, что в убийстве Алёны подозревают Таню, это Влада устраивало. А вот версия моя Владу встала поперёк горла. Да встала так скоро, что Влад за час успел нанять шалопаев и подослать ко мне.

Я подумал, что с такими темпами можно от Влада ожидать найма не шалопаев, а нормального киллера, у которого в руке не палка, а пистолет, а в мыслях не “побить, попугать”, а контрольный выстрел. Ведь если я отдам концы, то Влад сможет вздохнуть спокойно.

Чёрные мысли я отогнал, потому как Влад не первый, кто подсылает ко мне переговорщиков, да и, думаю, не последний. Что ж теперь, каждый раз, как только ко мне подошлют мальчиков с монтировками, плакаться на судьбу-злодейку, и ожидать из-за каждого угла выстрела в спину? Так не долго и заехать мозгами.

Я позвонил Юсупу, рассказал, что успел узнать. Рассказал про страховку, про любовь хозяйки Артура к “перебиранию семян” с садовником, про отсутствие алиби у Петрухи, и про физическую неспособность Петрухи прихлопнуть даже божью коровку, про альфонса Влада, про пропавшую скалку, про “как Влад мог сделать себе алиби”, про проверку горводоканала и плескания Влада в чайной ложке воды. Закончил я шалопаями и тем, что, на мой взгляд, шалопаев подослал ко мне Влад.

Юсуп меня выслушал, посоветовал не ерундить, потому как Алёну наверняка убила Таня. А то, что Влад подстроить себе алиби мог, не означает, что таки подстроил. Юсуп добавил, что на подозрениях, слава богу, в нашей стране обвинение не строится. В завершение Юсуп сказал, что хоть я и занимаюсь ерундой, но всё-таки было бы не плохо, если бы я ерундить продолжил, потому как тот факт, что алиби Влада оказалось возможным подделать, Юсупу небезынтересен, а времени на раскрутку Влада у Юсупа нет. На том Юсуп связь и разорвал.

Я решил, что для одного дня событий реальных мне хватило с головой, потому отправился в виртуал. С часок я побегал, пострелял фашистов в Сталинграде. Когда вражьи пули отправили меня на тот свет в пятый раз, я понял, что не в форме, стрелялку закрыл, запустил гонки по ночному городу, поставил пару рекордов скорости, пару раз ушёл от полиции, поднял самооценку, и на том отправился на боковую.

*

*

Утром, когда я вышел из квартиры на утреннюю пробежку и повернулся к двери, чтобы запереть замок, я чуть не подпрыгнул. С моей двери на меня сползала куча дерьма.

Куча была во всю высоту и ширину двери. Выглядела натуральной до немогу, не хватало только вонищи. Да и откуда вонище взяться? Ведь кучу дерьма на полотне моей двери чья-то талантливая рука вывела масляными красками, не дерьмом.

Я подумал: “И когда, стервец, успел?”, ведь картина выглядела произведением искусства, и казалось, что времени на неё потрачено год.

Дверь я таки запер, отправился на пробежку. Отменить тренировку может либо срочная работа, либо смерть. Разукрашенная под дерьмо дверь – ещё не конец света.

Шедевр изобразительного искусства я рассмотрел по окончании тренировки. В принципе, рассматривать там было нечего. Дерьмо как дерьмо. Правда, выглядело на пять баллов. Художник работал не абы как, а старался.

Причём работал так, что я не услышал ни единого звука. Правда, у меня звукоизоляция отменная, не намного хуже чем у Тани в кинозале. Всё-таки живу на первом этаже, где народ перед лифтом шаркает обувкой да болтает по мобильнику с утра и до вечера, а народу в подъезде хоть выселяй, как-никак девять этажей да по шесть квартир на каждом.

Не услышал, как моя дверь покрылась картиной, я ещё и потому, что картину помогли родить баллончики с нитрокраской. Это не кистями по двери водить. Хоть какой-то шелест, который издавала бы кисть, когда елозила по полотну двери, я бы может быть и услышал. Баллончик же по двери не елозит, только чуток шипит.

Я присел за комп, принялся просматривать запись камеры наблюдения. Я отмотал запись назад, остановил, когда на экране появились художники.

Мою дверь разрисовывали трое в масках.

Поначалу я подумал, что художниками заделались шалопаи, которым я накостылял накануне вечером.

Затем я разглядел у художников женские бюсты. Пришлось констатировать, что меня посетили не художники, а художницы.

Я отмотал запись до момента, когда художницы подошли к моей двери. Я к гостьям присмотрелся, поискал приметы, по которым смог бы художниц отыскать. Я заметил, что одна из художниц в совершенстве владела утиной походкой. Примета не ахти, но у других художниц я не нашёл и такой.

Я просматривал запись ещё с четверть часа, но полезного для следствия не нашёл. Разве что художница с утиной походкой в какой-то момент посмотрела прямо в объектив камеры, и в прорезях маски я разглядел глаза с косинкой. Художница позировала перед объективом всего секунду. В следующую секунду перед объективом позировал баллончик с краской. Через миг струя из баллончика покрыла объектив слоем краски, и кино закончилось.

Я мою дверь сфотографировал, затем растворителем отмыл объектив камеры от краски.

Снимок шедевра дерьмоискусства я повесил на моём сайте. В чате городской сети я дал ссылку на снимок, спросил, кто в нашем городишке рисует в похожем стиле. Мол, увидел картину у соседа на двери, хочу талантливых художников нанять, чтобы такой же шедевр подарить тёще на день рождения.

Через десять минут мне в ответ дали ссылку на сайт, и сказали, что на том сайте картинок в стиле, в каком разукрасили мою дверь, видимо-невидимо.

Я прошёл по указанной ссылке, убедился, – насколько позволили убедиться мои никакие познания в изобразительном искусстве, – в том, что картинки на сайте по стилю таки похожи, и даже очень, на тот шедевр, что с ночи украшал мою дверь.

На сайте я нашёл снимок и контактный телефон девушки под ником Палитра. Остальные художницы из банды дерьмописиц – Перо и Ворсинка – повесили на сайт только свои фото, телефоны решили не обнародовать. Когда рассматривал снимки троицы, обратил внимание на глаза Палитры. От косинки в глазах ночной художницы, что глядела в объектив моей камеры, косинка в глазах Палитры отличалась ровным счётом ничем.

Я позвонил Палитре.

Палитра в трубку зевнула, сказала, что полночи не спала, и не мог бы я перезвонить позже. Я сказал, что если Палитра получить сто баксов не хочет, то я могу не звонить вообще. На вопрос Палитры, за что я собрался платить, я сказал, что за художества, но за какие, скажу при встрече и при условии, что встреча состоится через десять минут после того как я положу трубку.

Палитра до ста баксов оказалась охочей, на “полночи не спала” наплевала. Договорились встретиться через десять минут в парке Петровского, на третьей лавочке от центрального входа.

Запись, где художницы орудуют баллончиками у моей двери, я скопировал, сжал, и переписал сжатый файл с компа на мобильник.

Через пять минут я сидел в парке Петровского, на третьей лавочке от центрального входа.

Палитру я узнал издалека по утиной походке. Когда Палитра подошла к скамейке, улыбнулась и посмотрела мне в глаза, я без труда разглядел в глазах Палитры ту косинку, с которой смотрели в объектив моей камеры глаза девушки в маске перед тем, как струя из баллончика покрыла объектив слоем краски. Потому я ни секунды не сомневался в том, что на встречу со мной пришла одна из ночных художниц.

После обмена приветствиями я сказал, что мне понравилось, как на двери соседа всего за ночь появилась прикольная картинка. Палитра засияла, словно я наградил её титулом “Главный Художник Вселенной”, сказала с немалой гордостью: “Классно, да? Мы придумали сюжет на ходу”. Я подумал, что куча дерьма – сюжет таки классный, что ни говори. Наверное, чтобы до таких сюжетов додумываться на ходу, надо быть художником от бога.

Затем я показал Палитре запись с мобильника. Показал то место, где утиная походка и где взгляд с косинкой уткнулся в объектив камеры слежения. Палитра потухла, напомнила бракованный фейерверк: тот тоже поначалу искрится, веселится, и собой гордится, а затем без предупреждения тухнет.

Дальше я пустился во враньё: сказал, что камера, которая записала глаза художницы, высокого разрешения, на записи виден даже мельчайший дефект радужки. Сказал, что спецы установят личность художницы в маске по радужке, как по отпечаткам пальцев.

Под конец монолога я поставил Палитре условие: или я несу запись в милицию, или Палитра сдаёт мне заказчика.

Палитра думала с минуту, затем сказала:

– Я вам ничего не скажу.

– Тогда я несу запись в милицию. Я – сыщик. У меня в прокуратуре знакомых столько, что дело доведут до суда по всем правилам. Получите за хулиганство и порчу имущества по полной программе. А после суда получите от меня по морде.

– Угрожаете?

– Да. При этом я набью вам морду так, что не докажете. И сто человек скажет, что когда вам рихтовали личико, я был в Заполярье.

– Будете бить женщину?

– Вы для меня не женщина. Вы для меня вредитель. Мне плевать, кто разрисовал мою дверь – женщина или мужчина. Художник должен получить за работу сполна.

– Художник должен быть голодным, вы такое правило слышали?

– Вас я накормлю. Вы будете художником, сытым по горло. Вы будете исключением из правил. Чао!

Я поднялся со скамейки и потопал к выходу из парка. За спиной раздалось: “Во блин! На фиг оно мне надо?”. Затем Палитра крикнула: “Постойте!”. Я остановился, развернулся, проткнул Палитру взглядом Злого Дядьки. Палитра взгляд отвела, сказала:

– Заказчица была с нами.

– Была?

– Да. Она… Я её толком-то и не знаю. Она нашла нас на сайте, заказала работу. Она нам хорошо заплатила. Терять такого клиента я бы не хотела.

– А если я вам заплачу ещё круче, но за убийство?

– Ну…

– Зачем меня остановили, если заказчицу не знаете?

– Я её не знаю не в том смысле, что не знаю, а в том, что я с ней не вожусь. Зато я знаю, кто она такая. Это Светочка, дочка нашего Ивасюка. Знаете, кто такой Ивасюк?

– Знаете, сколько в нашем городе Ивасюков?

– Такой один. Хозяин речпорта. Очень богатый человек. А Светочка на папины деньги бесится с жиру. Вот и нанимает нас, дураков, подписывает нас на всякую… А что нам делать? Отказываться? Ведь платит-то Светочка хорошо. Ну, вот и всё. Бить меня будете?

– Зачем? Вы ко мне по-людски – я к вам тоже по-человечьи.

Я протянул Палитре визитку, сказал, чтобы обращалась, если заведутся деньги и понадобится помощь. Палитра визитку взяла, помялась, пробубнила: “Меня Светочке не сдавайте, а?”. Я пообещал не сдавать, зашагал к джипчику.

По дороге я порылся в памяти, повспоминал, где встречал имя Светочки Ивасюк. О светочкином папе я слышал, и не раз: всё же Ивасюк начальник речпорта, а там зерно, металл, удобрения переваливаются сотнями тысяч тонн, то есть деньги в речпорту вертятся огромные. Понятное дело, что начальнику речпорта сам бог велел быть богатым и известным. Так что о папе я слыхал. О дочурке слыхал тоже, только никак не мог припомнить, где.

Вспомнил, когда сел в машину. О Светочке я читал в криминальной хронике. Журналист Сидоров – писака старой закалки и вдобавок коммунист – как только узнавал о малейшем отклонении от заветов Ильича в поведении новых русских, немедля выдавал на-гора статью в стиле “Их поганые нравы”, где бранил устои современного общества на чём стоит свет. Ну а если заветам Ильича не следовали не сами зажравшиеся богачи, а их детишки, то тем детишкам лучше статью Сидорова не показывать, ибо за усердное поливание главных героев статьи помоями захотят Сидорова прибить.

Одна из подобных статей Сидорова в моей памяти и всплыла. В той статье Сидоров рассказал, как Светочка Ивасюк угодила в райотдел за пьяную драку, сквернословие в общественном месте, да сопротивление работникам милиции. Но больше всего Сидоров убивался, что Светочку отпустили через пять минут после звонка начальнику райотдела Ивасюка старшего.

Я подумал: если Светочку в райотдел приводили, то вряд ли приводили один-единственный раз. Светочки чувствуют себя достаточно защищёнными папиным влиянием, чтобы опасаться очередного привода. Потому я решил, что Светочкины координаты в милиции есть.

Я позвонил Юсупу, попросил узнать по юсуповым каналам адрес и телефон дочери начальника речпорта Ивасюка, Светланы. Юсуп через три минуты перезвонил, сообщил то, что я просил узнать. Заодно Юсуп спросил, как продвигается следствие. Я сказал, что ищу художниц, которые нарисовали на моей двери кучу дерьма. Юсуп над моим горем посмеялся, пожелал мне удачи и выразил надежду, что поиски художниц не отвлекут моё внимание от Влада.

*

*

Ровно в девять я въехал во двор Светочки.

На лавочке у подъезда Светочки сидел худой тип в зелёных порезанных кроссовках и с подозрительной мордой.

У подъезда валялась ветка толщиной в руку и длиной в метр. Я ветку подобрал. Тип в зелёных кроссовках на меня покосился, напрягся словно та битая собака, которая как видит человека, поднимающего палку, так и напрягается, готовится дать дёру.

Я взглядом показал типу в зелёных кроссовках, что бить не буду, улыбнулся, вошёл в подъезд. Позади себя услышал выдох облегчения.

Когда квартиру Светочки нашёл, то дверной глазок я закрыл ладонью, и только затем утопил кнопку дверного звонка. Ждал, когда за дверью послышатся шаги, ровно три минуты. Чуть не затекла рука, что закрывала светочкин дверной глазок. Я пожалел, что не прихватил скотч, чтобы глазок заклеить.

На вопрос: “Кто?”, что прозвучал из-за двери, я сказал, что я слесарь ЖЕКа, и мне надо проверить, не Светочка ли топит соседей снизу.

Светочка открыла.

Когда Светочка меня увидела, да ещё с веткой-дубинкой, немедля попыталась дверь захлопнуть. Вставлять ногу между дверью и косяком я ещё не рехнулся, потому как дверка у Светочки стальная да тяжеленная. Оттяпает ногу по самое колено.

Потому я вставил между дверью и косяком ветку, для чего её и прихватил. Дверь ветку едва не перерубила. Я представил, что могло бы быть с моей ногой, сунь я ногу вместо ветки.

Затем я рванул дверь на себя. Дверь тяжёлая, на мой рывок плевала с высокой горки, открылась с вальяжностью многотонной двери банковского подземного хранилища. Вместе с дверью выехала и Светочка, что уцепилась за дверную ручку мёртвой хваткой.

Я взглядом приказал Светочке вернуться в квартиру, Светочка повиновалась, затем в квартиру непрошенным гостем вошёл и я.

Я прикрыл за собой дверь, сказал: “Привет, Светочка! Привет, художница!”. В ответ получил взгляд, полный ненависти, и шипение змеи, которое я перевёл на человеческий как “Пошшшёл ты, мусор!”.

Если бы меня спросили, как Светочка выглядела, то я бы сказал, что Светочка симпатичная, но не красавица. До красоты Алёны Светочке далековато. Светочка выглядела как пацанка.

Я спросил, откуда Светочка меня знает в лицо, и что я тружусь сыщиком. Светочка сказала, что в городской сетке набрала в поисковике “сыщик Ян Янов”, и так попала на мой сайт, а там висит моё фото, словами Светочки “фотка какого-то урода”.

Я приготовился к долгому и нудному допросу с отговорками и враньём Светочки и с угрозами и нравоучениями сыщика Янова.

Я спросил:

– Зачем вы разрисовали мою дверь, дорогуша?

Светочка подарила мне лучезарную улыбку кобры.

– Янов, ты хоть знаешь, с кем так борзо базаришь?

– Знаю. Вы дочка Ивасюка. Будете пугать меня папой? Глупо. И давайте перейдём к нормальному языку. А то ботать по фене вы всё равно не умеете.

– Да пошёл ты, умник!

– Я вам гожусь…

– В папы, я знаю. Потому тебе и тыкаю. Потому что ты лезешь куда тебе не надо, и хочешь, чтобы тебя уважали, и прикрываешься своим возрастом. Поэтому повторяю: пошёл ты, мусор! Я тебя не боюсь!

– Странно… Я вроде бы вас не пугал, чтобы вы могли меня бояться.

– Слышь, мусорок! Мне с тобой тут базарить в лом. Шёл бы ты отсюда, пока я не позвонила папе.

– Звоните.

– И позвоню!

– Желательно резину не тянуть. Я покажу папе запись, где вы с подружками перепутали мою дверь с книжкой-раскраской.

– Запись?

– У меня на двери стоит камера. Зовите папу.

– Думаешь, побоюсь? Да плевать я на тебя хотела! Мой папа за твою дверь мне ничего не сделает. А чтоб ты знал, как я тебя боюсь, слушай сюда: дерьмо на двери – это было предупреждение. От Влада отвали, понял? А не то я тебя…

– Стоп! А то ещё наговорите себе на срок за угрозу убийством или причинением тяжкого вреда здоровью. Можете схлопотать до двух лет.

– Кто докажет, что я угрожала?

– Мой диктофон. Я его не выключаю. Дать послушать или поверите на слово?

Светочка хотела что-то сказать, да осеклась. Покраснела, губы сжала, фыркнула. Я понял, что разговор окончен. С диктофоном я поторопился.

С другой стороны, я узнал больше, чем узнать от Светочки надеялся. Правильнее будет так: от Светочки услышать о Владе я и не надеялся. Я не представлял, за какие грехи на моей двери появилась куча дерьма, но я не представлял ещё больше, что из-за Влада.

О каком Владе речь, я полгода голову не ломал. Понятное дело, Светочка предлагала мне отвалить от того Влада, к которому я подвалил с подозрениями в убийстве Алёны.

Чтобы проверить, не ошибся ли, я огляделся, сквозь открытые кухонные двери увидел на столе розовую мобилку, без испрашивания разрешений у хозяйки быстрым шагом прошёл на кухню, поднял мобилку со стола.

Светочка сначала опешила, затем растопырила когтистые пальчики, метнулась ко мне. Коготками Светочка целила мне в глаза. Свободной рукой я ухватил Светочку за руку, большим пальцем надавил на болевую точку так, чтобы Светочке стало больно, и синяка при этом на нежной девичьей коже не осталось. Светочка заскулила. Я попросил не рыпаться. Светочка назвала меня поганым ментом, и сообщила, что повадки у меня ментовские, потому как поднимаю руку на женщину.

Пока Светочка поносила меня на чём стоит свет, я забрался во входящие светочкиной мобилки. А там, во входящих… Влад, Влад, Влад, и кроме Влада почти никого.

Я полез в свойства абонента “Влад”. Оказалось, что номер у абонента “Влад” не тот, который успел выучить я, когда звонил тому Владу, которого подозревал в убийстве Алёны.

Считать, что ошибся Владом, я не стал. Я мог спорить хоть на миллион, что номер, с которого Влад звонил Светочке, отличался от того номера, с которого Влад звонил Тане и который оставил Юсупу как контактный, потому, что для Светочки у Влада трубка отдельная, с другим номером, ведь мобильник Влада не из тех, в которые можно вставить две сим-карты.

Я спросил Светочку, кем ей приходится Влад. Светочка меня послала.

Я светочкину руку отпустил, вернул Светочке мобилку, посоветовал обходить мой дом десятой дорогой. Добавил, что если ещё хоть раз Светочка решит мне напакостить, то я найду злодейку в два счёта, а дальше пусть плачется хоть папе, хоть Генпрокурору, а дело до суда я таки доведу.

Затем под аккомпанемент семиэтажных матов я вышел вон.

Дорогой вон я подумал, что Влад наверняка рассказал Светочке про то, что некий гад сыщик хочет упечь невинного Владика в тюрьму, и как Владик оттуда сможет Светочку любить? Ну а бесшабашная Светочка решила за любимого отомстить, намалевать сыщику на двери кучу дерьма в виде грозного предупреждения, да попугать сыщика козой в стиле “Ууу, бойся, гад, я т-те задам!”. Детский сад, одно слово.

В том, что Влад уверил Светочку в своей любви неземного масштаба, я не сомневался. Уж больно богатый у Светочки папа, чтобы Влад не обратил на Светочку внимания.

Я не сомневался и в том, что Влад кроме Тани доит ещё и Светочку. Именно потому связь со Светочкой Влад хотел скрыть от Тани понадёжнее, чем отношения с Алёной. Потому и номер Светочке выделил персональный, Тане неизвестный.

Скрыть от Тани общение со Светочкой по телефону Влад мог так же, как скрыл общение с Алёной: приказал бы мобильнику не запоминать входящие и исходящие, связанные с номером Светочки. Но Влад понимал, что у Тани денег хватит, чтобы пойти к оператору и информацию по известному Тане номеру Влада купить с потрохами. Сейчас у небедных дам такое шпионство в моде. Так Таня и прознает, что Влад названивал Светочке параллельно с Таней.

Тане осталось разузнать, что Светочка богата и Тани моложе да симпатичнее, и понять, что Светочка – конкурент серьёзный, и в отместку отношения с Владом разорвать, а одолженные Владу деньги потребовать назад, и тогда Владу капут.