скачать книгу бесплатно
Над самым ухом раздалось громкое:
– Нехорошо, Альчик!
Альбина от неожиданности вздрогнула, но только сильнее стиснула зубы:
«Все равно не разговоришь меня, не старайся».
Ей больше всего на свете сейчас хотелось остаться одной, до онемения продрогнуть и провалиться в сон. Уплыть в спасительную темноту. Туда, где можно спрятаться от самой себя.
Ксюха не унималась:
– Алька, ну, хватит уже, – в голосе появились вкрадчивые нотки, – поговори со мной.
Альбина почувствовала, как подруга раскачивает ее за плечо, и вся сжалась. Запиликал телефон.
– Да, котик? – голос Ксюхи зазвучал томно.
«Началось…» – Альбина повернула голову и украдкой разглядывала подругу. Вытянутые губы, наивные глаза, удивленные брови с перманентным макияжем и трепетные ресницы-бабочки. В другой жизни надорвалась бы от смеха: наблюдать, как Ксюха вьет веревки из ухажеров, было очень забавно.
Парни липли к ней со старшей школы. Из пухлой дурнушки, которую мальчишки дразнили «Рыжик», неожиданно для всех, Ксюха преобразилась в харизматичную красотку. И однажды, после летних каникул, произвела фурор среди мальчиков и заслужила завистливый шепоток признанных «королев школы». Норовистая, способная сыпать колкости, как булавки, Ксюха буквально гипнотизировала поклонников.
Альбина надеялась, что очередному бойфренду удастся отвлечь подругу, но не тут-то было. Ксюха кокетливо распрощалась с «котиком» и снова принялась за нее:
– Мы сейчас встаем, идем умываться, снимаем эту нелепую тряпочку в горошек. – она стянула с Альбины одеяло и недовольно прогнусавила: – Ну, посмотри, на кого ты похожа, подруга?!
Перед носом оказалось невесть откуда взявшееся зеркало, в котором Альбина успела заметить бледное существо с нечесаными волосами.
– Чего ты ко мне пристала? – она вскочила и покачнулась. – Иди давай, там тебя котики ждут!
Ксюха победоносно воскликнула:
– Ага! Злишься! – на лицо вернулся фирменный прищур. – Котики подождут, у меня есть дела поважнее.
И с видом хозяйки положения, напевая под нос: «Не ловил он мышей, его гнать бы взашей, но красив был, подлец, чрезвычайно»,[9 - «Мартовский кот», слова и музыка Александра Иванова] – Ксюха потащила сопротивляющуюся Альбину в ванную.
Когда вернулись в комнату, Альбина чуть не задохнулась от негодования:
«Сговорились!»
Окно закрыто, кровать заправлена, с пола исчезли обрывки бумаги, а на столике, вместо недопитого бульона, стоял букет мимозы в пузатой глиняной вазочке. Рядом – две чашки из праздничного сервиза и блюдца с кусками торта. Нежное безе, окруженное сливочным кремом и жареными орешками. Рот моментально наполнился слюной.
«Не буду! Уморю себя голодом!» – Альбина засунула руки в карманы халата и прислонилась к стене у двери.
Ксюха, мурлыкая под нос, подошла к шкафу. Сняла с плечиков платье, разложила на кровати, расправив рукава и подол.
– Че стоишь, как неродная, стены подпираешь? Щас все слопаем, будем примерять твою обнову, – цокая каблучками, прошествовала к дверям. – Я за чайком. Садись и жди!
Альбина не понимала, как вести себя. Она разделилась на две части; первая хотела смерти – холодной и однозначной гибели, небытия, а нежная и подленькая вторая – сдаться, выпустить себя из затвора в привычный уютный мир, всегда согревавший, как тонкая шерстяная шаль, заботливо и ненавязчиво. Ксюха. Мама с папой…
Папа. Веселый громкоголосый отец с детства казался Альбине добрым великаном из сказки. Умел любую беду превратить в «просто неприятность». Он учил, что все в жизни для «опыта и пользы». И люди, и события. Ничего случайного не происходит. Любил повторять: «Человек сам на себя может напялить очки: один от солнца прячется, другой в розовых до пенсии ходит, а мы с тобой, Алька, – из породы радужных! Вот и смотри на жизнь сквозь семь цветов!»
Альбина невольно улыбнулась, представляя, как вместе с папой они размахивают грозным оружием – кисточками размером с ружье – окунают их в ведерки с красками и размалевывают все, что видят: машины, заборы, деревья, дома… Особенно стараются разрисовать пресные лица прохожих. Добавить счастливые улыбки, очаровательные веснушки и смеющиеся глаза.
Она тяжело вздохнула. Где взять такую кисть, которая сможет закрасить черную как сажа, тяжесть внутри, у самого сердца? Отрешенно прошла к кровати и села. Покосилась на букет. Мимоза – любимые мамины цветы. Отец всегда покупал их на восьмое марта. Терпкий сочный аромат.
«Пушистые цыплята», – Альбина коснулась пальцем нежной пыльцы.
Мама. Всегда обеспокоенная чистотой и порядком. Такая родная, надежная. Ее деловитость и излишняя опека часто раздражали, но сейчас Альбине даже не хватало ее ворчливости.
И Ксюха. Ее шебутная Ксюха. Почти как сестра. Она умела разводить руками любые тучи…
Первая Альбина с издевкой усмехалась над мыслями второй:
«Посмотри на себя, размазня манная! Захотелось ей на родительском плече поскулить».
Альбина махнула рукой, отгоняя мрачного бесенка, но он не исчез, а лишь усилил прыть: «За пазухой решила спрятаться? А бедный Симеон в чем виноват? Если бы не ты, он был бы жив!»
Альбина зажмурилась. Затрясла головой, силясь скинуть пакостника, который чувствовал себя в ее голове, как дома.
Ксюха ввалилась, открыв дверь ногой. В одной руке чайник, в другой – тарелка с фруктами.
– Витамины в студию! – прикрыла попой дверь, и со стуком поставила все на столик. – Хочешь, на кухню пойдем, там маман твоя стенает, ждет дочурку?
Альбина демонстративно промолчала.
– Я, конечно, шибко извиняюсь, но может, ты хоть мне скажешь, что стряслось? – подруга смотрела в упор из-под козырька наклеенных ресниц. – Мне-то можно, я ж не они! – кивок в сторону закрытых дверей.
Альбина нахмурилась, схватила кусок торта, запихнула в рот целиком и принялась жевать.
– А-а… – протянула Ксюха, – в этой серии героиня пытала себя по-киевски. – Разлила чай по чашкам и начала громко прихлебывать.
– Хватить чавкать! – не выдержала Альбина. – Раздражаешь. Изо рта выпал кусок.
Ксюха хмыкнула, вытянула губы трубочкой и шумно втянула чай:
– Горячий, зараза!
Альбина принялась за виноград. Еда – отличный повод заткнуть Ксюху и молчать самой. В дверь постучали. Альбина замерла. Вошла мама.
– Все в порядке у вас? – на улыбающемся лице выделялись заплаканные глаза.
– Ага, все чики-пуки, Ольга Львовна. Пациент скорее жив, чем мертв. – Ксюха подмигнула Альбине. Та отвернулась.
– Ну, не буду мешать, – мама тихо вышла.
– Видишь, какой ты шорох своими истериками навела? – Ксюха сдвинула брови. – На себя пофиг, о родителях подумай, маман вон осенью с сердцем лежала в больнице. Забыла уже?
Альбина заерзала:
– Отстань от меня, – положила гроздь винограда на тарелку, встала и подошла к окну.
Вспомнила вчерашний переполох, и стыд полыхнул жаром по щекам. Стыд перед родителями, соседями, Ксюхой, тетей Зиной и всем миром. Неловкость и жалость к себе проснулись и требовали покормить их болтанкой из свежих мыслей. Сжала зубы и тяжело вздохнула.
– Так, – Ксюха загромыхала посудой, – хватить сопли жевать. Стул ставь сюда.
Альбина хотела возразить, но как представила, что сейчас начнется, решила не рисковать. Взяла стул, стоявший у кровати, и поставила на середину комнаты.
– Халат снимаем, лифчик надеваем, – Ксения копалась на полках шкафа. – Где он? А, вот! – швырнула бюстгальтер и попала прям Альбине в лицо. – Соррян, не хотела задеть вас, мисс Печальная Панда. – насмешливо подняла руки.
– Сама ты панда! – огрызнулась Альбина.
– Я? Не-е-а, это у тебя черные пятна под глазами, будто ты веки местами перепутала, прежде чем накрасить.
Альбина шумно засопела, а Ксюха хмыкнула и протянула платье:
– Едет, едет паровоз, две трубы и сто колес, две…
Альбина не выдержала:
– Слушай, ты меня оскорблять приехала?
– Вот такая ты мне больше нравишься, подруга! – Ксюха уже кружила вокруг с портняжными ножницами и сантиметровой лентой. – Не шевелись, а то заколю булавками.
После примерки Ксюха буквально силой выволокла Альбину на кухню. Стол накрыт скатертью. Посуда праздничная. Папина фирменная дачная наливка.
Мама засуетилась:
– Садись, я твои любимые перчики нафаршировала, блинчики испекла.
Альбина села на краешек стула, выпрямив спину.
– Наливку будешь? – заговорил отец.
– Не надо! – возразила мама, прикрывая Альбинин бокал.
– А вот я выпью, – цокнула языком Ксюха, – у вас, Андрей Ильич, она отменная получается.
Отец сдержанно улыбнулся и наполнил Ксюхину рюмку.
В коридоре зазвонил телефон. Мама быстро выскочила из кухни. Ксюха хлопнула Альбину по спине:
– Расслабься, как кол проглотила. И улыбнись, – наш праздник все-таки.
Альбина встала и пересела подальше от Ксении:
«Посидеть я с вами посижу, а повода для праздника не вижу».
Мама вернулась с озабоченным лицом:
– Екатерина Матвеевна звонила…
– Кто такая? – Ксюха хрустела соленым огурцом.
– Соседка. Через две дачи живет, – ответила мама машинально и повернулась к отцу. – Там мальчик на днях утонул. Степаниды деревенской внучок. Помнишь, смышленый такой? С собакой к нам забегал. Я еще их яблоками угощала. Вот горе-то…
Альбина громко вскрикнула, словно получила удар током.
– Ты чего? – Ксюха уронила огурец. – Напугала.
Альбина чувствовала, как немеют руки и ноги. В горле пересохло, ей не хватало воздуха, живот свело.
Мама смотрела на нее с испугом:
– Что с тобой?
Альбина часто заморгала:
– Мальчик… – мыслями она снова была на озере. Снова вытаскивала Симеона из воды. Снова распахнутые глаза цвета неба смотрели невидящим взором. Положив руки на стол и опустив на них голову, она разрыдалась.
Отец вскочил, сел рядом и обнял за плечи:
– Не держи в себе, расскажи. Полегчает.
Альбина подняла голову и прижалась к отцу. Всхлипывания мешали говорить, но она, глотая слова, словно боясь передумать, поведала о том страшном дне. Мама охала. Ксюха оторопело выговорила: «Ни фига себе!», а отец еще крепче обнял.
Альбина обессилела. Беспомощно переводила взгляд с отца на маму, ожидая сама не зная чего. Тишина. Только тикали настенные часы. Альбина уставилась на них. Гладко отполированный деревянный круг и веселые разноцветные шарики вместо цифр. Стрелки в виде ножа и вилки показывали половину десятого. Вспомнила, как мастерили их с отцом в прошлом году на день рождения мамы.
«Часы. Время. Время, которого больше никогда не будет у Симеона», – безжалостно расстреливали мысли.
Заговорил отец:
– Да. Это большое горе. Смерть детей. Они для жизни, а тут смерть… – наполнил наливкой бокалы, молча отодвинув мамину руку, закрывшую было бокал Альбины. – Помянем.
Альбина всхлипывала. Мама поглаживала ее по плечу. Ксюха теребила край скатерти и смотрела на тарелку. Отец отодвинул рюмку и произнес, глядя на что-то, зримое только ему:
– Я не рассказывал тебе, Оля. У матери до меня был сынок. Левушкой звали. Это мне батя перед смертью поведал, что Ангел в роду есть. А она всю жизнь молчала…
Отец встал и начал мерить шагами кухню:
– В сорок первом отец на фронт ушел. А мать с Левушкой за Урал решила пробираться, к родне. На станции оставила пацаненка с вещами, а сама к начальнику пошла. Выпрашивать место в эшелоне. Вернулась не сразу, замешкалась. На перроне толпа. Народ бурлит: «Да что ж за тварь такая, малютку бросила!» И голос, голос знакомый причитает: «Мамочка, где ты, мамочка!» Мать кинулась к Левушке, схватила и в слезы. Кровинушка родная. Жизни дороже.
Альбина слушала затаив дыхание.
– В эшелоне со скарлатиной ехали. Заразился мальчонка. Двух лет не было. А говорливый. О жизни рассуждал. Перед смертью мать утешал. Вы живите, говорит, мамочка, да радуйтесь. Жить – оно хорошо…
Отец вздохнул:
– Она не хотела рожать после этого. Я поздний получился, – он помолчал, хрустнул суставами пальцев.
