Ты знала

скачать книгу бесплатно

Ты подсадил Вайолет на качели.

– Надо было снять видео. Жаль, что ты не слышала. – Ты с благоговением взглянул на наше юное дарование, нетерпеливо ерзающее на сиденье, чтобы ты раскачал ее посильнее. Передав тебе стакан с кофе, я привычно засунула руку в задний карман твоих джинсов. Мы вели себя как нормальные молодые родители: убивали воскресное утро в парке и накачивались кофеином.

– Мама!

– Слышишь? – Ты аж подпрыгнул.

– О господи! Да, слышу.

– Вайолет, скажи еще раз!

– Мама!

Расплескивая кофе, я подбежала к ней, сняла с качелей и поцеловала прямо в мокрые губы.

– Да, я твоя мама!

– Мама!

– Я же тебе говорил.

Ты обнял меня за плечи. Мы оба смотрели, как Вайолет качается на качелях. Я делала вид, что хочу пощекотать ее ножки. Она смеялась и повторяла «мама, мама», чтобы увидеть нашу реакцию. Я была очарована. Мы с тобой теснее прижались друг к другу, твоя щетина кольнула мне щеку. Ты повернул меня к себе и поцеловал, счастливо и беззаботно. Вайолет посмотрела на нас и снова сказала «мама». Кажется, мы простояли так не меньше часа.

По дороге домой она уснула в коляске. Я давно уже не ощущала такую близость с вами и получала искреннее удовольствие. В ногах появилась небывалая легкость, каждый вдох приносил наслаждение.

Ты осторожно перенес Вайолет в кроватку. Я сняла с нее крошечные ботиночки, потом вернулась на кухню, чтобы прибрать беспорядок, оставшийся после завтрака, но ты удержал меня, затащил в ванную и включил душ. Облокотившись о раковину, я смотрела, как ты раздеваешься.

– Иди ко мне.

– Прямо сейчас? – Мне представилась засыхающая половинка авокадо, резиновая яичница на скороводке. Мы так давно не прикасались друг к другу.

– Давай же, мама.

Только я вошла в душевую кабину, как снизу раздался слабый голос. Вайолет начала просыпаться. Я потянулась к крану, думая, что ты захочешь пойти к ней, прежде чем она расплачется.

– Погоди, мы быстро, – возбужденно прошептал ты. Я послушалась. Голос Вайолет становился все более настойчивым, но ты не останавливался. Ты хотел меня больше, чем ее. С неприятным удивлением я обнаружила, что эта мысль меня заводит. Я прислушивалась к шуму воды, ожидая услышать отчаянныый плач дочери. Мне нравилось воображать, что ты ее игнорируешь, точно так же, как делала я. Мы кончили одновременно.

Ты выключил воду. Вайолет молчала, как будто знала, что ты скоро придешь. Ты швырнул мне полотенце, словно однокласснику в раздевалке; раньше тебе нравилось неторопливо вытирать меня насухо, это был наш ритуал. Снизу донесся тихий голос нашей дочери – бессмысленная мешанина звуков. Я представила, как она лежит на спине, задрав ножки. Ты обернул полотенце вокруг бедер, поцеловал меня в голое плечо и отправился к ней.

Пока я убирала остатки завтрака, ты приготовил нам горячие бутерброды с сыром, что-то напевая себе под нос. Вайолет сидела в высоком стуле, дрыгала ножками и раз за разом повторяла в ожидании твоего одобрения: Мама, мама.

1968

Этта не всегда была непредсказуемой. Временами она выглядела и вела себя, как полагается матери. Чувствовалось, что для нее это непросто: когда кто-то из соседских мамочек заходил поздороваться или Сесилия просила заплести ей косу, у Этты начинали дрожать руки. Никто ее не осуждал: на самом деле все уже давно сдались, тем не менее она не оставляла попыток вести себя нормально. Иногда у нее получалось, иногда нет, но Сесилия все равно тянулась к ней.

Когда Сесилия была в шестом классе, в школе устроили бал. Ей нечего было надеть – они не ходили в церковь и не приглашали гостей. Сесилия не особенно интересовалась нарядами, однако Этта пообещала сшить для нее красивое платье. Девочка не нашлась что сказать: мать никогда ничего для нее не шила. На следующий день Этта вернулась из магазина тканей и позвала:

– Сесилия, иди-ка взгляни!

Она разложила на кровати выкройки и несколько ярдов темно-желтого хлопка. Сесилия стояла неподвижно, пока Этта измеряла ее худощавую фигуру, столь непохожую на ее собственную. Материнские руки скользили по внутренним сторонам бедер, по тонкой талии, по плечам, но девочке казалось, будто к ней прикасается кто-то чужой. Этта записала мерки на салфетке и объявила, что платье получится сногсшибательным.

В чулане пылилась старая швейная машинка, оставшаяся еще от прежних владельцев. Этта поставила ее на кухню и пять ночей шила платье. Пять ночей стрекот старого механизма не давал Сесилии спать. По утрам весь стол был завален булавками и лоскутками. Этта спускалась вниз, прикладывала платье к Сесилии, окидывала ткань мутным взором. У нее в кои-то веки появилась цель, а в душе стало меньше места для гнева и скорби.

Рано утром в день бала Этта явилась к Сесилии в комнату с готовым платьем. Ворот и рукава были отделаны шелком, плиссированные складки на подоле идеально отутюжены.

– Ну, как тебе?

– Очень красиво, – от чистого сердца похвалила Сесилия. Это была самая прекрасная вещь, которой ей довелось обладать, и единственная, которую кто-то сделал для нее своими руками. Она представила, как войдет в класс и все девчонки будут завидовать ее наряду.

Сесилия сняла ночную рубашку. Молния у платья оказалась тугой, грубые швы царапали кожу. Ей удалось натянуть платье лишь до талии. Девочка подергала ткань, попыталась подтянуть повыше. Ничего не вышло.

– Надень рукава.

Сесилия согнулась, просунула руки в рукава и попыталась выпрямиться. Послышался звук рвущейся ткани.

– Иди-ка сюда. – Этта принялась втискивать дочь в платье, словно куклу. Безуспешно. Тогда она попробовала надеть платье ей через голову. Сесилия позволяла вертеть и крутить себя как угодно. По лбу Этты текли капли пота, лицо побагровело. Девочка зажмурилась.

Наконец Этта сдалась.

– Ты все равно пойдешь на бал в этом платье.

У Сесилии упало сердце.

Пятнадцать минут спустя она вышла на кухню в своих обычных бежевых брюках и голубой водолазке.

– Возвращайся к себе и надень платье.

– Ты же видела, оно мне не по размеру.

– Еще как по размеру. Поднимайся наверх. Сейчас же.

Сесилия помедлила, не зная, что делать дальше.

– НЕМЕДЛЕННО.

Девочка чувствовала на себе тяжелое дыхание Этты. Она прислушалась, надеясь, что Генри услышит шум и спустится к ним.

– НЕМЕДЛЕННО!

Впервые в жизни Сесилия поняла, что у нее есть власть над матерью. Она может разозлить ее, заставить сорваться. Разумнее всего было бы подняться в комнату и снова попытаться натянуть платье, но ей хотелось узнать, что будет, если она не подчинится.

– СЕСИЛИЯ, ЖИВО!

Этта вся тряслась и кричала: «Живо! Живо!» В ней клокотала ярость. Когда она поняла, что крик больше не действует, на ее лице появилось замешательство.

Много лет спустя Сесилия почувствовала то же самое.

Появился Генри. Он успокоил жену, та налила ему кофе. Сесилия убежала в школу без платья.

Вечером она не приходила домой до темноты, ожидая возвращения отчима. Этта даже не взглянула на нее. Поднявшись в комнату, Сесилия обнаружила, что платье исчезло. Несколько минут спустя Этта зашла к ней с желтым свертком в руках. Она села к Сесилии на кровать и развернула платье: ей пришлось распороть швы и вшить дополнительные полосы ткани. Получилось криво, но она старалась.

– Пригодится для следующего бала.

Сесилия провела пальцами по шелковому канту и обняла мать. Этта вся застыла в ее объятиях.

Несколько месяцев спустя Сесилия надела платье на праздник в честь окончания учебного года. Она смущенно сидела в углу спортивного зала, пытаясь казаться незаметной. Вернувшись домой, Сесилия не стала переодеваться. Ни ее мать, ни Генри ни словом не обмолвились о ее наряде. Больше она это платье не надевала.

Глава 21

Праздник был больше для нас, чем для нее. Целый год родительства. Я заказала огромный букет из воздушных шариков пастельных тонов с центральным шариком из фольги в виде единицы, купила бумажные тарелки с зубчатыми краями и пластиковые соломинки в горошек. Твоя мама подарила Вайолет сливочно-желтую хлопковую кофточку и колготки с рюшами на попке. Наша дочь, как утенок, ковыляла по гостиной, что-то лепетала своим гостям, пуская пузыри. За ней, похрустывая коленями, на полусогнутых ногах семенил твой папа, записывая на камеру каждый ее шаг.

Я заказала торт в пекарне, куда часто заходила с Вайолет после прогулок. С ванильной глазурью и радужной посыпкой. Когда я выложила его на поднос, она взвизгнула и захлопала в ладоши, не сводя восхищенного взгляда с огонька свечи.

– Здолово! – сказала она, четче некуда.

– Я все снял! – воскликнул любящий дедушка, торжествующе демонстрируя нам цифровую камеру. Твоя мама бросилась к Вайолет с поцелуями, а твоя сестра, которую мы почти не видели, но которая пролетела пять часов на самолете, чтобы попасть на праздник, зашуршала оберточной бумагой, чтобы ее развеселить. Грейс, пришедшая с бутылкой текилы, резала и накладывала торт. Мы с тобой смотрели на них, сидя в кресле: я устроилась у тебя на коленях, ты обхватил меня обеими руками.

– Мы справились, – прошептал ты и ткнулся носом мне в шею. Я кивнула и сделала глоток пива из твоей бутылки. Вайолет, похожая на перемазанного глазурью ангелочка, восседала в детском стуле, ее окружали восторженные поклонники. Ты снова ткнулся в меня носом. Я сделала еще один глоток и заставила тебя встать.

– Давай сделаем семейное фото.

Мы встали у окна, я взяла Вайолет на руки. Она вела себя на удивление спокойно. Я притянула ее ближе и поцеловала в липкую щеку. Мы улыбнулись; щелкнула вспышка. Ты закрякал по-утиному, она захихикала. Я подняла ее над головой, и мы втроем рассмеялись. Как нормальная счастливая семья.

Глава 22

Вскоре после дня рождения Вайолет снова перестала спать по ночам.

Обычно ты не слышал, как она просыпалась, а у меня глаза открывались за несколько секунд до ее пробуждения. То, что мы с ней по-прежнему одно целое, приводило меня в отчаяние. Каждые два часа она требовала бутылочку. Через несколько недель я поставила шесть полных бутылочек прямо у нее в колыбели, надеясь, что она сама возьмет, если захочет. Она ни разу к ним ни притронулась.

Не могу больше, думала я каждый раз, когда она будила меня среди ночи. Я этого не вынесу.

Я открывала дверь в детскую, совала ей в руку бутылочку и уходила.

– Разве молоко за ночь не скисает? Это не опасно? – спросил ты, когда узнал, что я делаю.

– Понятия не имею. – Может, и опасно, но меня это не волновало. Мне просто нужно было, чтобы она наелась и уснула.

Так продолжалось несколько месяцев. Я совершенно обессилела. С самого утра меня мучили головные боли, я не могла связно думать. Из-за беспричинного страха я избегала общаться с другими людьми. Мне не хотелось видеть ни тебя, ни Вайолет. Меня бесило, что ты безмятежно спишь, когда я ночью возвращаюсь в постель. Иногда я нарочно дергала одеяло, надеясь, что ты проснешься.

Я выступила с идеей отдать Вайолет в ясли на несколько дней в неделю. Еще до ее рождения ты высказывался против яслей. Твоя мама растила тебя с сестрой дома до школы, и ты желал своим детям того же. Я соглашалась, искренне и бездумно. Да, я буду действовать как идеальная мать.

Но теперь мое терпение кончилось.

Я нашла неплохие ясли в трех кварталах от нас – осенью там как раз должно появиться свободное место. В Интернете о них только восторженные отзывы, к тому же внутри всюду развешаны камеры, транслирующие в режиме онлайн. Честно говоря, мне всегда было грустно видеть ясельных ребятишек, сидящих в этих длинных колясках, словно яйца в упаковке, когда их везут на прогулку. Зато, по результатам исследований, такие дети более социализированы, стимулированы, физически и психически развиты и так далее, и тому подобное. Каждый раз, натыкаясь на статью про детские сады, я пересылала ее тебе. За ужином я осторожно заводила разговор, подтверждающий внутренний конфликт, который ты так хотел во мне видеть. Может, стоит подтолкнуть Вайолет к дальнейшему развитию? Наверное, уже пора? Пожалуй, все-таки лучше не дома, в смысле, наладить сон и режим? Я старалась выглядеть взволнованной, неуверенной, но мы оба понимали, какой ответ мне нужен.