Вестник

Он кивнул.

– Да потому что я очень стара, мальчик мой. Быть гордой и оскорбленной проще, когда ты молода. Мысль о том, что умрешь в одиночестве, заставляет на многое поменять взгляды. Правильные они или нет – это уже в прошлом. Я бы хотела, чтобы там они и оставались. – Она сцепила худые пальцы, кожа на них сахарно побелела и натянулась. Алекс почти верил ей. – Могу поспорить, ваш отец никогда не питал ко мне особой любви. А Элейн ушла так рано… Простите, что напоминаю об этом. Я наблюдала издали, как вы растете, учитесь, устраиваете свою жизнь. Втайне я надеялась получить от вас весточку, но вы тоже молчали. Я полагала, что вам известно о своем происхождении, но поскольку вы не заинтересовались нами, решила не вмешиваться. Однако… время уходит. Мне потребовалось сто лет, чтобы понять, как опрометчиво лелеять старые обиды. Все, с кем я росла, всё, из чего вышла – всё исчезло… или изменилось. Только Астоун остался прежним. Он моя единственная ниточка в прошлое. – Она ласково окинула взглядом библиотеку, стараясь не выглядеть слишком беспомощной.

Райну стало вконец худо. Каталина смотрела пристально, ожидая его хода.

– Я рад, что вы пригласили меня.

– Завтра вернутся из поездки ваши троюродные брат и сестры, вы познакомитесь и… кое-что поймете. Хотя, возможно, у вас, молодых, найдется больше общих интересов.

Каталина оперлась о подлокотники и неторопливо поднялась: – Требуйте всё, что пожелаете, Александр, Астоун в вашем распоряжении. Наслаждайтесь последними спокойными часами… Скоро здесь станет шумно.

Алекс понял, что аудиенция окончена.

* * *

16 октября(день второй)

Утром он завтракал наедине с леди Чесбери. Он заметил, что она стала еще печальнее, а ее пальцы дрожат, комкая салфетку. Казалось, старушку поглотила рассеянность, и она ни секунды не смотрела в одну точку. Видно, ее тоже не слишком радовала подступившая суета. Вскоре, извинившись, она ушла к себе.

Ее предсказание сбылось сразу после завтрака: в девять часов, словно по команде, начали съезжаться родственники и гости. Обжитую часть замка заполонила на удивление разношерстная толпа, оседавшая повсюду цветастыми пятнами. Алекс, как мог, старался укрыться от них, не чувствуя себя готовым столкнуться с новоиспеченной родней. Они, впрочем, тоже не искали его общества. Дабы обезопаситься наверняка, он напросился на экскурсию к Эшби, заодно надеясь, что старик проболтается о чём-нибудь более захватывающем, чем генеалогическое древо Чесбери. Тот немедля согласился.

Теренс Эшби служил в замке бог весть сколько лет – он наверняка помнил Горов. Возможно, он был тем, кто проводил к хозяйке девушку в пестром платье, если перепуганная Элейн действительно видела убийцу, а не то, что мерещилось самому Райну в последнее время. Он рассчитывал, что под ливрейной корочкой Эшби таится необузданное трепло, и оказался прав.

Однако начал дворецкий издалека: сперва поведал ему о трех осадах, пожаре и десятке душегубств – и всё за какие-то четыре сотни лет до убийства Горов. Вскоре Алекс знал, что и где перестраивали, по какому поводу, и как звали трех каменщиков, в тысяча семьсот первом году поднявших обвалившуюся крепостную стену за четыре дня. Леди Каталина хорошо подбирала персонал. Алекс терпел. Эшби продолжал говорить. Казалось, в этом сухоньком человечке поместилась вся история замка с первого дня сотворения, и теперь его разматывало, словно огромную бобину, заполняя пространство вокруг странно звучащими именами и заковыристой чепухой.

Диверсия сорвалась. Необходимость следовать за Эшби отпала еще на лестнице, ведущей в восточное крыло – это было около получаса тому назад, тем не менее, Алекс продолжал волочиться за ним, выслушивая подробности очередного средневекового передела родовой власти с использованием некоторого числа отрубленных конечностей, не считая пары голов. В уме беспокойно крутились возможные варианты бегства, но все как один казались неидеальными. Можно было сразу броситься с крепостной стены.

Еще через полчаса старик притомился и перешел на более спокойный тон. Гости попадались всё реже, пока и вовсе не иссякли – вместе с любопытными взглядами и расшаркиваниями; замок вокруг притих. Эшби вывел Алекса на недавно пригрезившуюся крепостную стену и остановился, гордо озираясь по сторонам. Судя по паузам и чинному топтанию, он готовился к очередному монологу.

Повернувшись к Райну, старик развел руками, сверкнув в воздухе шелковыми перчатками: – Добро пожаловать домой.

Затем низко поклонился, и глаза его лучились столь искренней привязанностью, что Алекс невольно сделал шаг назад. Мажордом вернулся в исходное положение и, как ни в чём не бывало, засеменил по стене, продолжая декламировать историю замка. В его дребезжащем голосе звучал трогательный надлом:

– Вы должны знать, сэр, что Астоун терпит лишь тех, кто ему по нраву. Прочие через неделю бегут в город лечить мигрень. Но представьте, каково это – терпеть из столетия в столетие? Очень мучительно, правда ведь?

Алекс, оставшийся стоять, где стоял, раздумывал тем временем, его ли это голова выворачивает мир наизнанку, или местная популяция сплошь состоит из таких же самозабвенных психов. Последнее не слишком бы его удивило.

– Господин Райн, не отставайте!

Внезапно муторный вой в голове утих.

Контуры стен прояснились, маячившая впереди фигурка Эшби стала четкой, как прицел. Алекс двинулся следом, перебирая новые ощущения. Океан сменил тональность, словно мир накрыли стеклом иного оттенка – едва заметная разница, но всё сместилось, даже тени. Алекс повертел головой, однако иллюзия не исчезла.

Старик провел его через дверь в противоположном конце стены, и они снова попали внутрь замка. Воздух посветлел и окрасился бликами от старой мебели и зеркал. Алекс больше не мерз и не видел очертаний тел за тяжелыми портьерами. Обстановка в Северном крыле была проще, спокойнее, повсюду стояли стеллажи, заваленные книгами и грубоватыми вазочками с сухоцветами. На полках то и дело попадалась разноцветная галька.

Эшби поднял лежавший на пороге камешек и вернул его к собратьям.

– Астоун стоит здесь восемь веков, и он всё такой же, как в первые дни возведения. Его построил известный в наших краях человек, чернокнижник. Не смейтесь, сэр, я знаю, нынче твердят, что магия – сплошь фокусы да басни, а вот строить хорошо так и не научились… Но в наших стенах живет волшебство, поэтому замок держится, целехонек. – Мажордом покосился на Алекса, но тот предпочел этого не заметить. – По округе до сих пор рассказывают сказки – порой такого нагородят, концов не сыщешь. Многие думают, что все Чесбери колдуны. Невежи… Если вам интересно, сэр, у нас есть свои летописи, в библиотеке.

Алекс понемногу приходил в себя. «Летописи» звучало многообещающе, но вряд ли Каталина фиксирует в них заказные убийства. Хотя с его семейством ни в чём нельзя быть уверенным. Райн решил было поинтересоваться, когда он сможет воспользоваться библиотекой, но тут они миновали последний обжитый коридор и оказались под пустым сводом – в голом каменном зеве, лишенным даже паутины. Пол и винтовую лестницу покрывали выбоины, словно по ним дубасили двухметровым топором. Чуть ниже пола отсутствовал кусок перил.

– В этой части замка нет жилых помещений, сэр. Если верить старым планам, здесь располагались мастерские… хм, колдунов, – прокомментировал смену интерьера Эшби. – Есть даже легенда, что под одной из башен скрывается колодец, в котором они общались с потусторонними силами. Жаль, теперь у Чесбери не слишком волшебная жизнь.

– Неужели?

– Именно так, сэр, – педантично откликнулся мажордом.

– Вы сказали, что я могу пользоваться библиотекой. Но мне показалось, что это личный кабинет леди Чесбери, а я бы не хотел беспокоить ее по пустякам.

– Там миледи принимает гостей, но ее кабинет в Южной башне. Вы можете беспрепятственно входить в библиотеку, когда пожелаете – это ее личное распоряжение.

– Леди Каталина очень добра ко мне.

– Безусловно, сэр. Здесь все будут добры к вам.

– И это довольно странно.

– Вот что я вам расскажу. Наша хозяйка многое пережила, и всё – в этом замке. Она берегла его столько лет, а видели бы вы, как она страдала во время бомбежек, думаете – за кого она боялась? Замок хоть и не прост, но кто знает, устоит старое волшебство против бомбы или нет… Но что там бомбы – теперь нас одолевают новые беды. – Старик яростно хмыкнул. – Эти люди приезжают каждый божий день – агенты по недвижимости и «частные лица», хотят купить замок, чтобы устроить здесь гостиницу или еще какой вертеп. Представить страшно, что будет, если они сунутся в Астоун! Но у них ничего не выйдет, потому что леди Каталина скорее умрет, чем продаст замок. А вот дети сэра Чарльза, внуки брата леди Каталины, с удовольствием сбудут его с рук – простите, если говорю что-то неподобающее. Леди Каталина не вечна, пошли ей, Господи, побольше лет, и нам остается только молиться за нее. Но теперь я знаю, что всё уладится – как только вас увидел, так и подумал.

– И какой от меня прок?

– Прошу прощения, сэр – я просто хотел, чтобы вы знали. – Эшби смутился. – Без сомнения, леди Каталина сама введет вас в курс дел. Простите, я позволил себе недопустимо много. – Дворецкий неуклюже засуетился и убежал на несколько шагов вперед.

Алекс примолк. Вот так запросто слуга перекинул его из морока в семейную интригу.

Что же выходит? Внезапный призыв Каталины Чесбери, ее нелестные отзывы о юных родственниках – всё из-за их желания избавиться от Астоуна? С другой стороны, что ей стоит оговорить в завещании запрет на продажу замка? Или она настолько не доверяет племянникам, что надеется поставить между ними и Астоуном человека, который будет бороться за его судьбу так же, как она сама? Могла ли Каталина всерьез понадеяться на то, что пришлому человеку будет дело до ее мавзолея? Ничто не мешает ему пойти по стопам опальных кузенов.

Скорее, она просто использует его – как чучело, попугать слетевшихся на наследство ворон.

Алекс, машинально следовавший за Эшби, вскинулся, заметив, что вокруг стало совсем темно. Вперед убегал длинный коридор.

– Где мы?

Эшби что-то прокряхтел в ответ. Засветил взявшийся из ниоткуда смоляной факел – видно, электричества в этой части замка не было, а фонари отменили за слишком модный вид – и двинулся вдоль шеренги портретов, висевших по правую руку. Алекс нехотя побрел следом, истово надеясь, что это последний круг ада в их культурной программе. Где-то вдалеке гудел ветер, но воздух вокруг оставался сухим и неподвижным. Портреты выплывали один за другим, отталкивая свет факела. Почти все в темных красках, и люди на них смотрели безразлично и немного лукаво. Словно что-то скрывали – как при жизни, так и после смерти; кисть подсветила их лица медовым и голубым. Казалось, все были написаны одной рукой.

Эшби шел медленно. Колеблющийся свет по очереди приникал к каждому полотну, и они застывали на минуту. Потом Алекс почувствовал, что старик поторапливает его, и через несколько метров догадался, почему. Строй заканчивался, перед ними был последний портрет.

Витражное окно, рядом человек в балахоне – на его запястье сидит белая птица; вокруг него так темно, что фигура кажется вырастающей из стены. Мужчина не молод, в волосах седые штрихи; во взгляде, обращенном к птице, ничего. Еще лет двадцать, подумал Райн, прикупить дурацкий костюм – и вперед, пугать здешний народ, крутя фонарики на чердаке. Странное дело, он смотрел на самого себя. Алекс отвел взгляд. Подождал пару секунд, надеясь, что галлюцинация исчезнет, как в прошлый раз с фотографией.

Не помогло.

– Вас не удивило, что все знают вас в лицо – еще до того, как вы успеваете назвать свое… имя? – Голос Эшби выплыл из тишины, но на последнем слове дрогнул.

Алекс обернулся. Старик повыше поднял дымящий факел.

– Она думает, что решает сама, знает, чего хочет от вас. Она… не знает. Она… Астоун привел вас. Он будет служить вам. Загадайте желание – и оно сбудется.

– Какое желание? – Райн почувствовал, как холодеют виски.

– Вы должны быть здесь. Дайте Астоуну заговорить… и вы услышите остальных. Всех, кого так долго… искали.

Старик накренился, словно надеясь найти спиной опору. Его глаза в панике метались от картины к картине, но губы двигались спокойно, а голос звучал всё размереннее. Алекс оглянулся на портрет.

Очертания рамы дрогнули. Каменный коридор исчез.

Алекс стоял на длинной галерее: вокруг светлый металл, стены испещрены сложным узором, они поднимаются вверх, в голубое марево. Их подсвечивают мерцающие жилы – они движутся, ветвятся и едва слышно звенят. В воздухе носятся светлячки. Алекс приглядывается: нет, не светлячки, крохотные механические имитации – один «жучок» повис на его рукаве, уцепившись причудливыми лапками. В конце галереи парк. Видно, как листва отливает аметистом. Алекс сделал шаг навстречу… и едва не сбил с ног размахивающего факелом старика с рыбьими глазами.

Шарахнулся назад. Что-то толкнуло в спину, он инстинктивно ухватился за хрупкий столик. Непрочное дерево взвыло, эхо погрома с клекотом умчалось в темноту. Вновь тихо затрещал факел.

Эшби стоял, прислонившись к противоположной стене, и моргал, как ослепленная сова.

– Господин Райн… – Мажордом покачнулся, плеснув на портрет темноту. Его лицо свело недоумением.

Алекс не двигался.

– Пойдемте, сэр, скорее. – Факел внезапно задымил. – Мне… Леди Каталина хотела побеседовать с вами… до обеда.

Алекс подождал, пока Эшби тронется вдоль стены в обратном направлении, и лишь затем оглянулся.

– Господин Райн, – немедля заскулил старик.

Алекс вгляделся в смутные черты своего двойника. В наклоне головы застыло неоконченное движение, будто тот хотел отвернуться или упасть в темноту за край картины.

– Вы можете снова придти сюда, если пожелаете осмотреть портрет лорда Дариуса. Но сегодня давайте вернемся вовремя. Прошу вас, господин Райн!

Алекс поспешно отступил вслед за дворецким.

* * *

18 октября, 18:21(день четвертый)

В окно падали узкие снопы осеннего света. Белый бархат искрил нетронутым настом, комната вздыхала шорохами тонущих в ковре голосов. Алекс с трудом создавал иллюзию бодрости. Вечернее солнце терлось о шею, мягко грело волосы. Изогнутый диван обхватил цветами и птичьими лапками, затканными на шелку, и оттого неимоверно клонило в сон. Райн вежливо улыбался. Беззлобно проклинал своих гостеприимных хозяев – с их лицемерными посиделками и муторным ароматом фиалок.

Но было что-то еще, он не мог заставить себя уйти. Они светились, словно ожившие фигуры с портретов.

Каталина благосклонно болтала с Ричардом Уэйнфордом, своим вечно насупленным племянником, последним лордом Чесбери. Алекс незаметно наблюдал за ними. Старушка едва не напевала – трудно было поверить, что она способна придти в столь бодрое расположение духа по доброй воле. Ричард размеренно кивал на ее разглагольствования о местной экономике и перестройке розового сада на южной стороне замка, опустошая кофейные чашки одну за другой. Он выглядел старше своих лет – худой, поджарый, с резко очерченными скулами, одетый столь же вычурно, как его древняя тетушка. Они с Райном были погодками, но за ровесников их мог принять только слепой. Возможно, из-за отчужденности во взгляде и этих вечно скривленных губ – Ричард не улыбался, даже когда язвил. В его голубых глазах не отражалось ничего, кроме разбавленного электричеством дневного света. Разве что раздражение. Алекс пытался, но не смог не заметить: он не понравился Уэйнфорду до такой степени, что уже вторые сутки кузен ходил за ним по пятам. Райн незаметно зевнул. Ужасно хотелось спать.

Господин Уэйнфорд являлся счастливым обладателем двух сестер. Обе – рыжеватые блондинки, светлоглазые дивы, столь же противоестественные в стенах Астоуна, как электричество и телефонная связь. Сперва Алекс не заметил ничего, кроме их кукольных лиц. Старшая, Виктория, резвилась, как ребенок. Каталина постоянно одергивала ее, не стесняясь присутствия Алекса. В ход шли неизящные приемы: старушка не переставала напоминать, что девице двадцати семи лет отроду не пристало вести себя так, словно двадцать из них завалилось за каминную трубу. Именно из-за неприкрытого интереса Виктории к Райну бедняга Ричард не находил себе места. Он рьяно опекал старшую сестру, с удивительной легкостью игнорируя младшую. Впрочем, последняя не без удовольствия глумилась над всеми присутствующими. Алекс по достоинству оценил юмор Элинор, он – и Каталина, которая прощала ей всё.

Эти две женщины казались удивительно похожими. Судить об их внешнем сходстве было сложно из-за разницы в возрасте, но в повадках они звучали почти в унисон. Разве что Элинор действовала жестче, и Райну доставалось ничуть не меньше, чем брату и сестре, хотя официально он всё еще считался гостем. Она цеплялась за любой повод, умничала, язвила, почти выставлялась, но при этом не давала почувствовать в себе ни единого изъяна. Элли всё обращала в шутку и смеялась так искренне, что даже у Ричарда начинали дергаться уголки губ.

Впрочем, вчера вечером она сумела-таки разозлить Райна, когда тайком пробралась в его комнату с намерением учинить обыск. Он вовремя застал лисицу, они самозабвенно поругались. Но всё закончилось проще, чем она рассчитывала – Алекс отчитал ее и выставил вон. Наутро она пришла каяться. Правда, ей опять не повезло: в его комнате оказался Эшби с очередным приглашением на завтрак от леди Каталины.

Алекс не чувствовал, что ему становится лучше, однако страх всё еще пасовал перед любопытством. Еще несколько дней, твердил он себе, каждое утро откладывая звонок домой. Ему снова мерещились ажурные башни из металла, иногда на спинке кровати сидела маленькая птица. Вечером он запирал дверь на ключ. Ночью ажурный замок несся в тишине сквозь мерцающую темноту.

* * *

19 октября, 23:43(день пятый)

И вот теперь он сидел в своей комнате в Северной башне, вымотанный праздником в честь столетия Каталины. Шторм крепчал – тот самый, что предсказывал накануне Эшби. Клекот воды слышался всё отчетливей, будто океан выбирался из чугунной лохани. Ветер пытался забиться под кровлю, Алекс чувствовал, как тот скребется где-то поблизости. Несмотря на толстые стены, в комнату проникал холод.

Или он шел изнутри?

Огонь в камине угасал. Райн вяло следил за ним, уже не в силах подняться и что-то предпринять для их обоюдного спасения. Вскоре останутся лишь угли – багрово-красные, с золотистой каймой, – которые дотлеют в темноте. Слабый отсвет стелился у самых ног, покачивая тени.

Нет, он ошибся, это не ветер. Это ворочалась за окном ночь. А где-то всё еще есть утро. Джулия смотрит в окно, позабыв о работе, в глазах плывет другое небо… Он протянул руку, чтобы коснуться ее волос – и обжегся о ледяной переплет старой книги. Через силу открыл глаза.

Ветер с разгона ударился лбом о шероховатую стену, Алекс вздрогнул. На миг промелькнула мысль, что башня не выдержит и обвалится. Становилось всё холоднее.

О чём он только думает?

Алекс рассмеялся, чтобы услышать свой голос. Во рту пересохло. Тело прикинулось проржавевшей куклой, разве что не скрипело. Он пошевелился, неловко попытался встать. Глубокое кресло держало его мертвой хваткой, и он с облегчением откинулся назад. Может, всё не так уж плохо. Нужно только переждать эту ночь, а потом…

Темно.

Он протянул руку и нащупал настольную лампу. Света не было.

Ему наконец сделалось страшно. Ужас, запаздывавший на месяц, рухнул, словно топор. Мысли захлопали крыльями, и как в насмешку – пустые щелчки выключателя и гаснущие угли. Несколько так и остались светиться в темноте, подмаргивая, как глаза подслеповатого чудовища. В глубине неба зафыркала гроза.

Райн чертыхнулся, стараясь совладать с собой. Встал, наощупь пробрался к стене и нашарил другой выключатель. Напрасно, света не было – скорее всего, во всём замке. В подвале имелась автономная подстанция, но мысль о спуске туда в кромешной темноте не выглядела особо умной.

В Астоуне было пусто. После праздничной суматохи гости укатили в ближайший городок, поискать более подходящих развлечений. Остались лишь Каталина, ее секретарь и личная служанка. В отдельном флигеле, в парке, ночевал сторож. Теренс Эшби куда-то запропастился сразу же после официальной части банкета, но теперь наверняка бродит неподалеку. После происшествия в галерее Алекс избегал его; старик держался почтительно, но временами кидал на Райна испуганные взгляды.

«Нужно было уехать вместе со всеми». Мысль была запоздалой, и от нее подташнивало. Вспомнив прием – прекрасных кузин, не дававших прохода, незнакомцев, пялившихся на него несколько часов кряду, – он понял, что наилучшим вариантом было вообще не приезжать в Англию. После того как леди Чесбери заявила, что вскоре обнародует свое завещание, болото расходилось, будто в него кинули увесистый камень, и Алекс оказался в эпицентре катаклизма. Для них он был интересной темной лошадкой, у которой неплохой шанс придти к финишу первой. Нет, все-таки его действительно тошнило.

Из-под двери пополз знакомый ветерок, пропитанный ознобом и фиалками. Наступила полная темнота. Алекс понял, что теряет представление о своем положении в пространстве. Он привалился к стене, чувствуя, как соленая влага оседает на лицо, волосы, проникает сквозь одежду. Наконец догадался, что позиции сдал не только разум – тело последовало дурному примеру.

Он нашел свечи, благо они были расставлены по всей комнате. Вскоре замигали три огонька, то и дело норовя сорваться, но кольцо тяжести вокруг него немного разжалось. Алекс вытер мокрый лоб и присел на краешек софы. Его лихорадило. Теперь он в этом не сомневался. Но замок был пуст, за стенами – грозовой шабаш. Проверив телефон, Алекс убедился, что и здесь ему не повезло. Оставалось дожидаться утра. Спать он не мог. Сидеть тоже. Помимо лихорадки, из углов подбиралась клаустрофобия.

Сейчас бы он согласился на всё – даже на общество Эшби.

На ум снова полезли мысли о Горах. Мозг принялся строить догадки, и под конец ему стало казаться, что это он лежит на влажном асфальте и слушает, как с бульканьем выплескивается из горла кровь. Кто-то склоняется над ним. Сквозь веки он видит лицо и мечущиеся на ветру темные волосы. Они поблескивают на солнце. Лицо не хочет складываться в единое целое, но оно знакомое. Алекс разбудил себя стоном. Дернулся, хватая руками воздух, и едва не свалился с софы. Свечи догорали. Скоро снова наступит темнота.

Пошатываясь, он нашел запасную связку свечей и принялся выскребать оплавившиеся огарки. Пальцы не чувствовали горячего воска.

Ну вот, свет еще на час или два.

Чернильная яма над замком роняла в океан раскаленные спицы. Буря гоготнула, звякнув оконной рамой. Ему нужно было чем-то себя занять, чтобы пережить одиночество и эту ночь. Должно быть, Каталина еще не спит. Стоит у окна и смотрит на волны.

Райн вцепился в серебряный канделябр. С минуту качался, не зная, куда понесут ноги, потом медленно шагнул к двери. В коридоре стояла знакомая темень, и он побрел наугад. На лестнице ветер задул свечи.

Алекс прижал к груди подсвечник. Ни один угол не попался ему на пути, хотя он мало что видел. Запах грозы становился всё отчетливей, и в какой-то миг гром рявкнул с такой силой, что Райн застыл на месте, оглохнув вдобавок к слепоте. Ему показалось, что все части тела теперь так далеки друг от друга, что он никогда не сможет сделать следующий шаг.

Откуда-то пробивался свет. Он плясал выгнутой золотой шпагой, норовя уколоть в висок. Сюда. Выползает из-за приоткрытой двери. Даже покачиваясь, огромная створка не скрипит – а может, Алекс всё еще глух. Он накрыл ладонью медную ручку, неосторожно надавил.

В комнате горел камин. Тепло кружило вместе с запахами фиалок и горьковатой пыли – так пахнут старые фотографии. Кресло-качалка, застывшее без движения, уронило рукава стеганого пледа. Повсюду свечи. Каталина спала. Заснула у очага, обхватив руками обтянутый бархатом альбом. На мгновенье Алекс протрезвел от лихорадки, поняв, что спит не он, а она, и надо бы уйти, пока никто не обнаружил вторжения.

Через секунду он забыл об этом. Здесь почти не было слышно грозы – только треск поленьев за каминным экраном и дождь. Он не заметил, как вошел и замер позади кресла. Сбоку висело огромное зеркало – зеленоватое, похожее на поверхность обледеневшего озера. Он не желал смотреть в него. Белизна седых волос, тонкая кисть, впившаяся в бархат. Разбудить ее? Чтобы задать всего один вопрос. Чтобы увидеть, как в ее глазах зашевелятся тени.

Он протянул руку, но не смог коснуться.

«Почему они мертвы?»

Алекс поднял глаза. В зеркале проступало старческое тело. Взгляд Каталины – зеленовато-холодный, как застывшая вода. В нем поздно было искать отражения.